Драконы Лондона

Витамина Мятная, 2019

Попав в иной мир, я угодила в лапы порочного мерзавца, задолжав за спасение жизни. Пока не выплачу долг, я его вещь, его игрушка. Я и рада была бы от него уйти, погасив полностью задолженность, но он по какой-то причине не хочет со мной расставаться, хоть и уверяет, что ненавидит меня всем сердцем. Признаться, я отвечаю ему пылкой взаимностью. Во всей этой ситуации есть какая-то тайна, видят местные боги, я разберусь, в чем тут дело!

Холодный ветер трепал мокрые волосы и забирался под тонкий махровый халат. Я шла, покачиваясь из стороны в сторону, крепко обняв себя руками. Булыжники мостовой леденили голые ступни.

Я сама не поняла, как оказалась здесь. Секунду назад была в своей квартире, распаренная, блаженно выползала из ванной, в следующий миг меня окатила волна холода и яростный порыв ветра.

Я оказалась в чужом городе.

Странная архитектура, викторианские одежды прохожих, кареты, запряженные лошадьми, шум и вонь улиц.

Все это разом ударило в меня, дезориентируя в пространстве.

Люди на улице шарахались. Дамы поджимали губы и брезгливо подбирали юбки, лишь бы не коснуться. Хотя одежда на мне была чистая, не чета подолам их платьев и плащей, измаранных в конском навозе и уличной грязи.

Меня гнали отовсюду, я пыталась заходить в магазины и лавки, подходила к прохожим на улице просила помощи.

Никто не помог. Я чувствовала себя всеми отверженным, загнанным животным, испуганным и вздрагивающим от каждого шороха.

Темнело, от реки постепенно поднимался туман. Улицы пустели.

Я вымоталась так, что забилась в один из проулков и, устало привалившись к стене, сползла по ней. Многочасовое блуждание по городу вконец доконало меня.

Вишенкой на торте моего невезения оказался липкий снег, вмиг покрывший все вокруг белым покрывалом.

В темноте переулка загорелись два красных глаза и послышалось клокочущее гортанное рычание, я осознала, что мне конец.

Без всяких сомнений, ко мне принюхивается крупный хищный зверь. Неудивительно, что с наступлением темноты улицы резко опустели.

К утру снег станет мне погребальным саваном, если от меня к тому времени хоть что-нибудь останется.

— Чтоб ты мной отравился! — пожелала я неизвестному зверю в последней отчаянной попытке выжить. Рычание тут же стихло, словно хищник и вправду поперхнулся.

Из темноты вместо животного шагнула человеческая фигура.

— Эй, нищенка! — На меня смотрел мужчина. Он стоял посреди узкого проулка и казался нездешним видением.

Дорогой костюм цвета ночи, лакированные, начищенные до блеска туфли и гофрированная манишка у белоснежной рубашки. Распахнутый плащ, незнакомец совершенно не чувствовал холода, с шеи денди небрежно свисал белый шарфик.

Призрак оперы, одним словом. Стоит в вызывающей позе, руки в карманы, и глаза его смотрят пристально, с интересом.

— Я не нищенка, — хриплым от простуды голосом ответила я. Стоило мне шевельнуться, с меня свалился небольшой снежный сугроб.

— А что, у тебя в кармане найдется горсть золотых? — Этот издевательский вопрос поставил меня в тупик.

— Нет, но… Я просто замерзла, потерялась и немножко голодная.

— Я тоже немножко голоден. — Как-то особо хищно ухмыляясь, произнес мужчина.

Мы рассматривали друг друга, и по презрительно скривленным губам я видела, что незнакомцу не нравится то, что он видит. Я его понимала, сейчас я и вправду выглядела кошмарнее любой нищенки.

— То есть ты не против, чтобы тебя согрели. И накормили? — подытожил неизвестный.

— Апчхи! — согласилась я и невоспитанно хлюпнула носом. У меня давно уже зуб на зуб не попадал, меня трясло, как в лихорадке. — Я буду благодарна за любую помощь, тепло и корку хлеба!

— Ты уверена, что хочешь принять помощь именно от меня? Видишь ли, меня в городе считают исчадием ада.

Я перестала чувствовать свои ноги и пальцы на руках. Дрожь уже не спасала от холода.

— Сейчас я приму помощь хоть от самого дьявола! — стуча зубами и мелко трясясь, ответила я.

— Я не дьявол, я только учусь!

Мужчина загоготал на всю улицу, его радостный смех спугнул редких вечерних прохожих.

Странное дело, после наступления темноты все прохожие спешат и буквально разбегаются по домам. А этот даже и не думает уходить с улицы.

Мужчина вел себя так, словно был хозяином ночи.

Без страха он подошел ближе. Задумчиво рассмотрел мою одежду, поцокал языком, потрогав влажные волосы, превратившиеся в жесткие сосульки. Что-то в его взгляде пугало. Была какая-то трудно определимая за маской легкомыслия жадность и даже вожделение. Так смотрит хищник на еду. Внезапно доступную еду, после года полного голода и лишений.

Но у меня от холода уже полностью отмерзло всякое чувство самосохранения. А скоро примерзнет и чувство собственного достоинства и я на коленях буду умолять его спасти мою жизнь!

— Пойдем, сообразим, чем тебя и как согреть. Обещаю, будет жарко! Ну так как, договор? — Незнакомец протянул мне руку для рукопожатия.

Возможно, я была в каком-то пограничном состоянии между обмороком и реальностью, но мне казалось, что эта широкая ладонь с крепкими пальцами залог моего спасения и жизни.

Я, как голодная кошка за огрызком сосиски на веревочке, послушно потянулась за рукой.

Сделав неимоверное усилие, поднялась на ноги, отодрав примерзший к земле край халата.

Был ли у меня выбор? Какой? Замерзнуть на улице до смерти, чтобы утром прохожие шарахались уже от моего окоченевшего трупа? А душа отлетела в мир иной?

Я сделала два отважных шага, протягивая свою руку к предложенной незнакомцем ладони, а в следующий миг мои окоченевшие ноги подкосились и я полетела прямо в подставленные объятья.

Наши ладони сомкнулись и в тот же миг, мужчина с диким хохотом подхватил меня на руки и закружил. Единственное, что я услышала, так это ехидное над ухом:

— СДЕЛКА! ТЕПЕРЬ ТЫ МОЯ!

* * *

Горячий мужской член уперся в… Увы, я не была особо опытной в вопросе отношений между мужчинами и женщинами, иначе бы никогда не доверилась незнакомцу, предпочтя умереть от холода. Однако о том факте, что я девственница, сейчас думала в последнюю очередь. Мне было страшно, потому что мужчина, овладевший мной, явно не был человеком.

Сознание вспыхнуло ярким, как ночной кошмар, пониманием — я голая, в постели со странным незнакомцем! И мне действительно жарко! Очень жарко, чертовки жарко! Я буквально горю в объятиях этого обманщика, лицемера и подлеца!

Руки, обещавшие подарить жизнь, нагло скользили по моему обнаженному телу. Какая подлость! Впрочем, кого я обманываю, он и в самом деле обещал только то, что согреет меня и мне будет жарко, а вовсе не спасение. Что он сейчас и делал своими наглыми, настырными ладонями.

Только вот я и вправду вся горела, будто в лихорадке. У меня кружилась голова от его присутствия и замирало дыхание от каждого прикосновения. Что за странная реакция?! Я же должна ненавидеть этого так легко обманувшего меня мерзавца всеми фибрами души, в особенности за коварную шутку начет согреть и покормить. Только вот не получалось.

Тело предательски трепетало от умелых ласк.

В чувство меня привела мысль: чтобы быть настолько опытным, нужно иметь много женщин. Какого-то лешего эта мысль заставила меня чуть ли не скрипеть зубами от досады? Скольких еще помимо меня он так же обманул? Может, я в лапах серийного убийцы?

Мысль была шокирующая.

Но все же не настолько отрезвляющая, чтобы голова перестала кружиться от терпкого запаха разгоряченного мужского тела. Которое без одежды выглядело мм… круче, чем у любой супермодели. Только вел себя этот хлыщ как последний неандерталец родом из каменных джунглей.

Странный мужчина зачерпывал в жадные ладони запах с горящей от прикосновений поверхности моего тела и вдыхал его, смаковал, пробовал на вкус, словно выпивал игристое вино.

Я замерла в припадке острого страха. Он говорил, что голоден? Психопат-каннибал?!

Волосы зашевелились на голове от ужаса. Нечто в этом серьезном, сосредоточенном на ласках мужчине пугало меня. Некая мрачная, потаенная сторона. Не видимая с первого взгляда, но всегда присутствующая, словно темная половина луны. Всегда с ним, всегда рядом.

А между тем коварно расчетливый и холоднокровно подлый незнакомец начинал загораться от одного трения со мной, от прикосновения наших тел, наших рук. Мужчина все сильнее и сильнее давил на меня. Руки его, сперва нерешительные, теперь вконец обнаглели и просто-напросто присваивали мое тело себе, покушаясь на мой разум и сознание.

А то, что я ощущала между ног, не было похоже на виденный мной однажды мужской орган. Общая форма схожа, но имелись отличия. Некие индивидуальные особенности, присущие только этому нечеловеческому незнакомцу. Цвет, форма, фактура. Его орган больше походил на хищное животное.

Были и другие странности. Такие, как искорки в глазах мужчины, светящийся в темноте взгляд и вертикальные зрачки. Незнакомец не являлся в полной мере человеком, только походил на него. Как эльфы походят на людей, но все же разительно отличаются.

Одна его мужественность, по форме больше похожая на клиновидную голову дракона, говорила о том, это этот индивид мутант или невероятная смесь человека и зверя.

От возбужденного мужчины даже пахло не по-человечески: это был запах опасности, будораживший кровь, заставлявший нервы натягиваться, как струны.

Очень хотелось взглянуть поподробнее на подрагивающий от нетерпения и щекочущий мои складочки орган, но я не смела даже пошевелиться. Казалось, вокруг возбужденного мужчины сгустились черные тучи.

Место, где мы были, и без того утопало во мраке, а сочащееся из всех пор мужчины, ежеминутно растущее недовольство и вовсе сгущало окружающий сумрак до непроглядной чернухи.

Казалось, сейчас незнакомец и сам был не рад тому факту, что затащил меня в постель.

Он метался словно в бреду, то припадая к груди, терзая нежную кожу ласками, то — к шее и ключицам, а то, недовольно отстраняясь, оглядывал свою добычу, явно выбирая кусок послаще.

А у меня мелькнула предательски трусливая мысль: «Разонравилась? Может, отпустит? Выгонит вон — замерзать на морозе — и не съест?»

Но красивый, как бог, и опасный, как дьявол, мужчина все еще нависал надо мной, глядя мне в лицо. Казалось, эта поза — глаза в глаза — придавала незнакомцу уверенности, и он вспоминал, для чего притащил меня в свое темное логово.

Но от смущения и ранее неведомых невероятных ощущений я не знала, куда деть свой взгляд.

Вся проблема была в том, что рано или поздно мне придется посмотреть на незнакомца. И хотя я желала, чтобы это произошло скорее поздно, чем рано, трусихой я больше быть не собиралась. Хватит с меня малодушия и нытья, напрасное это занятие — просить помощи и жалости в этом мире.

