Горизонталь

Виталий Штольман, 2023

Памятник провинциальным десятым. Миллениалы выросли и вступили во взрослую жизнь, но готовы ли они к ней? Эти уроки не преподавали в школе, да и родители особо ничем не помогли, ибо мир изменился, а они остались там, в прошлом.Вокруг голытьба и хтонь, СПИД и наркомания. Все попытки подняться с социального дна проваливаются раз за разом, разлагая личности героев этой истории.

Глава 2

Санёчек красовался перед зеркалом. Выпускной костюм сел на него как надо.

— Мам, ну как тебе? Жоних?

Клавдия Петровна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем, и оценивающе посмотрела на сына.

— Это хорошо, что ты дрищ дрищом, а то б просить пришлось Верку, чтоб расшила.

— Мам, у тебя на каждый случай жизни есть подруга?

— Поговори мне еще тут, баламошка. Девку обрюхатил, а теперь разговорился он. Лучше бы средства контрацепции с таким рвением покупал, как матери дерзишь.

— Ничего и не держу! И вообще, чего это я ее обрюхатил? У нас вообще-то любовь!

— Ей рожать уж через месяц, любовь, а ты только жениться собрался, — Клавдия Петровна тяжело вздохнула, затем что-то посчитала на пальцах. — Не мог потерпеть месяцок?

— В смысле?

— В коромысле! Кто ж близнецов рожает?

— Каки-и-и-их близнецо-о-о-ов, мама, ты чего? Девка у нас будет. На УЗИ сказали. Алисой назовем. Все ж решили.

— Девка-близнец — это трагедия. Семейная трагедия. Бог ты мой, говорила мне мама, не выходи замуж за этого дроволома. От дурки ученого не получится. Во-о-о-от! Посмотрите на него! Александо-о-о-ор Алексеи-и-и-ич! Собственной персоной.

Санёчек тупо улыбался, слушая мать.

— Ты про знак зодиака, шоль? — его осенило.

— Браво, дубина! Совсем газет не читаешь и жизни не знаешь. А в газете писали, что у близнецов семь пятниц на неделе, — Клавдия Петровна начала загибать пальцы, — много болтают, все преувеличивают и любят посплетничать.

— Мам, прекрати ты эти газеты читать. Какой там жизни не знаешь?

— Не перебивай женщину, которая тебя родила! Я не закончила.

— Ну мам!

— Не мамкай мне тут. Вот подождал бы месяцок, и льва родили бы.

— Львицу.

— Ты что мне нервы тут мотаешь, бестолочь?

— Молчу-молчу.

— Алиса бы наша тогда была благородная, энергичная, еще… еще… так, где эта газета? — Клавдия Петровна начала искать в стопке газет, лежавших на подоконнике, нужную. — Нашла! Очки мои с кухни принеси.

Сынка в темпе вальса метнулся на помощь маменьке.

— Львы готовы взять на себя ответственность, — продолжала она культпросветзанятие, только теперь читая газету, — и повести людей за собой. Приятный и легкий характер. Преданность. И готовность прийти на помощь близким. А у тебя близнецы, тьфу ты! — Санёчку прилетело по голове скрученной газетой. Совсем о будущем не думаешь.

— Так говоришь, будто все от звезд твоих зависит.

— Звезды не врут. И карты тоже. Пойду вечером к Анне Антоновне. И ты со мной. Будущее раскидает тебе…

— Я к этой ведьме не пойду, бздит она все.

— Карты не врут, сын!

— Еще как врут!

— Поговори мне тут.

— Ага-ага, и не очко обычно губит, а к одиннадцати — туз.

— Чего-о-о?

— Да ничего-ничего. Это я так.

— Смотри не нажрись сегодня, свадьба у тебя завтра. Не позорь меня перед приличными людьми. Новиковы — не последние люди в городе так-то.

— Одно другому не мешает. Еще я перед этими буржуями не стелился.

— Я тебе помешаю. Я тебе так помешаю, сволочь! — Клавдия Петровна начала хлестать сына кухонным полотенцем, что ждало своего часа на плече женщины. — Женись хоть по-человечески! Тебя, дурку, в приличную семью приняли, а ты…! Тьфу ты!

Концерт по заявкам был окончен. Кольцовы разошлись по своим делам. Клавдия Петровна отправилась к гадалке, а Санёчек — курить на лавочку во дворе.

— Зефир, ну как тебе? Жоних?

