Гости из будущего. Дилогия. Часть первая. Коридор времени

Владимир А. Паутов

Руководство гитлеровской Германии на всём протяжении существования Третьего рейха всегда уделяло самое пристальное внимание эзотерическим знаниям, щедро финансируя данную отрасль знаний. Гитлер своей главной задачей считал установление контактов с внеземными цивилизациями и поиск артефактов, обладание которыми могло бы кардинально изменить ход всей мировой истории.

Глава третья

рассказывает о том, как во время съёмок можно сделать удивительную находку и даже услышать легенду о «живой земле».

* * *

Первый съёмочный день начался для нас не только со скандала с начальником охраны режиссёра, но и с небольшого происшествия. Сокольников потерял свои уникальные эксклюзивные «Командирские» часы, сделанные по спецзаказу в двух экземплярах. Их в 91-ом году прошлого века вручил мне и Димке лично начальник Главного разведывательного управления генерал-полковник Корабелов. Мы искали пропажу часа два, но наши усилия оказались тщетными. Хронометр словно в воду канул. Сокольников, конечно, очень сокрушался по этому поводу, да и мне было искренне жаль, ведь эти часы были дороги каждому из нас как память.

— Может, браслет порвался? — задавал сам себе вопрос мой друг и тут же давал на него отрицательный ответ, — но не мог он порваться, не мог!

— А ты их не снимал?

— Зачем мне их было снимать? Ничего не понимаю! Просто фантасмагория какая-то! — продолжал сокрушаться Сокольников по поводу потерявшихся часов.

— Давай ещё раз внимательно посмотрим! — предложил я. Мы только собирались тщательно облазить окоп, как нас позвали на съёмочную площадку. Поиски нам пришлось свернуть.

Не побоюсь повториться, но организаторским способностям режиссёра Зеркалович-Романовского можно было восхищаться. Всё кругом вертелось и крутилось. Каждый член съёмочной группы чётко знал своё дело. Мы внимательно и с большим интересом наблюдали за работой киношников, ожидая, когда нам предложат начать проконсультировать. Однако ни ко мне, ни к моему другу никто не подходил и ни о чём не спрашивал. Мы уже расстроились, что нам придётся добросовестно отсиживать на съёмочной площадке весь день, но…

Рядом с киносъёмочной площадкой находилась довольно большая деревня, жители которой с большим удовольствием принимали самое активное участие в массовках. Вот и мы, чтобы попусту не терять время и не бездельничать, решили «засветиться» в кадре в каком-нибудь эпизоде, если, конечно, фортуна решит повернуться к нам лицом.

Надев форму рядовых красноармейцев, мы вместе с другими статистами стали укрываться от налётов немецких самолётов, которые «бомбили» нашу переправу через Березину.

Было около шести вечера, когда режиссёр по мегафону дал команду: «Отбой! Всем спасибо! До завтра!». Вот так закончился наш первый трудовой день в качестве консультантов.

Измаявшиеся актёры, осветители, рабочие и все сотрудники съёмочной группы погрузились в автобусы и уехали в Бобруйск, в гостиницу, чтобы отдохнуть, принять холодный душ, смыть с себя пот, грязь, пыль и усталость, накопившуюся за день. Мы же решили остаться на площадке вместе с охранниками. Ночевать под открытым небом не было для нас экзотикой, а вполне обычным делом, да и на свежем воздухе спалось крепче, нежели в душном номере городской гостиницы, когда ночью было также жарко, как и днём. Во время съёмок одной из сцен я и Сокольников познакомились с местным пареньком. Разговорились. А когда он узнал, что мы не просто консультанты фильма, но и бывшие военные, то пригласил нас к себе на постой.

— А чего вам в город-то мотаться или на земле спать? Расстелем одеяло на сеновале, подушки у матери найдутся, ночи стоят тёплые. Если помыться пожелаете, то вместо душа — река, вон, рядом, — кивнул мальчуган в сторону Березины, — а то могу и баньку натопить, как захотите. Молоко парное, огурчики, помидорчики свежие, сало, хлеб. Пойдём ко мне! — уговаривал нас парень. Делал он это так искренне, что мы не в силах были ему отказать.

Уже поздним вечером после баньки, растомлённые от «лёгкого» пара, разморённые от берёзового веника и сбросившие дневную усталость, мы уселись на веранде вечерять. Хозяйка, красивая женщина лет сорока, расстаралась так, будто принимала самых дорогих ей гостей. Стол буквально ломился от всякой домашней снеди. Это было не удивительно, так как за время службы нам много раз приходилось бывать в Белоруссии и всегда нас встречали как родных. Белорусы, пережившие страшную войну и долгую фашистскую оккупацию, не просто уважали солдат и офицеров, они их обожали и любили. Слишком уж великие мучения претерпели жители Белой Руси от фашистов, да и потери для этого немногочисленного народа во время войны были чрезвычайно большими — каждый четвёртый белорус лёг в землю.