Глупость и без того привела меня в объятья чужака, да к тому же еще и не человека. Хоть мне и было до чертиков страшно, показывать я этого больше не хотела. Я спрячу свой страх глубоко-глубоко, и никто его никогда не увидит.

Собравшись с духом, посмотрела незнакомцу в глаза.

Прямо и с вызовом: если за тепло и крышу над головой он хочет взять подобную цену — мою невинность, — пусть подавится. Это лучше, чем погибать от холода! Умереть — значит струсить, отступить и перестать бороться. Но ни есть себя, ни унижать я не позволю! Пусть найдет жертву посговорчивее!

Я уже поняла, что этот мир, в котором я очутилась, жесток и не терпит слабости.

Пусть хотя бы имеет совесть посмотреть мне в глаза! Я, не церемонясь, схватила мужчину за длинные распущенные волосы, (природа зря израсходовала столько красоты на такого бездушного засранца) и повернула его лицо к себе.

Жить — это значит сделать осознанный выбор. Вот как сейчас, когда наши взгляды неожиданно встретились.

Мне показалось или я на секунду отразилась в его глазах?!

В следующий момент мужчина взревел и с яростью вонзился в меня. С ужасом и внезапной болью я почувствовала, как тонкая пленка рвется, а незнакомец до упора входит в меня, наполняя собой до краев.

Рыча и хрипя, они неистово вонзался в меня, крепко держа и не давая вырваться. Было нестерпимо больно, спасала только естественная защита, предусмотренная самой природой. Интимное место быстро засочилось влагой и потеряло чувствительность.

Но незнакомый мужчина не прекращал с неудержимой страстью вонзаться в меня. Казалось, ему этот процесс дается больнее, чем мне, такое несчастное выражение лица у него было.

Жар стал совершенно нестерпимым. Горела каждая клеточка кожи. Чтобы не провалиться в нахлынувшую горячку, застилающую глаза кроваво-красной пеленой, я цеплялась за единственное непоколебимое, что было в этом пылающем страстном аду — скользкие от пота, твердые плечи незнакомца. Я хваталась за них с упорством утопающего или с упорством того, кто наотрез отказывался тонуть, как бы к этому его ни толкали действия нечеловеческого дьявола-искусителя.

Сегодня незнакомый мужчина потеряет не одну полоску кожи со спины, но в шрамах от моих ногтей пусть винит только себя, свою сексуальную распущенность и никого больше!

Сладострастные мучения продолжались так долго, что я потеряла счет времени.

Исчезло все. Осталось только смутное осознание, что, оказывается, этим делом можно заниматься бесконечно разными способами, и во всех вариантах. Незнакомец оказался большим мастером.

Одно открытие сменялось другим, медленно перетекая в третье, и так до бесконечности. Без устали, без стыда, без смущения. Пока я, пресытившись играми, внезапно не осознала, что тону.

Простыни подо мной превратились в прохладный жидкий туман, засасывающий мое ослабевшее после сладостного напряжения тело.

* * *

Незнакомец стоял спиной ко мне, возле очага, опершись руками о каминную полку, свирепо глядя в огонь.

Мы были в крохотной, аляповато обставленной комнате.

— Вставай! Выметайся! — резкий злой приказ сквозь зубы, больше похожий на рык.

Но я смогла только сползти с кровати и упасть рядом. А хотелось бежать прочь, сверкая пятками, только меня и видели!

Вокруг валялись щепки и обрывки ткани.

Очнулась я от звериного рева и ругани на чужом незнакомом мне языке. Все те бесконечно долгие минуты, пока незнакомец крушил все вокруг, я прижималась лопатками к резной спинке кровати, прикрываясь, как щитом, подушкой. И время от времени ныряя за нее, когда в меня летели особо крупные осколки уничтожаемой обстановки комнаты.

Когда неадекватно-бешеный незнакомец расправился с вещами, он швырнул свечу в тут же вспыхнувший камин. Последней жертвой его необузданной ярости стали каминная полка и дарующий тепло огонь в очаге, который мужчина хотел испепелить своим диким от бешенства взглядом.

А я, замерев, постаралась превратиться в обстановку комнаты.

Единственное движение, которое я себе позволила, это зажать рукой саднящую рану на шее.

Но оказалось, что у незнакомца глаза на спине. Он невероятным образом уловил мое тайное движение.

В меня швырнули комком тряпок, прямо в лицо. Незнакомец обернулся и замер.

— Сию минуту сядь и не двигайся! — последовала очередная совершенно противоположная команда.

Я что, ему собачка? Сидеть? Лежать? Рядом? Во мне тоже уже закипала клокочущая ярость. Но я пока держалась, просто сил на взрыв не было. Я и встать-то не могла, так и сидела там, куда свалилась с кровати.

— Оденься и сотри кровь немедленно! — Незнакомец тяжело дышал, пытаясь взять себя в руки, даже с такого расстояния я слышала, как он скрипит зубами. Затачивает перед поеданием? Один раз он меня уже укусил во время секса. Скрипит зубами, предвкушая продолжение банкета?

Умру, но не дамся на зуб! Сама его искусаю!

Мужчина не понимал, чего хотел. То двигайся, то не двигайся, то оденься, то срывает с меня одежду. Я не знала, за что взяться.

Как могла завернулась в драную ткань и, не зная, как быть, приложила уголок свернутой простыни к саднившему месту. Когда шершавая ткань коснулась раненых складочек, я вздрогнула и зашипела от боли: интимное место нестерпимо щипало. Но вместе с болью к тайному местечку прилила кровь, с отголоском тянущего сладостного желания.

Я боялась даже пошевелиться, а между тем простыня пропитывалась кровью. Моей кровью.

Не знаю, сколько я так сидела, плотно стиснув колени, пока хлеставшая из меня кровь не остановилась, но это я поняла по поведению незнакомца.

Его плечи облегченно расслабились, а судорожно стиснутая каминная полка, расставшись с парой кусков, получила свободу. Незнакомец напрягался так, словно это ему было больно, а не мне, и это его тело кровоточило.

Мужчина перестал метаться по комнате и уже более спокойно дернул ноздрями, недовольно принюхиваясь. Ну как есть зверь! Дикий, неприрученный, яростно свободный!

Я же сидела ни жива ни мертва, боясь поднять взгляд. Больше всего хотелось исчезнуть, раствориться, стать такой же прозрачной, как воздух, лишь бы не ощущать эту неудержимую ярость, что сочилась из незнакомца. А после, когда я исчезну из его поля зрения, осторожно на четвереньках уползти прочь, забиться в какую-нибудь щель и просто порыдать, стараясь осознать, что произошло и как мне быть дальше.

Только сейчас, пока он здесь, нельзя показывать слабость. Как перед диким зверем. Ни единой эмоции, ни единой слезинки он не увидит!

— Нечего смотреть на меня глазами обиженной собаки! — недовольно рявкнул на меня бездушный мужчина. — И прекрати ныть. Ты прекрасно знала, на что шла.

Я и не ныла. Неужели у меня такое лицо или это чья-то совесть в ком-то проснулась? Быть такого не может!

— Я всего лишь сделал что хотел и за что заплатил! — Кажется, кошмарный мужчина оправдывается? Не верю своим ушам! Как бы то ни было, такому нет оправдания! — Ты не имеешь права жаловаться, сидя здесь в тепле вместо того, чтобы валяться на промозглой улице или мертвой плавать в реке вместе с кусками льда! — Незнакомец недовольно ходил перед камином из стороны в сторону.

И тут я не выдержала.

— Лучше уж плавать, целее была бы!

— Это вряд ли! — гаденько хмыкнул мужчина. — Файры обглодали бы твое лицо до костей за несколько часов, стоило им учуять твой запах, вот как сейчас я чую твой! — Явно больной мужчина резко метнулся и сделал вид, что хочет укусить меня, сверкнув в полумраке очередной особенностью: у него были длинные звериные клыки, как у вампира. Я в панике шарахнулась от ненормального, но мужчина поймал меня и прижал к стенке, буквально расплющив всем своим телом.

— Файры очень ненасытные твари, вечно голодные хищники, почти такие же, как… я! — Кошмарный мужчина схватил меня за лицо, заставляя смотреть в глаза, и больно сжал щеки. — Только они размером поменьше. Файры жрали бы твои губы… — Очередной укус, но только настоящий. Мужчина прикусил мою нижнюю губу. — Глаза! — Меня цапнули за бровь. — Уши! — Я была укушена и за это место, после чего забилась в истерике, вжимаясь в стену. Но незнакомец держал крепко.

— Вот видишь, я же говорил, что тебе это не понравится. Голод истинного хищника не та вещь, с которой может справиться такая, как ты. Всего лишь пища, чтобы услаждать таких, как мы! — Я поперхнулась от такой наглости! Да за кого он меня принимает? Но, кажется, мужчине было плевать на мою реакцию, он продолжал, ничего не замечая: — Глядя на тебя, загнанную в угол и прижатую к стенке, я начинаю вновь испытывать зверский голод. А кровь уже не идет… — Мужчина, нависавший надо мной, опрометчиво наклонился. Я попыталась выцарапать этому наглецу глаза, но только чиркнула мизинцем по щеке. Слишком быстро этот псих отдернул голову, обычные люди так не двигаются! Не успела я совершить еще одну попытку незнокомцавредительства, как мои руки были перехвачены одной левой и задраны над головой. Гаденько улыбаясь, этот нечеловеческий псих продемонстрировал мне свое превосходство. Но оскорбленная гнусным высказыванием, я уже не могла остановиться.

Унижать себя я не позволю и на роль вещи, которой пользуются по первому желанию, не согласна! Психопат он или нет, вампир, зверь-оборотень или нечто другое, живущее в этом мире — неважно!

— Я не жертва… — сквозь зубы прорычала я. Не знаю почему, но стоило показать характер как незнакомец еще больше разъярился.

— Что? — недопонял местный подонок.

— Я не добыча и не чья-то еда! — Ярость во мне клокотала и рвалась наружу. — Я не вещь! — И с этим яростным криком я отважилась на последнее доступное мне сопротивление. Молниеносно мотнув головой, вцепилась в плечо своего обидчика, хотя метила в щеку, и вгрызлась зубами.

Дичайший вопль сотряс люстру под потолком и заставил мою душу уйти в пятки от страха. То, что я испытывала до этого, было так, всего лишь легкая нервозность. На самом деле я испугалась сейчас.

Незнакомец рухнул, словно пораженный невидимым ударом, утягивая меня за собой. Вместе мы повалились на пол. Я поверх него.

Мужчина орал, будто его режут, выгнувшись дугой, он скинул меня с себя. Складывалось впечатление, что его, помимо всего прочего, еще и бьет током, так сильно сокращались его мускулы и дрожало натянутое как струна тело.

Может, человеческий укус смертелен для подобных нелюдей? Но я едва прокусила кожу!

А тем временем незнакомец менялся прямо на глазах, заставляя волосы на моей голове шевелиться от ужаса.

Лицо мужчины потемнело. Вокруг глаз, бороздя кожу, поползли чернильные разводы, будто из каждой поры сочилась сама тьма. Глаза стали и вовсе нечеловеческие — звериные — и светились кроваво-красным, как у вампира.

