Змея за пазухой

Виталий Гладкий, 2014

Пословица гласит: «Старый друг лучше новых двух». Так думал и Никита Измайлов – до того времени, пока друг-детдомовец Олег Колосков не увел у него невесту. Никита стал офицером, воевал, а Колосков тем временем превратился в богатого бизнесмена, одного из главных городских воротил. Который почему-то ни с того ни с сего застрелился в своей квартире, если верить официальной версии. Спустя две недели после его смерти из рук бывшей невесты Измайлов получает письмо от Олега (что называется, с того света), в котором тот уведомлял, что за ним идет охота, что он просит у Никиты прощения и в случае своей гибели дает ему наказ позаботиться о его семье – помочь ей беспрепятственно уехать за границу. К письму прилагалась кредитная карточка на миллион долларов – за услуги. Слезная просьба бывшей любимой расследовать странные обстоятельства гибели Колоскова и в не меньшей мере деньги, которые для безработного военного пенсионера были просто манной небесной, заставили Никиту Измайлова временно стать частным детективом…

Глава 2

ЛИХА БЕДА НАЧАЛО

Пожалуй, впервые за последний год Никита поднялся в шесть утра. И даже сделал зарядку. Давно не тренированные мышцы отозвались болью, и он решил, что просто обязан вернуть прежние физические кондиции, коль записался в частные детективы. Где-то глубоко внутри угнездилось беспокойство; Никита пытался не думать ни о чем плохом, но чувство тревожности не покидало его с того момента, как Полина покинула его квартиру.

Весь прошлый опыт предостерегал его от пока неведомой опасности. Никита отдавал себе отчет в том, что впутался в опасные игры богатых, а это уже не шутки. Хорошо, если свое письмо Олег и впрямь писал под винными парами и то, что его заказали, не более чем вымысел. А если это правда? Если и впрямь некто, имеющий большие деньги и власть, нацелился на компанию Колосковых? Как быть тогда?

«Тады ой…» — не без внутренней дрожи ответил сам себе Никита, допивая свой утренний чай.

Поставив чашку в мойку, он с нетерпением посмотрел на свои «командирские» — часы показывали половину восьмого. К этому времени Полина обещала прислать за ним машину, чтобы он мог осмотреть квартиру, из которой Олег отправился в свое последнее путешествие.

Личного авто у Никиты не было — как-то не сложилось. Пока тянул армейскую лямку, машина была ему не нужна, а когда ушел в отставку, то оказалось, что его накоплений хватит лишь на подержанный жигуленок. Ездить на ржавой консервной банке Никита не имел ни малейшего желания, поэтому мысль о личном авто он сразу же выбросил из головы как несущественную, тем более что машина никогда не была для него пределом мечтаний, как для некоторых сослуживцев.

Ровно в половине восьмого раздался стук в дверь. Стучали по-мужски уверенно, но без нахрапистости, что Никита сразу же отметил не без некоторого самодовольства. «Ученье — свет…» — вспомнил он вчерашних «быков» и ухмыльнулся. Конечно же Полина прислала кого-то из своей охраны — самой ей наносить повторный визит было не к лицу. И то верно — кто он и кто она. Каждый сверчок должен знать свой шесток.

— Кто там? — спросил Никита на всякий случай.

При этом по устоявшейся армейской привычке он встал не перед дверью, а сбоку, за стенкой. Разве угадаешь, что задумал человек, который находится на лестничной площадке? А ну как выстрелит через дверь из какого-нибудь крупнокалиберного ствола. В его военной жизни такие моменты случались. Тем более что дверь в квартире была из советских времен — деревянная рама, на которую набили толстый картон и обтянули коричневым дерматином.

— Я от Полины Николаевны, — раздался сильный звучный голос. — Как договаривались…

Никита открыл дверь и увидел крепко сбитого мужчину его возраста (или чуть помоложе) с холодными неподвижными глазами серо-стального цвета. Едва взглянув на него, он сразу понял, что перед ним стоит бывший военный, притом профессионал высокой пробы. Никите были хорошо знакомы и такие глаза, и особенный прищур, который выдавал высокую готовность мгновенно взорваться и нанести упреждающий удар, и льдинки, таившиеся в зрачках, подсказывающие искушенному наблюдателю, что убийство для такого человека не более чем мелкое недоразумение.

— Я готов, — ответил Никита с непроницаемым выражением лица и захлопнул за собой дверь.

Он спустились по лестнице, и вскоре новенький джип влился в бесконечный поток машин, не прекращавшийся ни днем ни ночью. За рулем сидел сам посыльный.

«Сбылась сокровенная мечта советского человека… — думал Никита, когда они застряли в очередной пробке (к его удивлению, джип был без мигалки). — Когда-то каждая семья хотела иметь машину. Теперь автомобиль есть у многих, да почти у всех. Но если раньше до работы доезжали трамваем за двадцать минут, то нынче машиной и за два часа не доберешься. Гримасы капитализма… чтоб ему пусто было».

