Дневники: 1925–1930

Вирджиния Вулф, 2023

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

1925

Вулфы вернулись в Лондон из Монкс-хауса 2 января. Вирджиния продолжила писать в тетради за 1924 год (Дневник XIII).

6 января, вторник.

Позорная правда заключается в том, что я пишу в старой тетради, так как не могу позволить себе оставить столько пустых страниц.

С каким размахом я начинала 1924 год! Сегодня Нелли¹ в 165-й раз дала мне понять, что не намерена подчиняться диктату, а будет поступать так, как и любая другая на ее месте. Таковы плоды жизни в Блумсбери. В целом, я склонна верить ей на слово. Необходимость подстраиваться под ее причуды и давление «любых других» — это перебор, пускай она и хорошая кухарка, но также сварливая старая дева, надежная и честная, по большей части ласковая, добрая, хотя неисправимо суетливая, нервная, предъявляющая необоснованные претензии. Как бы то ни было, вопрос о прислуге меня уже не особо волнует.

Вчера вечером мы ужинали в новом особняке Мэри² на Альберт-роуд 3. Люблю, когда новый год начинается с теплых дружеских встреч, и это был превосходный ужин. К тому же я увидела их милых детей, мальчика и девочку; у девочки прекрасный женский взгляд; она отзывчивая, смущенная и немного диковатая, как и все девчонки. (Я хочу начать описывать свой собственный пол.) Что я имела в виду? Чрезвычайную юность, наверное, и все же, вероятно, женственность, ощущение которой никогда меня не покидает. Сейчас я начинаю сочинять новую историю, хотя я теперь все время что-то придумываю. Короткие сценки, например про Старика (образ Л.С.³), профессора, специалиста по Мильтону⁴, а теперь про то, как меня отвлекает болтовня женщин. Что ж, вернемся к реальной жизни. Где мы сейчас?

Сегодня утром я писала заметку о елизаветинских пьесах⁵, ради которой читала пьесы весь прошлый год. Потом обнаружила, что у моих часов отвалилась минутная стрелка (я заметила это во время разговора с Литтоном⁶ о Ричардсоне⁷ вчера вечером), спустилась в типографию уточнить время и увидела, что Ангус⁸ и Леонард составляют смету на печать для «Simpkin⁹». Задержалась и посмеялась с ними. Л.¹⁰ отправился в офис после того, как мы прогулялись с собакой вокруг площади. Я зашла домой и набрала страницу книги Нэнси¹¹. Потом отнесла часы на починку в «Ingersoll¹²». Выгуляла собаку. Вернулась. Это был суровый пасмурный зимний день; там, где нет фонарей, тротуар выглядел чернильно-черным. Никогда мне не описать все прожитые дни. Никак не могу настроиться, но, возможно, если перечитаю написанное, то все же пойму, что я хотела сказать.

В Родмелле сплошная непогода и наводнение; именно так. Разлилась река. Семь дней из десяти лил дождь. У меня почти не было возможности прогуляться. Л. обрезал деревья, что потребовало героических усилий. Мой героизм был исключительно литературным. Я редактировала «Миссис Дэллоуэй», то есть занималась самой скучной частью писательской работы, самой обременительной и тоскливой. Хуже всего начало (как обычно), где одному только аэроплану уделено несколько страниц, и это надоедает. Л. прочел книгу и считает ее лучшей из всего мною написанного. Но разве он не обязан так думать? И все же я с ним согласна. Он считает ее более целостной, чем «Комната Джейкоба», но говорит, что читается труднее из-за отсутствия очевидной связи между двумя темами.

Так или иначе, роман отправлен в «Clark¹³», а на следующей неделе уже приедут гранки¹⁴. Это для издательства «Harcourt Brace¹⁵», в котором книгу взяли не глядя и подняли мой гонорар до 15%.

В Родмелле я почти ничего не видела, так как была вынуждена все время сидеть за печатной машинкой.

Ангус провел с нами Рождество — очень спокойный, внимательный, бескорыстный, сознательный молодой человек с очаровательным чувством юмора; невзрачный, по словам Литтона, и пассивный. Но я все равно о нем хорошего мнения.

18 марта, среда.

Эти последние страницы относятся к «Обыкновенному читателю» и были написаны¹⁶, когда я лежала в постели с гриппом. И вот, наконец, отправив сегодня последние правки, я сделала новый дневник и заканчиваю этот с тысячей извинений и зловещим предчувствием при виде всех оставшихся пустых страниц.

Далее Вирджиния начинает новую тетрадь (Дневник XIV). Титульный лист подписан:

Тависток-сквер 52

18 марта, среда.

За позор я уже, думаю, извинилась; между чаем и ужином просматриваю две книги, которые идут в печать; грипп и отвращение к перу¹⁷.

В данный момент (у меня семь с половиной минут до ужина) я хочу отметить, что прошлое прекрасно, поскольку человек не осознает своих эмоций, когда испытывает их. Они раскрываются позже, поэтому у нас нет целостного ощущения настоящего — только прошлого. Это поразило меня на платформе в Рединге, когда я наблюдала, как Несса целовала на прощание Квентина¹⁸; он был смущен и немного взволнован. Я это запомню и дополню, когда отделаюсь от воспоминаний о спуске с платформы, о поиске автобуса и т.д. Вот так, я думаю, мы и зацикливаемся на прошлом.

Мы решили навестить детей в школе — молодых людей, я бы сказала. Джулиан¹⁹ был заперт в «клетке» и в качестве наказания от мистера Элиота²⁰ раскатывал покрытие теннисного корта. (Тут я придумала историю о человеке, который мечтал купить поле; это желание поддерживало в нем жизнь; купив его, он умер.) Подошел мистер Годдард²¹, и Джулиан крикнул: «Я тут до пяти», — как будто они оба студенты. В этом не было ничего школьного. Но как же ужасно быть мистером Годдардом и выходить в такой ненастный день (шел снег) на улицу, чтобы поприветствовать бегунов. Добежав до финиша, они тут же повалились на землю, и их накрыли пледами и куртками. На последнем круге они уже еле волочили ноги. Джулиан и Квентин проявили крайний цинизм и сказали, что никакого удовольствия в этом нет, но так надо. Перо царапает бумагу.

В четверг, 26 марта, Вулфы отправились с вокзала Виктория, по маршруту Ньюхейвен — Дьепп через Ла-Манш, в Париж, а затем ночным поездом добрались до Марселя и Кассиса, где остановились в отеле “Cendrillon”. Они вернулись в Лондон 7 апреля.

8 апреля, среда.

Только что вернулась из Кассиса²². Во время путешествия я частенько думала о том, как запишу здесь некоторые из своих бесчисленных ежедневных впечатлений. Но что же происходит по возвращении? Мы переодеваемся и ныряем в поток, а я одержима глупой идеей, что у меня нет времени садиться и писать или что нужно заниматься чем-то серьезным. Даже сейчас я лихорадочно колеблюсь, половину времени размышляя, но надо остановиться и выгулять Гризель [собаку]; я должна разобраться с американскими книгами²³; правда в том, что мне необходимо попытаться выделить полчаса в день на ведение дневника. Дав ему и имя и место, я, возможно, приду к мысли — таков уж разум человека, — что это обязанность, которой нельзя пренебрегать ради других дел.

Я нахожусь под впечатлением, сложным, от возвращения домой с юга Франции в эту просторную мрачную мирную уединенность Лондона (так, по крайней мере, казалось прошлой ночью), полностью уничтоженную несчастным случаем, свидетелем которого я стала сегодня утром, и женщиной, прижатой автомобилем к ограде и еле слышно стонавшей «ой-ой-ой». Весь день мне мерещился ее голос. Я не побежала на помощь; к ней бросились все пекари и продавцы цветов. Меня не покидает жуткое ощущение жестокости и дикости мира; эта женщина шла в своем коричневом пальто по тротуару — и вдруг, как в кино, огромная красная машина переворачивается и приземляется прямо на нее, и слышится только «ой-ой-ой». Я как раз направлялась посмотреть новое жилье Нессы и на площади встретила Дункана, но поскольку он не видел аварии, то и моих чувств не мог представить себе ни в малейшей степени, да и Несса тоже, хотя она вспомнила несчастный случай, который произошел с Анжеликой²⁴ прошлой весной, и пыталась сравнить их. Но я заверила ее, что это всего-навсего случайная незнакомка в коричневом пальто, и мы достаточно спокойно осмотрели дом²⁵.

Со времени моей последней записи, а прошло несколько месяцев, умер Жак Равера²⁶, страстно желавший смерти; он прислал мне письмо о «Миссис Дэллоуэй», и это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Неужели я и правда, наконец, чего-то добилась? Ну, конечно, это не идет ни в какое сравнение с Прустом²⁷, в которого я сейчас погружена. Особенность Пруста в том, что он сочетает в себе предельную чувствительность с предельным упорством. Ему нужны все до последнего оттенки окраса бабочек. Он прочен как кетгут²⁸ и мимолетен как жизнь бабочки. Думаю, он будет и влиять на меня, и выводить из себя каждым своим предложением. Как я сказала, Жак умер, и меня тут же начали захлестывать чувства. Я узнала об этом здесь в компании Клайва [Белла, см. Приложение 1], Би Хоу²⁹, Джулии Стрэйчи³⁰ и Дэди³¹. Но я больше не чувствую необходимости снимать шляпу перед смертью. Предпочитаю выходить из комнаты на полуслове, с незаконченной случайной фразой на устах. Вот какое впечатление произвела на меня смерть Жака — никаких прощаний и покорности, а просто шаг в темноту. Хотя для нее [вдовы] это ужасный кошмар. Мне лишь остается вести себя с ней естественно, но это, я полагаю, очень важно. Все чаще и чаще я повторяю слова Монтеня³²: «Жизнь — вот что главное».

Я жду, чтобы понять, какую форму в итоге приобретет в моей голове Кассис. Там есть скалы. После завтрака мы обычно ходили посидеть на камнях и погреться на солнце. Л., как правило, сидел без шляпы и что-то писал на коленках. Однажды утром он нашел морского ежа — они красные, с шипами, которые слегка подрагивают. После обеда мы ходили гулять по холмам и в лес, где однажды услышали шум машин и обнаружили неподалеку дорогу на Ла-Сьота³³. Повсюду были камни и крутые тропинки, а еще очень жарко. Как-то раз мы услышали громкий звук, похожий на птичье щебетанье, и я сразу подумала о лягушках. На лугах распустились неухоженные красные тюльпаны; все поля там напоминали небольшие угловатые ступеньки холма, разлинованные и окаймленные виноградными лозами; то тут, то там виднелись побеги фруктовых деревьев в красных, розовых и даже пурпурных бутонах. Дома тоже угловатые, белые, желтые и голубые, с плотно закрытыми ставнями; вокруг них — ровные дорожки и кое-где ряды левкоев³⁴; повсюду — бесподобная чистота и завершенность. В Ла-Сьота огромные оранжевые корабли плавают по голубым водам в маленьких бухтах. Все эти бухты правильной круглой формы и окружены отштукатуренными бледными домами, очень высокими, облупленными и залатанными, со ставнями; возле одних виднеются горшки и клумбы с зеленью, возле других сушится белье; на каком-то крыльце сидела старуха и смотрела вдаль. На каменистом и голом, словно пустыня, холме сушились сети; на улицах играли дети, прогуливались и сплетничали девицы в выгоревших ярких платках и хлопчатобумажных платьях, мужчины убирали лишнюю землю с главной площади, чтобы вымостить ее камнем. Отель «Cendrillon³⁵» — это белое здание с красной плиткой на полу, рассчитанное человек на восемь. Там были мисс Тугуд, мисс Бетси Робертс, мистер Гурни, мистер Фрэнсис и, наконец, мистер Хью Андерсон³⁶ и мистер Гарроу Томлин³⁷. Все они заслуживают описания на несколько страниц. Да и атмосфера отеля навеяла множество идей, — такая холодная, безразличная, внешне любезная и порождающая очень странные взаимоотношения, как будто человеческая природа сведена к своего роду кодексу, который специально изобретен для подобных ситуаций, когда совершенно незнакомые люди собираются в одном месте и предъявляют права как члены одного племени. На самом деле мы постоянно общались, но в душу к нам никто не лез. А еще мы с Л. были даже слишком счастливы; как говорится, умереть сейчас…³⁸ Никто не скажет обо мне, что я не знала истинного счастья, хотя мало кто может ткнуть пальцем в конкретный момент или объяснить, что именно их осчастливило. Даже я сама, время от времени купаясь в счастье, могу лишь сказать: «Это все, чего я хочу». Ничего лучшего мне было не придумать, и я не без суеверия испытывала те же, наверное, чувства, что и боги, которые, придумав счастье, должно быть, завидуют ему. Хотя это не так, если счастье случайно свалилось вам на голову.

19 апреля, воскресенье.

Мы уже пообедали; сегодня первый по-летнему теплый вечер, а настроение писать покинуло меня, не успев посетить. Однако мои священные полчаса еще не истекли. Но если подумать, то я лучше почитаю дневник, чем буду писать о том, как отшлифовала кусок про мистера Ринга Ларднера³⁹. Этим летом я собираюсь заработать на писательстве £300 и построить в Родмелле ванну с горячей водой. Но тьфу-тьфу — книги еще даже не вышли, а я уже волнуюсь, и будущее мое не определено. Что касается прогнозов — лишь «Миссис Дэллоуэй», вероятно, будет иметь успех (в «Harcourt» ее называют «замечательной») и разойдется двумя тысячами экземпляров. Но я сомневаюсь и скорее ожидаю медленного тихого роста славы, как это чудесным образом произошло после публикации «Комнаты Джейкоба». Мое положение рецензентки укрепляется, хотя еще не продано ни одного экземпляра [«Обыкновенного читателя»]. Но я не очень-то переживаю — если только чуть-чуть; мне, как всегда, хочется погрузиться в свои новые рассказы⁴⁰, но чтобы в глаза не отсвечивало зазеркалье, то есть Тодд⁴¹, то есть Коулфакс⁴² и др.