Мышцы, и без того приличного размера, вздулись и взвились под кожей, будто там скользил клубок змей. Скрюченные от изменений пальцы царапали пол острыми когтями, оставляя глубокие светлые царапины. По плечам поползли волны, кожа вспучилась и лопнула, явив островки чешуи вперемешку с шерстью.

Наконец незнакомец обмякнув, замер. Его грудная клетка поднялась в последний раз. Больше мужчина не двигался.

Я в приступе паники зажала рот руками, чтобы не закричать, и засучила ногами, отползая подальше от трупа.

Что делать? Что делать? Что делать?

Я совершенно растерялась, не ожидая такого убийственного эффекта! А если узнают местные власти, что они тогда со мной сделают?

Единственная мысль, пришедшая в мою голову, была — бежать! Что я и сделала. Поползла на четвереньках к двери так быстро, как только могла.

В абсолютно полной тишине я услышала судорожный вздох, холоднокровное и четкое:

— Лицемерная мразь. На живца ловила? — Не знаю, какое из чувств я острее прочувствовала: радость от того, что мужчина не умер, или ужас, что он все-таки жив.

С рычанием уже точно не человек вставал с пола, а я внезапно почувствовала в мышцах тысячу лошадиных сил и рванула к двери, используя их на всю катушку.

Мне конец! Теперь он меня точно убьет, а потом сожрет! А возможно, и в иной последовательности!

— К какому клану ты, дрянь, относишься?! — с ревом настиг меня человекозверь.

Увы. Мужчина был слишком быстр и вмиг отодрал меня от дверной ручки, чтобы в следующий момент повалить меня на постель и сорвать последние клочки простыни. Изорвав тряпку когтями прямо перед моим носом, чудовище спрятало когти и подхватило в свои грубые лапы меня, словно я весила не больше клочка ткани.

Мне померещилось, что он сейчас начнет сдирать с меня кожу живем. Но меня только вертели, поворачивая то одним боком, то другим.

— Где она? Где метка? Не прячь ее, я хочу знать, какому клану я так сильно обязан и кого я теперь изничтожу! Одного за другим, до десятого колена! Не жалея ни детей, ни лживых женщин, ни стариков!

Ничего на мне не найдя, меня удивленно опустили. Он и не мог ничего увидеть, у меня отродясь не было ни татуировок, ни пирсинга.

— Где же ты ее, лицемерная моя, спрятала? — Прищуренный взгляд обшаривал мое тело сантиметр за сантиметром, пока не остановился на месте чуть пониже живота.

Темная бровь незнакомца иронично изогнулась.

— Неужели? — В голосе звучала презрительная насмешка.

Я попыталась уползти. Меня схватили за щиколотку и потянули на себя.

— Ну что ты, не стесняйся, мы же теперь часто будем видеть друг друга без одежды! — ехидно проговорил незнакомец, такие страшные нотки в каждом слове, что я предпочла бы провалиться сквозь землю и не встречать его больше. К сожалению, грубая мужская сила победила. Мои ноги задрали выше головы и резко раздвинули.

— Ага! — С победоносным возгласом чудовище уставилось в мое интимное место.

Лицо мужчины сделалось несказанно удивленным и даже немножко обиженно-разочарованным. Я могла его понять, и там у меня никаких «меток», которых так желал этот субъект, не водилось.

Мне показалось, или этот чешуйчатый кошмар с вспыхнувшим красным взглядом нерешительно качнулся по направлению ко мне.

Но в следующий миг мои ноги были презрительно отброшены в сторону, а сам псих выругался и отскочил от меня, словно я была ядовитой коброй и могла ужалить. (Тем самым местом, вероятно!)

А я и вправду могла. Если этот незнакомец еще раз дотронется, одним укусом больше не отделается!

Собирая себя с кровати и ища обрывок простыни побольше, я твердо решила: если зверь посмеет еще раз сделать что-то подобное — я его загрызу, как бешеная собака!

— Ты и вправду нищенка?! — Чудовище гоготало так, что звенела люстра, только смех этот был недобрый. В нем звучали нотки горькой обиды и обещания жестокой и скорой расправы над тем, кто посмел сыграть с ним столь жестокую шутку.

А с меня было уже довольно эгоистичных нелюдей.

— Если вы отдадите мой халат, на котором стоите, — я попыталась вырвать свою одежду из-под ноги мужчины, — я оденусь и уйду!

— Сидеть! — резкий отрывистый рык и ноль внимания в мою сторону. Отражение собственной кошмарной персоны всецело занимало чудовище.

— И не подумаю! — Как же меня бесил этот урод! Если бы не гора мышц, когти и нечеловеческий пугающий облик, я бы набросилась на него с кулаками!

— Я настаиваю! — мурлыкнул гад, рассматривая свое лицо в остатках разбитого зеркала.

— Не желаю больше оставаться с вами наедине! — Из моих рук вырвали мою последнюю защиту и растерзали на мелкие махровые ошметки.

— Ты запамятовала о нашем договоре!

— Каком договоре? — возмутилась я.

— Твоя жизнь в обмен на твое тело! Если ты без клана, то с тебя нечего больше взять. Но я сегодня щедрый, удовлетворюсь и этим! — Чудовище любовалось своим звериным наглорыльем в отражении, и судя по всему, ему нравилось то, что он там видел.

У меня перехватило дыхание от шока. Я не соглашалась на подобное!

Будто прочитав мои мысли, подонок обернулся и ехидно бросил:

— Я же предупреждал тебя: меня считают исчадием ада. Посмотри на свою ладонь. Эта метка — знак нашего договора.

Я взглянула на ладонь и увидела странный рисунок цветка, вернее полураскрывшийся бутон. Лизнула, усиленно потерла. Бесполезно. Метка так въелась в кожу, будто находилась не на поверхности, а под ней!

— Отныне и пока не отдашь долг, ты — моя собственность! — Я не нашлась что на это ответить, только бессильно открывала и закрывала рот, а по щекам текли слезы.

Этот мужчина и в самом деле дьявол! Жестокий и бесчувственный собиратель заблудших душ!

* * *

Пока я растерянно глотала слезы, пытаясь осознать произошедшее, незнакомец схватил за подбородок и поворачивал мою голову из стороны в сторону, придирчиво рассматривая.

Для любой психики, даже самой сильной, подобное будет шоком. Сначала попадание в чужой мир, встреча с ненормальным, который относится к тебе, будто ты бесчувственная вещь, потеря девственности, а в довершение еще и убийственная новость о том, что ты теперь этому уроду по гроб жизни обязана. И статус твой равен постельной грелке, этакой сексуальной игрушке, послушно выполняющей все команды. Ужас. Хуже только смерть.

Разглядывание закончилось так же резко, как и началось. С презрительным хмыком незнакомец отбросил мой подбородок. Не так чтобы это было больно, нет. Нелюдь не оцарапал когтями и не поставил синяк своими сильными пальцами, боль была душевная. Горькая обида от такого несправедливого отношения, презрения и открытой, ничем не скрываемой ненависти.

— Ты знаешь, что это такое? — чудовище показало на мою метку. Я покачала головой.

— Нет.

— Я так и знал, — радостно ухмыльнулся злодей. В его голосе сквозило тщательно скрываемое ликование пополам с презрением. — Мало того, что ты нищенка без роду и племени, так еще невежественна и необразованна! Эта метка — знак нашей связи. Она символ того, что я твой хозяин. Сроком на год. — Клыкастая улыбка презрительно скривилась. — Не вздумай бежать. Метка на твоей руке тебе этого не позволит. Если, конечно, не хочешь умереть быстрой и мучительной смертью, — хитренько добавило чудовище, демонстрируя клыки. — И бойся. Бойся, если она станет расти. Это будет означать, что твой долг только стал больше. За этот год ты должна угождать мне так, чтобы отдать должок. Иначе я никогда от тебя не избавлюсь!

Я сглотнула, с ужасом понимая, что меня ждет впереди. Но где-то в глубине души вспыхнула маленькая надежда. Избавиться от знака и чудовища вполне возможно. Только вот…

— Это означает, что… я должна буду… — застряв на полуслове, я, так и не могла продолжить. А бездушный засранец отреагировал на мой приступ удушья вопросительно заломанной бровью.

— Я не проститутка! За кого ты меня принимаешь? — восстановив дыхание и набрав побольше воздуха в легкие, завопила я.

— Да, девственницы ими не бывают, правда, теперь уже поздно. Если бы знал, побрезговал. — Эта фраза была так небрежно и легко сказана, но для меня она прозвучала как пощечина.

— За кого? — задумчиво переспросил мужчина, воровато, с особой осторожностью выглядывая за дверь и возвращаясь в комнату с подносом. — За свою должницу, связанную со мной магическим договором. А значит, если хочешь жить, сделаешь все, что я скажу, иначе кара будет пострашнее первого секса.

Я отупело смотрела на это исчадие ада (мужчина теперь выглядел соответствующе, со всеми этими когтями и жадно горящими глазами), пытаясь сообразить, что он мне еще такого грязного предлагает. Увы, этот подонок без труда догадался о моих мыслях.

— Правильно. Я имею в виду второй секс. Не сейчас, может быть позже, когда я привыкну к твоей бестолковости. — Незнакомец протянул мне маленькое розовое пироженко с подноса, схватил три и забросил себе в рот.

В приступе расстройства я лизнула розовую сладость и тут же почувствовала, как силы возвращаются ко мне. Все дело в сахаре, не в пресловутой же магии, на которую намекает это чудовище. Или…

Я отложила пирожное, словно оно было ядовитое. Если в этом мире есть нечто способное пометить человека нестираемой татуировкой, значит, и магия существует. Я покосилась на невероятно вкусную сладость: никогда в жизни такого не ела. Угощение казалось мне божественным: вкус неземных ягод и некислых цитрусовых я никогда не сумею забыть. Особенно обидно, потому что мне довелось попробовать подобное на давно голодный желудок.

А гад прямо на моих глазах жрал, развалившись поперек койки и черпая пироженки горстями. Я сглотнула слюну.

— Вот я просто хочу поинтересоваться, — облизывая пальцы, заговорило довольное чудовище, — что ты будешь делать со своей свободой, если завтра и послезавтра тебе нечего будет есть? Пузо — оно, видите ли, кушать каждый день хочет.

Я не знала. Я ничего не знала! Ни как вернуться домой, ни как раздобыть еды, ни что предпринять в следующий момент.

— Наверно, мне надо найти работу, — тихо предположила я, постепенно понимая, что нужно искать способы освободиться от долга.

— Она тебе не нужна, — резко отрезал дьявол в образе иномирного мужчины. — Да и никто тебе ее не даст. К тому же ни одна из зарплат не покроет долга жизни.

Я поняла, что банально начинаю рыдать, хотя сама себе обещала держать эмоции под контролем.

— Видишь ли, я испытываю некоторую тягу к столь послушным замерзшим особам. Пожалуй, это можно использовать. Ты будешь мне подчиняться, я — получать удовольствие! За это тебе больше никогда не придется голодать и мерзнуть! Выгодная сделка! Но если будешь плохо потакать моим капризам, помни про вторую ночь!

Мне захотелось залепить ему пирожным в глаз. И крикнуть: я никогда ни мерзла и не голодала, в своем мире у меня была работа! А здесь? Как мерзко ублажать этого урода за еду!

— Я больше никогда не буду делить с тобой постель! Слишком отвратительно!