Многоэтажный дом, в котором Колосков купил себе квартиру, был совсем новый, из разряда козырных. Отделанный облицовочным кирпичом и полированным гранитом, с мачтами ночной подсветки и высоким кованым забором, через который так просто не перебраться, он казался башней средневекового замка. Во дворе росли деревья, различные экзотические растения и цветы, а все дорожки были выложены тротуарной плиткой. Немного сутуловатый дедок в живописной соломенной шляпе — видимо, дворник — поливал газон, и водяная пыль от разбрызгивателя нарисовала в воздухе радугу. Никита счел ее хорошим предзнаменованием и немного приободрился.

Мужчина, которого Полина послала к Никите, оказался начальником ее охраны. Собственно говоря, Никита почему-то так и подумал, едва взглянув на его каменное лицо. Босса вчерашних «быков» звали Альберт, так он представился. Похоже, к отчеству он еще не привык. Все верно, в армии у офицера, рангом ниже подполковника, есть только имя (для своих) и звание — для вышестоящих и подчиненных. Всю дорогу они ехали молча, и это молчание для Никиты было почему-то совсем не в тягость.

Альберт набрал код цифрового замка на калитке, она отворилась с мелодичным звоном, и они направились к нужному подъезду (их было два). На удивление, консьержка в доме отсутствовала. Зато им пришлось преодолеть две металлические двери, прежде чем они добрались до лифта; первая имела такой же цифровой замок, как и калитка, а чтобы открыть вторую, нужно было, кроме цифрового кода, еще воспользоваться и электронным ключом.

«Войти в подъезд случайному человеку очень непросто, — отметил про себя Никита. — Если не сказать невозможно. Что подтверждает официальную версию следствия — произошло банальное самоубийство. Конечно, киллера могли впустить жильцы, но тогда нужно искать среди них пособника. Что тоже маловероятно».

— Вам на двенадцатый этаж, — сухо сказал Альберт, вызывая лифт. — Вас там ждут.

— Понял. Спасибо, — таким же тоном ответил Никита.

Их глаза встретились, но Никита даже не мигнул, смотрел на Альберта словно сытый удав — холодно и отрешенно. Он еще не разобрался до конца, что за птица начальник охраны Колосковых, поэтому любые эмоции исключались.

Первым отвел взгляд в сторону Альберт; видимо, он давно не встречал достойного противника. Хотя почему противника? По идее, он должен быть первым помощником Никите. Ведь завалили его хозяина (если это и впрямь так). А значит, Альберт должен быть кровно заинтересован в раскрытии преступления.

Тем не менее особого рвения он не выказывал. Казалось, ему все безразлично, хотя Полина — в этом Никита совершенно не сомневался; такие вещи начальник охраны должен знать в обязательном порядке — конечно же рассказала ему, кем является его пассажир и чем он будет заниматься.

Его встретили не охранники с ключом от квартиры, как можно было предполагать, а сама Полина. Видимо, Альберт позвонил ей с мобильного. С сильно побледневшим лицом, она стояла у открытой двери (сейфового типа, с двумя замками и засовом) и судорожно комкала в руках носовой платок. Видно было, что Полина плакала, и скорее всего навзрыд, но дорогая тушь на ресницах выдержала это испытание и не поплыла черными ручейками по щекам.

Неужели она и впрямь сильно любила Олега? А что, если это ее очередная театральная реприза? Никита еще с детдомовских времен знал, что Принцесса — большая притворщица. Что, если именно она впустила киллера в квартиру? Ведь получить полную свободу действий и кучу денег в придачу — мечта многих замужних женщин.

Кто знает, как Олег с ней обращался. Принимая во внимание его жесткий — даже жестокий — характер (в лихие девяностые прекраснодушные бизнесмены просто не выживали), можно было с уверенностью сказать, что скандалы в семье Колосковых случались. Вопрос лишь заключался в том, как часто и не давал ли Олег волю рукам.

Но если Полина замешана в убийстве мужа, то зачем тогда она пришла к нему с просьбой разобраться в этом деле? Зачем, зачем… А затем, что Олег написал письмо. Она ведь не могла знать, связывался ли с ним Олег незадолго до своей смерти или нет. Было бы странно с ее стороны не среагировать на «завещание» мужа. Странно и подозрительно.

— Входи… — тихо сказала Полина, круто развернулась и заскочила в прихожую, а затем и в ванную.

Сначала из ванной доносился тихий, приглушенный плач, а затем шум текущей воды — видимо, Полина приводила себя в порядок. Ох уж эти женщины… Никита вспомнил статью в газете, в которой рассказывалось об одной известной актрисе, которая в очень преклонном возрасте не укладывалась спать, не сделав макияжа и не накрасив губы. Когда ее спрашивали, зачем она это делает, актриса отвечала: «Я хочу хорошо выглядеть и в гробу».

Никита аккуратно притворил дверь, которая закрылась с мягким всхлипом — точь-в-точь как дверка «мерседеса» представительского класса, и попробовал засов. Он был прочным, массивным, но ходил в пазах легко и свободно. Никита присмотрелся и увидел, что засов недавно смазывали, да так щедро, что несколько капель смазки — скорее всего машинного масла — упали на пол.

