Маленькая девочка. Обретение семьи

Владарг Дельсат, 2023

Жизнь сироты непроста. Особенно если в дополнение к этому имеются непростые заболевания. Девочке приходится пройти непростой путь от обвинений в симуляции до избиений. Смерть в такой ситуации, кажется избавлением. Но для нее это лишь начало. Жизнь продолжается в новом теле, с казалось бы старыми проблемами. Вот только рядом новые люди, новая семья, которая кажется воспринимает ее не так, как люди и с прошлого. И даже есть "жених", как девочка называет своего приемного брата.Сможет ли Марьяна быть счастливой в новой жизни? Ведь она вновь больна… А значит столкнётся с тем же отношением. Или же нет?

Жених

Мы приехали не на кладбище, а в какой-то дом. Там нас встретила женщина, но не такая, как та, что приходила в палату, а совсем другая. Она была доброй. Сказала, что зовут ее тетя Эльза, но я могу называть… мамой. Я опять плакала, потому что у меня появилась мама, настоящая, представляете? А тот, которого я назвала смертью, оказался папой. А кудрявого мальчика звали Германом. Я совершенно точно попала в сказку, потому что такого со мной произойти не могло.

— Хочешь, мы тебя удочерим? — спросил новый папа.

— А можно не удочерять? — поинтересовалась я и сразу же объяснила. — Ну как бы понарошку, я тогда буду представлять, что Герман мой жених и у меня будет будущее.

Папа улыбнулся, а мальчик — он тоже слышал, что я сказала, — кажется, хотел заплакать.

— Тебе нужен жених для будущего? — заулыбалась мама.

— Ну, если есть жених, — рассказала я свои мысли, — тогда когда-нибудь будет семья… Я знаю, что все равно умру, но просто понарошку, можно?

Мама заплакала и разрешила, а Герман обнял меня и рассказывал, какая я хорошая. Стало так тепло-тепло, что прямо невозможно как. У меня совсем не было слов, а только слезы. В этот день я много плакала, больше, чем, кажется, за всю жизнь.

За обедом оказалось, что силы воли у меня мало и от боли льются слезы. Папа меня даже наругал немножко.

— Нельзя терпеть боль, — сказал он, погладив меня. — Если больно, нужно сказать.

Я была готова к тому, что папа ремешок возьмет, а он гладил и ругал так мягко, что опять хотелось плакать.

— А ты меня психиатру не отдашь? — спросила я, потому что… ну… — Не надо психиатру, пожалуйста.

— Бедный ребенок, — обняла меня мама. — Что же ты пережила…

— Никто тебя не отдаст никакому психиатру.

Я заметила, что от этого слова Герман сильно побледнел. Наверное, он тоже боялся того обманщика. А папа рассказывал, что он поможет сделать так, чтобы не болело. И я поверила, конечно. А Герман взял ложку из моих дрожавших от боли рук и начал меня кормить, как маленькую. Есть не хотелось, но я же послушная…

— Давай еще немножко покушаем, — сказал мне мальчик. — А потом будешь отдыхать, а я пока уроки сделаю.

— А можно и я с тобой? — попросила я, как могла жалобно, и мой «жених» согласился.

Герман совсем не возражал против того, чтобы быть женихом. Я его даже спросила почему, а он ответил:

— Ты чудо. — И погладил по голове так ласково, что я зажмурилась от удовольствия.

Ой, забыла! Оказалось, что мне десять лет и до страшной академии еще почти год. А в зеркале я не похожа на Марьяну, вот совсем. Значит, точно умерла и стала новой. В книжках писали про такое, не помню, как называется. А академия в книжке была, ну я и подумала, что, если фамилии такие же, значит я в книжке, правильно?

Герман сел за уроки, а я подкатилась поближе, чтобы не мешать, но тоже что-то делать. Он положил передо мной книжку по истории и строго-настрого наказал ему не мешать. Поэтому я читала историю и не мешала, вообразив себе, что если я ему помешаю, то он сильно расстроится, а расстраивать своего «жениха», пусть даже и понарошку, но все равно не хотелось. Герман решал пример и расстраивался, потому что что-то не получалось. Заглянув в тетрадку, я почти сразу увидела, что в самом начале он минус на плюс перепутал. У меня тоже так бывало, поэтому я и увидела. Я сидела и мучилась, Герман тоже мучился, поэтому я и не выдержала.

— Герман, — тихо позвала я его и потрогала за рукав. — Можно я тебе немножко помешаю, а ты меня за это побьешь?

— Ох… — Сначала мальчик рассердился, но потом, услышав, что я предлагаю, просто обнял и прижал к себе. — Котеночек ты мой. — Это было так нежно, что я всхлипнула. — Что случилось у моей хорошей?

Герман был как будто намного старше меня, мудрый, такой добрый и ласковый… Я просто не могла не плакать.

— Ты тут минус с плюсом перепутал, — осторожно показала я и сразу же зажмурилась от страха.