— И поэтому от отвращения ты так громко стонала ночью в моих объятьях!

— Нет, это все от холода! — нашла что возразить я. — У меня все тело заледенело, и было больно от каждого прикосновения! На самом деле я не получила ни капли удовольствия!

Лицо мужчины изменилось, и он пристально, даже с испугом посмотрел на меня, чтобы в следующий момент гнусно расползтись в лыбе.

— Маленькая лгунья. Не от твоих ли коготков царапины на моей спине?

— Это от судорог в пальцах! — Врать и отпираться, так до конца!

— Но ты не можешь не признать, что тебе было приятно, тем более в первый раз. — Я только упрямо сжала губы, отрицая все и вся. — Добрая женская половина города удавилась бы, лишь бы именно я лишил их девственности! — Чудовище посмотрело на меня и не увидело в моем лице ни восторга, ни благоговения. — Ладно, монашка. Поступим иначе, но ты еще пожалеешь, что не оценила оказанную тебе честь. — Озверевшее от оскорбления, нанесенного непомерному чувству собственного достоинства, чудовище взглянуло на свою ладонь, туда, где была татуировка, и сжало кулак так, что он скрипнул.

— Сомнительная честь и сомнительное удовольствие! — отрезала я, искренне так считая.

— Вот как мы заговорили, когда поели и согрелись? — Когда это я ела за его счет? Надеюсь, то жалкое пирожное, что я лизнула, не в счет? Я посмотрела на ладонь, копируя жест мужчины, и вздрогнула. Татуировка выросла: цветок стал больше, и вместо одного лепестка теперь раскрылось два.

В голове пронеслось: «Бойся, если метка начнет расти…» Меня прошиб холодный пот.

— Это было низко и бесчестно — воспользоваться моей бедой, чтобы… чтобы… в общем, воспользоваться! — закончила я свою мысль, понимая, что поздно уже, и так же судорожно сжимая кулак.

— Каждый использует другого как может! Ты использовала меня, чтобы получить помощь и набить живот едой, а я — тебя! Мы квиты! К тому же ты несправедлива, получив с меня вдвойне — и еду, и удовольствие!

— Я вовсе не получила никакого удовольствия! Более того, мне противно и гадко!

По лицу чудовища было видно, что оно ранено моим заявлением в самое сердце. Но эгоист быстро с этим справился, начав командовать.

— Моим первым приказом будет вот что. Умойся и помой свой грязный рот с мылом! Пока ты со мной, тебе придется забыть про неучтивость и начать учиться угождать мне. Прими ванну, на тебя смотреть противно. — И чудовище отвернулось от меня, вновь залюбовавшись своей мордой, правда, уже подрастерявшей звериный образ. — От тебя подворотнями за версту несет. А я люблю, чтобы меня окружали прекрасные женщины. На прекрасную ты не тянешь. Но с паршивой нищенки хоть чешуи горсть! И поторопись, — припечатал наглец. — У нас мало времени, если, конечно, не хочешь навечно остаться со мной из-за того, что магическая метка начала расти. Ведь начала?

Я посмотрела на руку и побледнела. К моему ужасу, побледнел и мужчина, едва взглянул на мою ладонь, только его лицо изображало непроницаемый булыжник, а мое — маску ужаса.

Я подскочила, словно меня ужалили.

Пометавшись по комнате, я юркнула в приоткрытую дверь. Сказать, что здесь было богато, — это ни о чем не сказать!

Ватерклозет был похож на земной, общественный, тот, над которым надо приседать на корточках. Фарфоровый друг весь расписан пошлыми голубыми цветочками. В частности, мышиным горошком и красными, пылающими маками. Наверно, в этом мире подобное считалось шиком.

Все остальное в комнате чистоты и здоровья было выполнено в тех же цветах и том же стиле. Особенно меня порадовал душ, представленный в виде вознесенного к потолку огромного кувшина и свисающей цепочки, за которую надо было дергать, чтобы тебя окатило водой. Еще меня умилил гигиенический ослик, на четырех ножках, он же биде, с чашей, выполненный в той же пышно-варварской манере, что и весь санузел. Но выбора не было.

Судя по состоянию переулков в этом городе, здесь еще очень прилично, чисто и тепло. Несмотря на то что дом был неприличный. Я не сомневалась — чудовище притащило меня в нечто вроде дома свиданий, если не хуже.

Приходилось пользоваться тем, что имелось в наличии. Тем более я хотела смыть с себя сегодняшнюю ночь и особенно отпечатки жадных лап этого зверя.

Но стоило мне намылиться и дернуть за цепочку — дверь и открылась!

— Хватит нежиться! Воды и мыла никогда не видела? — Вместе с этим вопиющим враньем меня окатило ледяной водой из кувшина. Мое дрожащее обнаженное тело нагло осмотрели и выдернули из тазика, заменявшего местным ванну.

Ночной незнакомец уже был одет в свою возмутительно белую рубашку и черный костюм. Все следы изменений, вызванных моим укусом, уже исчезли с его лица.

Меня возбужденно бросили посреди комнаты, мокрую и голую.

— Вот деньги за нанесенное ночью тебе оскорбительное удовольствие. А то криками и стонами от невероятного чувства гадливости ты всполошила полдома. Я понимаю, это противно, когда мужик три раза за ночь доводит тебя до оргазма. Но должен же я как-то это компенсировать… Купи там себе чулки, шляпку, что там еще женщины любят?

Тяжелый кошелек с деньгами упал на постель. Меня чуть не вывернуло от омерзения, до того небрежным был этот жест.

— Я не возьму. — Первый злодей города медленно обернулся.

— Возьмешь, и еще как!

— Нет. — Я смотрела на рассыпавшиеся по постели деньги так, словно могла расплавить их взглядом.

— Заставлю.

— Это не в ваших силах. — Внезапно он рассвирепел, крутанулся вокруг своей оси, и из горящих глаз вновь потекли дорожки тьмы.

— Нет, в моей! — прорычало сквозь сжатые клыки чудовище. — Не думай, что я скуп. Я буду шедр-р-р-р!

— Я не возьму у вас ни копейки!

— Почему это? Я сниму тебе большой дом, куплю платьев, карету…

— Да ни за что на свете, лучше умереть!

— Что? — Такого удивленного выражения лица я не видела даже у рыбы, резко выдернутой из воды.

— Я и так вам уже обязана, а вы хотите сделать мой долг и вовсе неоплатным, чтобы я навечно в вашем плену осталась? Если цветок будет расти и откроет все лепестки, тут-то вы меня и поймали, да? Так вот, не бывать этому!

Лицо иномирянина было сверхозадаченным, видно, земная логика здешним мужчинам оказалась не по зубам. Они считали само собой разумеющимся покупать все, что подвернется под руку или попадется на глаза, не считаясь, вещь это или живой товар. Впервые чудовищу попалась женщина, наотрез отказывающаяся пользоваться его щедростью.

— Я как-то не подумал, — промямлило впервые за свою жизнь шокированное чудовище, слыша непоколебимую логику жертвы. Правда, его так просто нельзя было сбить с намеченной цели. — Но могу я проявить щедрость, в конечном итоге я обещал, что, пока ты угождаешь мне, голодать не будешь! Видят всевышние черти, тебя необходимо слегка подкормить, а то выступающие кости, что кололи меня в живот ночью…

— Не возьму ни копейки! — уже на ультразвуке завизжала я.

— Гр-р-р… — высказало свое мнение по поводу упрямства чудовище.

В дверь нерешительно постучали.

И чудовище принялось рычать тише, а вот я, почувствовав за собой силу, стала вопить громче.

— Хочешь или не хочешь, будет по-моему!

Стук повторился уже громче. Некто настоятельно требовал хозяина комнаты на разговор, и причиной был мой ультразвук.

— Зачем вы это делаете? — требовала я ответа и, увы, я его получила.

— Потому что могу! — кратко и лаконично ответил донельзя взбешенный мужчина.

Меня схватили, замотали в плащ и потащили прочь.

Куда меня вынесли из комнаты, я не видела, услышала только взволнованный женский возглас и быструю торопливую речь. Все, что я расслышала, — обрывок фразы «Это приличное заведение!». И грозный рык, прервавший эту возмущенно-жалобную тираду.

— Деньги на постели! Там больше, чем стоит ваш жалкий притон! — Голос прожженной торговки тут же как ветром сдуло.

А потом за спиной я услышала придушенный крик. Видно, повидавшая все на своем веку мадам узрела развороченную комнату, простыни, измазанные кровью. Соотнесла увиденное с недвижимым телом, которое тащили на плече, прибавила туда внушительный откуп, сделала собственные выводы и сама себе зажала рот руками. Вот это сервис! Даже не завопила «стража-стража»! Обнаружив место убийства в собственном доме! Заказчик сам вынес тело — и ладно!

Мелькнули зеркала, бархат и яркий свет. Хлопнула дверь, и мы очутились на промозглой, еле-еле освещенной улице.

Свисая с плеча, я слышала только недовольное бормотание под нос да хруст ледяной корки под яростно вышагивающими ногами.

Мы прошли несколько кварталов, когда дверь какой-то мастерской открылась от пинка, послышался истерично дребезжащий колокольчик, и меня швырнули внутрь.

Я очутилась на полу с завернутыми «в колбаску» ногами. А мое чудовище застыло в дверях, обеими руками опираясь на косяк.

— Что это такое? Что такое? — закудахтала тучная дама, затянутая в скрипучий корсет.

— Это ваша новая ученица. Она будет учиться шитью. Полезно для монашек! Которые не получают удовольствия. — Лавочница даже и не подумала возражать, увидев, кто стоит в дверях. — Страдай, моя куколка, голодай, работай, мерзни! Карабкайся изо всех сил на самый верх, а я посмотрю на это! Будет даже забавно! И помни про наш уговор! — И обо мне забыли, швырнув еще один кошелек тучной хозяйке. Та ловко поймала одной рукой и прижала к колышущейся груди. — Плата за проживание и год обучения. — Лавочница, не удержавшись, заглянула в кошель. Зазвенели две монеты — гораздо меньше, чем предлагало мне это чудовище. — Я навещу мою протеже, когда она мне понадобится!

— Да, мой лорд! Слушаюсь! — как солдат, отчеканила торговка, готовая на все, разве что под козырек не взяла, вернее под чепчик.

* * *

Когда, хлопнув дверью, мой мучитель и по совместительству спаситель испарился, кстати, как-то быстро, я облегченно выдохнула, не подозревая, что мои приключения в этом мире еще только начинаются и я не последний раз вижу наглое чудовище.

— А ну вставай, чего расселась?! — недовольно бросила мне женщина, подбрасывая на ладони два золотых, растянутых на год. Как я поняла, вся моя цена в этом мире. — Ходют тут всякие уличные замарашки, а я подбирай их потом! — Кажется, женщина ворчала для вида, истинной злобы в ее голосе не было.

Я встала, плащ с меня упал, и женщина возмущенно затрясла тремя подбородками, а я, взглянув в окно, захлопала глазами и протерла их.

Не помогло.

Напротив магазина на фонарный столб лез… человек?

Из-под коричневой рабочей куртки свисал лоснящийся хвост, кончики пальцев венчали цепкие когти, почти как у ночного чудовища, только мельче.