— После… м-м-м… смерти Олега квартиру убирали? — спросил Никита, когда Полина наконец вышла из ванной, лишь бы сказать что-то умное; ведь он теперь, как ни крути, а «при исполнении».

Теперь ее лицо выглядело как на картинке: легкий румянец, чистая, слегка припудренная кожа и широко распахнутые глаза, в которых не было и намека на горе и недавние слезы. Да уж, подумал Никита, мужчины выглядят как могут, а женщины — как хотят. Удивительная метаморфоза…

— Нет, — ответила Полина. — Не до того было.

— А кто вообще здесь убирался?

— Олег приглашал уборщицу из офиса. Но она занималась уборкой только в его присутствии и не очень часто — обычно раз в неделю.

— У уборщицы были ключи от квартиры?

— Насколько мне известно — нет.

— А в тот день она убирала?

— Нет.

— Это точно?

— Точнее не бывает. Она работала в офисе допоздна, потом за ней заехал зять, как доложила охрана, и отвез домой.

— В котором часу Олег… умер?

— Уборщица еще была в офисе, если ты об этом. Так что у нее стопроцентное алиби. Судмедэксперт дал заключение, что Олега не стало в пятницу, около семи вечера.

— М-да… — Никита сумрачно посмотрел на Полину. — А в котором часу он подъехал к дому?

— Альберт сказал, что в половине третьего. Он проводил его до самой квартиры. Была пятница, а в этот день Олег обычно уходил из офиса пораньше.

— Почему?

— Чтобы поработать над планом мероприятий на следующую неделю. Он не хотел отнимать ни у себя, ни у нас с Настей выходные дни. Мы и так его редко видели. Уезжал он из дому рано, а приезжал — когда мы уже спали. А еще различные деловые поездки… Олег очень скучал по Насте. И она в нем души не чаяла. Как теперь будет… — Полина прикусила нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться.

— Я хотел бы осмотреть квартиру.

— Смотри, — ответила Полина и скрылась на кухне.

Квартира была пятикомнатной, очень светлой и просторной. Но в ней не чувствовалось обжитости. Даже подписные издания в двух книжных шкафах — еще с тех, старых времен — стояли нетронутые, сверкая первозданной позолотой корешков. Наверное, Олег прикупил это добро по случаю у отъезжающих за границу — для понта. Сам он не был большим любителем чтения художественной литературы.

Дорогая мебель казалась экспонатом выставки — на диванах не было даже привычных подушек-думок, на паркетном полу не наблюдалось ни единой царапинки, а большие напольные часы с боем (Никита даже вздрогнул, когда в гостиной раздалось: «Бомм, бомм…») отставали на сорок две минуты. Видимо, они просто украшали интерьер, а не выполняли присущую им функцию.

Шкафы в спальнях оказались практически пустыми. Только в одном из них лежала стопка чистого постельного белья. А в платьевом шкафу Никита нашел несколько новых рубашек, четыре костюма, с десяток галстуков, носовые платки, спортивные трусы и три пары туфель, из которых только одни были надеванные. Заглянул он и в ванную, чтобы покопаться в бельевой корзине. Но там, кроме ношеной рубашки и носков, ничего не было.

А где же пузырек с машинным маслом, которым смазали засов? Никита даже под кровати заглядывал, но масленка словно испарилась, хотя в железном шкафчике на балконе разных инструментов было полно. Там же стоял импортный слесарный верстак с тисками и небольшое электрическое точило. Похоже, Олег оборудовал на балконе небольшую мастерскую.

Тогда он прошел на кухню, осмотрел кухонные шкафы (посуда была в наличии, причем очень дорогая, эксклюзивная, но, похоже, ею не пользовались) и даже вытащил из-под мойки мусорное ведро. Но оно оказалось пустым, если не считать нескольких окурков. Полина сидела за столом и наблюдала за ним отсутствующим взглядом. Видимо, в мыслях она была далека от реалий.

— В квартире много различных инструментов, — сказал Никита. — Это что, хобби Олега?

— Олег в квартире чинил все сам, — ответила Полина, спустившись с небес на землю; для этого ей понадобилось с силой тряхнуть головой. — Он любил ковыряться в железках. И в загородном доме у нас есть мастерская. Да, пожалуй, можно сказать, что это его хобби. Он говорил, что, когда работает руками, ему лучше думается.

— Понятно. Воспоминания о трудовой юности…

В детдоме девочек учили шить и поварскому искусству, а мальчиков — слесарничать.

— Не помнишь, масленка в квартире была? — спросил Никита, не надеясь на положительный ответ.

— Масленка? — Полина наморщила лоб. — Почему ты спросил?

— Да так… просто, — уклончиво ответил Никита.

— По-моему, ты что-то недоговариваешь… — Взгляд Полины сделался подозрительным. — В нашем последнем телефонном разговоре Олег тоже завел разговор о масленке. Он позвонил мне, как только оказался в квартире.

Никита почувствовал, что у него вспотели ладони. Неужели удача?!

— О чем он говорил? — спросил Никита, стараясь унять нервную дрожь; им начал овладевать сыщицкий азарт.

— Злился.

— На кого?