Как-то вечером приходил Литтон. Мне показалось, что он на закате жизни; у него очаровательная прямота духа, которой, как мне кажется, никто больше не владеет в таком совершенстве. Критичность разума у него тоже весьма существенна. Христом он, к своему разочарованию, заниматься не будет, ибо становится все более и более требовательным к материалу; говорит, что Христос не существовал, а был лишь плодом воображения; и так много уже известно, что собрать все это в одну книгу просто невозможно. А еще, похоже, отношения с Филиппом Ричи⁴³ идут на спад. Мы говорили о старых содомитах и их непривлекательности для молодых людей. Моя революция против содомии, как я и надеялась, разошлась по миру. Я немного тронута тем, что кажется их раскаянием и стремлением оправдать свои недостатки. Но если я не могу сформулировать мысль и лишь время от времени спорю с полковником Клайва, какой от меня толк?⁴⁴ Бледная звезда Содомита светила слишком долго. Джулиан категорически с этим согласен. Страстную пятницу⁴⁵ мы провели в Родмелле⁴⁶; стояла июньская погода, и как же прекрасны были волнистые холмы; ах, но как же быстро я все забываю; какие, например, полутона, вероятно, неотличимые друг от друга, между чистыми цветами. Но это размышления для рассказа.

Вчера мы ходили на выставку Макса⁴⁷ с милым, потрепанным стариной-Ангусом, который кажется мне старшим братом, хотя он на 20 лет моложе. Мы вернулись к чаю (по мере того, как я пишу, на все это опускается тень прошлого — оно становится грустным, красивым, незабываемым) и съели много булочек, а потом обсудили Мерфи⁴⁸. Увы, у нее вспыльчивый характер! Она невоспитанная дворняжка, лишенная обаяния; богемная прохвостка, внешне чем-то напоминающая ирландское рагу; полагаю, надолго она тут не задержится. А вот Ангус, несмотря на всю простоту, ведет себя как настоящий джентльмен; не настаивает и признает недостатки. Леонарду придется вырвать зуб в четверг. Я чувствую какую-то скрытую обиду: подозреваю, что она мысленно ведет им счет.

Сегодня вечером в наш подвал заходили Марджори⁴⁹ и ее Том⁵⁰, оба счастливые, по словам Л., и действительно, я считаю, что она должна наслаждаться всеми своими привилегиями: деньгами, едой, безопасностью, штабелями молодых людей и своим верным Томом, возможностью носить облегающие платья, поздними завтраками и вниманием. К тому же она милое надежное создание, и если бы я хотела кого-то видеть, то осмелюсь предположить, что это была бы она.

Все, чего мы хотим сейчас, так это ни с кем не видеться. Завтра я куплю новое платье. Здесь я замечаю, что становлюсь нервной и дерганой, а совесть велит читать мистера Ринга Ларднера, чтобы заработать свои 50 гиней⁵¹.

20 апреля, понедельник.

Счастье — это иметь маленькую ниточку, на которую будут нанизываться вещи. Например, пойти к портнихе на Джадд-стрит или, скорее, подумать о платье, которое я бы могла заказать у нее, и представить, что оно уже сшито, — это и есть ниточка, которую как будто опускаешь в сундук с сокровищами, а достаешь с уже нанизанным жемчугом. Бедняжка Мерфи в смятении из-за вспыльчивости и резкости Леонарда — оба эти эпитета он, разумеется, отрицает. У нее нет ни драгоценной ниточки, ни сокровищницы; для нее вещи не нанизываются и не соединяются в очаровательные бусы, которые и есть счастье. А вот мои дни, скорее всего, будут наполнены им. Мне нравится эта лондонская жизнь в начале лета — прогулки по улицам и площадям, — а потом, если мои книги (забываю рассказать про памфлет⁵² Л.) будут иметь успех, если мы сможем начать ремонт в Монкс-хаусе, и установить для Нелли радио, и поселить Скитсов [неизвестные] в коттедже Шанкса⁵³, и если, если, если… Что будет, так это интенсивное удовольствие, периодически сменяемое глубоким унынием. Плохие отзывы, не стоящие внимания, а потом вдруг восхитительный взрыв аплодисментов. Но на самом деле мне лишь хочется отдать £3 за пару сапог на резиновой подошве и гулять в них за городом по воскресеньям.

Если говорить о моем нынешнем душевном состоянии, есть только одна вещь, которая не подлежит обсуждению, — я наконец-то нашла свою нефтяную скважину, но не могу писать достаточно быстро, чтобы заставить ее бить ключом. Сейчас во мне бурлят по меньшей мере шесть рассказов, и теперь я чувствую, что готова облечь свои мысли в слова. Есть еще, конечно, множество препятствий, но я никогда прежде не чувствовала такого напора и спешки. Я верю, что могу писать быстрее, если писать значит выплескивать фразы на бумагу, а потом печатать их и перепечатывать — переделывать; писательский процесс сейчас напоминает скорее широкие мазки кистью, а пустое пространство я заполню потом. Неужели я могу стать интересной — не скажу великой, но известной — писательницей? Странно, но при всем моем тщеславии я до сих пор не очень-то верила в свои романы и не считала, что смогу в них выразить себя.

27 апреля, понедельник.

«Обыкновенный читатель» вышел в четверг⁵⁴; сегодня уже понедельник, а я до сих пор не получила ни одного отзыва, ни в частном порядке, ни в прессе; это как бросить камень в пруд и увидеть, что воды сомкнулись над ним без малейшей ряби. Но я вполне довольна и волнуюсь меньше, чем когда бы то ни было, а пишу лишь для того, чтобы потом не забыть о чудесном прогрессе в написании своих книг. Я сидела в студии «Vogue», то есть у Бэков⁵⁵, в их логове, которое мистер Вулнер⁵⁶ построил себе для работы, и, возможно, именно там он думал о моей матери, мечтая, полагаю, на ней жениться. Сейчас мне кажется, что у людей множественная структура сознания, и я бы хотела исследовать сознание на вечеринке, сознание человека в платье и т.д. Мир моды Бэков, в котором миссис Гарленд⁵⁷ руководила процессом, — это, несомненно, целостный мир, объединяющий и защищающий людей от таких, как я, от чужаков. Эта множественная структура очень сложна (мне явно трудно подбирать слова), но мысленно я постоянно возвращаюсь к ней. Сознание на вечеринке, например, или сознание Сивиллы⁵⁸. Его нельзя расколоть. Это нечто подлинное. Его надо сохранять целостным. И все же я не до конца понимаю, что хочу сказать*. Кстати, я собиралась написать Грейвсу⁵⁹, а потом забыла.

В пятницу, в 16:30, только представьте себе, стоит у двери, вытаращив глаза, мужчина в синей рубашке, без шляпы, с копной взъерошенных волос. «Миссис Вулф?» Я, опасаясь и подозревая, что это какой-то гений из «Nation», решивший излить душу, отвела его в подвал, где он сказал: «Я Грейвс». «Я Грейвс». Все уставились на него. Казалось, он несся по воздуху со скоростью 60 миль в час [≈ 96,5 км/ч] и вдруг ненадолго приземлился. Потом он поднялся наверх, а я, несмотря на всю свою хитрость, не догадалась заблаговременно вскипятить чайник. Бедный юноша — сплошной протест и позерство. Он как грубая копия Шелли⁶⁰, за исключением перекошенного носа и невнятных черт лица. Но осознание гениальности плохо сказывается на людях. Он задержался до 19:15 (мы собирались на «Цезаря и Клеопатру» — странную риторически-романтическую пьесу раннего Шоу⁶¹) и был наконец вынужден попрощаться, после того как описал нам свой образ жизни столь увлеченно, что и слова не вставишь. Он готовит, его жена убирает; четверо детей учатся в начальной школе; жители деревни снабжают их овощами; они обвенчались в церкви; его жена называет себя Нэнси Николсон⁶², не хочет ехать в Гарсингтон и говорит, что заслужила дом просто так; на реке; в деревне с квадратной церковной башней; рядом, но не возле железной дороги — все это, понятное дело, он ей обеспечил. Называющая себя Нэнси Николсон делит друзей на овец и коз. Все это звучало для нас по-молодежному, особенно когда Грейвс вдруг выдал, что происходит из семьи настоятеля церкви, епископа, фон Ранке⁶³ и т.д. и т.п., только с одной целью: сказать, что презирает родственников. И все же, все же он милый простодушный пустоголовый молодой человек, но почему в наше время мы должны что-то кому-то доказывать? Ведь можно же было когда-то жить спокойно, без протестов. Возможно, я пыталась расположить его, так как это моя слабость. Л. был непреклонен. Потом нам предложили билет на кубковый матч, чтобы продолжить общение. Грейвс приехал в Лондон после шести лет отсутствия; в поездах его всегда укачивает; он гордится своей чувствительностью. Нет, я не думаю, что он напишет великие стихи. «Ну а вы что пишете?» Чувствительные тоже нужны; недоразвитые, запинающиеся заики, которые, возможно, облагородят свой собственный участок в Оксфордшире⁶⁴.

А в воскресенье у нас была первая прогулка — в Эппинг⁶⁵.

* Я имела в виду второе «Я».

29 апреля, среда.

Спешу (Мур⁶⁶ ждет), но должна зафиксировать факт длительного, эмоционального, довольно трепетного и волнительного визита Тома прошлым вечером; он сообщил нам о своем освобождении («Но я еще не подал заявление об увольнении») от банка; какое-то ниспосланное небесами назначение обеспечило его «четырьмя пятыми от нынешней зарплаты» и определенными «социальными гарантиями», которые вступят в силу в октябре следующего года — идет ли речь о леди Ротермир (которая стала «очень милой») или о четвертом издании журнала, он не уточнил. А еще у него есть на примете дом недалеко от Слоун-сквер, арендная плата всего £58, и Том мечтает начать жизнь с чистого листа, о чем он в одиночестве думал все свое свободное время на протяжении последних нескольких недель⁶⁷. Он проанализировал свою жизнь и увидел, что его отношение к миру, особенно к Вивьен⁶⁸, стало скромнее, податливее, человечнее. Этот добрый, чувствительный, благородный человек обвиняет себя в том, что он типичный американский муж, а наедине (Л. ушел за почтой) рассказал, что исключительно по моему совету Вивьен ничего толком не делает по дому с июня прошлого года, только пишет! Затем он выступил в защиту того, чтобы не писать, и, углубившись в психологию жены, назвал это уловкой с ее стороны. Потом он, предупредив нас, что ему приходится тщательно выбирать выражения, спросил Л.: «Знаете ли вы что-нибудь о психоанализе?». Л. с присущей ему ответственностью ответил утвердительно, и тогда он поведал нам странную историю о том, как доктор Мартин заставил Вивьен задуматься о ее детском страхе одиночества, и теперь она не спускает с него, с Тома, глаз. Последние три месяца он сидел и мурлыкал у Вивьен в комнате, бедное бледное создание, а если ему приходилось отлучаться, то по возращении он обнаруживал ее в полуобморочном состоянии⁶⁹.

«Завтрашний день будет ужасен», — сказал Элиот, поясняя это тем, что он отсутствует дома уже три часа, с 20 до 23. Мы посоветовали другого врача. Но что именно поможет вылечить этот маленький нервный застенчивый комочек: врачи, здравый смысл, отдых, путешествие или какой-нибудь неизвестный радикальный метод, — одному богу известно. Элиот сказал, что у нее абстрактный, а у него исторический склад ума. В итоге я ощутила странное волнение от его визита и искреннего рассказа; каким-то образом это затронуло не только мое тщеславие, но и чувство человеческого достоинства. Симпатия и привязанность к нам, доверие Леонарду и то, что Элиот держался столь непринужденно, каким-то подсознательным образом, как он говорил, но не в разговоре, а мне лично, заставили меня похлопать его по плечу; не ахти какая забота, но это максимум, на что я была способна.

А теперь я немного волнуюсь по поводу «Обыкновенного читателя»; ни слова о нем ни от одной души; возможно, завтра будет рецензия в ЛПТ. Однако чувства мои явно поверхностны; за внешним волнением скрывается существенное спокойствие.

1 мая, пятница.

Это, как говорится, заметка на будущее. «Обыкновенный читатель» вышел 8 дней назад, а до сих пор нет ни одной рецензии, и никто не написал мне, не обсудил со мной книгу и вообще никак не дал понять, что знает о ее существовании, кроме Мейнарда, Лидии и Дункана. Клайв совершенно онемел; у Мортимера грипп и ему не до отзывов⁷⁰; Нэнси [Кунард] видела, как он читал ее, но умолчала о его мнении; все указывает на отсутствие интереса и полный провал. Я только что миновала стадию надежды и страха, а теперь вижу, что мое разочарование уплывает вдаль, словно старая бутылка с запиской, а я готова к новым приключениям. Не стоит удивляться, если то же самое случится с «Миссис Дэллоуэй». Но мне надо написать Гвен⁷¹.

4 мая, понедельник.

Вот температурная кривая книги. Мы ездили в Кембридж, и Голди⁷² сказал, что считает меня лучшим из ныне живущих критиков; парализованный человек, Хейворд⁷³, в своей резкой неловкой манере спросил: «Кто написал ту необычайно хорошую статью о елизаветинцах, которая вышла два или три месяца назад в ЛПТ?». Я указала пальцем на себя. Итак, в «Country Life⁷⁴» появилась одна насмешливая рецензия, ужасно слабая и невнятная, пытающаяся объяснить, что такое «Обыкновенный читатель», а другая, говорит Ангус, вышла в «Star⁷⁵» и высмеивает обложку Нессы. Исходя из этого, я прогнозирую массу критики в том ключе, что я пишу невразумительно и странно; быть может, некоторый энтузиазм; медленные продажи и укрепление репутации. О да, репутация закрепится. Вот только у меня болит голова, и я не могу пойти с Ангусом на концерт, а Леонард устраивает Рэндаллу прощальный ужин⁷⁶, и какое же это облегчение — посидеть в тишине (избавление от обязательств — высшее счастье), и я бы хотела описать Пернель⁷⁷, Кембридж, Брейтуэйт⁷⁸ и Хейворда с постскриптумом о Томсоне⁷⁹. Прекрасное место, полное, как и все сейчас, дуновений прошлого. Проходя мимо дома Дарвинов, я заметила ивы⁸⁰; с растущей материнской нежностью, которая сейчас приходит ко мне, я там думала о себе; о Руперте⁸¹; потом пошла в Ньюнем и воодушевила миссис Палмер⁸² разговорами о том, что Пернель выходит замуж за архиепископа.