Собака задорно гавкнула один раз и начала игриво метаться из стороны в сторону, то застывая в моменте, то резко перемещаясь в другую точку.

— Так… так… так… не скачи на меня, а то мать из дома выгонит, если костюм избуздыкаю. Пойду лучше сниму! Жди меня здесь! — он ткнул пальцем в нос собаке. — Я еще не закончил!

Пока Санёчек переодевался в домашне-выходной спортивный костюм, старая Nokia своей вибрацией пыталась вызвать землетрясение в Белосветске. На экране высвечивалась надпись «Дон Гусито».

— А ты че не позвал, Зефир? Тут вон уважаемый человек аж пять раз названивал, а ты ни слуху ни духу, — собака смотрела на своего хозяина непонимающе, Кольцов набрал обратно другу. — Алле-малле!

— Ты че там дома сидишь, женишок? У тебя ж последний день холостяцкой жизни. Сейчас будет предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— Ну-ка!

— Нам нужен мальчишник.

— А че? Я за!

— Выезжаю!

— Давай ускорься, а то мать вернется и на замок меня посадит.

— Свободного духом человека не удержать в клетке.

— Слышь, философ, заводи свою «жигу» и тащись сюда.

Из всех подруг матери Санёчек уважал только Елену Максимовну, чьи дары он разыскивал сейчас по всему дому. Тетка гнала знатное зелье, чистейший, как слеза, самогон, а мягкий-то какой, у-у-у-ух! Квест был не из простых, ибо маман знала, что лучше сей артефакт припрятать понадежнее, ибо добравшийся до него сынка не будет церемониться. Кольцов тщательно исследовал все известные ему нычки — и вуаля, целый литр оказался в руках. За забором обозначил свое присутствие Кузькин «жигуль», который извергал какие-то жесткие мотивы на ломаном французском, отчего Зефир снова негодовал. Санёчек в спешке собирался, ибо решил дать пьянству знатный бой. Сегодня он вольный человек, а завтра окольцован. Жизнь уже прежней не станет. Отметившись звонком возлюбленной и ездой по ее ушам на тему вселенской любви и важности семьи (тут, конечно, пригодились постоянные напоминания цитат из «Крестного отца» его полоумным дружком), он смело выключил телефон. Путь его лежал в педовскую общагу. Гусёк нашел новых жертв, которые сами заплыли в расставленные им амурные сети. Главное теперь — залить в них побольше «батюшки сэма», а дальше уж дело техники.

«Прощай, холостяцкая жизнь! Я вас любил, возможно, это были лучшие деньки!»

Впереди Кольцова ждало кольцо, а понесет он уничтожать его в Мордор или нет — будет зависеть от поведения Саурона. Зачем вообще люди женятся? Дань традициям, обязывающим горящие глаза и часто бьющиеся сердца скреплять свои намерения печатью на бумажке, которая с годами покроется не одним слоем пыли в далеком шкафу? Если, конечно, повезет! Какие-то мазохистские природные черты, основанные на собственности одной живности над другой? Приспособленчество? Человеку нужен человек? Зачем? Несмышленые мужички, оторвавшиеся от сиськи матери, ищут новую? Очарованные гедонистки ищут золотую тропиночку, что обеспечит их жизнь наслаждением до конца дней? Продолжение рода? Допустим, для фамильного древа графьев и бояр положение в обществе требует, но плодится же чернь. Чем ниже пали те ангелы, тем больше в мир попадает чертей. Детишки, не видя иной жизни, попадают на протоптанную дорожку по дну. У них почти нет шанса выбраться из этой ямы, зато чтоб остаться — причин более чем достаточно. Так зачем люди женятся? Именно над этим вопросом размышлял в ночи Кольцов, когда покинул притон любви и, пошатываясь, побрел домой. Еще двадцать минут назад он прелюбодействовал с одной, а утром ему предстоит поход в ЗАГС с другой. Первую Санёчек и не знал-то толком, хотя хороша чертовка, от нее шел свет, озаряющий все вокруг. Он никогда не встречал таких женщин да и вряд ли видывал ноги прекраснее тех. А вторая просто в залете. Любил ли он ее? Нет! Поначалу спортивный интерес да животный инстинкт, надо ж было почувствовать себя мужиком, завалив непокорную. На этом все закончилось для него, но не закончилось для нее. Песня огня и любви разыгралась новыми мотивами, еще и с припевами. Мол, аборт делать не буду. Это не по-христиански. Что скажут люди? Как я лишу человека жизни? Люблю, и все тут. Как так он вляпался? Непонятно! Теперь вот Санёчек через месяц папкой станет. А что он даст этой маленькой девочке? Он же гол как сокол! В башке ветер свистит. Чему он научит свое дитя? Пиво из холодильника воровать? Сам не мастер! Был бы мастер — не попался! Родители еще. Ее. Его. Никто не хочет свадьбы этой. Ни Кольцовы, ни Новиковы. Вика одна уперлась рогом. Овца. Глупая овца.