— На самого себя. Что забыл заехать в магазин и купить машинного масла.

— Зачем?

— Ну, не знаю… Он не сказал. Может, дверные петли хотел смазать. А может, еще чего. Но это было сказано вскользь. Потом мы начали говорить о других вещах… — Полина вдруг всхлипнула. — Мы очень долго разговаривали… будто прощались. Потом я передала трубку Насте.

Двери в квартире и впрямь поскрипывали, в том числе и входная. Мог Олег выйти в магазин, чтобы купить машинного масла? Мог. Но почему тогда он смазал только засов? И наконец, где же все-таки масленка?!

Впрочем, вряд ли Олег решился бы выйти на улицу без охраны, вспомнил Никита письмо, — это означало самолично подписать себе смертный приговор. А Олега никак нельзя было назвать простофилей. Он всегда все рассчитывал и просчитывал до мелочей. И отличался постоянной настороженностью. Это было свойством его натуры.

Насколько Никите было известно, в первые годы занятия бизнесом Олег ночевал где угодно, только не в своей квартире. На него не раз пытались наехать по-крупному, но это было все равно что поймать ветер в поле. Постепенно он освободился от своих врагов — кого обанкротил, кого перекупил и привлек на свою сторону, а кому дал путевку на небеса, — но осторожности и предусмотрительности не утратил.

Впрочем, похоже, это ему мало помогло…

Никита вернулся к входной двери и достал из кармана большую красивую лупу в латунной оправе. (Как она очутилась в его квартире, он не имел ни малейшего понятия, — наверное, это был подарок кого-то из сослуживцев на день рождения; Никита случайно нашел ее в одном из ящиков старого буфета, и теперь лупа оказалась очень кстати.) Идея, которая неожиданно пришла в голову, показалась ему совсем уж сумасбродной, но он ведь должен был хоть что-то делать, изображая перед Полиной сыщика.

Никите не раз приходилось читать детективы (особенно последний год), чаще всего иностранные, в которых обстоятельно описывались фиктивные самоубийства в закрытых комнатах. А что, если и в случае с Олегом кто-то состряпал подобный трюк? Но это можно было сделать, лишь каким-то образом задвинув снаружи засов… который очень легко и свободно двигался в пазах, не скупо, кстати, смазанных маслом.

Мысленно посмеиваясь над собой — тоже мне комиссар Мегрэ; надо же, до чего додумался, — он начал внимательно изучать замки. И почувствовал необычайное волнение — есть! У него даже ладони вспотели. Похоже, его догадка не совсем уж фантастическая — в обеих замочных скважинах виднелись ворсинки!

Никита собрал их в небольшой пластиковый пакетик (что было весьма нелегкой задачей: пришлось вместо пинцета воспользоваться двумя зубочистками) и пошел на балкон, в мастерскую Олега. В одном из ящиков слесарного шкафчика лежал небольшой моток тонкого и прочного шпагата. Посмотрев на него через лупу, Никита почти перестал сомневаться в правильности своей версии — волокна, из которых был сплетен шпагат, имели ворсинки, похожие на те, что лежали в пакетике.

Он отрезал длинный кусок шпагата, пошел к входной двери и занялся странными манипуляциями: накинув шпагат на рукоятку засова, который был расположен между замками, он пропустил свободные концы через замочные скважины и с удовлетворением улыбнулся. А затем позвал Полину.

— Сейчас я покажу тебе фокус, — начал Никита, едва сдерживая торжество. — Смотри…

Он закрыл входную дверь, с силой потянул за выпущенные наружу концы шпагата, и засов, мягко щелкнув, встал на свое место. Изнутри раздался приглушенный возглас. Теперь уже Никита тянул за один конец своего нехитрого приспособления, и вскоре кусок шпагата оказался у него в руках.

— Открывай, — сказал он Полине.

Дверь отворилась, и Полина уставилась на Никиту своими глазищами, которые стали еще больше, уж неизвестно отчего — от удивления или страха.

— Тайна закрытой комнаты приказала о себе долго помнить, — усмехнулся Никита. — Теперь я практически не сомневаюсь, что Олега убили.

— Но кто?!

— Ты хочешь, чтобы и мед был и чтобы его можно было ложками есть. Я не экстрасенс. И даже не частный детектив. Могу лишь сказать, что это был кто-то из своих. Чужого человека Олег вряд ли впустил бы в квартиру. Не так ли?

— Так.

— Но как менты не сообразили, что засов можно закрыть, находясь снаружи? Стоило лишь более внимательно осмотреть замочные скважины, и версия «самоубийство» стала бы более чем сомнительной. К тому же Олег не оставил предсмертной записки, что совсем уж странно. Письмо ко мне не в счет. Оно из разряда «бабка надвое гадала — то ли будет, то ли нет». И нашла ты письмо слишком поздно для следствия.