Свет в этом чудном городе гасили вручную.

Уличный фонарщик открыл дверцу, затушил огромную свечу, горящую внутри, и слез с лестницы. Закинув ту на плечо, развернулся, и мы встретились взглядами.

А лицо точь-в-точь человеческое, только с боков по щекам немножко шерсть свисает и кожа ближе к кремовому оттенку, чем к розовому. Зато грива волос, собранная на затылке в хвостик, такая гладкая и лоснящаяся, что хочется сказать «Грр!» и запустить в эту шевелюру пальцы.

Зверолюд больше походил на ласку. Юркое, верткое существо, да парень, пару секунд назад слезший с фонаря, так и выглядел — вертлявый и вороватый.

Этот типчик, разглядев через оконное стекло мое неглиже, нагло так ухмыльнулся, поправил кепарик, по обеим сторонам от которого торчали шелковистые уши, и, подмигнув мне, похабно осклабился.

До меня внезапно дошло, что я свечу голой грудью в окно.

Закрывшись руками, я резко обернулась к шокированной хозяйке лавки и окончательно потеряла свою челюсть.

Тучная женщина, поджав красные губки, возмущенно трясла своими подбородками и нервно дергала носом, будто крольчиха. Как раз на этого зверя она больше всего была похожа. В седых, начесанных пышно волосах, собранных на макушке в дульку, виднелись два длинных уха, отброшенных назад. Я не сомневалась, что где-то в необъятных складках юбки прячется куцый маленький хвостик. В остальном эта женщина практически не отличалась от меня, разве только светлой кожей да бледными глазками с красноватой, как у альбиносов, радужкой.

И вот в этот-то момент я осознала: надо было брать деньги! И валить, как можно скорее и дальше! Это не просто другой город, неизвестное мне место где-то у нас на Земле, это совершенно другой мир, планета, измерение! В нашем ни в одном уголке ничего подобного не существовало! Теперь я не сомневалась: «Дороти, ты уже не в Канзасе!»

А ночной незнакомец и в самом деле был чудовищем! Настоящим зверем! Со всеми хищными повадками и звериными замашками!

Узнав правду, я стала боятся его еще сильнее.

За моей спиной, как бы отмечая мой позор, на весь город пробили часы. На улицах утренний свет постепенно разгонял туман.

Этот бой словно разбудил женщину и заставил наброситься на меня.

— О-о! Одежда-то твоя где? Негодница! — всплеснула руками хозяйка, специально уронив с носа пенсне, не желая видеть подробное безобразие.

— Он разорвал, — только и смогла вымолвить я в оправдание. Правильно, главное — свалить вину на чудовище и выйти сухой из воды! Мне еще в этом мире как-то выживать надо, к тому же чудовище улетело, но обещало вернуться.

— А-а! — Женщина схватилась за объемную левую грудь: кажется, я добила свою новоприобретенную домохозяйку. — Какой ужас! Стыд, позор! Кого мне подкинули на порог?!

Меня так и подмывало предложить: а ты деньги верни, и я уйду! Но что-то мне подсказывало — женщина не расстанется даже с медяком.

— Я сваливаю! — был мой вердикт, стоило увидеть в окне еще по утреннему времени редких звероподобных прохожих и экипажи, запряженные чешуйчатыми лошадьми.

Где же я очутилась? Что это за странный мир? С такими жестокими правилами и страшными людьми?!

— И куда ты пойдешь? В бордель, по рукам? — продолжала верещать домоправительница, как заправская зайчиха в силках, осознав, что сейчас потеряет меня, а значит, упустит денежки. — Хочешь подцепить чешуйчатую гниль? Месяцами мучиться, загнивая заживо, и подохнуть где-нибудь в подворотне? На окраине Лондона?

— Кукую гниль? — возмутилась я и одновременно испугалась.

— Ту самую, — уничижительно попеняла мне хозяйка лавки, — что все безродные драконицы вроде тебя подцепляют, если не ведут себя осторожно и разумно!

— Я человек! — возмутилась я, понимая, что и хозяйка, и ночное чудовище приняли меня за одного из жителей этого мира. И как это только наш властный и глазастый не разглядел в темноте, что я другой породы? Зазря своими наглыми зенками светил, пялясь куда не следует, а главного так и не увидел.

Я удрученно вздохнула, подумав: «А если бы рассмотрел — безжалостно бросил бы на улице!»

Лавочница не унималась:

— Вижу, ты совсем без мозгов! Этот господин дал тебе шанс вырваться из грязи, а ты норовишь нырнуть в нее с головой! Запачкать свою чешую! Опозорить род!

Меня остановили не слова про шанс, а упоминание чешуи, это-то тут при чем?! Я же не рыба!

Замерев в дверях, я пораженно обернулась. Не двинулась ли тетка умом? Может, все здесь, в этом городе, ненормальные?

А женщина спокойно подошла и, мягко отняв у меня дверь, прикрыла ее.

— Не нужно это тебе! — уже спокойно, с добротой в голосе сказала женщина. — Никто и ничто не стоит того, чтобы потерять себя! Пойдем напою чаем, да одежду тебе кой-какую необходимо подобрать. А то срам-то какой!

Кажется, лавочница окончательно убедилась, что я двинулась умом, и решила говорить со мной, словно я душевно больная.

— Ты хоть что-нибудь умеешь делать?

— Не знаю… — ошалело ответила я, увлекаемая за собой доброй женщиной.

— Ну хотя бы шить мы тебя научим, и то хлеб. Все лучше, чем на улице себя продавать. Ума не приложу, как могло такое случиться! Что подобная тебе оказалась на улице одна-одинешенька! Без семьи и защиты! Да еще попасть в руки этого!

Я тоже не понимала, но приходилась мириться с жизненными обстоятельствами, пока не разберусь в происходящем.

Подбородки лавочницы продолжали возмущенно трепыхаться все то время, пока, закрыв от посторонних взглядов, она вела меня в подсобное помещение.

* * *

«Мерзкая хитрая девка! Как она меня ловко обманула! Всё-таки попался!» — Была первая связная мысль в сведённом яростью мозгу.

Даже смотреть на нее без красной пелены бешенства на глазах не могу, а вспоминать без желания убить, тем более.

Я стоял на каменном мосту в разорванной рубашке, капая кровью из разодранных на груди ран и источая все уничтожающее бешенство. Вопить словно дикий раненый зверь я перестал всего минуту назад.

Какие-то городские жители, сунулись было на мост, но завидев меня передумали идти на противоположный берег.

— Совсем напился! До бешенства! — был их дружный вердикт и прохожих как рукой смахнуло.

— Жениться бы ему, остепенился! — Пожелала мне какая-то торговка на прощанье и юркнула в переулок, от греха и меня подальше.

Улицы опустели, город стих и замер.

Нехорошие новости, вроде лорда Диллана Данделиона в очередном приступе ярости — это такая вещь, которая в городе разносится подобно чуме.

Я криво ухмыльнулся, и как безумный загоготал, глядя на полную луну. Уж слишком отвратительной шуткой судьбы показалась мне вся эта ситуация.

Да, я отпрыск знатнейшей семьи, к тому же наследник, должен был давно обзавестись парой. Но только вот ни на одну из этих столичных кривляк мой дракон даже не встал, не говоря уже о том, чтобы расправить крылья.

Столько лет десятки, нет, сотни девиц всех возрастов и их мамаши вели на меня изощренную брачную охоту! Ни одна не смогла надеть на меня супружеский ошейник. Среди самых титулованных и желанных женихов Лондона я слыл крепким орешком. Неуловимым и недостижимым для сковывающих свободу уз Гименея, и вот я попался, как последний придурок в три наперстка! И главное, меня привязала к себе не ловкая наследница титулованного семейства, а (по чистой случайности!) беспородная уличная девка!

Нищенка без роду и племени, без клана и толпы родственников за спиной. Я еще не знал, повезло мне или нет. С одной стороны, нахальная родня связанной со мной не придет сосать кровь из моего клана. В противном случае, стоит объявить о браке, как десятки прихлебателей со стороны будущей супруги, по сути седьмая вода на киселе, придут клянчить помощи, денег, должности или просто нагрянут погостить к новобрачным, так что и через год не выгонишь. У драконьих родов клан — это не только ближняя родня, но и все, в ком есть хоть капля твоей крови, а также их благоверные. Короче — толпы совершенно незнакомых драконов, которых ты ни разу в жизни в глаза не видел и которым ты не был нужен, пока они не сообразили, что появилась возможность урвать кусок от чужого клана, с которым породнился твой.

Невеста без места и кучи оголодавшей родни — это прямая выгода для моего клана.

Но если посмотреть с другой стороны, то какие жены моих знакомых захотят сидеть за одним столом с девицей, о родителях, дедах и прадедах которой ничего не известно, равно как и о ней самой?! Правильно — никакие.

Подобную «невесту» сожрут с потрохами еще до свадьбы, выстирают на людях и постараются изничтожить, видя в ней прямую угрозу. Стоит только всем узнать, что избранница моего дракона не имеет своего клана и не принадлежит ни к одному из известных, а значит, на ее защиту не бросятся десятки разъяренных родичей. Нищенка практически беззащитна перед злыми языками титулованных дочерей и мамаш, эти хищницы живо сообразят, что, если расстроить свадьбу, я вновь буду открыт для брачной охоты.

Я их прекрасно понимал и сам недоумевал: как мой внутренний дракон мог польститься на подобное?! Возжелал девственного мясца? Вряд ли. С какого перепуга его потянуло на столь сомнительную экзотику?

К тому же несколько дочерей самых известных кланов поклялись блюсти себя до свадьбы и отдаться мне в первую брачную ночь. Сомнительный подарок мужу, но я мог взять любую из них, если бы захотел.

Да что уж греха таить, я и без них немало девиц попортил.

Чуть ли не каждая мечтала оказаться в моей постели, а наутро проснуться и щеголять брачной меткой на руке. Многие хотели, грезили, жаждали, планировали, оказывались и…

Все проплыли по левому борту! Ни на одну мой дракон не позарился. Я собирал их всех, как цветы, словно трофеи, раскладывая по полочкам: вот дочка баронета, вот любимая племянница герцога, и все мимо, каждая из девиц уходила ни с чем, вручив мне свою невинность.

И вот я связан по рукам и ногам!

Почему же именно эта презренная нищенка? Осознание, что меня сделали играючи, не зная правил и не напрягаясь, вызвало новый приступ ярости до красной пелены в глазах.

И почему я сейчас думаю о свадьбе и защите нищенки, вместо того, чтобы планировать, как именно я сверну этой плебейке шею? Чтобы проклятая метка испарилась с моей руки! Растаяла, как страшный сон заядлого холостяка.

К сожалению, я знал, что не в силах поднять на нее руку, сам не смогу и другим не дам даже дотронуться. Мне уже было невероятно сложно оставить ее, чтобы спокойно обдумать произошедшее.

Это всего лишь год! Надо вытерпеть год! Если к концу этого времени обручальная татуировка не дойдет до сердца — она исчезнет, и я буду свободен от наваждения и этой оборванки. А пока надо найти во всей этой унизительной ситуации положительные стороны, хотя бы несколько.