Санёчку вспомнился визит в гости к будущей родне, когда его дама сердца наотрез решилась рожать. Софья Федоровна, будущая теща его, стол накрыла. Картошечка. Мясцо. Оливье. Скатерть. Прям Новый год, ей-богу. Настроение было нерадостное, хоть топор в воздухе вешай. Бабы-то светились. Счастье ж какое! Пополнение. Мужики сверлили друг друга глазами. А Новиков-то — крепкий дядька, с ним стоило считаться.

— Покурим? — предложил тесть.

— Покурим! — согласился Санёчек.

Молча встали и вышли на балкон. Дверь прикрыли на магнит. Конспирация.

— Чего девке голову морочишь?

— Я морочу?

— Тут еще кого-то видишь?

— Не морочу.

— Ты, шоль, чадо растить будешь?

— Если надо, то буду.

— Ты где работаешь, сынок?

— Работаю.

— Где?

— Грузчиком работал, сейчас сторожем в детском саду, так что с детьми умею обращаться, если что.

— Ты вообще представляешь, сколько стоит ребенка вырастить, тем более девочку?

— Вырастим как-нибудь.

— Все у тебя как-нибудь.

— И чего?

— Ничего. Вся эта ваша любовь мне в копеечку встанет. Тысячерублевую.

— Не ляжет. Я за свои действия в ответе, понятно?

— Ну посмотрим-посмотрим.

— Мальчики! — постучала в стекло на двери Софья Федоровна, — хватит травиться. Все готово. Пойдемте за стол.

Мужики сели за стол в дружелюбных масках, изображая мирные семейные посиделки. После первой бутылки коньяка истинная личина поперла наружу.

— А жить где будете? — с вызовом поинтересовался Виктор Иванович.

— Пап, что за вопросы-то? У нас, конечно же! Ты что, дочь из дома спровадить хочешь? Вместе с внучкой?

— Замужем — это значит за мужем, а не у отца под боком! Учите матчасть, детишки!

— Вить, ты чего это, правда? — заступилась за дочь маман.

— А ты чего скажешь, зятек? — Новиков не сбавлял обороты.

— А че сказать-то? Я не живу, где мне не рады. У нас поживем. Дом небольшой, но места всем хватит.

— Са-а-а-а-аша! — надула щеки Вика.

— А че Саша? Чего не так-то? Я там вырос, и Алиска наша вырастет. Район у нас хороший. Свежий воздух. До карьеров рукой подать. Лес опять же.

— Вы внученьку Алисой назовете? — несказанно обрадовалась Софья Федоровна, пропустив половину высказываний зятя мимо ушей.

— Так, с темы-то не съезжайте! — буравил взглядом будущего мужа своей дочери Новиков.

— Какой ты черствый, Вить!

— Решено, после свадьбы к мужу, дочь!

— Па-а-а-а-апа! — заревела Вика, а затем в нее вселился дьявол, разгоняющий такую истерику, вылившуюся в вопли, гормональные рыдания и закончившуюся сжиганием мостов кровных уз. — Если так, то я тебе больше не дочь! Сегодня же съезжаю. Да, Саш?

— Ну да! — равнодушно ответил Кольцов. — Не на улице ж тебе ночевать с нашей Алиской.

Вика показушно встала и пошла собирать вещи.

— Витя! Нам надо поговорить! — настрой дочери передался и матери.

— Потом, Софа, потом!

— Так, Новиков, на кухню! Прямо сейчас! — Софья Федоровна резким движением пальца отправила свои маленькие круглые очечки с края носа к его основанию.

— А баба-то с яйцами! — подумал Санёчек и еле удержался от того, чтоб не рассмеяться.