— Для следователя самоубийство было совершенно очевидным! Даже я поначалу купилась на его утверждения. Дверь заперта на засов, окна тоже закрыты, никаких следов вторжения нет, пистолет принадлежал Олегу, на нем отпечатки его пальцев…

— Очевидное — невероятное… — буркнул Никита. — Как говаривал один из моих командиров: «Сегодня — суббота, завтра — воскресенье, чертовски хочется поработать». Когда нашли Олега? В субботу? Я так и думал. Наверное, следак рвался на волю, в пампасы, то бишь отдохнуть на природе. А тут такое совершенно тривиальное дельце — человек пустил себе пулю в лоб. Резюме — самоубийство. Накропал нужную бумажку — и свободен, гуляй до понедельника. Кстати, кто его нашел? И как так вышло, что это случилось именно в субботу? По идее, Олега должны были обнаружить в понедельник.

— Олега нашла я… — Полина нервно сглотнула. — Я как чувствовала, что с ним произошло что-то неладное. Сны кошмарные снились… Брр! — Она вздрогнула. — Ужасно… Утром, едва рассвело, я позвонила Олегу. Но он не отвечал ни по мобильному телефону, ни по городскому. Я пыталась дозвониться до него полдня. А потом с Альбертом мы поехали на квартиру.

— Кто вскрывал дверь?

— Как ее вскроешь? Дверь швейцарская, из закаленной стали, выполненная по спецзаказу, — не из тех консервных банок, что предлагают в строительных магазинах. В квартиру вошли через балкон — вырезали стекла балконной двери. Альберт вызвал милицию, а они — специальную вышку.

Балконная дверь была в порядке, отметил про себя Никита. Похоже, ее заменили в тот же день. И несомненно, по указанию Альберта. Надо же, какой заботливый…

— Кто подал идею — вызвать ментов?

— Альберт. Я находилась в панике и мало что соображала.

— Понятно… — сказал Никита.

И подумал: «Что ничего не понятно… Как по мне, так нужно было не терять времени на вызов милиции, а побыстрее вызвать скорую и проникнуть в квартиру. Ведь у Олега мог случиться инфаркт или инсульт, и в таком случае ему требовалась срочная медицинская помощь. Ан нет, Альберт почему-то решил прежде всего вызвать оперативную группу. Догадывался, что его шефу пришли кранты? Догадывался или знал? Впрочем, как говаривал мой наставник, офицер должен быть постоянно в состоянии эмоциональной вздрюченности, нос по ветру, ширинка расстегнута, готовность к немедленным действиям — повышенная. Тогда из него выйдет толк. Видимо, эту прописную армейскую истину Альберт хорошо усвоил. И теперь старается изо всех сил, потому как не хочет потерять высокооплачиваемую работу. Выслуживается перед Полиной, бежит впереди паровоза. Ведь вместе с усопшим хозяином выбрасывают и его стоптанные тапочки».

— Я не спрашиваю, были ли у Олега недруги, — продолжал Никита. — Враги — это естественное приложение к бизнесу, особенно большому. Кто они, ты знаешь?

— М-м-м… Нет… — несколько растерянно ответила Полина. — Не знаю. Олег никогда не посвящал меня в свои дела.

— Плохо. В любом расследовании, как я себе его представляю, нужно плясать от печки. Но где она? Где тот самый главный злодей, на котором нужно сосредоточить особое внимание? Его нет. А такого не может быть.

— Не может… — словно эхо, повторила несчастная Полина.

— Ты подумай над этим вопросом, пока я буду ковыряться на «нижних этажах», образно выражаясь. Это серьезный вопрос. Если не знаешь ты, то, возможно, об этом осведомлены помощники Олега, «верхние этажи», — менеджеры, директора его фирм, даже секретарша. Я ведь с ними, в отличие от тебя, незнаком и не имею на них никакого влияния, чтобы разговорить. Я даже не знаю, сколько предприятий входит в «Индустриальный союз».

— Много…

— Вот видишь. Поэтому сама попробуй навести справки. Это очень важно. Вдруг и сыщется какая-нибудь зацепка.

— Сделаю.

— И забери у уборщицы ключи. Пусть все остается в квартире как было.

— Заберу…

На этом их беседа закончилась, и они покинули квартиру.

— Для работы мне потребуются автомобиль и фотоаппарат, — заявил Никита, когда за ними с мягким всхлипом закрылись двери шикарного лифта. — Я ведь безлошадный.

— Машина ждет внизу, — ответила Полина. — В бардачке найдешь фотоаппарат и бинокль.

— Это кто же такой предусмотрительный?! Ты?

— Увы, нет. Альберт.

Да-а, начальник охраны и впрямь незаурядная личность. Может, он умеет и мысли читать на расстоянии? Не успел Никита подумать, что неплохо бы иметь тачку — ногами по городу много не набегаешь, — как она уже нарисовалась, подогнали прямо к подъезду. Непростой мужик этот Альберт. Надо быть с ним поосторожней…

— Признаю, я был в отношении его не прав, — покаянно сказал Никита.

— Ты о чем?

— О том, что усомнился в способностях Альберта возглавлять охрану.

— Он был очень предан Олегу! И вообще, Альберт хороший человек.

— Ну-ну, не нужно горячиться. Я же сказал — каюсь.

Когда они выходили из подъезда, Полина сказала:

— Запиши номер моего мобильного. Держи меня в курсе. Если понадобится помощь, звони Альберту.