— Наливайте, ешьте-пейте гости дорогие, не стесняйтесь! — угощала нас хлебосольная хозяйка, — закусывайте, чувствуйте себя как дома!

— Спасибо, Мария! — ответил Сокольников.

— А хозяин где же? Может, подождём? — поинтересовался я у хозяйки.

— Долго ждать придётся, да только не дождёмся! Погиб мой муж! В Афганистане погиб перед самым выводом. Я ведь замуж рано вышла, сразу после школы. Сама-то я не местная, а рязанская. Вот в Рязани с ним и познакомилась. Он десантное училище там закончил. Год всего вместе пожить и успели. Мне ещё и девятнадцати не исполнилось, когда я вдовой стала. Алёшке тогда три месяца всего было. Мой муж родом был отсюда, родители его здесь живут, похоронен он на местном деревенском погосте, куда же я от него теперь?

— Простите, Маша! Простите, не знал! — извинился я.

— Тогда давайте помянем его и всех тех, кто погиб, честно выполняя свой солдатский долг! — тихо проговорил Димка, наполнил всем рюмки, поднялся и, молча, выпил.

— Вам там тоже довелось побывать? — спросила хозяйка.

— Нам много, где довелось побывать! — грустно улыбнулся Сокольников.

Вначале беседа за столом не клеилась, какие-то общие слова да дежурные фразы, но вино сделало своё дело. Постепенно разговор наладился и вскоре переключился на весьма злободневную тему, которая сейчас активно обсуждалась жителями всех близлежащих деревень и сёл. Конечно, этой важной темой был фильм о войне.

К нашему удивлению отношение местных жителей к сюжету фильма было довольно критичное. Большинству из них не совсем нравилось, как мэтр российского кино интерпретировал ход боевых действий и поведение главного героя фильма, что-то смущало их, когда комдив Мартов, роль которого исполнял сам режиссёр, допускал резкие выражения в отношении Сталина. Простых людей, переживших войну, трудно переубедить в той реальности, которую они видели своими глазами, а не понаслышке. Белорусы — народ мудрый, много испытавший, и именно поэтому они сразу же почувствовали какую-то фальшь и неискренность в поведении Зеркалович-Романовского-Мартова. Мы засиделись далеко за полночь, обсудив все проблемы и темы, начиная от кинематографических и заканчивая, как это принято в наших компаниях, насущными политическими вопросами. Можно было бы посидеть и ещё, но всё хорошее когда-то заканчивается.

Я поблагодарил хозяйку за её гостеприимство, и мы отправились на сеновал, где мне и Димке уже было подготовлено шикарное спальное место. Однако выспаться в ту ночь нам так и не пришлось.

Закончив долгий ужин, мы вышли во двор, посидеть и покурить перед тем, как отойти ко сну. Ночь приближалась к своему исходу. Уже пропели третьи петухи. Небо постепенно начало терять свою ночную темноту, приобретая серый предрассветный цвет. Померк блеск звёзд, и большинство из них уже невозможно было увидеть. Стояла необыкновенная тишина, немного жуткая в своём безмолвии. Даже сверчки почему-то вдруг перестали стрекотать. От воды пахнуло свежим, чуть прохладным воздухом, и в этот миг неожиданно мёртвую тишину разорвал странный звук, похожий то ли на тяжёлый стон раненого, то ли на его последний предсмертный вздох. Мне даже на мгновение показалось, что это сама земля выдохнула из себя накопившиеся переживания и усталость. А, может, обиду?

От реки поднимался белый вязкий туман. Он большими рваными хлопьями медленно надвигался на нас. Внезапно воздух передо мной сгустился и приобрёл консистенцию непонятной субстанции похожей то ли на кисель, то ли на расплавленный свинец. В этом непонятной образовании я вдруг увидел себя как бы со стороны в глухом лесу, возле небольшой избушки-зимовья. В правой руке у меня был немецкий автомат, а левой я крепко прижимал к себе плачущего мальчугана, худенькое тело которого вздрагивало от рыданий. Это наваждение длилось буквально доли секунды. Я тряхнул головой, и видение также неожиданно, как и появилось, пропало, оставив на сердце необъяснимую тревогу от предчувствия какого-то грядущего и непонятного события. Сказать, что меня напугало это видение, я бы не рискнул, но и утверждать, что оно было реальностью, тоже не стал бы.

— Что это было, Саня? — еле слышно спросил Димка, прервав мои размышления. — Будто кто застонал от боли?

— Не знаю, Димыч, но похоже на то! — неуверенно ответил я своему другу.