Ну вот, например, сейчас она мой щит, до этого мне приходилось извращаться, быть осторожным и внимательным, чтобы не попасться в очередную брачную ловушку. Но теперь с этой меткой я защищен, ни одной наследнице голыми руками, а также грудями, боками и другими соблазнительными частями тела меня не взять!

Я выдохнул. Ярость утихла так же внезапно, как и накатила. Когти, вызванные частичной трансформацией, медленно втянулись, и я почувствовал себя более уверенно. В этой ситуации я диктую правила!

Да что эта нищенка может понимать в брачных отношениях титулованных дворян? У них там на дне все иначе. Девицы выскакивают замуж по любви или по залету.

Их совершенно не волнует такая вещь, как сила или забота о фамилии, клане. И конечно же, им невдомек, что брачная метка, появившаяся на руке, — шанс привязать дракона. Стреножить и в буквальном смысле слова надеть ошейник, поводок и намордник!

Так что по факту вместо ненавистной хамки, вздумавшей распоряжаться мной и моей жизнью, я получаю послушную марионетку, которая во всем будет подчиняться и слова лишнего не скажет!

Обмозговав ситуацию, я коварно улыбнулся. Возможно, я даже могу получить гораздо большую выгоду из всей этой ситуации. Представлю нищенку родне как свою потенциальную невесту, придумав для нее несуществующий клан из глухой глубинки. Тогда все, от престарелого отца до восьмиюродных тетушек, отстанут от меня со своими идеями о выгодном браке и уж точно перестанут подсовывать мне в постель претенденток.

Целый год свободы. Блеск!

Но как я выдам это примерзшее нечто за дворянку? Никто не поверит, что она дочка даже захудалого виконта. Придется ее всему обучить. Тяжкая и неблагодарная работа учить бездаря с нуля. Но ведь она захочет отдать мне долг? В конечном итоге жить она будет за мой счет.

Назовем это взаимовыгодной сделкой! Какая нищенка откажется пожить, как первая принцесса королевства, хотя бы день, не говоря уже о целом годике?

Никакая! Все они об этом мечтают, от портовой шлюхи до низкородной дворянки, страдающей от безденежья и ограниченных возможностей.

Надо предложить побродяжке столь выгодное дельце, службу в виде моей фиктивной супруги. Нет. Компаньонки. Нет! Еще лучше: секретаря! Мало кто из драконов может похвастаться личной служанкой! Вот подходящее для нищенки место!

Настроение сильно улучшилось, не в пример тому, каким оно было всего час назад. На этот раз к небу улетел мой радостный хохот.

Напугав редких прохожих.

* * *

Ранним утром я рассматривала себя в зеркале, страдая от жгучей зависти и целого комплекта комплексов, вызванных посетительницами лавки.

Из зеркальной глади на меня смотрело нечто осунувшееся, бледное, серое и убогое.

На ум пришло слово «гризетка» — так я и выглядела. Вещи с чужого плеча, примерно такого цвета и были, все оттенки серо-коричневой грязи. Ко всему этому не удалось вымыть волосы. Вместо этого полагалось прикрывать сальные пряди серым чепчиком. Вся доступная гигиена в этом мире для несвободных работающих женщин состояла в тазике замерзшей воды в задней необогреваемой комнате. Прежде чем хотя бы умыться, не говоря о чистке зубов, надо было разбить тоненький слой льда.

Я натянула чепчик поглубже, желая скрыться в нем целиком до пяток.

Как можно сравнить это убожество с теми павами, вплывающими в лавку?

Такое ощущение, что женщины в этом мире не работали, по крайней мере те, что были обеспечены. Их повседневные обязанности состояли из походов по магазинам и посещений салонов красоты.

Наша швейная лавочка, «лавка новинок», как она официально называлась, не являлась самой большой или модной. Но даже у нас в рабочее время не получалось присесть хоть на минуту, клиентки шли косяком. Мы бегали сломя голову, подавая посетительницам товар и силясь угодить их капризам. Хотя большинство и приходило за всякой мелочевкой типа перчаток, вееров, булавок, шляпок и прочих аксессуаров, у лавки были и постоянные клиентки, заходящие заказывать новинки.

Новинками назывались модные отрезы ткани, из которых хозяйка лавки шила для клиенток.

Наша нервная домомучительница слыла большой мастерицей и могла удовлетворить самые необычные капризы, от невероятного белья, состоявшего только из кружев и букетиков цветов, до бального платья со шлейфом, расшитым плоскими камнями, будто чешуя ящерицы.

За счет редких подобных заказов, которые не могли или не хотели выполнить иные магазины, и зверской экономии лавочка и умудрялась держаться на плаву при бешеной конкуренции. Только на одной нашей улице было не меньше пяти магазинов с новинками, не уступающих ни размером, ни ассортиментом, а зачастую и превосходящим.

Разумеется, вся мелкая, нудная, неприятная и грязная работа по пошиву, глажке, примерке, уборке, выдергиванию наметки ложилась на нас, пять хозяйских помощниц. Среди них я числилась самой последней, самой низко оплачиваемой и самой неценной. Поэтому зачастую все неприятные обязанности доставались мне.

Четыре помощницы-продавщицы щеголяли гладкими черными форменными платьями старших примерщиц, я же ходила в сером небелёном полотне.

Единственным моим украшением был белый фартук, надеваемый поверх повседневной серости и убогости, как я называла милостиво подаренную мне хозяйкой одежду. Разумеется, к одетой подобным образом обращались исключительно «подай-принеси». Некоторые посетительницы магазина даже не замечали меня, наступая на мои пальцы.

Одевались здешние жительницы превосходно. У них было для этого все необходимое — время, деньги и желание.

Ползая на карачках вокруг заказчиц, подкалывая подол или подавая собранный чулок, я с завистью нет-нет да и посматривала вверх на разодетых красавиц, представляя, как именно такие прелестницы окружают спасшего меня зверя, добиваются от него внимания и взаимности. Чтоб ему подавиться женскими прелестями!

Не было дня, чтобы я не вспомнила недобрым словом чудовище. Надеюсь, ему там икается, где бы он ни был!

Время от времени мне приходила в голову мысль: надо было брать деньги. Не потому что они гарантировали веселое, легкое и безбедное существование, а потому что один-единственный такой поход по магазинам новинок мог разорить кого угодно. И я злобно представляла обедневшее чудовище в потертом и разорванном фраке, с сальным галстуком, униженно просящим милостыню на улице. К моему неизбывному бешенству даже в моих злобных мечтах рванина безмерно шла чертовому засранцу!

В этом мире у женщин, имеющих покровителя, было все, а нам с хозяйкой приходилось вертеться и поспешать.

Именно поэтому меня снедала жгучая зависть к этим разряженным красоткам, прожигающим часы своей жизни в магазинах новинок, лениво перебирая воротнички и перчатки. Тогда как я и четыре старшие помощницы, не имея ни отцов, ни мужей, ни покровителей, должны были валиться с ног от усталости в конце рабочего дня.

Впрочем, у одной из продавщиц ухажер был. Рыжая зверолюдка, кокетка и вертихвостка, в свободное время бегала на свиданки. Но работу, сулившую ей кое-какую стабильность, она не бросала. Видно, ее тайный любовник не мог ничего ей предложить или не хотел.

Утро началось с небывалого наплыва клиенток. То ли день был выходной, то ли конец недели и содержанкам прискучило сидеть дома. Но с самого раннего утра, стоило дверям лавки открыться, покупательницы пошли косяком. К сожалению, несмотря на непрекращающийся звон входного колокольчика, призванного увеличить магазинную прибыль, клиентки только примеряли наряды и аксессуары, не спеша покупать. Кормили обещаниями подумать и «завтраками». Продаж не было, а продавщицы, и я вместе с ними, успели уже взмокнуть от беготни.

Я ползала на карачках, собирая с пола отвергнутые посетительницей перчатки, когда дверной колокольчик вновь разразился душераздирающим звоном, стараясь заманить в кассу хоть ржавый грош. И не умолкал несколько секунд, что означало внушительную группу клиенток.

Новая покупательница вошла в примерочную, где я ползала в коленопреклонённой позе, и зашуршала роскошным платьем, сбрасывая его с себя.

Я даже не соизволила подняться с пола, понимая, что меня все равно сейчас заставят расшнуровывать ботики и скатывать чулочки.

Пока клиентка не намеряется всласть, загоняв нас до смерти, не успокоится.

Платье упало на меня сверху, и я покорно переложила его на специальный стул с высокой спинкой.

Вниз полетели остальные вещи. Я ползала, прибирая, подавая и развешивая. Остальные продавщицы наперебой стали приносить модель за моделью, а покупательница — мерить, недовольно ворча: «Все не то! Это слишком убого! Это мне не идет! Дешёвка! Модель прошлогодняя! Неужели у вас нет чего-нибудь более достойного?»

Хозяйка и продавщицы вертелись около занавеси в примерочную, расхваливая красоту посетившей их скромную лавочку клиентки.

Потенциальная покупательница только кривила губы на их комплименты и морщила нос, рассматривая себя со всех сторон в тройное зеркало. Одна модель отвергалась за другой, выдавая в покупательнице крепкий орешек, которому трудно что-либо продать, или просто содержанку без денег, у которой сейчас финансовые трудности, и она все равно ничего купить не может.

Такие обедневшие клиентки были бичом маленьких лавочек. Отказаться от прежнего образа жизни они не желали, а транжирить деньги, как раньше, уже не могли. Компенсируя потерянные возможности изнуряющими примерками, они в конце концов так ничего и не покупали, а то и пытались под шумок украсть желанную вещь.

Штора за моей спиной заколыхалась. Я почувствовала это затылком, этакое отвратное ощущение мороза по коже.

— Ай-яй! Какой шалун, нельзя! — За шторой послышался шлепок. По шутливой фразе хозяйки я поняла, что покупательница пришла со спутником и это он попытался заглянуть в примерочную, надеясь урвать кусок вожделенной обнаженки.

Как я узнала из собственного опыта, мужчины в этом мире были несдержанны, избалованы женским вниманием и доступностью. Так или иначе все их сексуальные желания исполнялись, правда, взамен они готовы были исполнять все женские желания и не только желания, но и капризы. Поэтому отношения содержанка-содержатель не было чем-то необычным в этом мире. Спонсоры готовы были на многое, а содержанки на еще большее.

Любая зверолюдка, получившая подобное предложение, с радостью скакала, опередив спонсора, подписывать договор, в котором были оговорены все условия. Главное, чтобы ежемесячная сумма была побольше. Но лично меня от подобного выворачивало наизнанку. Против неволи восставало все мое нутро, заставляя вести себя почище дикого зверя и брыкаться, как необъезженная кобылица.

Не знаю, почему я столь страстно жаждала свободы? Эти чувства удивляли меня саму.

Насколько легче стала бы моя жизнь, плати за нее кто-нибудь, вместо этой бесконечной рутинной работы, тонны оскорблений, унижений и усталости, которая, похоже, стала моим повседневным спутником.

Видимо, я была слишком горда, чтобы унижаться еще больше, мне хватало того негатива, что я получала в лавке, потому в меня больше и не лезло.

А тем временем клиенты мужского пола, приводившие выгуливать в лавку своих содержанок, всегда были в поиске прелестниц поинтереснее и не гнушались даже гризеткой. О чем я узнала довольно странным образом: через защипанный до синяков зад. Но все равно, несмотря на дьявольский соблазн и чуть ли не ежедневные предложения, я наотрез отказывалась от подобного. Слишком часто я замечала среди клиенток брошенных и оттого сильно обтрепанных содержанок, за счет спонсора вкусивших лучшей жизни, а теперь влачивших жалкое существование.