— Записал. До свидания… — Никита расшаркался, он продемонстрировал вежливость и предупредительность, потому как Полину ожидали пять лбов во главе с Альбертом, которые смотрели на него, как некий вождь мирового пролетариата на буржуазию.

Наверное, мальчики были сильно расстроены, что он так нелюбезно обошелся с их коллегами…

Кавалькада из трех машин умчалась, а Никита остался стоять с ключами от квартиры в руках возле вполне приличной «ауди». Полина оставила ему ключи «на всякий случай» — так он мотивировал свою просьбу. Никита не мог сказать ей, что ему хотелось бы осмотреть квартиру более тщательно. Просто он хорошо знал Олега и не мог поверить, что тот не устроил где-нибудь в недрах квартиры тайник.

В детдоме Олег был помешан на тайниках. Наверное, сказались гены, ведь его родители были шпионами, а значит, вели себя соответственно, в том числе и дома, — такова была у них служба. Он сумел устроить хитрый тайник, о котором никто не догадывался, в ножке своей кровати; Олег прятал туда деньги, полученные праведными и неправедными путями.

Никита забрался в салон и запустил двигатель. Мотор работал ровно, тихо и мощно. Похоже, за машиной был хороший уход. Немного поразмыслив, Никита достал мобильный и набрал номер Кривицкого. Пока гудел зуммер вызова, ему стукнула в голову интересная мысль, и он поторопился выбраться из машины.

— Алло, кто звонит? — раздался знакомый голос Алекса; для него номер мобильного Никиты, высветившийся на дисплее, был еще незнаком.

— Свои, — ответил Никита.

— Нико? Это ты?

— А то кто же.

— Что, опять попал в переплет?

— Угадал. Только не в тот, о каком ты мог подумать. Алекс, мне нужно с тобой встретиться. Срочно. И в неформальной обстановке.

— Момент… Посмотрю в свои записи. В семь вечера тебя устроит?

— Вполне.

— Где?

— Где угодно. Но лучше там, где тебя не знают.

— Тогда в «шалмане». Я не был там сто лет. Помнишь?

— Конечно. А что, он до сих пор функционирует?

— Еще как. Удачливое место так просто не бросают.

— Что ж, вспомним молодость…

«Шалманом» детдомовская босота называла пивбар, ютившийся на задворках центрального рынка. В отличие от других заведений подобного рода, которые мальцов не подпускали к стойке и на пушечный выстрел, в «шалмане» можно было заказать бокал-другой пива, вяленую рыбешку и солидно расположиться за столиком — где-нибудь в углу, подальше от нескромных глаз.

В пивбаре разрешалось курить, и детдомовские пацаны смолили сигареты до тошноты, представляя себя взрослыми. Что самое удивительное, на них никто не обращал внимания и не пытался учить уму-разуму — «шалман» был по-настоящему демократичен. Может, потому, что публика в нем собиралась пестрая, в основном оторви и выбрось, поэтому все вели себя вежливо, предупредительно, стараясь не наступить на чью-нибудь больную мозоль, иначе можно было без лишних разговоров получить «перо» в бок.

Ровно в семь Никита подъехал к бару на такси. Еще два дня назад он не мог позволить себе такой роскоши, пришел бы пешком, благо «шалман» находился не очень далеко от его дома, но теперь, с высоты своего изменившегося материального положения, Никита уже смотрел на жизнь по-иному. «Хорошо иметь домик в деревне!» — вспомнил он навязчивую рекламу, открывая дверь пивбара. И ухмыльнулся. Действительно, как хорошо получить наследство в миллион долларов. Везет же дуракам и пьяницам…

Нужно отметить, что бар трудно было узнать. Внешне он вроде и не сильно изменился, разве что поменяли вывеску и входную дверь да вместо замусоренных дорожек, оплетавших бар снаружи, владелец «шалмана» положил тротуарную плитку, обустроил скамейки и посадил декоративный кустарник. А внутри везде сверкал хром и никель, общепитовских столов с пластиковыми столешницами не было и в помине — их заменили солидные, дубовые, — но курить можно было по-прежнему. Правда, теперь дым не стоял столбом, потому что в баре был мощный вытяжной вентилятор.

Никите пришлось немного подождать — Алекс опаздывал. Он занял столик на двоих в дальнем конце пивбара и наслаждался отменным пивом. Впрочем, и раньше «шалман» отличался тем, что пиво в нем никогда не бодяжили — это было опасно для жизни бармена. Он мог недолить по «Марусин поясок», на это смотрели снисходительно — каждый зарабатывает деньги, как может, — но разбавлять водой столь ценный продукт считалось преступлением против человечества.

Однажды Никите довелось наблюдать, как учили уму-разуму нового бармена. Его заставили выпить один за другим десять бокалов разбодяженного пойла, для убедительности приставив нож к горлу. Как бармен не лопнул, непонятно. Наверное, от страха его желудок стал безразмерным.

Алекс пришел в половине восьмого.

— Извини, брат, служба, — сказал он покаянно, усаживаясь напротив Никиты.