— Правильно, сынки! — раздался позади нас голос. Мы мгновенно обернулись. Сзади стоял незнакомый старик. Он неслышно подошёл и, стоя за нашими спинами, слушал, о чём мы говорили. Незнакомец был высокого роста. Седой. С сильными жилистыми руками.

— Доброй ночи! Угостите табачком!

— Садись дедушка! Закуривай! Ты местный?

— Местный, местный я! Дедом Василием меня звали, а по отцу Петровичем!

— Что значит, звали? — удивился Сокольников.

— Да это я так! Слышу, про землю нашу говорите!

— Говорим, дедушка! Вроде как плачет земля? — ответил я.

— Правильно говорите! Это земля наша от боли стонет. Терпит — терпит, как человек, скажем, зубную боль. А потом, когда далее терпеть мочи нет, заскрипит, заплачет, чтобы легче, ей родимой, стало, — тихо проговорил старик.

— Что за боль? Сказка какая-нибудь поди? — осторожно поинтересовался Сокольников.

— Какая там сказка? Живая здесь земля!

— Что значит живая? — не удержался я от вопроса.

— Так ведь во время войны бои здесь были жестокие и кровавые. Наши войска по Березине от Бобруйска и до Борисова оборону держали. Немцев они здорово потрепали, но и нашим солдатикам досталось. Полили землицу они своей кровушкой, ой как обильно. Многие из них так и остались лежать здесь незахороненными. Кое-кого местные жители, конечно, смогли похоронить, но для большинства могилой стал окоп, кому-то досталась траншея, а кому-то — блиндаж. Вот и приходят сейчас их души, не упокоенные, сюда, чтобы не пропустить чёрные силы в наш мир. До сих пор воюют солдатики наши там, — Василий Петрович поднял глаза куда-то вверх, указывая, где сейчас сражаются с противником наши павшие несколько десятилетий назад бойцы.

— Интересная легенда!

— Не легенда это, ребятки, не легенда! В этих местах иногда такие чудеса происходят, что поверить в них невозможно.

— Например.

— Ну, человек, скажем, может получить известие из прошлого от самого себя, или из будущего, кому как повезёт.

— Да ладно, тебе, Петрович! — усмехнулся Димка.

— Думаете, дед выпил лишку и теперь спьяну вам тут лапшу на уши вешает? Нет, ребятки, это очень серьёзно. Именно в июле, то есть с той самой поры, когда здесь самые кровопролитные бои шли, каждый год теперь земля наша начинает стонать от боли. Она как бы предупреждает, чтобы не волновали души погибших. Вот тогда надо быть очень осторожным, а то можно попасть в очень необычную ситуацию.

— Что за ситуация, дедуля?

— Ну, вроде испытания для человека, его стойкости, духа, силы воли, то есть как проверка его на прочность.

— Какое испытание, Петрович? Говори ты толком…, — мы почти до восхода солнца расспрашивали нашего рассказчика о местном чуде, но так и не поняли, в чём же состоит суть этого испытания. Хотя, может, старик нам просто не смог чётко и доходчиво разъяснить сущность происходящего в этих местах необычного явления, а, может, причина нашей непонятливости была более банальна, и заключалась она в количестве выпитой нами Марьиной настойки на травах? Не знаю! Сейчас я даже и не возьмусь об этом судить, так как детали тех наших посиделок уже невозможно вспомнить. Хотя перед тем, как уйти, Петрович как-то невзначай сказал мне напоследок довольно странную фразу: «Вижу, ты уже побывал там?»

— Где там, Петрович?

— Так ежели расскажу, то всё равно не поверите! А вот держи на память от меня! — сказал старик и протянул мне какую-то вещицу.

— Что это?

— Реликвия! — после этого Петрович встал и, пожелав нам всего хорошего, и, шаркая ногами, направился к своему дому, темневшему недалеко от того места, где мы сидели. Только, когда окончательно рассвело я смог рассмотреть старикову реликвию. К моему большому удивлению, это были «Командирские» часы. Я почему-то машинально бросил взгляд на правую руку. Мои были на месте.

— Твои! — уверенно сказал я и протянул часы Сокольникову, который несколько растеряно взял их из моих рук. Он рассматривал часы так, как будто видел впервые.

— Твои часы, твои! Мои вот! — я вытянул правую руку и продемонстрировал свои «Командирские» Димке.

— Мои-то мои, — чуть обескуражено ответил Сокольников, — да не совсем. У меня как новенькие были, а этим…

Я взял у Димки часы и внимательно начал их изучать. Действительно, они выглядели довольно изношенными, позолота на корпусе основательно истёрлась, кварцевое стекло было сильно поцарапано.

— Где их Петрович нашёл? Ну не могли же они так износиться за те несколько часов, что я их потерял? — задумчиво рассуждал сам с собой мой друг.