— Спасибо, котеночек, — мягко поблагодарил меня мальчик и погладил, отчего глаза сами открылись. Почему-то он совсем на меня не сердился, несмотря на то что я ему помешала.

А потом он быстро доделал уроки и начал спрашивать меня по истории — ну, то, что я прочитала. Где-то в середине стало почему-то страшно, а Герман это как-то почувствовал и прекратил спрашивать, хотя я ожидала, что он начнет меня ругать, потому что я половину забыла. Но мой «жених» как-то обо всем догадался, отложил книжку и принялся меня обнимать, а потом уложил в постель и хотел уйти, но я посмотрела так жалобно-жалобно, что он остался.

* * *

За ужином я опять не могла поесть сама, меня Герман покормил, а папа почему-то хмурился. Мне стало немного страшно. Если бы не памперс, то я, наверное, описалась бы, но новый папа все предусмотрел, и я просто… ну…. Папа сказал, что после ка-те-те-ра многие писаются и ничего страшного в этом нет, подгузник — это для того, чтобы мне было комфортно и я не плакала. Было так странно, оттого что кому-то есть до меня дело. Папа еще сказал, что он будет думать, как мне помочь, а я немножко боялась.

Когда я была Марьяной, меня наказывали по вечерам, поэтому и сегодня я без напоминания подъехала к папе и с трудом полезла на его колени животом, чтобы он мог меня наказать, ведь я очень провинилась.

Папа даже не понял, что я делаю. Он молчал и только придерживал меня руками, чтобы я не упала.

— Что ты делаешь, доченька? — спросила мама.

— Ну, я провинилась сегодня, — отдуваясь, объяснила я ей. — Значит, мне положен ремешок.

Оглянувшись, я увидела, какие большие глаза у Германа. Он сильно удивился, а почему, я не поняла.

— А как ты провинилась? — уточнила мама, что-то показав папе.

Тот поднял меня и уложил животом к себе на колени. Юбку я задрала сама, а трусики, ну, которые подгузник, сдвинуть не получилось.

— Ну, я отвлекла Германа, потом не смогла сама поесть и еще… — отвечала я все тише, потому что опять стало страшно. — Еще не все ответила…

— Герман? — позвала мама.

— Рие мне с примером помогла. А то, что не все запомнила по истории, так и не ожидал никто, — пояснил «жених».

Он как-то сразу начал меня называть «Рие», а не «Габриела», а я не против, потому что звучало это очень нежно. Что Герман делал сейчас, мне было не видно.

— Доченька, ты хочешь, чтобы тебя наказали? — наконец подал голос папа и погладил меня по спине. — Или просто думаешь, что все равно накажут?

— Когда наказывают, мне легче дышать и не так страшно, — призналась я, сжавшись. Ну, а вдруг прогонит?

— А боишься ты боли?

Папа, конечно, почувствовал, что я сжимаюсь, поэтому еще и по голове погладил.

— Что прогонят, — тихо ответила я.

Жалко, что в такой позе мне не были видны их лица.

Тут папа пересадил меня обратно в кресло. Он поднялся и куда-то ушел, а потом вернулся со стетоскопом — это такой аппарат с двумя трубками, которым грудь слушают.

— Тебя никто никогда не прогонит, — строго произнесла мама. — Ты наша доченька навсегда, запомнила?

— Да, — кивнула я, отчего в глазах немного потемнело. — А по попе?

— А по попе ты не заслужила еще, — задумчиво пробормотал папа, что-то слушая. — Вот кажется мне, это рестрикция³, но откуда?

— От анамнеза⁴ зависит, — непонятно сказала мама.

Она поднялась, подошла ко мне, присела на корточки и обняла. Мне стало так тепло, что я совсем расслабилась.

— Ты не знаешь, где жила?

— Точно не знаю, но, кажется, в кладовке, — ответила я то, что читала в книгах, когда была Марьяной.

Мама сделала большие глаза, а Герман уже и вовсе напоминал сову. Он смотрел на меня даже не моргая, а потом кинулся обнимать, обещая, что никто и никогда меня больше не тронет.

Папа куда-то уехал, потом вернулся с большим синим цилиндром. Оказалось, что это медицинский кислород. Мне на лицо надели маску, и дышать сразу стало очень легко, а папа просто вздохнул. А на мой палец нацепили такую… прищепку⁵. Она светилась красным, и папа смотрел в экран небольшого прибора и гладил себя по голове. Потом мама со мной долго разговаривала, все расспрашивала меня, почему я думаю, что умру. Ну я и рассказала все, что знала. Потом меня помыли и уложили спать, прямо с маской, прищепкой и прибором. Было немного жалко расставаться с Германом, но, может быть, я завтра проснусь?

Я спала, смотрела какие-то совершенно волшебные сны и впервые не хотела умирать. Я видела, как уже большой Герман надевает мне на палец колечко, называя любимой. Жалко, что это только сон…

Примечания

3

Нарушение расширения легких на вдохе.

4

Анамнез — история болезни или/и жизни.

5

Сенсор пульсоксиметра — прибор для наблюдения за показателями пульса и насыщения крови кислородом.