Ничего не могу закончить; миссис Асквит⁸³ застряла как ком в горле; буду читать Мура до ужина и после него, пока не придет Леонард. Нет, я не хочу слушать Баха⁸⁴, так что, отдав билеты Ангусу, я обеспечила ему компанию в лице очаровательного молодого человека.

С Пернель было намного проще, чем раньше. Мы сидели у ее камина и сплетничали о смерти Кейт⁸⁵, которая еще за неделю до своего ухода гуляла с собакой; которая была совершенно замкнутой и напоминала скелет, мертвеца, ходившего с саркомой; никаких врачей. Никаких упоминаний и 58, кажется, сожженных коричневых дневников.

9 мая, суббота.

Только что вернулась из театра «Chiswick⁸⁶», где вместе с Лидией и Бертой Рак⁸⁷ смотрела греческую пьесу; прекрасный весенний день, все деревья по пути через парк зацвели; это мимолетное путешествие напомнило мне прогулку с Нессой, Клайвом и Тоби⁸⁸, с которым мы в один голос назвали Гайд-парк «урбанистическим».

Что касается «Обыкновенного читателя», то в ЛПТ было почти две колонки рассудительных и разумных похвал — ни то ни се — такова моя судьба в «Times». А Голди пишет, что, по его мнению, «это лучшая критика на английском языке — юмористическая, остроумная, глубокая»⁸⁹. Мои критики ударяются в крайности или называют меня посредственной — такая вот судьба. И то же самое ждет скоро «Миссис Дэллоуэй».

Я измучилась и вымоталась сидеть рядом с моржихой Салли Онион, которая распаляется при виде танцующих молодых людей. Прошлой ночью у нас был скудный ужин с Сэнгерами⁹⁰, чей посредственный комфорт и вкус меня огорчают; ох, немного эстетики в жизни им бы не помешало, как сказала бы Берта Рак — бесстыдная женщина, которую поселили в непристойном доме в Южном Кенсингтоне; она напоминает всадницу в бледном батисте с гвоздикой, а еще у нее выраженные передние зубы с красным гребнем десны на них. Малышка Лидия мне понравилась; как работает ее разум? Она словно парящий жаворонок, ведомый каким-то великим инстинктом; полагаю, у нее прекрасная натура, обретающая форму в руках Мейнарда.

Вчера вечером у нас были Морган⁹¹ и Брейс⁹²; Морган умолял Леонарда приехать в гости; я хотела добавить, что его прооперировали из-за перелома кости запястья, но сейчас…

14 мая, четверг.

Первый день лета, распускаются листья, и Тависток-сквер почти вся в зелени. Ох, как, должно быть, хорошо за городом, где некоторые из моих друзей к тому же читают сейчас «Миссис Дэллоуэй»⁹³.

Я планировала больше писать о судьбе своих книг. «Обыкновенного читателя» мало покупают, зато много хвалят. Мне было очень приятно открыть сегодня утром «Manchester Guardian⁹⁴» и почитать мистера Фоссетта⁹⁵ о мастерстве ВВ — о сочетании блеска и честности с глубиной и эксцентричностью. Вот если бы так написали в «Times», но они мямлят, словно люди, говорящие с набитым ртом. Я ведь рассказывала, что в «Times» мне посвятили почти две невнятные колонки? Но вот что странно: я, признаться, совсем не нервничаю из-за «Миссис Дэллоуэй». С чего бы это? Если честно, мне впервые скучно при мысли о том, как много придется говорить о своих книгах летом. Правда в том, что писать — это глубокое удовольствие, а быть прочитанным — поверхностное. Сегодня я вся на взводе от желания отбросить журналистику и приступить к роману «На маяк». Он будет довольно коротким; нужно полностью раскрыть характер отца и матери, Сент-Айвс, детство и все обычные темы, которые я обычно пытаюсь вместить: жизнь, смерть и т.д. Но в центре будет отец, сидящий в лодке и декламирующий «Поодиночке гибнем мы в клубящихся пучинах тьмы»⁹⁶. Однако надо повременить. Сначала я должна написать несколько маленьких рассказов, а «На маяк» пускай настаивается и занимает мысли между чаем и ужином, пока не будет готов к написанию.

Вчера был день бесконечной болтовни — с Дезмондом⁹⁷ после доктора Лейса⁹⁸, с лордом Оливье⁹⁹ после Дезмонда, с Джеймсом¹⁰⁰ и Дэди в завершение, а у Л. в это время было множество, я забыла сколько, переговоров по поводу издательства и в придачу комитетов. Лига Наций процветает (Иннес¹⁰¹, я имею в виду). Но я хотела описать милого старину Дезмонда, которого я была рада снова увидеть; он протянул мне обе руки, а я усадила его в кресло, и мы проговорили до семи вечера. Он довольно изможденный и постаревший, смутно, я полагаю, чувствующий, что в свои 45 лет у него нет особых достижений, кроме детей, которых он обожает: пишущего Микки¹⁰² и Дермода¹⁰³ с Рэйчел¹⁰⁴, играющих на флейте и фортепиано. Все отношения Дезмонда с людьми очень плодотворны, но, как сам он сказал о Хаусмане¹⁰⁵, «боже, не дайте ему бросить зерновую биржу¹⁰⁶ и заняться литературой!». В течение пяти лет я слушала его размышления о пятидесяти разных статьях, о множество старых бумаг, пылящихся в ящиках, а теперь — о Джеффри Скотте¹⁰⁷, которого повысили, чтобы тот написал о Донне¹⁰⁸; Дезмонд собирался сделать это еще в 1912 году. Помню, как он давал обещание на Брунсвик-сквер. А я говорила, что мне не терпится подержать книгу в руках и прочесть ее от корки до корки, и Дезмонд был очень тронут, поскольку одних только детей недостаточно; каждый мечтает сделать что-то исключительно своими руками, а 5 ящиков пыльных бумаг изрядно потрепались и сгнили за 45 лет. А еще он с энтузиазмом хвалил «Обыкновенного читателя» и собирается выпустить рецензию¹⁰⁹. Так мы и болтали обо всем подряд: о Вернон Ли¹¹⁰ с ее дешевыми вычурными кольцами, идиоматическим итальянским и злобными взглядами, из-за которых она не осмеливается писать мемуары; о спускавшейся по ступенькам театра Лилли Лэнгтри¹¹¹ и о ее маячащей сзади дочери¹¹² — «красота, поразившая в самое сердце»; а еще о Логане¹¹³ и Оттолин¹¹⁴, о рецидиве рака Элис¹¹⁵ — «самой несчастной на свете женщины». У Логана под боком новая миссис¹¹⁶ Бертран Рассел¹¹⁷, так что соседство с Оттолин его просто добьет, однако он, как дурачок, ничего толком не пояснял, а только жаловался, что Оттолин разрушит деревенский покой Челси, что, разумеется, ее возмущает. Во всем этом Дезмонд выступает в роли платежеспособного посредника, добротой и здравым смыслом которого просто пользуются. Что еще мы обсуждали? Быть может, Елизаветинцев? Феникса; огромный рот и маленькое тело бедняжки Рэй Литвин¹¹⁸; потом вернулся Л., а я как раз успела прогуляться по площади перед званым ужином; и Дэди, и Джеймс, оба были очень веселы и приветливы, а к Дэди я, кстати, очень привязалась — такой он чувствительный и нежный, а в один прекрасный день он возьмет себя в руки и станет менее зыбким. Время шло, и он действительно все более серьезно и взволнованно говорил о своей диссертации¹¹⁹, о том, как поэты используют слова и фиксируются на каком-нибудь одном, наполняя смыслами и символами. Вот только эти ученые хотят понять книги через их написание, а не через прочтение.

В следующий раз надо не забыть написать об одежде, если, конечно, будет желание. Моя любовь к вещам очень волнует меня, но только это не любовь, а нечто такое, в чем я еще хочу разобраться.

15 мая, пятница.

Две негативные рецензии на «Миссис Дэллоуэй» («Western Mail¹²⁰» и «Scotsman¹²¹»); невразумительно, не искусство и т.д., а еще пришло письмо от молодого человека из Эрлс-Корта¹²². «На этот раз у вас получилось — вы ухватили жизнь и уместили ее в книгу…» Пожалуйста, простите мой порыв, но дальнейшее цитирование излишне, да и это писать не стоило, если бы только не шум в голове. Но чем он вызван? Внезапной жарой, полагаю, и ритмом жизни. Нельзя мне смотреть на свои фотографии. А еще я обедала с Дезмондом и читала журналистику этого старого доброго Филина. Дело в том, что его статьи не бьют в цель. А вот мы с Литтоном, может, и не умнее, и не пишем лучше, но в нас есть напор, который делает статьи цельными. И все же у Дезмонда есть интересные мысли, которые можно оставить, да и сам он становится очень щепетильным и иррациональным, когда думает об этом, а мне важно, чтобы он был доволен. Итак, мы пообедали в гриль-баре «Connaught Rooms¹²³», где другие люди ведут деловые переговоры, выпили бутылку вина и покопались в грязном белье, как он это называет. Дома я обнаружила, что из «Vogue» прислали еще фотографии: одна нужна для «T.P.», вторая для «Morning Post»¹²⁴. «Обыкновенный читатель» продается по 2–3 экземпляра в день.

В этом Лондоне предзакатных тонов мы собираемся на спектакль. Но журналистика — это, конечно, зло. Как почитаю ее, так не могу писать. Нет времени — надо переодеться, а об одежде я напишу на днях.

17 мая, воскресенье.

Телеграмма от Рэймонда из Парижа — «только что прочел “Миссис Д.”, очень красиво» — и очень хорошая, откровенная, всецело хвалебная рецензия на «Обыкновенного читателя» в «Observer¹²⁵» — «ни один ныне живущий критик…» и т.д. Но дело не только в тщеславии, я записываю это из любопытства; прослеживаю судьбу книги. Чье мнение я действительно жду с трепетом (преувеличение), так это Моргана. Он скажет что-нибудь поучительное.

Только что вернулась (все мои записи здесь начинаются именно так) из Саттона¹²⁶. О, стоит по-настоящему летняя погода — так жарко, что невозможно гулять под солнцем, и весь Лондон — даже Лавендер-Хилл в Ламбете¹²⁷, который заметно выжжен, — преобразился. У нас была плохая прогулка по гаревой дорожке¹²⁸ c манящими к себе мягкими тропинками, по которым мы не могли пройтись из-за лекции Л. в полурелигиозном святилище с гимнами, молитвами и главой из Библии. Весь Саттон что-то напевал: мягкие напряженные звуки человеческой [пропущено слово] разносились вокруг сидевшей меня; я была тронута и растрогана этим; мир так прекрасен — «Божий дар нам», как сказал председатель, который, бедняга, казалось, ни разу в жизни ни секунды не испытывал счастья. Все это мне очень знакомо, поэтому я иногда представляю себе человечество огромной накатывающей волной — везде одинаковой, я имею в виду; здесь те же эмоции, что и в Ричмонде. «Пожалуйста, выпейте чаю… Нам будет обидно, если вы не примете наше гостеприимство». Мы, разумеется, принимаем, и закипает уже знакомое причудливое варево человеческого общения; люди выглядят и шутят одинаково, а потом приходят к этим странным поверхностным соглашениям, которые, если хорошенько подумать, сохраняются и широко распространены — в джунглях и пустынях, в жизни и смерти — и вовсе не поверхностны, а довольно глубоки, я думаю. Домой мы вернулись за шиллинг на автобусе, как обычно петлявшем по переулкам, мимо ферм, вдоль ручьев, бегущих между виллами и выжженными солнцем желтыми или черными автомобильными дорогами. Маленькая девочка в автобусе спросила у своей мамы, сколько дюймов в миле. Мать адресовала вопрос мне. Я ответила девочке, что она пойдет в школу и там все расскажут. «Но она уже ходит, — сказала мать. — Ей семь лет, а ему (ребенку у нее на коленях) три года». В итоге я отдала им два оставшихся печенья, а маленькая девочка (видите, сколько во мне эгоизма) с ее яркими азартными глазами и стремлением постичь всю вселенную напомнила мне меня, когда я сама задавала вопросы матери. Мы увидели Ламбет¹²⁹, и я представила себе священнослужителей, резвящихся в роще, довольно густой; пересекли Вестминстерский мост; полюбовались зданиями Парламента и их ажурно-резным видом; миновали Кенотаф¹³⁰, который Л. скомпрометировал тем, что просидел в шляпе всю дорогу до самого Уайтхолла; и вернулись домой, встретив негра-джентльмена в прекрасном жилете с «ласточкиным хвостом», котелке и с золотой тростью; о чем, интересно, он думал? О наложенном на него проклятье, проявляющемся каждый раз, когда он поднимает руку и видит, что она черная, как у обезьяны, снаружи и оттенка телесного цвета внутри?