Подождав, пока официант сервирует стол (Никита заказал бутерброды с семгой и вяленую воблу), Алекс сказал, одним махом осушив бокал:

— Ух, хорошо! — Он взял бутерброд и принялся жадно жевать. — Это ты здорово придумал насчет бутербродов — я страшно голодный. Некогда было пообедать. Чай с сухариками и сигареты — вот и весь мой обед. У нас комиссия из министерства свирепствует — ментов переводят в разряд полицейских. С командным составом уже определились, теперь взялись за рядовых. Как бы мне не потерять своих парней…

— Неужто и у сыщиков рыльце в пуху?

— Не так чтобы очень… Но чем черт не шутит. Так что там у тебя за проблема нарисовалась?

— Алекс, почему закрыли дело Олега Колоскова?

Кривицкий неожиданно поперхнулся и поторопился отхлебнуть несколько глотков пива, чтобы пробить комок, образовавшийся в горле.

— На то были веские основания, — после некоторой паузы осторожно ответил Кривицкий. — А почему ты спрашиваешь?

— Хотя бы потому, что он мой друг… пусть и бывший.

— Ну уж — друг… — Кривицкий ухмыльнулся.

— Что было, то прошло. Но он наш, Алекс, детдомовский. И этим все сказано. Кто это дело вел, твой отдел?

— Да. Он был чересчур большой шишкой, чтобы отдать дело на откуп районному отделению угрозыска. Но я как раз был в командировке, когда Олег приказал всем долго жить. Однако с материалами по делу ознакомился и не нашел ни единой зацепки, которая оспаривала бы версию о самоубийстве. Разве что… — Тут Кривицкий запнулся, немного подумал и продолжил: — Выстрел был произведен в висок, с близкого расстояния, но с левой стороны.

— И что это значит?

— А то, что Олег не был левшой. Тем не менее направление пулевого канала находится в пределах допустимого. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я толкую.

— Понимаю. Стрелял Олег, а не кто-то другой. Но почему с левой руки? И почему следствие не обратило должного внимания на этот момент?

— Почему, почему… Да мало ли что могло взбрести в голову человеку, который в состоянии стресса находится на грани жизни и смерти? Может, в момент выстрела он держал в правой руке фотографию Полины и дочери — она валялась на полу рядом с телом. И потом, дверь была закрыта на засов. А окна с зимы не открывались — Олег терпеть не мог уличного шума, он любил тишину и чистый кондиционированный воздух. Так, по крайней мере, утверждала Полина. Ну и что должен думать в такой ситуации опер или следователь? Напрашивалась только одна версия — самоубийство.

— А вот в этом я не уверен. И Полина, кстати, тоже.

— Ну, ей и положено сомневаться. Она утверждает, что у Олега не было причин для самоубийства. Но ты-то каким боком в этом деле засветился? Только не говори, что он как был твоим другом, так им и остался! И ты хочешь добиться справедливости, потому что Олег хороший человек и тебе его жалко. Эти мантры можно изрекать разве что на поминках. Мы с тобой далеко не мальчики, и что такое настоящая дружба, нам хорошо известно.

— Дело не в дружбе… — Никита немного поколебался, но все же решился: — Перед смертью Олег написал мне письмо, своего рода завещание, в котором сообщил, что его заказали. Кто именно — не назвал. Может, и сам не знал. Он просил помочь Полине и дочери выехать за рубеж. Олег предполагал, что и на них откроют охоту.

Про кредитную карточку и миллион долларов он благоразумно промолчал.

— Так помоги — и дело с концом, — сказал Алекс. — Я тоже могу посодействовать.

— Полина наотрез отказалась уезжать. Она надеется на свою охрану. Что конечно же глупо. Но женщина — как норовистая кобылка: уж если попала ей вожжа под хвост, то ее не остановишь. Полина попросила меня, чтобы я попытался найти убийцу. А еще лучше — заказчика. Она не верит, что Олег мог покончить с собой. Ничто не предвещало столь трагического конца.

— Хочешь поиграть в частного детектива? — Алекс хмуро осклабился. — Ну и дурак ты, Нико. Ты хоть понимаешь, в какую кашу хочешь влезть? Эти богатеи живут как пауки в банке. То, что они жрут друг друга, — пусть их. Но они очень не любят, когда на их кухню заглядывают чужаки. Если ты сунешься в это дело, можешь считать тебя покойником.

— Боишься, что смогу кое-что откопать и твой отдел получит жирный, аппетитный «висяк»?

— А хотя бы и так! — огрызнулся Кривицкий. — Но я уверен, что в этом деле все чисто. Двух мнений быть не может: Олег покончил жизнь самоубийством. Все с этим согласны — и милиция, и прокуратура. Что еще нужно?

— Нужно было всего лишь более тщательно осмотреть место происшествия! — резко ответил Никита и рассказал Алексу про засов. — Я взял с собой образец шпагата и ворсинки, которые находились в замочных скважинах. Нужно отдать их на экспертизу.