На кухне разразились гром и молния. На стороне хрупкой и утонченной женщины в тот миг были Зевс, Юпитер, Тор, Индра, Перун, Таранис и прочие божественные повелители небесного электричества. Гремели ложки и вилки, падающие на пол, следом летела посуда, звонко бьющаяся о стену. Санёчек остался совершенно один за праздничным столом. Налил себе коньячку. Огляделся.

— А ничего хоромы-то! Но этот… папаня… Лучше уж у нас! А там мать пилит, — гонял в себе мысли он, налил еще и выпил. — Уж лучше мать, чем этот. Мать как-то попривычнее, да и полномочия у нее есть. Она ж рожала. А этот кто? Чужой человек. Да и теща ни разу не ангелок, как казалось! Как там в умных книжках пишут: «Хочешь посмотреть на жену в старости — посмотри на тещу!» А надо оно мне? Вопро-о-о-о-ос!

Санёчек осушил полбутылки, прежде чем люди стали возвращаться в зал, но ему уже было так плевать на это реалити-шоу. А происходило следующее: сначала с сумкой вошла Виктория, объявив, что готова к переезду, затем и старшее поколение Новиковых, которое единогласно сообщило о провозглашении независимости комнаты их дочери и переходе под знамена Кольцовых. Главенствующему лорду этого дома пришлось приложить немало усилий, чтобы выдавить сие из себя.

— Бежать надо было еще тогда! — будущий женишок вернулся из воспоминаний в настоящее. — Или вообще не слушать Гуська с его дурацкими советами, которые вечно ничего хорошего не сулят. То отсидишь из-за него, то вот семейством обзаведешься. А он чего? Ничего! Бабы да бабки! Все! Разорви пес моих кошек, что это за жизнь?

У Санёчка были другие планы на жизнь — неприлично разбогатеть, чтоб с элитными женщинами по морям на яхте кататься. Резко хлынул дождь, что вывел его из раздумий. Под кроссовками резко образовалась грязища с лужами. Научная улица — не Средиземноморье. Он рванул до дома. С ходу махнул через забор. Зефир вытащил морду из будки, но сразу же вернулся на исходную. Дурак, что ль, мочиться? Кольцов пошарил по карманам, а ключей-то и нет, видать, посеял где-то. Мать будить он не стал. Еще вот ее нотаций средь ночи не хватало. Лег на лавку и вытянул руку. На нее с крыши падали капли майского дождя.

— На днях, получается, заезжаю к Вике? — подумал он. — Два года на общем режиме, остальная жизнь на строгом? Ага-ага! Бегу и падаю. Вольному — воля, спасенному — рай.

В своих размышлениях Санёчек и уснул. Морфей перенес его в лучший мир, где он жил в огромном особняке у океана. Большие витражные окна, массивные белые конструкции из балок, много стекла и мрамора. У длинного причала стояла небольшая яхта. Вокруг дома аккуратно стриг газон садовник, а на веранде накрывала завтрак сексуальная латиноамериканка.

— Вот это жизнь! — Кольцов стоял на балконе и наблюдал, как волны разбиваются о берег. — Какой притягивающий вид!

Утреннее солнце играло в пучине.

— Александр Алексеевич, ваш кофе! — заискивающе сообщила его домработница. — И омлет!

— Сколько сахара?

— Два кусочка. Как вы любите!

— Молодец! Иди.

Санёчек засмотрелся на уходящий стан своей служанки. Вид оказался не менее завораживающий. Ее задница так играла в движении, словно зазывала на более располагающую беседу в горизонтальном положении. Природа умела удивлять.

— Спасибо создателю за такое прекрасное творение! Это ж надо было еще придумать! Ух! Возьму ее с собой в круиз! Такой десерт стоит попробовать! — подумал Кольцов. — Где мой капитан? Или я сам капитан? Ла-а-а-а-дно, разберемся.