Вчера мы пили чай с Маргарет¹³¹ в ее новом доме. Там три тополя, а за ними церковь Святого Павла. Но я не хочу больше жить в пригороде. Мы сидели, и я дразнила ее, а Маргарет меня, вот только она немного обиделась, покраснела, а потом побледнела, как будто внутри она гораздо мягче. Маргарет строга к Лилиан¹³², которая живет в маленькой комнате и которой запрещено сажать цветы, о чем та говорила с горечью, поскольку это беспокоит Маргарет, равно как и то, что сад стоит неухоженный. От этих забот она отвлекает себя книгами Этель М. Делл¹³³ и Диккенса¹³⁴. «Почему, — спросила она, — персонажи Диккенса похожи на настоящих людей, если он мог создавать своих собственных?». Интересная, на мой взгляд, критика. Мы очень хорошо ладим, в основном благодаря моей дикости и безрассудности, полагаю; я очень люблю и жалею ее, ведь как это ужасно — «выйти на пенсию в 60 лет»; что делать-то — сидеть и смотреть на тополя? Более того, она сказала, что однажды «пошла на компромисс»; отец мешал ей работать; теперь она, похоже, о многом жалеет, например о том, что очень мало путешествовала и не отстаивала до конца свои взгляды. Да и Лилиан ее раздражает сильнее, чем могло бы быть. Но и без этого проблем предостаточно.

Пришло время ужина. Я должна ответить некоторым из своих почитателей. Никогда еще я не чувствовала подобного восхищения, но уже завтра пренебрежение вернет меня с небес на землю.

20 мая, среда.

Ну вот, Морган в восторге. Как гора с плеч. Говорит, что лучше, чем «Джейкоб»; он был скуп на слова, поцеловал мне руку и, уходя, сказал, что ужасно доволен и очень счастлив (или что-то в этом роде). Он думает — нет, не буду вдаваться в подробности; я еще много чего услышу, а он говорил лишь о том, что стиль стал проще, и теперь больше похоже на то, как пишут другие.

Вчера вечером я ужинала с Ситуэллами¹³⁵. Эдит — старая дева. Я никогда об этом не задумывалась. Мне она казалась суровой, непреклонной и жуткой; с жесткими взглядами. Ничего подобного. Думаю, она немного суетливая, очень добрая, прекрасно воспитанная и немного напоминающая мне Эмфи Кейс¹³⁶. Эдит уже тоже немолода, почти моя ровесница, робкая, вызывающая восхищение, легкая и бедная, и она скорее нравится мне, чем восхищает или пугает. И все же я очарована ее творчеством, а от меня такое редко услышишь; она умеет слушать, но не чистить ковры; есть в ней сатирическая жилка и некоторая красота. Как же приукрашивают известных личностей! Какими же невосприимчивыми становятся люди к своим взлетам и падениям! Но Эдит скромна; до 27 лет она жила в одиночестве возле парка и поэтому не описывала ничего, кроме видов и звуков; потом переехала в Лондон и теперь пытается привнести немного эмоций в свою поэзию — все это я подозревала и возлагаю на нее большие надежды. Затем она рассказала, как ей не терпелось писать для издательства и что это всегда было ее мечтой. Сложно представить более компромиссного и менее сурового человека, чем она, особенно с ее странной внешностью, насмешливой улыбкой старой девы, полузакрытыми глазами, длинными волосами, нежными руками с огромным кольцом, изящными ножками и парчовым платьем голубого и серебристого цветов. В ней нет ничего от протестанта, памфлетиста или новатора — она, скорее, кажется благовоспитанной викторианской старой девой. Так что мне надо освежить в памяти ее тексты. На ужине были Фрэнсис¹³⁷, Рэймонд [Мортимер], Уэйли¹³⁸ и маленький американский лягушонок по фамилии Таун¹³⁹, напившийся и ставший очень любвеобильным. Во всех трех Ситуэллах чувствуется породистость; мне нравятся их длинные носы и гротескные лица. Что касается дома, то Осберт в душе английский эсквайр-коллекционер, только собирающий бристольское стекло, старомодные тарелки и викторианские футляры с колибри, а не лисьи хвосты и оленьи рога. Все его комнаты завалены этим. Осберт мне тоже нравится. Но почему Ситуэллов считают смелыми и умными? Почему они стали посмешищами в мюзик-холлах и литературными поденщиками?

Говорили мало; после ужина все общались легко и непринужденно; Фрэнсис охал; Уэйли был мрачен и сдержан, а я — снисходительна к комплиментам. Завтра выйдет ЛПТ и тогда (тут вошел Л. и рассказал мне о Р. Макдональде¹⁴⁰ на собрании Лейбористской партии).

1 июня, понедельник.

Банковский выходной¹⁴¹, и мы в Лондоне. Мне немного надоело писать о судьбе своих книг, но обе вышли в свет, а дела у «Миссис Дэллоуэй» идут на удивление хорошо. Продано уже 1070 экземпляров. Мнение Моргана я записала; Вита¹⁴² в сомнениях; Дезмонд, с которым я часто вижусь из-за его книги, перечеркнул все имеющиеся похвалы, сказав, что Логан считает «Обыкновенного читателя» достаточно хорошим, но не более того. У Дезмонда есть аномальная способность вгонять людей в уныние. Странным образом он умудряется притуплять вкус к жизни; я люблю Дезмонда, но его уравновешенность, доброта и юмор, которые сами по себе божественны, каким-то образом лишают все блеска. Чувствую, это касается не только моей работы, но и жизни в целом. А вот миссис Харди¹⁴³ пишет, что Томас¹⁴⁴ «с превеликим удовольствием» читает «Обыкновенного читателя». Если не считать Логана, этого прожженного американца, то получается, что меня все хвалят. К тому же книгами интересуется и «Tauchnitz¹⁴⁵».

Сейчас мы рассматриваем возможность нанять вдову по фамилии Смит, сестру Джонс¹⁴⁶; это избавит нас от бедняжки Мерфи, но лучше не сентиментальничать по поводу нее, а нанять спокойную и волевую женщину-профессионала — именно такая позволит нам двигаться вперед. Ангус немного вялый — но не то чтобы мы, спешу заметить, на него жаловались, — а вот Мерфи темпераментная, неопрятная, неряшливая и раздражительная, когда дело касается бухгалтерии.

Неделю назад мы пережили грандиозное вторжение: к нам нагрянули Оттолин, Джулиан¹⁴⁷, Филипп¹⁴⁸ и Гаторн-Харди¹⁴⁹. Оттолин была очень любезной, а из-за привычки и давности отношений я, вероятно, тоже испытываю к ней настоящую привязанность. Но как мне анализировать свои чувства? «Мне все нравятся», — сказала я на днях в доме 46. Дункан ответил, что ему тоже все нравятся и что люди каждый раз открываются с новой стороны. Это было за ужином, во время знакомства с мисс Уорнер¹⁵⁰, новой поэтессой «Chatto & Windus¹⁵¹», и действительно, у нее есть некоторые достоинства — думаю, вполне достаточные, чтобы я потратила на ее книгу 2,5 шиллинга. Сегодня солнечный, с переменной облачностью день, и, когда мы слушали, стоя в Гайд-парке, социалистов, этот хитрый еврей Леб¹⁵², врывающийся в мою жизнь раз в 10 лет, тронул нас за плечи и сделал две фотографии, измерив расстояние черной лентой, которую ему дала жена. Обычно он велит держать один конец возле сердца, но это шутка. Он слонялся по Ковент-Гарден, фотографируя певцов, и пообедал в 14:30. Я спросила, профессионал ли он, и это задело его гордость; он признался, что проявляет к делу большой интерес и что у него большая коллекция.

Вчера приходил Том, куда более серьезный, не такой раскрасневшийся от эмоций и склонный слишком подробно, как по мне, описывать состояние кишечника Вивьен. Мы оба чуть не рассмеялись — то у нее странное ребро, то большая печень и т.д. Но куда важнее, что Том станет редактором нового ежеквартального журнала, который осенью запустит какая-то старая компания, и все его труды достанутся им — для нас это удар¹⁵³.

Он ни слова не сказал о моих книгах. Я же с огромным достоинством не стала расспрашивать. Люди часто не читают книги неделями. В любом случае я тоже ненавижу высказывать свое мнение.

5 июня, пятница.

Пишу, чтобы избавиться от сильной депрессии, оставшейся после Дезмонда. Почему так происходит? Хотя я только что придумала прекрасную метафору для него: он как волна, которая никогда не разбивается о берег, а качает тебя то в одну сторону, то в другую, и парус развевается на мачте, и солнце ударяет в голову, — все это результат ужина и разговоров до трех часов ночи с Элизабет Бибеско¹⁵⁴, с которой я вчера пила чай. Она толстая домохозяйка, причем отличная, бойкая, экономная, совершенно лишенная нервов, воображения или чувствительности. Но какая же хорошая хозяйка; как она ведет бухгалтерию; какая прекрасная деловая женщина; какой чудесной она была бы трактирщицей: поддерживала бы порядок, развлекала бы посетителей, отпускала бы свои довольно непринужденные шуточки и замечательно смотрелась бы за барной стойкой со сложенными на груди руками*, со всеми своими сверкающими фальшивыми бриллиантами, с маленькими поросячьими глазками, широкими пышными бедрами и круглыми щеками. Это еще одухотворенный портрет Бибеско; правда в том, что она лежит в постели, вся в зеленом крепдешине, с настоящими бриллиантами на пальцах, накрытая шелковым одеялом, и думает, что ведет великолепные разговоры с самыми интеллектуальными людьми Лондона (так оно и есть): с Дезмондом, Мортимером и беднягой Филиппом Ричи. И я была немного зла, что пожертвовала ради нее квинтетом Моцарта¹⁵⁵, от которого получила бы тонну чистого удовольствия вместо смешанных чувств на завтрак. Но в этом тоже есть своя прелесть. Там был старый Асквит¹⁵⁶ [конец записи] (*руки в боки)

А потом меня разозлила Нелли, но я справилась с этим, потратив £50 на очарование. И теперь думаю (как это трагично — размахивать кулаками после драки), что надо было сказать: «Если ты каждый день видишься с Лотти, почему у меня не должно быть друзей?». Только я не могу, а она ревнует, это правда. Но в следующий раз обязательно скажу… А поссорил нас визит миссис Мэйр¹⁵⁷; «опять у нас званый ужин, опять люди». Были также Вита, Эдит Ситуэлл, Морган, Дэди и Китти Лиф¹⁵⁸; старушка Вита подарила мне целый куст люпинов и казалась очень неотесанной и неуклюжей, в то время как Эдит напоминала римскую императрицу, такую суровую, властную и все же с юмором торговки рыбой, слишком строгую в отношении своей поэзии и готовую навязывать свое мнение, чрезвычайно довольную комплиментами Моргана (а вот Виту он ни разу не похвалил, и та сидела обиженная, скромная, молчаливая, словно школьница, которую отругали за оценки).

8 июня, понедельник.

Самый жаркий июнь на моей памяти. Не принимайте это всерьез — просто очень жарко. Вчера мы навестили Карин¹⁵⁹. Еще там была Ирен¹⁶⁰ со своим Филом¹⁶¹. Я слишком сонная, чтобы описывать ее, так как встала без четверти шесть утра. Ирен немного располнела, у нее второй подбородок, выразительный нос и «гусиные лапки» вокруг глаз морского сине-зеленого цвета, а еще пристальный взгляд постаревшего человека. Все ее отличительные черты на месте: прямолинейность, откровенность, приверженность идеалам, любовь к приключениям, — но это уже не привлекает, как раньше. В действительности она стала банальной, закостенелой, суровой; голос у нее дерзкий, а черты лица грубые. Ко мне и к «Блумсбери» она отнеслась с настороженностью, зато боготворила Леонарда и считала, что он может быть очень полезен для Фила, и мы оба заподозрили последнего в намерении стать министром иностранных дел при следующем лейбористском правительстве. Мне больше всего понравилось, когда она говорила о греческих крестьянах, — возможно, эта ее сторона еще сохраняет некоторое очарование. Но она все говорит, говорит, говорит; энергично пробивает себе дорогу в какое бы то ни было будущее, хочет, как по мне, наладить связи, стать великой хозяйкой и знать нужных людей, но вместо этого испытывает ужас перед успехом и хочет сохранить Фила неиспорченным. Еще она, по-моему, мечтает оставаться владычицей мужских сердец и немного возмущена тем, что возраст ей этого не позволит и, собственно, уже не позволяет. Она, как обычно, заговорила о Дезмонде и призналась, что ей ужасно хочется «насолить Молли¹⁶² — этому слишком положительному персонажу», а потом чуть было не вывела Л. из себя, спросив его, что он думает о характере каждого политика.

Да, она поизносилась: покрытие сошло, а под ним — холодность и заурядность. Нет нужды говорить, что на меня накатили первобытные эмоции, главным образом от звука ее голоса и вида ее рук, вероятно, напоминающих материнские, но в целом я чувствовала сильную вялость, неспособность поддержать разговор и потому дискомфорт. Я уже молчу про грязный Ист-Энд, шептавшую сиплым голосом женщину и ужасно ухабистый путь домой по раскаленной дороге. Такси не приехало, и нам пришлось две ночи подряд слушать, как добрый и чистый сердцем Фил, принципиальный, способный и атлетичный, допоздна читал Ирен вслух.

14 июня, воскресенье.

Постыдное признание: сейчас утро воскресенья, начало одиннадцатого, а я вместо романов и рецензий пишу дневник, и нет у меня никаких оправданий, кроме состояния рассудка. После написания двух книг просто невозможно сосредоточиться на следующей; к тому же есть еще письма, разговоры и рецензии, и все они распыляют мое внимание. Я не могу успокоиться, взять себя в руки и выключиться из жизни. Написала шесть коротких рассказов, неаккуратно выплеснула их на бумагу, зато довольно основательно, как мне кажется, продумала «На маяк». Обе книги пока пользуются успехом. В этом месяце продано больше экземпляров «Дэллоуэй», чем «Джейкоба» — за год. Думаю, мы дойдем до отметки в 2000 штук. «Обыкновенный читатель» на этой неделе тоже принес прибыль. Пожилые джентльмены пишут мне длинные восторженные письма.