Кривицкий посмотрел на Никиту с мученическим видом и приложился к бокалу. Видимо, он хотел выиграть время, потому что пил длинными, медленными глотками, глядя куда-то в сторону. А затем, мрачно глядя на Никиту, заговорил:

— Скажи мне, что я сделал тебе плохого?! Ты хоть понимаешь, какая каша заварится, если мне придется открыть дело по-новому? Да меня сожрут с потрохами! То, что мое начальство начнет мочиться кипятком, и ежу понятно. Притом на мою башку. Но ведь в городе есть богатые люди, которым очень не нравится, когда убивают таких, как они. В том числе и среди чиновников. И пусть Олег для некоторых из них был злейшим врагом, но большой бизнес, который любит, как известно, тишину, не успокоится, пока не найдут убийцу и, главное, заказчика. И козлом отпущения во всей этой истории сделают меня, потому как заказуха раскрывается очень редко. Тем более что следы преступления — если оно было; я пока в это не верю, не верю, и все тут! — давно остыли, и теперь нужен не просто профессионализм, а потрясающее везение. Ну а менты — может, ты этого не знаешь — к разряду везунчиков не относятся. Это работяги, чернорабочие, которые горбатятся на своей грязной работе денно и нощно и чаще всего, вместо благодарности, получают лишь плевки «благодарных» граждан в свою сторону и выговоры от начальства.

— Я сейчас заплачу над твоей тяжкой судьбиной…

— Ладно, допустим, в твоих домыслах — да, домыслах! — есть рациональное зерно. Но скажи мне тогда: кто убил Олега? У нас есть видеозапись камер наблюдения за домом с двух разных точек, которая подтверждает, что в момент убийства никто чужой в подъезд не входил и не выходил из него. Только свои, жильцы.

— Значит, нужно шерстить жильцов, — упрямо боднул головой Никита.

Кривицкий саркастически ухмыльнулся и ответил:

— Как ты это себе представляешь? Там живут многие городские боссы — чиновники и крутые бизнесмены. К ним не подъедешь и на хромой козе. Тем более — без соответствующих фактов. Хотя конечно же следователь — тут нужно отдать ему должное — опросил всех тех, кто в момент убийства находился дома. Это в основном пожилые люди. И наконец, последнее: богатые сами мараться не будут. У них есть все возможности, чтобы нанять профессионального исполнителя заказов. Естественно, не напрямую, а через посредников.

Никита тяжело вздохнул и допил пиво.

— Все выходит на то, — сказал он, — что Полина устроила мне местечко в артели «Напрасный труд». Понимаешь, Алекс, я не мог ей отказать, не имел права, но ты почти убедил меня, что дело дохлое, и теперь я как тот витязь на распутье: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — денег лишишься, прямо пойдешь — головы не сносишь. В общем, куда ни кинь, везде клин.

— Вот и ладушки! — обрадовался Кривицкий. — У меня есть предложение похерить этот вопрос окончательно, а чтобы избавить тебя от угрызений совести, предлагаю съездить в воскресенье на природу.

— Шашлык, хорошее вино, веселые девочки с минимумом интеллекта, не обремененные высоким образованием и такими глупыми условностями, как стыд…

— Какой ты догадливый! — Кривицкий хохотнул.

— Нет, Алекс, извини, не могу я… — Никита закурил и мрачно уставился в стол.

— Что именно ты не можешь? — остро посмотрел на него Кривицкий.

— Бросить это дело, — после некоторой паузы ответил Никита. — Я обещал. Понимаешь, поначалу я и впрямь хотел изобразить бурную деятельность, чтобы потом сказать Полине: «Извини, дорогуша, я сделал все, что было в моих силах, но следователь прав — Олег сам наложил на себя руки». Однако после осмотра квартиры я уже так не думаю. Надо разобраться, Алекс, надо!

— Да пошел ты!.. — Кривицкий потянулся за деньгами, чтобы расплатиться и уйти.

— Погоди! — схватил его Никита за рукав. — Не горячись. У меня есть дельное предложение. Я один буду заниматься этим вопросом, без привлечения твоей службы. Ты останешься в стороне. Выгорит у меня дело — все лавры достанутся тебе, не выгорит — что ж, набью себе еще несколько лишних шишек, всего лишь.

— Ну ты и баран… — буркнул Кривицкий, остывая. — Упрямая скотинка… Ладно, если хочешь приключений на свою задницу — милости прошу к нашему шалашу. Узнаешь, сладок ли хлеб мента. Действуй. Ежели что, можешь надеяться на мою помощь. Это я твердо обещаю. Но только в частном порядке!

— Ловлю тебя на слове. Мне нужна копия дела и видеоматериалы.

Кривицкий немного поколебался, а затем ответил:

— Конечно, это служебное преступление… но что не сделаешь для старого друга. Только учти, если попадешься кому-нибудь с этими бумагами, не вздумай сослаться на меня!

— Заметано. Я буду нем, как печка, — ответил Никита словами одного из персонажей старого фильма.

Напряжение за столом спало. Они вновь заказали по бокалу пива, и дружеская пирушка покатилась своим чередом, легко и непринужденно, не отягощенная никакими коллизиями, лишь приправленная терпким, ностальгическим ароматом воспоминаний о неласковом детстве.