Неожиданно небо затянулось мраком. Еще несколько секунд назад ничего не предвещало непогоды, как уже ветер огромной силы пытался отправить посуду со стола в полет. Кофе повезло больше, нежели омлету, ибо чашку Кольцов успел выдернуть из лап стихии. Парой больших глотков он уничтожил напиток и отправился в сторону дома, ветер усиливался, невозможно было уж устоять, лупанул ледяной ливень, грянул гром, молнии сверкали совсем рядом. Санёчек побежал, но здание отдалялось. Воздушный поток нес его к океану. Электрические разряды с треском разрезали небеса, опускаясь на землю. Удар! Еще удар! Небесный ток бил по всему, что было дорого властелину этой земли. Загорелся дом. Вспыхнул будто спичка. В окне полная ужаса, но все еще сексапильная домработница пыталась открыть фрамугу, но увы, огонь вцепился в ее кожу, отчего та начала растекаться карамельной нугой. Загорелась и яхта, но на дно не пошла. Пламя превращало сказочное богатство в некую жижу, что плавилась, оставляя темное пятно на поверхности воды. Разъяренный Зевс продолжал метать молнию за молнией. Удар! Еще удар! Прилетело и Санёчку. У него задрожали руки, пальцы сжались так, что не разжать, голова пошла кругом, содержимое желудка пыталось выйти наружу, но встало где-то в горле. Он начал задыхаться. Воздуха не хватало катастрофически. Молния пробила землю и отправила в полет бездыханное тело Кольцова. Целая вечность прошла, а дна сего пространства он не достиг, как и смерти. Породы сменялись породами. Где-то вдалеке наверху еще мелькали молнии, внизу была кромешная тьма, пролетев чрез которую, Санёчку стало ясно, что очутился он в подземном царстве. Царстве мертвых! Под ним оказались врата, а в них — река, по которой курсировали лодки, отправляющие заблудшие души на ту сторону, где властелин смерти уже потирал свои руки. Чем дольше падал Кольцов, тем уже становились врата. Казалось, что раздавят. Содержимое его горла вырвалось изо рта Санёчка. Тщетно. Местные были привыкшие к крикам и страданиям. Кто придет к нему на помощь? Кто спасет? Никого здесь не было из тех, кто был ему дорог, да и всем им он наплевал в душу. В последний момент преодолел он закрывающийся вход в царство мертвых. Лодочники разом посмотрели на летящего сверху. Аид поднял свой посох вверх, и жертва небес застыла в воздухе. Санёчек попытался заглянуть в глаза своей смерти, но их не было, там полыхал самый настоящий огонь. Хозяин царства сего что-то гаркнул на древнегреческом и стукнул посохом оземь — Кольцов рухнул в Стикс. Вода стала невыносимо жечь его кожу. Он снова заорал и в последний раз взглянул на своего мучителя, тот сделал шаг к краю реки и зловещим голосом произнес: «Вставай, баламошка! Свадьбу свою проспишь!»

Свет ударил в закрытые глаза. Санёчек резко открыл их, огляделся. Оказалось, что лежал он под лавкой в луже воды, рядом стояла мать с пустым ведром воды.

— Ма-а-а-а-ма! Ты чего творишь? У меня ж чуть сердце не остановилось. Я Аида сейчас видел, реку смерти и всякое такое.

— Нажрался опять, тартыга? Спишь тут под лавкой!

— Не без этого!

— Когда ты уже перестанешь терзать сердце матери? И жены? Жена у тебя, дубина, теперь есть, чадо твое таскает, ты головой-то думай, когда к шаболдам своим бегаешь. Господи, прости мою душу грешную за сына юродивого.

— Ничего не юродивого. И не бегаю. Чего ты начинаешь? — Санёчек поднялся и начал зачем-то отряхиваться. — Посидели с Гуськами, выпили чуток. Мальчишник перед свадьбой — дело святое.

— Че ты мне ваньку тут валяешь? Мне Алка рассказывала, как он к ней бегает периодически.

— Ну если она красивая, то все может быть.

— Она венеролог в нашей поликлинике.

— Ма-а-а-а-ма, это личное дело каждого, кому и отчего лечиться. А Алка твоя про врачебную тайну слыхала?

— Какую еще тайну? Иди давай мыться, свадьба у тебя уж на носу, а ты тут грязный, как свинота.

— С вашей помощью, маменька! — Санёчек укорительно посмотрел на ведро.

— Чего-о-о-о? — металлический снаряд полетел со страшной силой в спину сына.

— Ма-а-а-а-ма, хватит! Убьешь жениха!

— Я тебя породила, я и убью. Мне можно, я ж мать!

— По сто пятой статье за убийство ведром до двадцати лет дают. Это отягчающее.

— Мойся иди, прокурор! Выходить уж через час. Нас приличные люди вообще-то ждут.

— Ага-ага, приличные. Новиков твой этот приличный, поди, людей в бетон закатывал в девяностые. Ты рожу его бандитскую видела?

— Ты свою видел? Иди уже, правдоруб хренов.