Мощная, грузная, голубоглазая пятидесятилетняя женщина, миссис Картрайт¹⁶³ хочет стать преемницей Мерфи, а Мерфи хочет остаться. Как же люди стремятся работать! Какая огромная сила притяжения у очень небольших сумм денег! Но я не знаю, какое мы примем решение и чем будем руководствоваться. Здесь я с неослабевающим, поистине детским обожанием полагаюсь на Леонарда. Пока мы с Ангусом будем изворачиваться и колебаться, Л. спокойно и уверенно решит вопрос. Я доверяю ему как ребенок. Проснувшись сегодня утром, я была немного подавлена тем, что «Миссис Дэллоуэй» вчера никто не купил и что вечером к нам приходили Питер¹⁶⁴, Эйлин Пауэр¹⁶⁵, Нол¹⁶⁶ и Рэй¹⁶⁷. Для нас это был тяжелый труд, а мне с моим ожерельем из стекляруса за фунт не сделали ни одного комплимента, а еще у меня болело горло и текло из носа, скорее всего из-за погоды, и можно сказать, что я прижалась к ядру своей жизни, суть которой заключается в абсолютном комфорте с Леонардом, и нашла столько радости и спокойствия, что утром я ожила и начала все с чистого листа, почувствовав себя совершенно неуязвимой. Думаю, огромный успех нашей жизни связан с тем, что наши сокровища спрятаны, или, вернее, счастье заключается в настолько простых вещах, что никто не может на него посягнуть. То есть, если человек с удовольствием ездит на автобусе в Ричмонд, сидит на лужайке, курит, вынимает из ящика письма, проветривает шубу из сурка, расчесывает Гризель, готовит мороженое, открывает письма, садится с кем-то после ужина бок о бок и говорит: «Братец, тебе хорошо?», — ну, что может помешать этому счастью? И ведь каждый день полон таких моментов. Если бы мы зависели от речей, денег или приглашений на вечеринки… Это, кстати, напомнило мне об отвратительной вечеринке, которая была на днях у Оттолин. Почему я все время разговаривала с Хелен Анреп¹⁶⁸? Отчасти потому, что меня немного раздражает обилие молодых людей. Скажем прямо, светская львица из меня никакая. При всем моем тщеславии я становлюсь немного циничной, иначе почему мне так не нравится восхищение Тернеров¹⁶⁹, Китчинов¹⁷⁰ и Гаторнов-Харди? Женщины обычно более отзывчивы. Они создают особую атмосферу. Но гостеприимство Оттолин износилось до дыр. Гости сидели далеко друг от друга, и было ощущение звука тикающих часов, а Оттолин все твердила, что это полный провал, и не знала, как исправить ситуацию.

Теперь я должна ответить Джеральду Бренану¹⁷¹ и прочесть «Гэндзи¹⁷²», потому что завтра получу еще £20 от «Vogue». А я говорила, что Сивилла меня забыла? Из Сивиллы она опять превратилась в леди Коулфакс. Уже месяц никаких приглашений.

16 июня, вторник.

Это конец моей утренней изнурительной работы над «Гэндзи»; рецензия выходит из-под пера слишком вольготно и должна быть ужата. «Дэллоуэй», как и «Джейкоб», уперлась в какую-то невидимую стену общественности и почти не продается вот уже три дня. Однако друзья в восторге — искренне, я полагаю, — и готовы провозгласить меня успешным, заслуженным, триумфальным автором этой книги; Клайв, Мэри, Молли и Роджер последними вошли в ряды моих союзников. Думаю, мы продали 1240 экземпляров, так что волна распространилась дальше, чем от «Джейкоба», и, похоже, до сих пор есть рябь.

Сегодня вечером у Леонарда банкет, праздник братьев-апостолов, и, вероятно, их здесь будет даже слишком много. «Почему люди изобретают все эти способы самоистязания?» — это то, что он скажет в качестве председателя и спикера¹⁷³. Старина Литтон, как мне напомнили, давно выпал из нашей жизни. Ни слова о моих книгах; никаких визитов после Пасхи. Мне кажется, что когда у него появляется новая любовь, а в данном случае это Ангус, то Литтон становится мрачным как туча; он чувствует себя нелепым, неловким, и ему не по душе компания старых циничных друзей вроде нас. По правде говоря, когда я слушаю рассказы Ангуса о муках, мольбах и отчаянии Литтона, меня немного тошнит. Он вызывает у молодых людей только жалость и смех, и в этом его обнажении есть что-то маразматическое, а любовные похождения и вовсе приводят его в общество наиболее равнодушных и неталантливых посредственностей; ничего, что стимулировало бы его разум или вдохновляло. Взять хотя бы бедного немощного Филиппа [Ричи], который точь-в-точь похож на итонского мальчишку в итонской куртке, — хочется дать ему монетку на мороженое.

«Вот его слова» — это напомнило мне, что я должна вернуться к «Дэвиду Копперфилду»¹⁷⁴. Бывают случаи, когда все шедевры не более чем бренчание на расстроенном инструменте. Подходящее настроение для чтения — редкое и своеобразное удовольствие, такое же сильное, как и любое другое, но читать без него — это сущая пытка.

18 июня, четверг.

Нет, Литтону не нравится «Миссис Дэллоуэй», и, что странно, я люблю его еще сильнее за то, что он сказал, и совсем не расстроена. Он говорит, что между орнаментом (невероятно красивым) и сюжетом (довольно посредственным или незначительным) есть диссонанс. По его мнению, проблема во внутренних противоречиях самой Клариссы, которую он считает неприятной и ограниченной; я же то смеюсь над ней, то всецело защищаю, принимая, что любопытно, удар на себя. Итак, книга, на мой взгляд, не кажется целостной, хотя Литтон утверждает обратное и говорит, что в некоторых местах она чрезвычайно хорошо написана.

— Гениально — иначе и не скажешь — это слова Литтона!

— Кто знает, смогу ли я себя превзойти.

— Но это гениальнее, чем все предыдущее, — сказал он, — просто ты, видимо, еще не до конца овладела своим методом. Не надо ограничивать себя рамками, добавь безумия и фантастичности, как в “Тристраме Шенди¹⁷⁵”.

— Но тогда я рискую упустить эмоции, — ответила я.

— Да, — согласился он, — тебе нужно отталкиваться от реальности. Бог его знает, как это лучше сделать.

Однако Литтон считает, что я в начале пути, а не в конце. Еще он сказал, что «Обыкновенный читатель» божественен, классика; а вот «Миссис Дэллоуэй», боюсь, бракованная вещь. Он сказал, что там все очень личное и, вероятно, устаревшее; думаю, есть в его словах доля правды. А ведь я помню ту ночь в Родмелле, когда я была готова бросить книгу из-за Клариссы, показавшейся мне в каком-то смысле бутафорией. Тогда я придумала ей воспоминания. Хотя, наверное, некоторое отвращение все равно сохранялось. И вот то же самое касалось моих чувств к Китти¹⁷⁶, хотя персонажи могут нравиться и не нравиться независимо того, как хорошо они проработаны, если только происходящее по сюжету не обесценивает их. Но меня это не задевает и не угнетает. Странно, что, когда Клайв и другие (их несколько) называют книгу шедевром, я не испытываю особого восторга, но, когда Литтон тыкает пальцем в недочеты, я вновь обретаю свой рабочий боевой настрой, что для меня вполне естественно. Я не считаю себя успешной. Мне больше нравится ощущение деятельности. Продажи упали до нуля на 3 дня, а сейчас потихоньку возобновляются. Я буду более чем довольна, если мы продадим 1500 штук. Пока их 1250.

* 20 июля. Продано примерно 1550 штук.

27 июня, суббота.

Очень холодный день после промозглого ветреного вечера накануне, когда на пикнике в саду Роджера были зажжены все китайские фонарики. Как же я не люблю себе подобных. Просто ненавижу. Обхожу стороной. Позволяю им разбиваться об меня, словно грязным каплям дождя. Я больше не могу найти в себе энергию, с помощью которой я бы могла подступиться к одной из тех безжизненных бледных оболочек, проплывающих мимо или, вернее, застрявших среди скал, чтобы заполнить ее собой, пропитать, взбудоражить и, наконец, оживить, воскресить в ней жизнь. Когда-то у меня был такой дар и страсть к этому делу, отчего вечеринки становились веселыми и заводными. А теперь я просыпаюсь рано утром и больше всего радуюсь дню, который проведу в одиночестве; дню, когда можно делать что хочешь: немного попечатать, безмятежно погрузиться в глубоководье собственных мыслей и поисследовать внутренний мир, а потом, вечером, наполнить его водами Свифта. Я собираюсь написать о «Стелле» и Свифте¹⁷⁷ для Ричмонда¹⁷⁸ в знак благодарности, после того как получу все гинеи от «Vogue». Первые плоды «Обыкновенного читателя» (книга, которая теперь высоко оценена) — просьба написать для «Atlantic Monthly¹⁷⁹». Так что меня снова подталкивают к критике. Это отличная возможность зарабатывать большие деньги за изложение собственных взглядов на Стендаля¹⁸⁰ и Свифта.

Вчера у нас ужинал Джек¹⁸¹, и мы считали, сколько уже лет не оставались наедине втроем в одной комнате. Он, Несса и я ждали ужина и нервничали. На этих встречах я волнуюсь сильнее, чем она. Ее очаровательная сердечность (странное слово) произвела на меня впечатление и напомнила о матери, когда та вела его под руку и смеялась. Несса была такая искренняя и такая спокойная, а потом, на довольно унылом сборище у Роджера¹⁸², она стала веселой и задорной, целующей Крисси¹⁸³ и заигрывающей с миссис Анреп, такой беспечной, непринужденной и седовласой, но хватит об этом. По правде говоря, я слишком рассеяна, чтобы описывать Джека, хотя он того стоит. Разумеется, мы опять смеялись. Он говорил типично «уоллеровские» вещи — «есть два вида биографий, моя дорогая Джиния» — в своей былой самоуверенной нравоучительной и невероятно выразительной манере. Волосы у него медно-рыжие; второй подбородок стянут воротником; доверчивые карие глаза теперь немного замутнены; Джек упомянул, что оглох на одно ухо, и продолжил рассказ о том, как он каждый год лечится у швейцарца и как дарит коробку шоколадных конфет монахиням, которые содержат клинику и постоянно недоедают, а те его очень любят. Он заглядывает в окно и видит, как они передают коробку по кругу и берут по очереди. На обратном пути от Роджера он рассказывал нам — «мой дорогой Леонард, я настаиваю на том, чтобы заплатить за это такси», — как прошлым летом ловил мотыльков на сахар и поймал, наверное, штук сто пятьдесят, а его товарищ (по рыболовному клубу) оставляет электрический свет включенным, поэтому мотыльки слетаются и садятся на занавеску. Джек преувеличивает, просвещает, всех очень щедро хвалит. По словам Л., «он может быстро наскучить». Потом мы обсудили его автобиографию; о ней он говорил очень увлеченно, почти эмоционально. «Но можно ли говорить правду? О своих романах с женщинами, например? О родителях? О матери опять же? Она была способной женщиной — мы всей ей очень многим обязаны, — но суровой». Однажды она сказала Нессе странную вещь — что ненавидит девочек, особенно оставшихся без матери. «Она зашла слишком далеко; это был ужас всей ее жизни — потерять свое очарование. Она не хотела видеть в доме девчонок. Это бы стало трагедий. Она была очень эгоистичной женщиной»¹⁸⁴. (Пишу я здесь, а все мысли о книге «На маяк» — на протяжении всего повествования должно слышаться море. Я хочу придумать другое слово для своих книг вместо «романа». Новый… Вирджинии Вулф. Новое что? Новая элегия?)

19 июля, воскресенье.

Взяв этот дневник сюда, в студию, я, как мне кажется, сделаю ему только хуже, ведь по утрам я занята другими делами: Свифтом или письмами. Итак, целая плеяда людей и вечеринок канули в небытие¹⁸⁵: вечеринки и жалобы Оттолин; Гвен Равера была у нас вчера в пышном пыльном черном одеянии; Том немного перестраховался в вопросе с банком; Сивилла Коулфакс пьет чай и отнекивается от своего нежелания устраивать вечеринки, на одной из которых, кстати, Ольга Линн¹⁸⁶ в ярости прервала выступление, а Бальфуру¹⁸⁷ пришлось ее успокаивать; и Оттолин потеряла свою шаль; и сад был освящен как сцена, и Клайв с Мэри были видны во всех деталях; вернулась домой и сразу в постель; миссис Асквит, леди Оксфорд, назвала меня самой красивой женщиной в комнате, и тот же комплимент мне на следующий вечер (настолько насыщенной была неделя) сделал Джек Хатчинсон¹⁸⁸ у Дэди, где снова было много людей и выпивки; вернулась домой и сразу в постель; потом был ужин с молодым Эдди Сэквилл-Уэстом¹⁸⁹ (я получу его пианино) и Джулиан Моррелл, за которой заехал Филипп; потом вечеринка у Оттолин с Чингом¹⁹⁰, игравшим на пианино; новость о смерти Хью Андерсона¹⁹¹ дошла до Ангуса; Мерфи уходит, миссис Картрайт приходит; а еще мои книги — о да, в «Calendar¹⁹²» оскорбили «Миссис Дэллоуэй», что было немного неприятно, но затем на меня снова обрушился поток похвал, к тому же обе книги прекрасно продаются, а мои опасения были необоснованны; Мейнард принес нам брошюру под названием «Экономические последствия мистера Черчилля¹⁹³», и мы за неделю напечатаем 10 000 экземпляров и будем продавать их за шиллинг.

