Мы

Виталий Листраткин

Сборник рассказов «Мы» – отражение того, что происходило вокруг любого человека в восьмидесятые, девяностые, нулевые.За три десятилетия разрушилось прежнее государство, а взамен появилось другое, где до сих пор неизвестно, откуда берутся и куда деваются деньги. В рассказах капелька мистики, но без неё атмосфера тогдашнего сумасшествия была бы неполной…Новое время кажется гораздо жёстче, чем то, «советское». Особенно здесь, в провинциальном Тудальске… Или как конкретно называется ваш город?

Пропащие

Белов заглянул за штору, на подоконник, где мы обычно хранили продукты, и огорчённо сообщил:

— Жратвы-то нет.

Вообще-то его звали Юра, но, как многие люди небольшого роста, он предпочитал отзываться на фамилию. Я не сразу поверил в то, что он сказал, и захотел лично удостовериться. Третьего обитателя нашей комнаты проблема касалась меньше всего. Шурик периодически трудился проводником, и завтра ему нужно было отчаливать в рейс. Кроме того, у него был и другой источник достатка: внешне он походил на этакого забуревшего Есенина и, соответственно, имел заслуженную репутацию бабского угодника. Однако Белова перспектива голодного существования категорически не устраивала. Пожрать он любил и, несмотря на худощавую комплекцию, съесть мог чрезвычайно много.

Мы разобрали остатки смятой пачки «Космоса», закурили.

— Короче, — вдруг сказал Юрка, — есть у меня план, как денег поднять по-быстрому. Видели, у ЦУМа старухи со шмотками пасутся? Прямо у входа?

Мы кивнули.

— Короче, вы не смотрите, что они зачуханные как бы. На самом деле они богатющие реально. В Турцию летают за шмотьем, берут там за копейки, а здесь сдают «с рук» задорого. Прикидываете?

Мы прикинули. На стоимость, эквивалентной одной такой турецкой курточке, в то время можно было запросто прожить месяц, а то и два. Причём всем троим.

Мы заинтересовались. Оказывается, коротышка уже разработал самый настоящий план. Мы были должны втроём подойти к уличным торговцам. Пока Белов меряет куртку, Шурик отвлекает внимание. Потом Юрка передает куртку мне, все одновременно расходимся. В финале мы должны были благополучно встретиться у противоположного входа в универмаг.

План казался идеальным. Я даже зауважал Белова: всё было расписано чётко, по-военному. Удивительно, но у всех троих даже мысли не возникло, что это нехорошо, криминал, уголовная статья, в конце концов. Нужно пояснить, что в начале девяностых ситуация была несколько иная: бутиков и нормальных торговых центров тогда в помине не было, а торговля шмотками сосредоточивалась в руках «челноков», каковые слыли этакими мини-олигархами. Возможно, мы хотели сопричислить себя к доморощенным «мафиози», которые нещадно обирали любых торговцев, какие только попадали в поле зрения.

Дело решили провернуть немедленно. К тому моменту, когда добрались до ЦУМа, торговый день подходил к концу. Обычно торговцев было около сотни, но теперь их численность упала вдвое. Они стояли как солдаты — ровными рядами, друг напротив друга. «Борцы за рыночный уклад» — тогда их, кажется, так называли.

Толстая старуха в сером мохнатом пальто стояла несколько наособицу. Она лузгала семечки и зорко поглядывала по сторонам. Свой баул бабка хранила в нише возле стены универмага. И товар у неё был самый лучший — отличные турецкие курточки. Очень дорогие.

Белов толкнул меня в бок, взволнованно прошипел:

— Смотри! Может, того?… Сделаем эту?

Я взглянул на Шурика. Тот пожал плечами, мол, сделаем, чего тут такого… И поддался общему куражу.

— Давай!

Как договаривались, первым подошёл Юрка — взял куртку посмотреть-померить. Я занял позицию неподалёку, чтобы не бросаться в глаза. Меня немного трясло: только сейчас дошло, какая, это, оказывается, трудная работа — «воровать»…

Появился Шурик. Начал задавать дурацкие вопросы: про кожу, «молнию», швы какие-то… Старуха с плохо скрываемым раздражением отвечала. Очень кстати подтянулись ещё покупатели, тоже стали щупать товар. И вот Белов опустил куртку вниз, сделал шаг назад и протянул её мне. Негнущимися пальцами я подхватил холодный кожаный комок, развернулся и пошёл в сторону, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не побежать… Отошёл довольно далеко — за ряды винно-водочных киосков, в духе того времени набитых шоколадками, спиртом «Рояль» и разводным соком (который «просто добавь воды…»). Остановился, нервно закурил, украдкой рассмотрел добычу: куртка как куртка, по крайней мере, мне тогда так показалось… Ничего особенного, кроме вкуса табачного дыма, я не почувствовал… Кураж исчез, мне вдруг стало не по себе.