К резиденции Кольцовых под свадебный аккомпанемент, извергающийся из хрипящих колонок в виде «Зятя» от Ноггано, подъехал «жигуль» Кузьмы. Естественно, в свадебных ленточках. На заднем стекле чуть выше наклеенного АК-47 красовалась надпись «Жених».

Свадьбу решили отметить лишь узким кругом в ресторане. Виктор Иванович наотрез отказался на обильную спонсорскую помощь, но благодаря уговорам Виктории и Софьи Федоровны пирушке все же суждено было случиться. Со стороны жениха на праздник допустили лишь мать и Гуська, выступающего в роли свидетеля.

Санёчек наблюдал себя разодетого в зеркале. В голове были мысли о побеге.

— Зачем я во все это вписался? Чего не предохранялся? Сейчас бы и проблемы такой не было.

— Хватит красоваться! Пошли уж, жоних! — торопила сына Клавдия Петровна. — Чего мрачный такой? Чай не на похороны!

— На похороны своей холостяцкой жизни, — вздохнул Санёчек.

— Ну, епть, красава, братишка! — с порога загорланил вошедший Кузьма.

— А ты чего как к себе домой уже заходишь? — негодовала хозяйка.

— И вам здрасти, Клавдия Петровна! — Гусёк исполнил низкий боярский поклон. — Я вообще-то вашего сынки свидетель. На минуточку прошу заметить. Вот, видали? — он потеребил повязанную верхом красную ленточку, оповещающую золотыми буквами, что он свидетель.

— В цирк тебе надо! Клоуном!

— Как скажете, Клавдия Петровна! В цирк так в цирк!

— Ты мне тут не клавдиепетровничай! Иди колымагу свою заводи! Опаздываем уже!

— Слушаюсь и повинуюсь! — Кузьма развернулся и пошел, затем запел: «Я зять, нехуй взять».

— И шарманку свою выключи, я под этот ужас не поеду!

— Жестко! — Гусёк повернулся и подмигнул Санёчку. — Не спорю, но по-другому не сказать.

— Я сейчас тебя шваброй охерачу, — Клавдия Петровна была настроена решительно.

— Семейная агрессия, месиво, весело… — женщина потянулась за стоявшей в углу деревянной шваброй. — Все-все! — заискивающе заулыбался Кузьма. — «Дорожное радио» так «Дорожное»!

Весь путь до Дворца бракосочетания Санёчек молчал! На фоне продолжался срач между кучером и пассажиркой. Дело обыденное, потому он не вникал, да и зачем? Есть вопросы посерьезнее. На парковке у ЗАГСа уже ожидала чета Новиковых. Виктор Иванович нервно курил. Вика, Софья Федоровна и свидетельница о чем-то трепались.

— Смотри, какая свидетельница! Ауф! — восторгался Кузьма. — Я ее того! — под соответствующий присвист он показал композицию рук, обозначающую соитие. — Чтобы брак был крепким.

— Что жених придурок, что свидетель! — выдала свой вердикт Клавдия Петровна.

До назначенного времени велись светские бессмысленные беседы. Кузьма бегал с камерой, которую у кого-то одолжил, чтоб увековечить рождение семьи Кольцовых. Далее все по традиции. Украшенный зал. Натянутые улыбки. Тетка, вещающая заученный текст под марш Мендельсона. Местный видеограф. Дежурная подпись. Овации. Горько! Поцелуй. Расход.

— Ну что, в ресторан? — Софья Федоровна светилась, словно проглотила килограмм урана.

— А почему бы и нет? — потирал руки Кузьма. — Сейчас бы накатить за здоровье молодых! — он подмигнул свидетельнице, та шарахнулась от него.

— Тебя вообще кто спрашивал, обморок? — Виктор Иванович был не в духе, что было вполне очевидно, ибо отдал свою единственную доченьку в не самые надежные руки.

— Я вообще-то свидетель.

— Ты хоть копейку потратил, свидетель? Накатить ему! В печенках уже сидят эти нахлебники. Дай-дай! Этому дай, тому дай! Одного отвадишь, трое новых появятся. И всем дай! Дай-дай! Как вы мне все дороги, тунеядцы!

— Папа! Хватит! Праздник же! — осадила отца Виктория.

— Вы идите, пойду сигарет куплю, а то закончились, — вышел из ступора Санёчек.