В пятницу я отправилась на речную прогулку; мы ужинали в «Formosa»; Эдди играл в круглой гостиной, а Джордж Янг¹⁹⁴ плавал на плоскодонке. Ни минуты не колеблясь, я сложила эти факты вместе, ибо никогда не знаешь, какое из увядших воспоминаний оживит весь букет. Этим бесконечно жарким летом они сияли ярко и весело. Впервые за несколько недель я сижу у камина, но на мне тончайшее шелковое платье, а на улице сейчас сыро и ветрено, хотя через окно в крыше я вижу голубое небо. Счастливое лето, очень насыщенное и в каком-то смысле приглушенное необходимостью видеть так много людей. Я не пригласила ни одной души, но они слетаются сюда сами. Сегодня вечером Оттолин, во вторник Джек Хатчинсон, в среду Эдит Ситуэлл, в пятницу ужин с Рэймондом. У меня есть постоянные приглашения, но бывают и непредвиденные. После чая я убегаю, как будто меня преследуют. В будущем я хочу лучше с этим справляться. Но я не думаю ни о будущем, ни о прошлом, а просто наслаждаюсь моментом. Таков секрет счастья, но это понимаешь только в среднем возрасте.

20 июля, понедельник.

Тут открылась дверь, и вошел Морган с приглашением на обед в «Etoile¹⁹⁵», которое мы приняли, хотя у нас дома был отличный пирог с телятиной и ветчиной (типичный для журналистики стиль). Это, наверное, от Свифта, с которым я как раз закончила, так что могу потратить оставшееся время на дневник.

Теперь мне надо свериться с планом. Думаю, в ближайшие две недели я напишу небольшой рассказ и, возможно, рецензию; у меня есть суеверное желание начать «На маяк», как только мы будем в Монкс-хаусе. Теперь мне кажется, что там я бы написала его за два месяца. Слово «сентиментальный» встало поперек горла (я выплюну его в рассказе; в среду из Нью-Йорка приезжает Энн Уоткинс¹⁹⁶, чтобы обсудить мои рассказы). Но темы-то как раз сентиментальные: отец, мать и ребенок в саду; смерть; отплытие к маяку. Однако не исключено, что стоит мне начать книгу, как я обогащу ее во всех смыслах; она станет толще и отрастит ветви и корни, о которых я сейчас даже не подозреваю. Возможно, в ней будут слитые воедино персонажи; детство; и еще нечто обезличенное, на что меня подбивают друзья, — полет времени и, как следствие, нарушение целостности первоначального замысла. Переходы мне особенно интересны (я задумала три части: 1. у окна в гостиной; 2. семь лет спустя; 3. путешествие). Очередная проблема опять открывает передо мной новые горизонты и не дает идти проторенными путями.

Вчера у нас ужинал Клайв, поэтому Нелли сегодня утром была довольно раздраженной и пыталась уйти еще до прихода Оттолин, но это оказался Адриан; мы поговорили о раке; спустился Клайв; пришла Оттолин — в тафте для чайника, вся в петлях и бахроме, с серебристым кружевом — и говорила о Руперте и Жаке [Равера], а потом с некоторыми изменениями пересказала историю о Кэ¹⁹⁷, Генри Лэмбе¹⁹⁸ и себе. Так часто она работала над этими старыми историями, что они уже не имеют ни малейшего сходства с правдой, — черствые, переработанные, закрученные так и этак, словно тесто, которое вымешивают до тех пор, пока оно не станет одной большой влажной лепешкой. Потом послышалось тарахтение старого мотора, приехали Филипп и Джулиан [Моррелл], при виде которых, то есть при виде Джулиан, Клайв взбодрился, став очень оживленным и услужливым, как он умеет. Мы спорили об аристократии и среднем классе. Мне это понравилось. Но люди редко говорят что-то действительно глубокое. Мне нравится чувствовать, что людям комфортно, как, например, Морреллам, ведь они теперь прилетают к нам, словно стая ворон, раз в неделю. Как хозяйка, я польщена. Иногда мне бросают маслянистую крошку похвалы — «леди Десборо¹⁹⁹ чрезвычайно восхищена твоими книгами и хочет встретиться», — а затем Клайв, рассматривая мои фотографии в «Vogue», говорит об одной из них, прошлогодней: «Это очаровательно, но снято, похоже, очень давно», — так что я постоянно разрываюсь между удовольствием и страданием, а один раз мне, впавшей в полное отчаяние, пришлось даже закончить вечер пораньше, чтобы лечь в постель, словно ныряльщик, задержавший дыхание перед спуском в бездну. Но хватит, хватит! Это словечко помогает мне контролировать свою склонность цеплять одну фразу за другую. Хотя некоторые из них хороши.

Что мне читать в Родмелле? На ум приходит множество книг. Я хочу вдоволь начитаться и собрать материал для «Забытой жизни²⁰⁰», чтобы рассказать историю всей Англии посредством жизней безвестных людей. Хотелось бы дочитать Пруста. Стендаль, а потом — то да се. Восемь недель в Родмелле всегда кажутся бесконечно долгими. Купим ли мы дом в Саутхизе? Думаю, нет.

30 июля, четверг.

Мне ужасно хочется спать, я разбита и поэтому пишу здесь. Я очень хочу начать новую книгу, но готова подождать до тех пор, пока в голове не прояснится. Дело в том, что я колеблюсь между главенствующим и сильным образом отца и более спокойным, но широкомасштабным повествованием. Боб Т.²⁰¹ говорит, что моя скорость огромна и разрушительна. Мои летние скитания с пером, похоже, привели к открытию пары интересных способов фиксировать мысли. Я сидела здесь и была похожа на импровизатора, чьи руки блуждают по клавишам. Результат совершенно неубедительный и почти безграмотный. Я хочу научиться большему спокойствию и напору. Но если я поставлю перед собой такую задачу, не рискую ли я выдать нечто плоское, как «День и ночь»? Есть ли у меня сила для того, чтобы спокойствие не стало пресным? Эти вопросы я пока оставляю без ответа.

Сейчас мне надо попытаться подвести итоги лета, ведь август завершает сезон, как духовный, так и светский. Что ж, дела идут бодро. Сейчас у меня мало свободного времени, но самые праздные часы, как ни странно, по утрам. Я пока еще не заставляла свой мозг напрягаться и преодолевать препятствия, но в Родмелле придется. Когда меня одолевает послеобеденная сонливость, я всегда иду по магазинам, сажусь печатать или разбираю шрифты; потом чай и, видит бог, у нас достаточно посетителей. Иногда я сижу без дела и задаюсь вопросом, сколько людей свалится мне на голову, если я и пальцем не пошевелю; уже на этой неделе без приглашения и до выходных у нас были Мэри, Гвен, Джулиан и Квентин [Беллы], Джеффри Кейнс²⁰² и Роджер. Тем временем мы разбираемся с памфлетом Мейнарда. Весь понедельник мы с Мерфи работали как рабы до шести вечера, пока я не выдохлась как грузчик угля. Приходят телеграммы и телефонные звонки; смею надеяться, что мы продадим свои 10 000 экземпляров. Во вторник в 12:30 Мейнард с Лидией и Дунканом в качестве свидетеля (против его воли) идут в регистрационное бюро Сент-Панкрас²⁰³. Так что эта часть истории подходит к концу. Но, боже мой, я слишком устала писать, поэтому надо пойти и прочесть роман мистера Добри²⁰⁴. Сколько же всего еще я не рассказала. Думаю, в романе «На маяк» я смогу сильнее отделить чувства друг от друга. По крайней мере, я над этим работаю.

В среду 5 августа, после обеда, Вулфы поехали в Монкс-хаус. В воскресенье 16 августа они отправились с новобрачными Кейнсами в Айфорд, где сняли дом. В среду 19 августа, в пятнадцатый день рождения Квентина, Вулфы поехали на велосипедах в Чарльстон на чай и праздничный ужин. Кейнсы тоже были там. Во время ужина Вирджиния упала в обморок, ее отвезли домой на машине, и еще какое-то время она чувствовала себя плохо.

5 сентября, суббота.

Почему я не заметила или не почувствовала, что все это время выбивалась из сил и как будто ехала с проколотыми шинами? Но случилось то, что случилось: я упала в обморок в Чарльстоне — прямо в разгар вечеринки по поводу дня рождения К., — а потом две недели отлеживалась здесь с головной болью, словно рыба, выброшенная на берег. Это проделало огромную дыру в моих восьми неделях, которые были до отказа наполнены разными планами. Неважно. Бери и делай, что можешь. Меня не выбьет из седла эта неуправляемая и ненадежная скотина-жизнь, заезженная моей же собственной странной и сложной нервной системой. Даже в свои 43 года я не понимаю, как она работает, ведь все лето я твердила себе: «Теперь я совершенно несгибаема. Я и сама могу спокойно справиться с бурей эмоций, которая еще два года назад прожевала бы меня и выплюнула».

Я совершила небольшую, но успешную попытку наскоком взять «На маяк», и все же 22 страницы — меньше, чем за две недели. Я до сих пор еле ползаю и быстро устаю, но если бы мне опять удалось разогнаться, то уверена, что с бесконечным наслаждением писала бы на всех парах. Подумать только, каких усилий мне стоили первые страницы «Миссис Дэллоуэй»! Каждое слово безжалостно отфильтровывалось моим мозгом.

Я взялась за перо с намерением писать на тему «Разочарование». Еще ни одна иллюзия так раз и навсегда не разбивалась в пух и прах, как мое заблуждение относительно Ричмондов. Это произошло вчера, между четырьмя и шестью часами вечера. У Елены²⁰⁵ нет ни красоты, ни шарма, ни даже маломальской миловидности! Ей под стать лишь жены сельских священников. Нос красный, щеки надутые, глаза никакие. Ее прежде очаровательные голос и движения, ее утонченность и обаяние — все исчезло; она толстая, неряшливая и потерявшая облик женщина, у которой нет ни чувств, ни симпатий; все сглажено и плоско. Я всерьез сомневаюсь в ее умственной полноценности. Разговор был практически имбецильным. Например:

Е.: Думаю, я бы могла сильно привязаться к дому. Но мне очень повезло. По соседству живут восхитительные люди. Им нравятся те же вещи, что и нам.

Б.: Нам очень повезло. В радиусе четырех миль живут два парня, которые учились со мной в Винчестере. Один уехал на Цейлон выращивать чай. Сейчас они оба фермеры. А вам повезло со священником? В деревне все зависит от него.

Если честно, больше я не помню никаких ее слов. Думаю, все было в том же духе: Елена хочет иметь дом с пианино, и после выхода на пенсию они собираются купить дом с пианино. На цветы, собак, дома и людей она смотрит с тем же спокойным, флегматичным, почти грубым или, во всяком случае, тупым безразличием. У нее толстые руки. Двойной подбородок. На ней было длинное голубоватое пальто американского покроя, невзрачный безвкусный шарф, белая блузка с брошью в виде бриллиантовой ящерицы. Ох, какая же бесцветность, серость и холодность ее личности — той, которую я раньше считала выдающейся, женственной и успокаивающей! А еще она поседела. Брюс весь круглый: голова, глаза, нос, брюхо и даже ум. Его не остановить, когда он перекатывается с одной темы на другую. Он не останавливается, а просто плавно скользит. Его бы шокировало обсуждение писательства, денег или людей. Все должно быть туманно, иносказательно и по-доброму.

Самое любопытное, что эти качества заразили нас обоих до такой степени, что мы были ужасно несчастны. Иногда я чувствую то же самое во время прогулок по пригороду. Как-то раз меня похожим образом разозлил Кастелло-авеню [переулок в Патни]²⁰⁶. А Л. и вовсе был возмущен тем, что люди, как он сказал, способны пасть так низко и вести настолько бесцельную и порочную жизнь — самую презренную, какую он только мог себе представить. Они лишили все красок, эмоций и индивидуальности. Подумать только, я ведь когда-то тратила время на размышления о том, что обо мне и моих произведениях подумает этот добродушный приземленный мелкий торгаш! А вот Е. — это великое разочарование. Отчасти из-за Тоби, отчасти из-за моей собственной восприимчивости к некоторым оттенкам женского обаяния меня до сих пор грели мысли о ней. Теперь ее свеча потухла. И сегодня утром я, будучи не в силах встать с кровати, чувствовала себя измученной, физически вымотанной, психически истощенной; застиранной, прополощенной и отжатой.

14 сентября, понедельник.

Позорный факт — я пишу это в 10 утра, лежа в постели в маленькой комнате с видом на сад; вовсю светит солнце; виноградные листья прозрачно-зеленые, а листья яблони сверкают так, что за завтраком я придумала небольшую историю о человеке, который написал стихотворение, сравнив их, по-моему, с бриллиантами, а паутину (то вдруг вспыхивающую в лучах света, то вновь исчезающую) с чем-то еще; это, в свою очередь, навело меня на мысль о Марвелле²⁰⁷ и его сельской жизни, а также о Геррике²⁰⁸, и вот что я думаю: они зависели от города и городских развлечений. Но я забыла детали. Все это я пишу отчасти для того, чтобы проверить свои несчастные нервы на затылке — выдержат они или снова сдадут, как это часто бывает? — ведь я все еще без сил, то лягу, то встану; отчасти чтобы унять свой писательский зуд («утолить писательскую жажду»!). Великое утешение и ужасное наказание. Леонард в Лондоне в этот единичный идеальный день; в этот необычный сентябрьский день печати он разговаривает с Мерфи в подвале, пока мимо проносятся фургоны, а по площади снуют туда-сюда люди в юбках и брюках. Мы, кстати, подумываем о том, чтобы продать Монкс-хаус и отдыхать летом на юге Франции, подальше от издательства, Нелли, «Nation» и перепадов настроения. Страстное желание мистера Уилкинсона²⁰⁹ заполучить наш дом поколебало наше решение о продаже. Прогулки по низинам в жемчужно-пеструю погоду вызывают у меня очередной приступ любви к дому. К тому же Леонард собрал хороший урожай картофеля, а сейчас распускаются осенние крокусы. Мы переживаем очередной конфликт с прислугой, но на этот раз, правда, другого рода: Нелли говорит, что Лотти хочет вернуться; мы предлагаем ей место; она это отрицает перед Карин, а с Нелли юлит. Я поскандалила с Карин и расплатилась очередной головной болью. Но мы живем как у Бога за пазухой и в любом случае палец о палец не ударим. Любопытно только, что это небольшое напряжение из-за слуг более эффективно воздействует на затылочные нервы, чем любое другое, известное мне. Почему? Отчасти потому, что оно глубинное.

