Ведьма полесская

Виталий Кулик

Белорусское Полесье, середина 19 века… Глухой ночью на незнакомой дороге с главным героем Прохором Чигирём происходит ужасное событие: злой рок сводит его со старой ведьмой, держащей в страхе всю округу. Подавив волю ничего не подозревавшего путника, ведьма заставляет его видеть то, чего на самом деле не было: она предстаёт перед молодым парнем в обличье девушки-красавицы. Но на этот раз матёрая ведьма просчитывается, недооценивает незнакомца, ещё с детства усвоившего наставления своего деда, знахаря из рода Чигирей. Ведьма терпит главное поражение в жизни, получив в противостоянии уродливый ожог лица. Теперь только страшной местью живёт старуха, обманом вовлекши в свои замыслы дочку-красавицу, на свою беду, влюбившуюся в нового панского лесника (Прохора). В жизни персонажей бьют ключи любви и ненависти, ужаса и народного юмора, мистики и реальности, но никто из главных героев даже и не подозревает, что над всеми ими нависла одна общая беда…

Глава 9

Прохор робко постучался в дверь.

— Заходи, заходи, — послышалось в ответ.

Зайдя в просторную залу, парень остановился у дверей и нервно переминался с ноги на ногу. Его насупленный взгляд вопрошающе буравил спину Егора Спиридоновича. А тот молчал, стоя у окна и как будто что-то там разглядывая. Наконец раздался его серьёзный голос:

— Прохор, я думаю, ты помнишь пана Хилькевича.

— А чего ж не помнить? Помню, — ответил Прохор, и сердце его бешено заколотилось. Вот и начала аукаться та история. Самое страшное предположение Прохора, похоже, может сбыться.

Егор Спиридонович повернулся к Прохору и без всяких отвлечённых речей прямо сказал:

— Вчера письмо от него получил… с просьбой. В общем… будешь теперь, Прохорка, служить другому пану. Семён Игнатьевич изволил иметь тебя у себя на службе. Вот так-с, голубчик. Но ты не расстраивайся… не так уж всё и плохо.

Ошеломлённый Прохор не мог и слова вымолвить.

Видя, какое воздействие на хлопца произвела новость, пан Войховский уже мягче проронил:

— Вчера ещё сказать тебе хотел, да подумал, что не до охоты утром будет. И дома-то сам остался, чтоб предоставить тебе возможность напоследок отвести душу…

— Егор Спиридонович, как же так? Я ведь вам верой и правдой… — начал было проситься Прохор.

— Всё уже решено. Не рви напрасно сердце. Ничего изменить уже нельзя, — непоколебимый тон пана Войховского сразу превратил пыл надежды Прохора в горечь безысходности.

И парень вдруг ясно понял, что, попав в руки пана Хилькевича, будет там самым опальным, а посему и самым последним холопом. Таких ожидает незавидная участь. Вся самая тяжёлая и грязная работа не минет его рук. Хотя Прохор работы и не боялся, но при одной мысли, что не ходить ему больше по лесу, не помогать пану Войховскому в проведении охоты, приводили парня в ещё большее отчаяние.

— Что ж, теперь всё понятно, — обречённо сказал он. — Пану Хилькевичу намного удобнее держать виновного под рукой. Скверно на душе — а вот и я! Получи недарека плетей не за дело! Авось на душе и полегчает. Премного благодарствую, Егор Спиридонович! Я…

— Дурак, — просто и без эмоций Егор Спиридонович прервал бедственную речь крепостного, но тут же, подойдя вплотную к Прохору, вдруг грозно прорычал: — Кто ты такой, чтоб указывать мне, как поступать? А?! Вот то-то, лучше уж помалкивай — тебе же спокойнее будет.

Прохор никак не ожидал от пана Войховского такого отношения. Конечно, они были птицами несоизмеримых полётов, но ведь сколько времени проводили вместе на охоте. И всякое бывало. В мороз и в дождь, в лесу и на болоте они оба знали, что, случись беда, помогут друг другу. А тут вот на тебе! Ага, помог пан холопу!

Прохора душили досада и негодование. Но что он мог? В бега что ль податься? От таких невесёлых мыслей хлопец тяжело вздохнул и без разрешения сел на ближайший мягкий стул с резной спинкой. В другое время такое своеволие дорого обошлось бы крепостному, но сейчас Прохору было всё равно.

— Ну что ты уже приуныл, как красна девица без хлопца, — смягчившись и не придав значения тому, что он стоит, а его холоп уселся на дорогой стул, сказал пан Войховский.

— Радоваться нечему, — угрюмо буркнул Прохор.

— Ладно, Прохорка, теперь слушай меня внимательно. Никто тебя ни на какую расправу не отдаёт — вот всё, что тебе нужно знать.

— Егор Спиридонович, а может всё-таки не надо мне туда? — Прохор сделал ещё одну слабую попытку уговорить Егора Спиридоновича изменить своё решение.

Голос его звучал подавленно. Он знал, что если паны договорились, то никакой холоп не переубедит их в обратном.

— Ты, Прохорка, не горюй. Знаю, о чём думаешь: о лесе, об охоте. Я тебе сказать могу лишь одно: всё будет зависеть от тебя. Придёшься там ко двору, покажешь себя с лучшей стороны — и жизнь твоя будет не хуже, чем здесь. А может быть даже и лучше. Короче говоря, готовься. В начале следующего месяца приказчик по моим делам в Каленковичи поедет и ты с ним. А там тебя встретят и заберут. Ну, вот, кажется, и всё, — подвёл черту всему вышесказанному пан Войховский.

Этими словами он подвёл черту и под периодом жизни крепостного Прохора Григорьевича Чигиря, прожившего под родительским кровом двадцать лет.

После ухода Прохора, пан Войховский долго думал о его дальнейшей судьбе и, конечно же, не мог обойти воспоминанием охоту на медведя-шатуна…

Тогда, после той роковой охоты, Войховский и Семён Игнатьевич уже дома, заметно успокоившись, осмотрели ружья и поняли, что в медведя стреляли из ружья Прохора. Скорее всего, Андрей в шоке забыл взвести курок. Прицелился, а выстрелить не смог. Выстрел же Прохора он в горячке принял за свой, с задержкой и без отдачи. Всё это понять можно… Ему в тот момент не об этом думалось, да и вряд ли он был в состоянии тогда о чём-либо вообще думать.

Егор Спиридонович и пан Хилькевич условились ничего не говорить Андрею. Решили, что пусть молодой Хилькевич думает, будто медведя застрелил он.

Пан Хилькевич тогда расстроился, что попусту обидел Прохора. Хотел подарок дорогой ему сделать — ружьё хорошее подарить. А потом ещё был жаркий спор и… пари — чёртово пари!

Прервав вспоминания, Егор Спиридонович тяжело вздохнул и в сердцах произнёс: «Лучше б он ружьё подарил…»

Намерение купить Прохора мёртвой хваткой оседлало пана Хилькевича, и на прощание он сказал: «Письмецо пришлю! Отказа, Егор Спиридонович, не принимаю! До скорого!» И уже отъезжая, он издали выкрикнул: «Помните об уговоре! И он не должен знать!»