Серые тени в ночной тьме

Виталий Полищук

В городе Южносибирcке царит паника – один за другим пропадают люди, причем пропадают бесследно. Через месяц не менее странные события происходят на таежном болоте в глубине тайги вблизи районного центра Затайгинска. Странные жуткие существа из снега безжалостно уничтожают зверей и людей. Расследование переходит в руки офицеров военной разведки. Перед вами второй роман из цикла «Космический отряд Виктора Денисова».

Глава первая

За полгода до этого умерла Ксения Захаровна Остроухова, невестка давно почившего Кузьмы Гордеича. И дом перешел в наследство её внуку, Сереге Остроухову — студенту Южносибирского госуниверситета, худому и длинному лохматому двадцатилетнему шалопаю. И вот вступив накануне в права наследства, Серега не придумал ничего лучшего, как пригласить компанию приятелей отметить день святой пасхи в своем новом доме.

На природе, значит, на берегу Оби. Воздух там!.. Обалдеть!

И вот 23-го апреля вечером, где-то в половине восьмого, компания была в сборе, причем обеспеченная по полной — спиртное в количестве «вне разумных пределов», закуска, наоборот, «в пределах весьма разумных», и главное — «музон» в виде переносного двухкассетного магнитофона, именуемого за легкий вес и удобства в транспортировке в среде молодежи «потаскушкой».

В данный момент «потаскушка» была включена, заряжена аудиокассетой с песнями Третьякова, очень любимого в среде студентов за легкое и проникновенное содержание текстов, манеру исполнения под гитару и симпатичный внешний вид, Сейчас на улицу доносилось из зала дома Остроуховых слова исполняемой песни:

…мне всего четыре года, карамель за щекой,

я иду и улыбаюсь прохожим,,,

Доносившийся временами шум, веселые выкрики и смех говорили, что веселье было в разгаре, а его интенсивность, заглушающая звуки песни — что компания уже успела « принять на грудь», малую толику горячительного. А скорее всего — не такую уж и маленькую,

–… И я сам на карамельку похо-о-жий! — закончил песню Третьяков, что на веселье никак не повлияло.

Что ж, стоит немного уделить внимание приятелям Сергея и описать их.

Во главе стола сидел заводила и лидер компании Ваня по прозвищу Важно. Нет-нет, грузином он не был, а просто носил узко пробритые усики на смуглом лице, был слегка горбонос и любил изображать время от времени кавказский акцент, обращаясь при этом к друзьям: «Да-арагой, защем это, ара!..»

Ну, где-то так. Хотя «ара» — это из лексикона жителей Армении, а не Грузии. О чем Вано, скорее всего, просто не знал.

Справа от него сидел Серега Остроухов, рядом с Сергеем — его подруга Оля. Девушка была внешне ничего себе, но ее слегка портила поза — она любила изображать из себя этакую вальяжную теледиву. Какими она представляла себе этих кинодив — томными, с выражением скуки на лице, непременно с сигаретой, зажатой между пальцами. Ну, примерно вот так.

Сейчас она сидела, полу прикрыв голубые глаза и вытянув ноги и лениво наблюдала, как неспешно развивается пиршественное действо.

Прямо напротив нее расположился последний участник пирушки — Женька Кульков по прозвищу, естественно, «Кулек». Кудрявый и голубоглазый, верткий, он, хотя был невысокого роста, нравился девочкам их курса и слыл сердцеедом. Однако не это было главным качеством характера Женьки, то бишь — вовсе не любовь к прекрасному полу. Главной особенностью его характера было неуемное любопытство — если было во что сунуть из любопытства нос — Женька его обязательно совал. И хотя частенько нос ему за это прищемляли, ничто не могло остановить его. Ну, такой вот у парня был характер, что ж поделаешь!

Так что на карамельки (это если следовать словам песни, звучавшей из динамиков магнитофона), члена компании похожи не были.

Можно добавить еще, что все они были студентами местного университета и учились на разных факультетах, что не мешало их тесной дружбе.

Тем временем веселье набирало силу, компания уже успела изрядно принять горячительного, о чем свидетельствовали несколько пустых бутылок, стоявших сбоку от Сереги на полу у ножки стола.