Том поступил с нами подло, во многом так же, как и с Хатчинсонами. В понедельник я получила заискивающее и льстивое письмо с мольбой писать для его нового 4-го издания [«Criterion»] и предложением обсудить возможность издания книги сразу после нашего возвращения; в четверг мы прочли в ЛПТ, что его новая фирма выпускает «Бесплодную землю и другие стихи» — факт, который он не осмелился сообщить, но попытался смягчить с помощью лести*. Точно так же он обошелся с Джеком и рассказом Вивьен в «Criterion»²¹⁰. «Преисподняя²¹¹» со всеми ее уловками и искушениями, с уловками и интригами в основе. Он намерен руководствоваться методами «преисподней», вот только мой мир совсем не таков. И все же есть своего рода веселье в разгадывании хитроумных уловок и планов этого выдающегося человека. Как сильно они подорвут репутацию его поэзии? Во всяком случае, в моем возрасте, когда у меня нет больше подобных иллюзий — я имею в виду иллюзии по поводу величия Тома или любого из нас, или наших способностей влиять друг на друга в интеллектуальном плане, — я остаюсь отстраненной и сдержанной. У меня есть еще много других иллюзий, эмоциональных и личных; удовольствие от решения гулять по средам этой зимой сейчас превыше всего. Я собираюсь в Гринвич²¹², в Кенвуд²¹³, в Ганнерсбери²¹⁴, и все это в промозглую осеннюю погоду, с чаем в «A.B.C.²¹⁵» и горячей ванной дома. На самом деле я собираюсь позволить себе расслабиться в общении и, вместо того чтобы чувствовать угрызения совести из-за отказов лорду Бернерсу²¹⁶ или леди Коулфакс, с радостью нырну в их общество, успокаивая себя тем, что я таким образом получу отличный материал для романа «На маяк» или хотя бы лишний час старой доброй дружеской болтовни, которая мне нравится больше всего. Буду нырять то в одно общество, то в другое, но без тревоги, подбора нарядов и прочих переживаний. Это дарует мне восхитительное чувство легкости. А я его заслужила, поскольку с умом потратила £35 на одежду и по-спартански выдержала множество вечеринок «из принципа», как сказали бы некоторые. «Принцип», которым я периодически руководствуюсь, заключается в том, чтобы не избегать препятствий. Видит бог, я их ужасно боялась! Теперь, когда моя студия пригодна для жилья и у нас, возможно, появится еще одна служанка, я буду стремиться к случайным богемным обществам, музыке (у нас есть «Algraphone²¹⁷», и это райская перспектива — слушать его после ужина, пока я вяжу²¹⁸; сегодня днем я еду в Льюис, чтобы встретиться с Нессой и закупиться шерстью), заглядывающим сюда людям нашего круга; непринужденность, тапочки, курение, булочки, шоколад. Я ведь от природы общительна — с этим не поспоришь.

* А еще Рида²¹⁹ просят писать для издательства Тома (23 сентября).

22 сентября, вторник.

Как же портится мой почерк! Еще одна жертва издательству «Hogarth Press». Хотя за то, чем я обязана ему, едва ли можно расплатиться даже всей моей писаниной, вместе взятой. Но разве я не отказала только что Герберту Фишеру²²⁰ в написании книги о поствикторианской эпохе для серии «Библиотека домашнего университета²²¹»? Ведь я знаю, что могу написать книгу получше, свою собственную, и опубликовать ее, если захочу, сама! От одной только мысли, что меня запрут в клетке этих университетских преподавателей, у меня в жилах стынет кровь. И все же я единственная женщина в Англии, которая вольна писать, что нравится. Другим, по-видимому, приходится думать о сериях и редакторах. Вчера я узнала от «Harcourt Brace», что «Миссис Дэллоуэй» и «Обыкновенный читатель» продаются по 148 и 73 штуки в неделю. Разве это не удивительно для 4-го месяца? Неужели нам хватит денег на ванную и туалет здесь или в Саутхизе? Я пишу на фоне водянисто-голубого предзакатного неба, как будто оправдывающего этот непогожий, ненастный день, который почти закончился и оставил после себя облака, сверкающие золотом над холмами и венчающие их, словно золотые короны.

24 сентября, четверг.

—грустно думать, что от этого частично испорченного лета осталась всего неделя; но я не жалуюсь, ведь я опять с головой окунулась в здоровую жизнь и снова чувствую стабильность своих нервов — основы моего существования. Вчера сюда приезжали Мейнард и Лидия; М. в толстовской рубахе и русской шапке из черного каракуля — прекрасное зрелище; оба вернулись из большого путешествия!²²² Он охвачен невероятной доброжелательностью и бодростью. Она ему подпевает — жена великого человека. И хотя есть к чему придраться, они оказались хорошей компаний, а мое сердце этой осенью даже слегка потеплело к нему, знакомому столько лет, такому дерзкому, сварливому и неприступному. Мы очень оживленно говорили о России; это такая мешанина, такое безумное нагромождение, говорит М., хорошего и плохого, в том числе самых крайностей, что он не может составить о ней цельного представления и не понимает, куда все движется. Вкратце: повсюду шпионы, никакой свободы слова, алчность искоренена, люди живут общей жизнью, хотя некоторые, например мать Лидии со слугами и крестьяне, довольны тем, что у них есть земля; никаких признаков революции, аристократы устраивают в своих поместьях зрелища, балет в почете, лучшая выставка Сезанна²²³ и Матисса²²⁴ из всех существующих. Бесконечные шествия коммунистов в цилиндрах, цены непомерные, но там производят шампанское и лучшая кухня во всей Европе; банкеты начинаются в 20:30 и продолжаются до 02:30; люди слегка напиваются, скажем, к 23:00, и бродят вокруг столов. Калинин²²⁵ встает и расхаживает в сопровождении небольшой группы людей, которые постоянно ему аплодируют; безмерная роскошь старых императорских поездов; едят из царских тарелок; интервью с Зиновьевым²²⁶, обходительным, я полагаю, евреем-космополитом, с двумя фанатичными сторожевыми псами с квадратными лицами, охранявшими его и фанатично бормотавшими свои тайны. Среди прочего они предсказывают, что через 10 лет уровень жизни в России будет выше, чем до войны, а во всех других странах — ниже; по мнению М., это вполне возможно. Как бы то ни было, они погружены в мысли и разговоры; Мейнард раздобыл медаль с бриллиантами, а у Лидии есть золотой соверен, который ей разрешили взять из ящика на монетном дворе.

Не знаю, надо ли уточнять, что от Кейнсов у меня опять разболелась голова, и, когда пришел Литтон, я совсем поникла в кресле у камина и не могла долго бороться с этим старым змием. Он сказал, что у них в Хэмспрее²²⁷ случился пожар, из-за которого стена пошла пузырями, но книги не пострадали — интересно, что это за пожар, у которого хватило совести их не тронуть? Потом он прочел книгу Банни²²⁸: «Это в самом деле очень необычно, так искусно, так сдержанно; потрясающе написано, но… это как идеально отреставрированная и тем не менее очень старая гостиница… Все прибрано и обставлено». В ней нет самого Банни, как в «Человеке в зоологическом саду»; нет юмора; идеальная реконструкция.

По правде говоря, сегодня утром я на взводе. Сейчас 10:25, за окном прекрасный тихий пасмурный день; Лили убирает мою спальню; на яблоне сидят скворцы; Леонард в Лондоне, а Нелли, я полагаю, решает с Лотти величайший вопрос всей своей жизни: что такое замужество для женщины. Лили, девушка с огромными глазами преданной собаки, приехала из Айфорда, чтобы «заниматься домом», но не может ни взбить яйца, ни запечь картошку, и поэтому, насколько я могу судить, к жизни она явно не приспособлена.

Начав в 9:45, я написала две страницы рассказа в качестве проверки, и, как мне кажется, получилось хорошо; во всяком случае, моя голова полна идей. Вернемся к сути: почему я на взводе? Из-за Роджера. Я рассказала ему, что болела все лето. В ответ — молчание по этому поводу, зато обильные описания его собственных передних зубов. Эгоизм или эгоцентризм — это, по-моему, важнейший компонент жизни умного человека. Он защищает; усиливает; поддерживает необходимый запас жизненных сил. К тому же я не могу отделаться от мысли, что Роджер подозревает меня в ипохондрии, и это ужасно злит, да еще Л. в отъезде и не может успокоить меня; приходится выплескивать раздражение на бумагу. Вот! Уже лучше, и мне кажется, будто я слышала, что принесли газеты; пойду заберу их, налью стакан молока и сяду вязать.

30 сентября, среда.

Полагаю, я и правда тогда села вязать, а сейчас уже утро среды, сыро, душно и все напоминает об очередном переезде, о смене одних привычек на другие. Мое осеннее пальто стало мне велико. Я начинаю понимать тоску Нелли по легкости и скорости цивилизованной жизни. Однако я клянусь не впадать в заблуждение, будто это и есть жизнь — нет, это сплошное безумие и напряжение, — но иначе я рискую опять свалиться с головной болью в постель, как в августе.

Сегодня мы весь день обсуждаем Тома, критикуя и понося его. Он не отпускает Рида с этой книгой и преследует его уже три или четыре месяца²²⁹. Достоинство — наша сила, а что касается переманивания авторов, то он не причинит нам вреда. К тому же в разрыве отношений есть свои преимущества; я имею в виду, что после постоянного ощущения какой-то недосказанности приятно, наконец, понять, в чем дело. Хотя разрыву я бы предпочла откровенность. Однако Л. считает, что этот странный скользкий тип теперь ускользнет.

Я совсем забыла записать финал драмы Лотти — она влюблена в пастуха из Торп-ле-Сокена²³⁰! Это выяснилось в результате многочасового бурного спора с Нелли. Это все объясняет и оправдывает, так что мы по личным соображениям очень довольны. Однако несчастной бедняжке Карин куда хуже: ей во время операции задели лицевой нерв, и теперь ее лицо наполовину парализовано²³¹. Насколько я понимаю, она не может толком говорить. Она отказывается видеть детей, боясь напугать их. Очередной удар судьбы, вероятно, может отправить ее в нокаут, если только она каким-то образом не найдет выход, как это обычно бывает у других людей. Мое отношение к Карин смягчается. Я задумываюсь о ее мужестве. Но как же быстро проходит сильное чувство симпатии, а она вновь становится человеком, которого постоянно и просто мысленно жалеешь. Однако потом симпатия возродится, ведь мы живем на Тависток-сквер, по соседству, и любая встреча лишь усугубит страх за свое собственное лицо.

Вулфы вернулись на Тависток-сквер в пятницу 2 октября. К понедельнику Вирджиния почувствовала себя настолько плохо, что ей вызвали врача, Элинор Рендел, и до конца ноября она болела, то лежала, то вставала, время от времени совершала прогулки или поездки с Леонардом и принимала очень ограниченное число посетителей. Ей удалось написать эссе “О болезни” для “New Criterion” Т.С. Элиота, а также несколько рецензий для “Nation & Athenaeum”.

27 ноября, пятница.

Какая пустота! По возвращении я рухнула в постель — вернее, Элли²³² уложила меня, — и так пролежала полдня. Мой первый вечер вне дома будет на следующей неделе, когда я пойду на балет. Один посетитель в день. Еще два дня назад я ложилась спать в пять вечера. Так что гости опять стали для меня висящими на стенах портретами. В целом я не была несчастна, но и счастьем это не назвать; слишком сильный дискомфорт; недомогание (лечится немедленным приемом пищи); пульсирующая боль в затылке, как будто грызут крысы; один или два приступа страха; а еще усталость всего тела — оно лежало словно мятый халат. Порой я чувствовала себя старой и немощной. Мадж²³³ умерла. Покопавшись в своих чувствах, я не нашла ничего лучше старых листьев. Ее письма уничтожили реальность, растратили блеск и тепло. Отвратительное время, которое выедает сердце и оставляет тело. Насколько мне известно, в Хайгейте ее похоронили с охапкой веток. Я подъехала к воротам и увидела, как Несса и Леонард, словно пара набитых чучел, вошли внутрь.

Иногда я гуляю аж до Оксфорд-стрит; пока, правда, только один раз; а что насчет разговоров? Дважды приезжала Вита. Она обречена уехать в Персию²³⁴, и я так сильно переживала по этому поводу (боялась потерять связь на 5 лет), что пришла к выводу: я искренне ее люблю. Есть какое-то очарование, с которым приходится считаться, в том, что мы мало знакомы; в ее аристократизме (хотя Рэймонд говорит: «Но она же наполовину деревенщина…») и лести. И все же после просеивания и фильтрации многое, я уверена, останется. Остаться ли мне у нее? Поедем ли мы в Чарльстон на Рождество? Самое лучшее в этих болезнях то, что они разрыхляют землю вокруг корней. Они вносят изменения. Люди выражают свою привязанность. Несса хочет, чтобы мы приехали на праздники… Я и правда виделась с ней и Дунканом чаще, чем в предыдущие месяцы. Заходила Гвен; она грозит развалиться; ее добродушие, прямота и ограниченность выражаются в потоке слез, как будто вылетают скрепляющие конструкцию гвозди; обрушившиеся трагедии на мгновение собрали ее воедино, но вдруг она ломается и рассказывает мне то, что никому не говорила. Она находит во мне понимание. Думаю, Гвен влюбилась, или это Маршан²³⁵ влюбился, но я не хочу ничего знать.