— И мне купи! — тесть достал пятьсот рублей и сунул их во внешний карман пиджака Кольцова. — «Парламент» легкий! Сдачи не надо! Я сегодня великодушен к зятьку! — Виктор Иванович похлопал несколько раз его по плечу, причем с каждым разом все сильнее и сильнее, но, не подавая вида, показательно улыбался.

— Братишка, давай я сгоняю! — решил помочь Гусёк.

— Да ладно, я сам.

— Ну сам, так сам.

— Мась, давай только не долго!

— Я сколько раз говорил не называть меня масей.

— Ма-а-а-а-ась! — образовавшийся острый угол в бровях Виктории обозначил максимальный уровень агрессии, зарождающийся в этой женщине.

— Как скажешь, жена!

— Ой, так необычно… — расплылась она сразу в улыбке.

— Пойдем уже! — под локоть ее зацепил отец.

— Па-а-а-а-па!

— Пап-пап! — негромко начал распевать знакомый мотив Санёчек и двинулся в сторону магазина. — Папара-пара-пап-пап…

Свадебная процессия двинулась весело в ресторан. Улыбчивый армянин по-хозяйски радушно приветствовал гостей, Виктора Ивановича обнял, как родного, затем выдал порцию дежурных свадебных шуток в адрес Новиковых и Кузьмы, коего принял за жениха. Нелепицу прояснили, и все посмеялись. Интерьер был с аляпистым закосом под дворянское убранство — лепнина, огромные люстры, куча зеркал, картины в винтажных рамках, бархат и все такое. Лучшего в городе было просто не найти. На столе уже стояли салаты, закуски, вино и водочка.

— Может, для аперитивчика? — Кузьма протянул руки к бутылке водки.

— Руки убрал! — грозно осадил Гуська Новиков. — Женишок сейчас придет и начнем.

— Молчу-молчу! Традиции так традиции! — натянул улыбку свидетель, но под нос себе пробормотал: «Козлина ебуча!»

— Че сказал?

— Совет да любовь, че ль, говорю!

— Что-то не похоже было!

— Вам показалось.

— Когда кажется, креститься надо.

— Чай не в церкви.

— Па-а-а-па, у меня свадьба вообще-то!

— Ладно, все-все. Где твой женишок, кстати? Хоть за смертью его посылай!

Прошло пять минут. Десять. Санёчка все не было и не было. Кузьма напрягся. Через двадцать минут напрягаться начали и все остальные. Клавдия Петровна что-то бурчала себе под нос. Виктор Иванович негодовал пуще прежнего. Вика начала звонить новоиспеченному мужу.

— У него выключен! — завелась сирена невесты.

— Да может, сел телефон, — попытался разрядить ситуацию Гусёк.

— Да сбежал он! — повеселел Новиков. — Вот же сыкло! Только тупое. Бежать надо было до, а не после.

— Па-а-а-а-а-па!

— Витя, что ты начинаешь? Все будет хорошо. Может, случилось с мальчиком что? — над Софьей Федоровной в тот миг образовался нимб.

— Слышь, рожа буржуйская! — не выдержала Клавдия Петровна. — Ты на кого бочку катишь? Ты думаешь, что тебе отпору никто не даст? Я еще как дам!

Кузьма присел поудобнее. Начиналось интересное реалити-шоу в прямом эфире, причем с полным погружением.

— Вот Санёчек, вот жучара-то! — размышлял он. — Но Новиков тут чертовски прав, бежать надо было до свадьбы. Тут, конечно, промахнулся, но оно того стоило.

Сватьи схлестнулись в жесточайшей словесной дуэли. Вика плакала навзрыд. Картинно. По-театральному. Гусёк открыл водочку и плеснул себе. Уже никто не обращал на него внимания. Бутербродик с икорочкой. Прям буржуйское застолье.

«Ты где, долбоебушка?» — Кузьма написал смс-ку беглецу, а затем добавил: «Тут родственнички скоро передерутся».

Там, где одна рюмашка, там и вторая с третьей. Прибежал хозяин заведения. Попытка урегулировать конфликт провалилась после того, как оливье полетел в Новикова. Ответа ждать долго не пришлось. Подключилась и Софья Федоровна. Метание едой напомнило Гуську задорные молодежные американские комедии, но тут все было в разы веселее. В битве участвовали мастодонты.

— Вот это сва-а-а-а-дьба! — заржал Кузьма и лупанул еще водочки, и подмигнул свидетельнице, которая с ужасом отодвинулась в сторону.