— А мы не пили еще за любовь! — кричал Серега. — За любовь еще не пили!

— Ара, какое упущение! — поддерживал его Вано. — Наливай!

Сергей принялся наливать бокалы, и скоро в воздух взвились четыре наполненных рубинового цвета жидкостью сосуда, раздался звон, живительная влага поменяла свое местонахождения, приятно освежив четыре алчущих рта.

И в такт их действиям, в унисон тосту из динамиков полетело:

«Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую,,,»

И веселье продолжалось, правда через некоторое время всегда любопытствующий Женька перевел ход мыслей компании с романтически-облачного настроя на дела сугубо практически приземленные.

Все это время он шарил взором вокруг, изучая окружающую обстановку.

Изучать, впрочем, особо было и ничего. Большой зал был ярко освещен горевшей под потолком люстрой, и взору Женьки открывалось все — обстановка, фотографии на стенах, домотканые дорожки на полу. Но интересного ничего не было — мебель представляла из себя причудливое смешение стилей и эпох — если у одной стены стоял вполне современный трельяж с посудой, то у противоположной стены, между двумя окнами — явно старинный, может быть даже — антикварный комод, на котором стояли фарфоровые статуэтки, шкатулка (с документами, скорее всего) и самовар.

Женька встал и прошелся сначала по залу, потом заглянул в остальные комнаты,

— Ну и хоромы! — сказал он, возвращаясь, садясь на место и наливая себе вина в бокал. Троица остальных его приятелей была занята кто чем — Сергей и Оля топтались рядом со столом, обнявшись и изображая медленный танец, а Вано внимательно рассматривал на свет свой бокал с теперь уже янтарного цвета жидкостью,

— Ты что же, Острый, — (Острый — это было прозвище Сереги), — теперь уйдешь из общаги и будешь здесь жить? Один? — спросил Женька.

— Пачэму один? — ответил ему Вано, легким движением опустошил бокал, взял с блюдца и положил в рот оливку. — С любимой дэвушкой, понимаэшь!

И оба повернули голову в сторону топчущихся на месте Сереги и Оли. Выражение лица Оли скорее опровергало мнение псевдогрузина, чем подтверждало его. Впрочем, Сереге этого видно не было — его лицо было повернуто в другую сторону.

Женька тем временем уже вновь успел встать и медленно двигаясь вдоль стены с развешенными на ней фотографиями, принялся внимательно рассматривать их. Однако вид однообразных мужских, женских и детских лиц быстро ему надоел и он, подойдя к танцующей парочке, спросил Серегу:

— А еще фотографии есть? Ну, альбомы там всякие…

— Да-да! — поддержала его Оля, который наскучило это топтание на месте. — Давайте фотографии посмотрим!

— Но сначала выпьем! — закричал Серега, размыкая руки, которыми он тесно прижимал к себе Ольгу. — За любовь!

Ему, похоже, идея жить в ново обретенном доме с любимой девушкой пришлась по сердцу.

Выпили за любовь. Затем из ящика комода были извлечены альбомы и все, рассевшись на диване, принялись листать их и рассматривать фотографии — старые и новые, черно-белые и цветные.

Любопытный Женька при этом то и дело тыкал пальцами в очередное фото и спрашивал:

— А это кто (или «что»)? А это?

Сергей давал пояснения, но он знал далеко не всех, чьи лица были на снимках.

Но вот в руках у Женьки оказалось большое цветное фото подворья дома Остроуховых, выполненный съемкой со стороны калитки ограды. На ней был виден дом, окруженный плодовыми деревьями, на заднем плане — голубая ширь Оби, а сбоку фотографии виднелся расплывчатый случайно угодивший на снимок угол старого сарая.

— Это я фотографировал! — сказал Сергей. — В прошлом году!

— А это что? — спросил, тыкая пальцем в размытый край фотографии любопытный Женька. Он показывал на краешек угла сарая.

— Да это сарай! — досадливо ответил Серега. — Старый сарай во дворе!

— А что там, в сарае? — не унимался Кулек.

— Всякая старая дрянь, ара! — ответил ему Вано.