Спутник привередливой покупательницы не спешил особо сильно тратиться на содержанку. И та решила подстегнуть его аппетит и вожделение к собственной персоне довольно необычным способом.

Она пинком привлекла мое внимание, заставила напудрить ей ноги и надеть мегасексуальные чулки.

Следующим патроном в обойме ее обольщения были короткие панталончики из сплошного кружева, еле-еле скрывающие срам. Тяжелой артиллерией являлся корсет, стягивающий талию наподобие песочных часов.

А короткий лиф, надеваемый под корсет, и вовсе не оставлял пространства для воображения, выставляя напоказ некрупные прелести, но зато целых четыре штуки. Узрев подобное впервые, я сначала передернулась, а потом сообразила, что больше — это не меньше. Мужественность у зверя тоже скорее на дракона смахивала, чем на мужское «кхм».

Возможно, местным самцам подобная «кварталогия» нравится. Хотя среди зверолюдок, которые легко и не задумываясь оголялись в примерочной, были совершенно не отличимые от меня особи.

Эта кривляка мало того, что была далеко не красавица, так еще и не сильно похожа на человека и компенсировала свое уродство потоком оскорблений в адрес нижестоящих, то есть меня.

Зверолюдка цапнула небольшую картонную шкатулку из моих рук и придирчиво обнюхала ее острым крысиным носом. Но это была самая обычная мелко тертая рисовая пудра. Не самая дешевая, но и не супердорогая, ароматизированная простыми маслами и пыльцой цветов. Резонно предположив, что чужой запах может не подойти или раздражать, мы пудрили своих клиенток нейтральными средствами гигиены. Но покупательница решила, что ее недостаточно хорошо обслуживают, и, не закрыв шкатулку, швырнула ее на пол.

На моей челке, чепце и ресницах повис толстый слой пудры. Стоило моргнуть, как вниз сорвались целые сугробы. Одно радовало меня — никто не видит.

Я зажмурилась, дыша сквозь зубы, чтобы не показать своих чувств или, не дай боже, с языка не сорвалось неосторожное слово в адрес посетительницы.

Подавив злость, я, согнувшись в три погибели, полезла под трельяж за уже пустой емкостью. Если клиентка наврет, что это я рассыпала, стоимость вычтут из моей пайки (зарплата мне не полагалась). Но возможно, я сумею все быстро собрать обратно в коробку и сказать, что так и было? Может же посетительница излишне много использовать пудры для своих прелестей? Особенно когда их два комплекта! Даже если нам и предписывалось следить за расходом косметики, я ничего не могла сделать. Не можем же мы с помощницами отбирать ее у покупательниц? Так ведь или нет?

А тем временем недовольная клиентка, не найдя во мне жертву, на которой можно было бы сорваться, принялась претворять свой план по обольщению спонсора в жизнь.

Резким движением она распахнула шторки в примерочной. Это стало неожиданностью не только для меня, стоящей в некрасивой позе, но и для всех прочих в лавке.

— Совершенно не могу выбрать! — громко объявила покупательница, привлекая и без того всецело прикованное к ней внимание. — Мне просто жизненно необходима помощь! Ну как, мне идет? — наивным голоском осведомилась она у своего спутника.

— Шикарный вид! Мне определенно нравится! — Я, в этот момент стоявшая на коленях раком, с засунутой под трюмо рукой, просто-таки примерзла к месту, так и не схватив коробку из-под пудры.

Этот голос был мне слишком знаком! И навевал такой ужас, что я застыла, словно изваяние, боясь обернуться. Но не выдержала и секунды, покосилась через плечо, потому что неизвестность была еще страшнее.

Там сидело оно — чудовище собственной персоной! Вальяжно развалившись на кресле, оно жадным взглядом пялилось на мой откляченный зад, напрочь игнорируя дефилирующую в неглиже зверолюдку.

Рассмотрев глумливую ухмылку на роже чудовища, я вторично зажмурилась, прямо-таки пятой точкой ощущая — у меня проблемы!

В чем они заключаются, я еще не поняла, но ведь по сути я должница?! Резонно предположить, что зверюга приперлась требовать свой долг, несмотря на то что ей прекрасно известно — я здесь впахиваю за еду с жесткой постелью в сырой комнате и ничего материального при себе не имею! Был махровый халат из другого мира — и тот у меня отобрали, располосовав на ленты. Даже клочка невинности не оставили.

Между тем до замерзающих прелестей зверолюдки медленно стало доходить, что ими никто любоваться не собирается.

Развалившееся в кресле чудовище интересовала только моя коленопреклоненная поза.

Ультразвуковой визг и недовольное верещание не помогли. Чудовище, все так же безразличное к ее претензиям, аристократично растекался по поверхности кресла.

Вскоре зверолюдка осознала, что она может сорвать голос или отморозить себе все оголенные прелести, но ее неглиже не может покрыться еще большей коркой льда, чем под холодным взглядом чудовища.

На негодующие визги из глубины лавки явилась хозяйка, и кутерьма с обвинениями поднялась снова.

— Что это за никчемная лавчонка?! Я больше сюда ни ногой!

— Чем мы вам не угодили?

— Отвратительное обслуживание! Дешевые модели!

— Тогда снимайте их!

Я под шумок сгребла в коробочку остатки пудры и попыталась улизнуть.

Чудовище, что умильно взирало на перепалку лавочницы и его уже бывшей спутницы, змеей скользнуло следом.

Здесь была территория подсобки, но зверя это не смутило. Он нагнал меня в два бесшумных прыжка, прижал к стене и обвил своими кольцами, как истинный змей-искуситель. Ни влево, ни вправо не выскользнуть, ни шевельнуться, ни ускользнуть. Удав держал свою добычу крепко.

Увидев, что попалась в капкан местного дьявола, я задышала часто-часто, как испуганный кролик. Будь я зверолюдкой соответствующей породы, то поджала бы со страху куцый хвостик и принялась, причитая, прощаться с жизнью.

А так приходилось корчить из себя иного зверя, более стойкого и бесстрашного. Хотя прекрасно понимала: даже если у тебя ничего нет — долг придется возвращать, хотя бы натурой.

Если бы у меня был свой маленький бизнес в этом мире, я бы шла к погашению долгов семимильными шагами. А так, видимо, придется лечь и хотя бы лежать в направлении финансовой свободы. Как раз то, чего и хотело от меня чудовище.

Оно не сомневалось, что тем или иным образом стрясет с меня долг!

Чтобы отдать его, я готова была на многое, почти все, так как понимала: даже самое крохотное движение в сторону свободы, хоть на миллиметр, но приближает меня к ней! Только вот проблема — у меня не было ни гроша, а продавать себя любимую я была не согласна!

— Договоримся об отсрочке? — сделала попытку я, краем глаза наблюдая за тем, как чудовище обнюхивает меня, словно зверь.

Его взгляд скользнул выше к моей руке, и лицо чудовища окаменело.

— Нет, — жестко отрезал он и перевел взгляд на мое запорошенное пудрой лицо. — Я желаю немедленно получить выплату по задолженности!

Я мысленно застонала.

У меня нет ни копейки! У меня вообще ничего нет! Чем отдавать долг?! Разве только этот засранец намекает на… постель?!

Меня осенило. Ах вон оно что?! Гаденыш надеется на продолжение банкета! Этакая помесь бесплатного фуршета со шведским столом, приходи и жри сколько влезет! А самое главное — не надо платить, все за счет заведения! То есть должника.

Содержанку ведь надо содержать, деньги на нее тратить, время уделять, выгуливать в магазинах и ресторанах и как минимум раз в месяц водить по балам (надо ведь новые платья показать!). Такая морока! Все равно что банкет приготовить на сто персон, а тут все готовенькое — садись и жри!

— НЕТ! — взвизгнула я, отказываясь от всего и сразу. — У меня ничего нет! И я занята! Вся занята! Со всех сторон занята! На весь этот год и все последующие до конца жизни!

— Ну, если тебя не интересует способы расплатится с долгом и выжить. Без вопросов! Жди, когда эта живая дрянь на твоей ладони прорастет глубже, доберется до самого сердца и стиснет его в своих объятиях. Только не пищи тогда, спасти я тебя не смогу. Жизнь эта твоя занятая, короткой окажется. — И чудовище без капли сочувствия в глазу лениво полуотвернулось от меня, собираясь неспешно уходить. Я так и слышала, как он мысленно считает: «Один, два, три…»

— А-а! — Я ринулась к чудовищу.

Нет, я еще хотела его удавить, это вместо меня думали и действовали мышцы, спинной мозг и мозжечок, все в обход истинных желаний и чувств. Уж очень моему организму существовать хотелось, несмотря на то что его хозяйка так глупа и не ценит свою жизнь.

Споткнувшись о грубые полотняные юбки (постоянно в них путаюсь и борюсь с душившим меня корсетом, увы, счет не в мою пользу!), я полетела на дощатый пол. Мой нос замер в сантиметре от начищенного ботинка чудовища, лишь чудом в него не впечатавшись. Больше всего мне сейчас хотелось быть не слабой человечкой из другого мира, а острозубой зверолюдкой, так сильно я жаждала вцепиться зубами в щиколотку паршивца. Даже если мне это грозило неминуемой гибелью. Ногу бы ему я точно отхватила по самое то самое. Заодно и долг списался бы, что взять с невинно убиенного трупика? Да только вот бог бодливой корове рогов (зубов) не выдал.

Но мышцы и тело, словно сговорились прожить долго и счастливо. Они решили поступить иначе, поползли, потянулись в униженной мольбе о прощении. Даже голос, предатель, стал плаксивым и жалостливым.

— Дайте мне шанс! Пзязюстя!!! — просипела я, всхлипом подбирая хлынувшие слезы и цепляясь за штанину роскошного костюма.

Я уже успела понять, насколько безжалостны жители в этом мире и как трудно их разжалобить. Мне не светило ни прощение долга, ни снисхождение за наглую выходку и малодушие, но может быть, получится выплакать хотя бы крохотную отсрочку?!

Но где там! Стальные нервы чудовища были крепки как никогда и могли держаться годами, не давая слабины.

А вот пуговица штанов не выдержала первой: с визгом отлетев от изделия, припечатала меня аккурат посередине лобика. Но глаза мои округлились не от этого.

Перед моим взглядом предстал ОН — ДРАКОН!

В себе и своих способностях я не сомневалась, но вот о том, что чудовище может краснеть, как свекла, я не знала. Редкое и полезное свойство, мимикрия называется.

Мои уши тоже горели, как два кумачовых флага. Глядя на внушительную мужественность, я внезапно вспомнила, что очень хорошо умею мыть полы (в лавке навострилась), а также посуду, окна. Все помою — одна останусь! И кирпич класть внезапно умею, и даже шпалы мне по зубам! Все что угодно, лишь бы не эта вопиюще соблазнительная мужественность.

Я хлюпнула носом.

— Знаю я эти ваши способы… — Сейчас я была сама неблагодарность: ни грамма признательности за возможность выплатить долг. А ведь дикий цветок на моей ладони и в самом деле медленно, но рос. Ко всему прочему еще добавилась удушающая тоска.