Удивительно, но бабка не заорала. Даже не попыталась поднять шум. Сам не пойму, как ноги развернулись и понесли обратно на место преступления. Честно, не знаю. Но факт остаётся фактом: я вернулся к «челночнице». Понимая, что объяснить свой поступок у меня не хватит слов, я просто протянул ей украденную вещь. Естественно, я был уверен, что в толпе она меня не запомнила, и рассчитывал на то, что она просто возьмет куртку, и вопрос будет урегулирован.

Однако, увидев меня с курткой, старуха так оскалилась, что вокруг как будто стемнело. Она щёлкнула пальцами, из-за спины показалась пара небольших крыльев — перепончатых, как у летучей мыши. Я вытаращил глаза. А крылья мгновенно увеличились в размерах вдвое. И не постепенно, а сразу — как будто кто-то повернул тумблер. Старуха развела крылья в стороны — размах оказался впечатляющий, как у небольшого истребителя. И даже сами перепонки изменились, став реально авиационно-стальными.

Она щёлкнула ещё раз, и крылья исчезли в складках её пальто, как шасси в недрах самолёта.

От наваждения не осталось и следа. Старуха сплюнула мне под ноги, презрительно процедила:

— Пропадёте вы все… Трое… Пропащие…

Она подняла свой баул и пошла прочь, как обожравшаяся утка, тяжело переваливаясь вправо-влево. А я стоял как оплеванный. Во рту была противная горечь, а во взмокшей ладони у меня так и осталась эта проклятая куртка…

Через некоторое время я пришёл в себя. Видение «крыльев» списал на просмотренный накануне «ужастик» и отправился искать парней. Нашёл где и договаривались, — у противоположного входа в универмаг. Они курили и что-то обсуждали. Молча протянул Белову куртку. Тот хмыкнул и спрятал её в полиэтиленовый пакет. Мы с Шуриком поехали в общагу, а Юрка — к знакомому барыге. И скоро вернулся с деньгами и пакетом, доверху набитым водкой — знаете, в таких небольших жестяных банках, в каких нынче продают «Пепси-колу».

Деньги прокутили быстро. Не знаю, как дальше действовал Белов, но лично я отправился разгружать вагоны с астраханскими арбузами — классический студенческий заработок. Не то чтобы мне было особенно стыдно… Нет. Просто было противно думать об этой старухе.

Получив институтский диплом, я крепко задумался. К этому моменту у меня было полным-полно дел, которые требовали личного присутствия, причём в качестве гражданского лица. Разумеется, это шло вразрез с генеральной линией министерства обороны, которая предписывала отслужить два года офицером там, куда Родина пошлёт.

Выкрутился я следующим образом: подбил секретаршу военной кафедры как бы «по ошибке» выслать документы не в «мой» военкомат, а в забытую богом воинскую часть далеко за полярным кругом. С этой секретаршей давно сложились весьма дружественные взаимоотношения, поэтому она легко выполнила мою маленькую просьбу…

Документы до Заполярья добирались года три. Какое-то время полежали там и двинулись в долгий обратный путь. За это время я успел обрасти кое-какими связями и заработать некоторые деньги, что в конечном итоге позволило забить на военную службу в принципе.

Шурик же отправился служить. Лейтенантом, куда-то в Карелию. Его поступок удивил всех, поскольку были уверены, что этот проныра легко отмажется от исполнения «гражданского долга». Но он даже не попытался это сделать. В сущности, именно с тех пор я его и не видел. А дальнейшую историю рассказал муж его родной сестры. После демобилизации Шурик вёл себя тихо. В меру попил водки, «отдохнул», так сказать. Присматривался, куда бы ему пойти работать, но вот устроиться не успел.

Однажды вечером ему вдруг приспичило пойти в баню. В самую обычную городскую баню. Попариться, похлестать себя берёзовым веничком. Собрал банные причиндалы и пошёл. С тех пор, собственно, Шурика никто и не видел. Когда он не вернулся домой, мать особенно не встревожилась. Подумала, может, к девушке какой завернул, дело-то молодое… Но когда он не появился на следующий день, забила тревогу.

Искали всюду. В баню он входил однозначно: свидетели подтверждали. Выходил, вроде, тоже. Что же произошло потом, никто не знал. Пропал с концами. Уже столько лет прошло, а его до сих пор не нашли — ни живого, ни мёртвого…

Одно время я пытался найти Белова, но каждый раз неудачно. Ходили слухи, что он тоже отслужил в армии. Потом куда-то уезжал, где-то работал… Пару раз я приезжал на квартиру его родителей. Мне никто не открыл дверь, хотя соседи и говорили, что видели там кого-то.

Но я всё ещё жив. Может, я не такой уж пропащий на самом деле?