А Сергей добавил:

— Я не знаю. Бабушка все время мне говорила: «Смотри, к сараю и близко не подходи!» Да его никогда и не открывали — там на воротинах замок ржавый висит, наверное, еще прадед до революции повесил…

— А пойдемте посмотрим! — тут же предложил Женька. — Прямо сейчас! Что-то там ведь прятали, раз нельзя была в сарай заходить!

— Да у меня и ключа от этого замка нет… — принялся слабо сопротивляться Серега. — Давайте лучше выпьем! За любовь!

— Налэвай, конэчно, выпьем, понимаэшь! — поддержал Сергея Вано. — И сразу в сарай пойдем!

Он сказал на чистом русском языке, обращаясь к Сереге:

— Замок — не проблема! Я, когда мы в дом заходили, в сенцах топор видел, так что с замком сейчас разберемся!

Уже через пять минут, наскоро выпив и закусив, кампания вывалила во двор, предварительно вооружившись фонарями. Впрочем, со столба у дома светил фонарь, но лампочка была слабой, и, конечно, не позволила бы ничего разглядеть внутри старого строения. Так что в руках у Женьки и Оли были фонарики, а Вано нес в руке топор.

То, что сделал неожиданно Серега, можно было объяснить либо предчувствием, либо заложенной в генах еще от деда осторожностью и неким знанием. Знанием, недостаточным для того, чтобы остановить приятелей, но заставившим Сергея вернуться в дом со словами: «Ну, вы тут крушите, а я пойду пока приберусь в доме — стол почищу, посуду помою и вообще…

Грохот сбитого с проржавевших скоб воротин замка совпал с моментом, когда Сергей закрывал за собой дверь.

Он действительно собрал со стола и перемыл посуду, вытер залитую и запачканную вином и частицами пищи клеенку, потом зачем-то веником прошелся по полу зала. И только после этого вышел на крыльцо.

А во дворе было тихо. Над его головой лишь равнодушно светила слабым светом шестидесяти ваттная лампочка, а слева перед ним чернел зев открытого сарая, воротины входа в который были широко распахнуты.

Тишину нарушал лишь шепот протекающих справа внизу обрыва вод реки Оби.

Сергей обратил внимание, что были распахнуты и ворота ограды, открывая подъездную дорогу, которая вела к дому Остроуховых, стоявшего на середине проулка и изначально образовывающего тупик.

Почему-то на цыпочках Сергей осторожно приблизился к сараю и взглянул внутрь. Там было пусто.

Он сумел разглядеть лишь четыре столба, валяющиеся со всех сторон возле них доски и грудой лежавшую у стенки сарая старую полусгнившую мешковину.

И более ничего. И никого.

Все происшедшее в дальнейшем Сергей не смог бы объяснить и сам себе. Опять почему-то на цыпочках он зачем-то подошел и закрыл въездные ворота. Потом зашел в дом, собрал валяющиеся на диване альбомы с фотографиями и положил их на место — в ящик комода. И только после этого достал из кармана куртки мобильный телефон и позвонил в милицию.

И потом до приезда дежурного наряда Сергей сидел на ступенях крыльца и смотрел в темный зев по-прежнему открытых дверей сарая. А над ним равнодушно светил тусклый фонарь, к которому вскоре присоединилась выкатившаяся из-за дальней излучины Оби полная Луна, которая была сегодня, как показалось Сереге, какого-то зловещего багрового оттенка.

Серегу всего колотило. Хотя он не мог видеть, как Вано сбил замок, как с восторженными криками все, сорвав мешковину, принялись сдирать старые доски со столбов и как внезапно замолчали при виде открывшегося им зрелища.

Под мешковиной оказался автомобиль. Шикарный новенький джип «Гранд-Чероки». «Ух ты…» — только и прошептала Оля, после чего открыла дверцу и взяв с сидения связку ключей, подняла ее над головой.

Женька помчался к ограде и, открыв створки въездных ворот, вернулся обратно.

Через несколько секунд троица уже сидела внутри приятно пахнувшего новой кожей салона. Вано вставил в замок зажигания ключ и повернул его…

Всего этого Сергей не видел. И тем не менее его трясло от ужаса. Словно на самом деле он воочию видел и это все, и то, что произошло следом за поворотом ключа…