Она, будто маньяк, точила изо дня в день, вгоняя в глубокую депрессию. Я все списывала на стресс от пребывания в ином мире и ностальгию по дому.

Как оказалось, мне просто не хватало развлечений. Тяжелая работа в лавке убивала всякую надежду на светлое будущее и позитивные перемены в моем отвратительном и унизительном положении. По сути, я не была даже прислугой, а так, человечка на побегушках, работающая за еду.

Но стоило чудовищу появиться на горизонте, как я мигом осознала — теперь мне го-о-ораздо веселее, более того, я осознала, что бывает и хуже. Вот как раз сейчас зверь наглядно демонстрировал «веселость», а «хуже» уже маячило на горизонте.

Глядя на то, как чудовищный дракон чудовища стремится ввысь, любой бы понял, как радостно и неунывающе может быть, особенно когда активно отдаешь ему долг.

— Ничего ты не знаешь! — огрызнулся мужчина, будто пойманный в ловушку зверь. Словно это я к нему задолженность взимать пришла и стянула с него штаны для удобства. Неожиданно я заподозрила себя в угадывании чудовищных планов. А что, если он и вправду надеялся на интим?! Волна гнева поднялась со дна души, а эта незримая часть тела у меня подобна болоту. Мало кому известно, какие черти там водятся, но определенно ни они, ни я подобных оскорблений терпеть не будут!

— Знаю, тут можно и не гадать. Только я уже сказала, что не согласна ни на что подобное!

Чудовище покраснело еще больше и чуть ли не задохнулось от возмущения.

— Не фантазируй себе лишнего! Ишь разлакомилась! Не про тебя фрукт.

— Да какой там фрукт, так — овощ… — оскорбилась я такой постановке вопроса, будто это я ему насильно долг натурой отдаю, а он весь против!

— Гр-р! — только и смог ответить на подобное монстр. — Много чести для какой-то там должницы, — самоуверенно отбрил мои поползновения зверь. Совершенно красный как рак, он судорожно комкал рубашку, пытаясь заправить ее в сползающие штаны, которые наотрез отказывались держаться без пуговицы и нет-нет да и сползали.

Чудовище повернулась ко мне спиной, демонстрируя мелькающие ягодицы, упругие и крепкие, как орех.

Цапнуть его, что ли, еще разок, пока он стоит ко мне беззащитной частью тела? С этой стороны чудовище выглядит во сто крат притягательнее, а главное — безопаснее.

Что за дикое желание? Я в этом странном мире сама в животное превращусь!

— У вас у всех здесь одно-единственное предложение на погашение задолженности.

— Это какое?

— А такое! Извращенное!

— С какой луны ты упала? Такая нищенка без рода и племени, с ни кожей ни рожей никому не приснилась! Это я один так вляпался! — в сердцах бросило чудовище, все-таки кое-как натянув и закрепив штаны.

Я вспомнила крысоподобную содержанку и чуть не расплакалась: мало того, что в этом мире я и в самом деле нищенка, так еще хуже самой распоследней зверолюдки!

Не знаю почему, но мне страстно хотелось хоть кем-то быть, аж чесалось! Вероятнее всего, я жаждала доказать этому лощеному хаму, что мы, люди, не хуже зверолюдов будем. Только вот шанса не представлялось, я и в самом деле была… никем.

— Я к ней с благородным предложением уплатить долг и быть свободной на все четыре стороны, а она… — уже тише и сквозь зубы пробормотал монстр. Видно было, что он обижен моими подозрениями. — Не вздумай снова ныть! — Ага, а женские слезы мы не переносим? Увидев, что я начинаю ныть по новому кругу, чудовище выдохнуло и сбавило обороты.

— А просто простить долг нельзя?! — подбирая слезы, спросила я. Попытка не пытка.

— Я бы тебя сто раз уже простил, — в сердцах бросил зверь, присаживаясь рядом, — а потом догнал и еще раз простил, но только заклинания с руки это не снимет и самого факта долга не изменит.

— Я быстро бегаю. Никто не догонит, — предприняла последнюю попытку я, а в следующий момент поняла, что долг все-таки придется отдавать.

— Не поможет. От магии не убежишь. — Прикованный заклинанием к никчемной должнице, зверолюд по-простому сидел на полу оперевшись на балку. Мне его даже стало немного жалко. Я мало знала о магии, но, похоже, это было нечто сродни репью или банному листу на крепкой мужской ягодице: вцепится — не отвяжется.

— Ни мне, ни тебе от этого не избавиться, — подтвердил мои догадки зверь. Чудовище продемонстрировало раскрытую ладонь, где цветок чуть больше моего уже раскрыл четыре лепестка и выпустил усики побегов.

Я посмотрела на свою ладонь, а потом поймала жалостливый взгляд зверя. Так раньше он на меня никогда не смотрел и не говорил. До этого он только кричал, приказывал и крошил вещи в щепы. А теперь такой тихий, спокойный, погруженный в сплин.

— Так что я должен сделать все что угодно, чтобы избавиться от такой липучей должницы, как ты! — весело закончило чудовище, и мне захотелось разорвать этого эгоиста на клочки. Не о моем избавлении он думал, а о своем! Не меня ему было жалко — себя бедненького! Возможно, такая нищая должница без кожи и рожи не пристала ему по статусу, вот он меня и стесняется. Засунул в лавчонку от чужих глаз подальше. А мне… обидно!

Да что он знает о человечках?!

Мы тоже не лыком шиты, и пусть сейчас у меня нет ни кола ни двора, и я вся в долгах как в шелках, но стоит подвернуться шансу, как я развернусь во всю мощь и энергию. Правда, не на тех харчах, которыми меня здесь кормят. Втайне я мечтала о собственном деле, но даже самой себе не желала в этом признаться. Слишком все в лавке было плохо организованно, у меня так и чесались руки изменить большую часть, да только я и намекнуть не смела, не говоря уже о том, чтобы лезть со своими советами! Это все равно как у уборщицы спросить, как заработать миллион. А я здесь даже не поломойка. В общем, был бы шанс, а идей у меня водилась куча. Я бы с собственным делом и долг вмиг отдала, и устроилась гораздо удобнее в этом мире, а там, глядишь, и путь обратно нашла.

Поэтому мечтала я тайно, под строжайшим секретом, и сильно обижалась, когда чудище давало мне оскорбительную оценку.

— Подумаешь! Может, мне тоже не очень и хочется такого мздоимца рядом иметь, я бы с большей радостью самому дьяволу долг отдала. Даже натурой, — зачем-то прибавила я, видно пытаясь показать, что я отчаянно смелая, а возможно, и безумно бесстрашная.

— Какая свинячья неблагодарность! — в сердцах кинул мужчина. — Я ради нее стараюсь, а она! К тому же я хуже дьявола, так что комплимент принят! — Чудовище явно оживилось. Все они, мужчины, такие: стоит им польстить и похвалить (хотя звание дьявола — комплимент сомнительный), как они тут же встают на дыбы, задирают хвост пистолетом и готовы горы свернуть от собственной значимости, а все во славу самолюбования.

Я неблагодарно закатила глаза.

А самопровозглашенный дьявол продолжал соблазнять. Прямо-таки соловьем в уши пел!

— Мы ловко обстряпаем это дельце: ни тебе долг не нужен, ни мне — немощный заемщик. Работа в лавке не приносит такой пользы и дохода, с которого можно задолженности гасить, а судя по растущей на руке лиане, продолжает медленно, но верно увеличивать долг. — Это я и без чудовища, между прочим, заметила. — Надо найти тебе работенку потруднее и посолиднее, правда я сомневаюсь в твоих способностях. Реветь ты горазда, только вот на водокачку устроить я тебя не могу, там тоже прибыль не очень. — Я задохнулась от такой наглости! Как можно быть таким самоуверенным хамом?

Только вслух возражать больше не смела. Скажу слово — он меня промаринует здесь еще несколько недель. Пока я сама с воплями не взмолюсь о любой другой работе, хотя бы самой древней! Правильно, угадали — торговле! Сейчас почуяв шестым чувством, что это шанс остановить рост цветка и долга, я готова была запродать чудовище со всеми его потрохами хоть черту, хоть самому дьяволу, тем более если они родственники, а последний — и вовсе кумир зверолюда.

Я молча и благоговейно внимала, а звериный лорд вещал.

— Близится сезон балов! И у меня освободилось место слуги. Я думаю, ты девочка не очень далекая, но под моим чутким руководством сообразишь, что делать, и со всем справишься!

Я громко и возмущенно засопела, но губы сжала еще плотнее, чтобы ни одно неосторожное слово не вырвалось.

— За это я тебе прощу… ну, допустим, один процент долга. Хотя я сегодня излишне щедр.

— Один? — взвилась до потолка я. — Да я лучше с фонарным столбом по-настоящему пересплю!

— Заметано. По ночам будешь спать с тем, что тебя больше привлекает. А днем чтобы была самой расторопной, веселой — не люблю нытиков! — и опытной слугой! К тому же мальчиком.

У меня отпала челюсть. Кем? Он что, пришел сюда белены объевшись и теперь вещает небылицы, сидя на грязном полу?!

— А в свободное от службы время я для тебя еще одну дополнительную работенку нашел. Кем-то вроде моей секретарши.

Секретарши? Я задумалась. А это уже повышение. И шанс подняться. Надену строгий костюм, завяжу на макушке дульку, буду ходить с умным видом за чудовищем, царапать каракули в блокнотике и кивать.

— Сбавлю еще пять процентов долга… Опять ныть? Ну сколько можно?! — возмутилось чудовище. — Если продержишься год — спишется весь долг.

На самом деле слезы потекли у меня от облегчения: слугам и секретарям полагается заработная плата, каюсь, не удержалась. Думала, навечно застряла тут в поломойках и подай-принесийках со всеми сопутствующими унижениями и полным бесперспективняком. А тут такой шанс, который нельзя упустить, и как назло, все эмоции вразнос пошли!

— Ой, ну ладно, год безупречной службы — долг долой! Любите вы, женщины, своими соплями шантажировать. Только на меня это не действует, поняла?! Лорд Диллан Данделион — кремень! Ясно?

— Ага! — радостно кивнула я, подбирая слезы, пока наш каменный и непреклонный не передумал из вредности или из жалости. Никак подумает, что такой размазне не по плечу серьезная работа, и другую наймет.

А чудовище и в самом деле решило передумать или с меня, шантажистки, пример взяло. Сидя прямо на полу в шикарном костюме, лорд схватился за сердце, причитая, какая я неблагодарная и как его этим убиваю. Такая, как я, по его мнению, не оправдывающая потраченных на меня усилий, всенепременно уронит оказанное доверие, а сам, гад зверолюдский, руку тянет, чтобы я ему встать помогла.

Я подскочила со всей возможной скоростью, демонстрируя полезность, и, изо всех сил потянув за руку (ну и тяжелая гора мышц!), подняла с пола развалившегося лорда, отряхнула и замерла в позе верного слуги. Была бы зверолюдкой собачей породы — подобрала бы лапу и язык вывалила, но поскольку мне подобное было недоступно, я просто вытянулась по стойке смирно, ожидая следующего приказа.

Конец ознакомительного фрагмента.