Как оказалось, зря, ибо ее новомодное платье от китайского Prada попало под обстрел селедки под шубой. Растекающаяся по ткани цвета ванильного льда свекла с майонезом вонзила металлический кол в нервную систему девицы, отчего из нее стало выходить драматическое колоратурное сопрано.

— Я так больше не могу, — невеста вскочила, ударив обеими кулаками о стол, и убежала прочь, за ней последовала мать, отец еще немного поугрожал, но тоже ретировался.

— Ну и где он? — гневный взор Клавдии Петровны был направлен на Гуська.

— Так я ж почем знаю?

— Иди ищи его!

— Я сыщик, че ль? Да и надо остаться, за все ж уплочено. Не гоже ж бросать-то?

— Пошел вон отсюда! — Кольцова взяла десертный нож в руки, в тот момент она могла и убить им.

— Ладно-ладно! — Кузьма не стал спорить с разъяренной женщиной и поспешил на выход, прихватив с собой две бутылки водки и пару бутербродов с икорочкой, которые доедал уже на ходу.

— Како-о-о-о-ой позор! Како-о-о-о-ой позор! — Клавдия Петровна села и, опершись на стол, схватилась за голову.

Кузьма переместил свое хмельное тело в машину и набрал женишку. Автоматическая леди сообщила, что Кольцов вне зоны доступа. Пальцы его начали гонять список контактов, ожидая найти ответ. Гусёк периодически позванивал их общим друзьям-товарищам, но все было тщетно, беглец будто сквозь землю провалился.

— Где же ты, долбоебушка? Где-е-е-е? — размышлял он вслух.

Телефон зазвонил. На экране высветилось «Марго Общага». Кузьма улыбнулся.

— Бинго, епт! Вот ты где! У студенток, значит, вчерашних! Как-то я сразу и не догадался.

— Алло, Кузёчек, Кузёчек! — запела в трубку девчушка. — Тут дружок твой приехал, а ты не приедешь? Уж очень хочет тебя видеть одна барышня!

— Которая?

— Красивая така-а-а-ая! А у-у-у-умная! В ожидании своего рыцаря. Тебе точно понравится!

— Я подумаю!

— Что значит подумаешь? Ты шо ж, обалдел, шоль? Я тут его и так и эдак, а он… э-э-э-эх!

— Не пыли, богиня моего сердца. Уже мчу! Со мной только ветер и водка!

— А пивко?

— А пивка нет.

— Така-а-а-ая боль!

— Коктейльчики попьешь.

— У-и-и-и! Ждем!

— Ну Санёчек, ну чертяга! Всем просраться дал! — хохотал Гусёк.

Кузьма завел свою колымагу и помчал сдаваться на волю прекрасных дам по примеру его только что женившегося дружка.

Пробравшись тихими улочками, чтоб не попасться на глаза шерифу дорог, он оказался у общежития. Ни для кого не секрет, что башню охраняли злые драконы, что обороняют врата от посягательств залетных рыцарьков, но, когда человек полон любви и решительности, разве это сможет его остановить? Конечно же нет! Троекратным коротким свистом он обозначил свое пришествие. Огляделся. Никого. На четвертом этаже заскрипела старая деревянная фрамуга, из окна вылезла светлая женская голова.

— Мой рыцарь приехал! У-и-и-и! Спаси свою принцессу из высокой башни.

— А кто же еще-то? Открывай балкон!

Во имя любви отважный рыцарь ловко вспарил над землями белосветскими, преодолевая один этаж за другим. Бремя тяжкое повисло в воздухе. Пакет с бутылками предательски звенел, но поднимался со своим попутчиком все выше и выше. На балконе уже ждала принцесса, отворившая потаенную дверь в темницу. За спасение рыцарь был награжден жарким поцелуем юной девы и влюбчивым озорным взглядом, чарующим и манящим, затем она игриво убежала в темноту, предлагая сыграть с ним в эту игру. Рыцарь шагнул внутрь башни. В нос его уже привычно ударил запах носков, травы и месячных, но откинул он все невзгоды и бросился за возлюбленной. Бравый охотник быстро нагнал свою жертву, скрывающуюся в грязном закутке со швабрами и ведрами. Награда была сладостной, отчего из девицы прекрасной лились восторженно-ликующие песни, знаменующие ее наслаждение от спасения благоверным и храбрейшим из мужчин.

Конец ознакомительного фрагмента.