Продолжаю читать и писать. Но не роман. Я только и думаю о своих недостатках как романиста и размышляю о том, зачем вообще этим занимаюсь, — Литтон усиливает мои сомнения, а Морган уменьшает. Морган пишет обо мне статью²³⁶. Это может оказаться очень полезным и снова подтолкнуть меня к работе. Еще я хочу написать «книгу», под которой я подразумеваю сборник критики для «Hogarth Press»²³⁷. Но о чем? О письмах? О психологии? Литтон пишет на тему «Любовь знаменитых». Королева Елизавета²³⁸ и т.д. Прошлым вечером он, такой пушистый, светящийся, ласковый и выдающийся, показался мне откровенным как никогда. Что-то в нем слегка (слишком сильно) отталкивает Леонарда. «Его характер не так хорош, как у Моргана, — сказал он сегодня во время прогулки по площади под снегопадом. — Что-то подобное есть во всех Стрэйчи…». Потом, поговорив, мы, Л. и я, заметили, что скорее критикуем работы Литтона. Но все это исчезает, когда он приходит, как вчера, поговорить о том, что Несса по-прежнему прекрасна — это и так очевидно. Что Кэ похудела и очень сознательна, но ничто в моем сентиментальном сердце не способно противостоять этим старым привязанностям. В разговоре я не могу сохранять трезвый рассудок. Я начинаю блистать и окутывать людей туманом шампанского. Потом это проходит. На днях я обсуждала это с Рэймондом, чей нос картошкой и кричащая одежда — единственные, по-моему, его недостатки. Говорили о том, что в дружбе нет ничего особенного и что она тускнеет — интересно, печалит ли его отъезд Гарольда [Николсона] в Персию?* — как старые монеты в чьей-нибудь коллекции. Люди умирают; Мадж умерла, и никто не может выдавить ни одной слезинки. Но если бы разом умерли шесть человек, то моя бы жизнь точно прекратилась; я имею в виду, что она могла бы и продолжиться, но какой в ней тогда смысл? Представьте только, что Леонард, Несса, Дункан, Литтон, Клайв и Морган — все мертвы.

* Проницательно предположила, что не печалит.

7 декабря, понедельник.

Я хочу, «как в детстве, наземь повалиться, и плакать, плакать в тишине»²³⁹, а этот дневник станет моей пуховой подушкой. Большинство детей не знают, о чем они плачут; не знаю и я. Сейчас 12 часов утра понедельника, очень холодный день, но солнечный, прекрасный и бодрящий. Внизу раздаются звонки, хлопают двери. Я должна расправить крылья, ведь после всех этих сонных недель постельного режима я уже почти в полном порядке, могу читать и писать, умеренно гулять и немного развлекаться. Отчасти это все дьявольская Вита. Ни письма. Ни визита. Никаких приглашений в Лонг-Барн. Она должна была заглянуть еще на прошлой неделе, но так и не приехала. Мне приходит в голову столько веских причин для подобного пренебрежения, что из-за этого стыдно плакать. Вот только если я не увижу ее сейчас, то не увижу никогда, ведь к следующему лету от нашей близости не останется и следа. И я возмущена этим, отчасти потому, что она мне нравится; отчасти потому, что я ненавижу способности жизни разлучать людей. Кроме того, я тщеславна. Клайв выяснит, почему Вита не пришла повидаться со мной*. Эта забившаяся в свою нору старая крыса — Том прислал открытку по поводу «О болезни» — статьи, которую мы с Леонардом называем одной из моих лучших, а Том счел типичной; я имею в виду, что он не в восторге, поэтому я, прочитав недавно гранки, увидела многословие, слабость и все прочие недостатки текста²⁴⁰. Это усугубляет мое отвращение к собственному сочинительству и уныние при мысли о том, что надо браться за новый роман. Какова его тема? Не остановят ли меня личные причины? Он будет слишком напоминать об отце или матери, а я, как ни странно, очень мало знаю о своих способностях. Очередная отговорка. Теперь к новостям.

Рождество мы проведем в Чарльстоне, и Леонарду, боюсь, это не понравится. В субботу мы гуляли в Хампстеде. Было очень холодно, везде катаются на коньках, только не там, и Л. брал с собой свои. Было туманно и по-зимнему красиво. Мы направились к Кенвуду (собак пришлось вести на поводке) и дошли до дуэльной площадки, вокруг которой стоят огромные деревья и где, предположительно, занимались фехтовальщики XVIII века (я начинаю любить прошлое — думаю, это как-то связано с моей книгой), и именно там мы всерьез, как настоящие женатые люди, обсуждали Литтона. Но боже мой — до чего приятно, думаю я, по прошествии двенадцати лет иметь человека, с которым можно говорить так откровенно, как с Л.! Мы обсуждали перемены в характере Литтона. «У него есть черты мелочной натуры, — сказал Л. — Он скуп. Он просит, но ничего не дает взамен». Но я всегда это знала и часто видела, как он закатывает глаза, если кто-то просит слишком многого, — некая оболочка эгоизма, которая защищает его от чрезмерной заботы или от неудобных обязательств. Он осторожен. Он мнителен. Но есть, как обычно, и другие черты, а его закатывание глаз, повторюсь, я заметила еще лет в двадцать. Думаю, ничто и никогда не шокировало меня больше. Однако Л. сказал, что, когда они учились в Кембридже, Литтон с ним себя так не вел. Сначала Литтон отказался писать для «International Review»²⁴¹; потом был Ральф²⁴²; потом ни слова похвалы в адрес других людей. «Морган, — сказал Л., когда мы возвращались по скользким холмам, ничего не замечая из-за разговоров (и все же эта часть Хампстеда напоминает мне о Кэтрин²⁴³ — о том бледном призраке с неподвижными глазами, насмешливыми губами и, в конце концов, с венком на голове), — Морган стал лучше». Морган, как мне кажется, по природе своей более близок Л., чем Литтон. Ему нравятся «глупцы»²⁴⁴; ему нравится относительная простота нашего общения. Ему нравится приводить наши мысли в порядок, от чего мы испытываем огромное облегчение. Ну как-то так.

Я читаю «Поездку в Индию», но не буду распространяться о романе здесь, так как это пригодится в другой раз²⁴⁵. Эта книга явно для «Hogarth Press»; думаю, я смогу построить теорию художественной литературы. Вот прочту шесть романов и начну гоняться за зайцами. Тот, который у меня на уме, касается перспективы. Но я не уверена. Моя голова может опять не выдержать. Не могу долго сосредотачиваться на чем-то одном. Но могу, если судить по результатам «Обыкновенного читателя», вынашивать идеи и выдавать их без особой путаницы. (Кстати, Роберту Бриджесу²⁴⁶ нравится «Миссис Дэллоуэй»; он говорит, что никто не будет ее читать, но книга прекрасно написана, и что-то еще, чего Л., который узнал все это от Моргана, уже не помнит).

Не думаю, что дело в «развитии», но есть в романах какая-то связь поэзии и прозы. Например, Дефо²⁴⁷ на одном полюсе, Э. Бронте²⁴⁸ на другом. А реальность находится где-то между ними, и они рассматривают ее с разных сторон. Приходится вникать в условности, в реальную жизнь и так далее. Может этого и хватит в качестве теории, но мне придется ее чем-то подкреплять. И смерть — меня не покидает ощущение — приближается; мне 43; сколько еще я напишу книг?

Приезжала Кэти²⁴⁹; своего рода повидавшая жизнь фигура с остатками былой красоты. Вместе с упругой кожей и голубизной глаз исчезла какая-то значимость. А ведь я помню, какой она была 25 лет назад в доме на Гайд-Парк-Гейт 22; в коротком пальто и юбке; великолепная; глаза полуприкрыты; прекрасный насмешливый голос; прямая осанка; потрясающая; застенчивая. Теперь она болтает без умолку.

«Но ни один герцог не звал меня замуж, моя дорогая Вирджиния. Они называли меня Снежной Королевой.

Почему я вышла замуж за Кромера²⁵⁰? Я ненавидела Египет; ненавидела больных. В моей жизни было два счастливых периода: детство — нет, не когда я росла, а потом, с моим мальчишеским клубом, с моим коттеджем и чау-чау — и сейчас. Теперь у меня есть все, что я хочу. Собственный сад и моя собака».

Не похоже, чтобы ее очень волновал собственный сын²⁵¹. Она — одна из тех холодных эксцентричных великих англичанок, которые наслаждаются своим титулом и тем положением, которое придает им важности где-нибудь в Сент-Джонс-Вуде [элитный район Лондона]; теперь она может свободно совать свой нос во все пыльные углы и дыры, одетая как уборщица, да еще с такими руками и грязью под ногтями. Она ни на минуту не замолкает. И сильно похудела. Прозрачная, почти как туман. Но я хорошо провела время. Хотя у нее, думаю, мало осталось привязанностей и нет никаких страстных интересов. Теперь, когда я выплакалась и выглянуло солнце, я напишу список рождественских подарков. На чай придет Этель Сэндс²⁵². Но не Вита.

* Бедняжка! Она не смогла приехать из-за тумана и т.д.

21 декабря, понедельник.

Но не Вита! Зато три дня с Витой в Лонг-Барне, откуда мы с Л. вернулись вчера²⁵³. Эти сапфистки любят женщин; в дружбе всегда есть примесь влюбленности. Вкратце, мои страхи и сдержанность, моя «несвоевременность», моя обычная застенчивость в общении с людьми, которые могут не хотеть меня и т.д. — все это было, как сказал Л., пустой болтовней, и, отчасти благодаря ему (он заставил меня это написать), я заканчиваю этот несчастный год потрясений с большим шиком. Мне нравится и она сама, и быть с ней, и ее великолепие — в бакалейной лавке Севенокса²⁵⁴ Вита сияет как свеча, вышагивая ножками, похожими на буковые деревья; розовое сияние; она словно гроздь жемчужных виноградин. Полагаю, в этом секрет ее очарования. Как бы то ни было, она считает меня совершенно безвкусной: ни одна женщина не заботится о своей внешности столь мало и не одевается так, как я. И все же я очень красивая и т.д. Как все это повлияло на меня? Непонятно. Есть ее зрелость и целеустремленность: она часто сражается с волнами, тогда как я плыву по течению; я имею в виду способность Виты выступать в любом обществе, представлять свою страну, посещать Чатсуорт²⁵⁵, управляться с серебром, слугами и собаками чау-чау; есть еще материнство (хотя она немного холодна и груба со своими мальчиками²⁵⁶; короче говоря, Вита — настоящая женщина (в отличие от меня). Есть в ней какая-то сладострастность, виноград созрел, но не рефлексия. Нет. В уме и проницательности ей со мной не тягаться. Но она все понимает и потому щедро окутывает меня материнской заботой, которую я по какой-то причине всегда очень хотела получить от других. То, что дают мне Л. и Несса, пытается дать и Вита, но в своей неуклюжей и поверхностной манере. Хотя среди всего этого шика, виноградных гроздьев и жемчужных ожерелий есть, конечно, и некая свобода. Как сильно я буду скучать по ней, когда она окажется посреди пустыни? Напишу об этом в следующем году. Во всяком случае, я очень рада, что она приедет сегодня на чай, и я спрошу, не возражает ли она против того, что я так плохо одеваюсь. Думаю, да. Я прочла ее стихотворение — оно более емкое, продуманное и прочувствованное, чем все ее произведения²⁵⁷.

Боюсь, рассказы Мэри плохи²⁵⁸. Боже мой, Роджер, похоже, влюблен в Хелен Анреп. Статья Моргана меня очень обрадовала²⁵⁹. Л. сейчас занимается резиновым уплотнителем и кроличьим мехом. Рабочие стучат молотками; их инструменты пульсируют снаружи отеля. Завтра мы едем в Чарльстон, не без некоторого трепета с моей стороны, отчасти потому, что я буду витать в облаках великолепия Лонг-Барна, который всегда меня обезоруживает и заставляет нервничать больше, чем обычно, и я становлюсь во многих отношениях очень странной. Одна эмоция сменяет другую.

22 декабря Вулфы отправились в Чарльстон на Рождество, так как строители делали перепланировку в Монкс-хаусе. Они проводили время с Клайвом, Ванессой и тремя детьми, а также Роджером Фраем, который гостил у них 24 декабря. Ванесса написала Дункану, который был с матерью в Твикенхэме, что они провели увлекательный вечер, читая дневник Вирджинии (ВВ-Д-0) и вспоминая былые дни в доме 46 по Гордон-сквер с его насыщенной и «довольно великосветской» жизнью четырех Стивенов. Вирджиния и Квентин снова сотрудничали, работая над пьесой под названием “Мессия”, в которой якобы изображались сцены из жизни Клайва. 26 декабря, в день подарков, на обед приехала Вита Сэквилл-Уэст. Леонард вернулся в Лондон 27 декабря, а Вирджиния — на следующий день.

Примечания

1

Нелли Боксолл и ее подруга Лотти Хоуп пришли по рекомендации Роджера Фрая (см. Приложение 1) и начали работать у Вулфов кухаркой и горничной соответственно 1 февраля 1916 года. В 1924 году Нелли переехала вместе с Вулфами на Тависток-сквер в Блумсбери, а Лотти стала работать на Адриана Стивена (см. Приложение 1), который жил по соседству на Гордон-сквер.

2

Вирджиния Вулф (здесь и далее В. или ВВ) ужинала у Мэри Хатчинсон (см. Приложение 1) и ее мужа Сент-Джона. В 1924 году Хатчинсоны переехали из Ривер-хауса в Хаммерсмите на Принц-Альберт-роуд 3 в Риджентс-парке. У них было двое детей: Барбара (1911–1989) и Джереми (1915–2017).

3

Сэр Лесли Стивен (1832–1904) — историк, писатель, критик, отец ВВ. Вирджиния уже упоминала образ Старика (см. ВВ-Д-II, 17 октября 1924 г.), который перерастет в задумку романа «На маяк».

4

Джон Мильтон (1608–1674) — английский поэт, политический деятель и мыслитель, автор политических памфлетов и религиозных трактатов. Образ «профессора Брайели, специалиста по Мильтону» вошел в роман «Миссис Дэллоуэй».

5

Статья ВВ «Заметки к пьесам елизаветинской эпохи» вышла в ЛПТ от 5 марта 1925 года.

6

Литтон Стрэйчи, см. Приложение 1.

7

Сэмюэл Ричардсон (1689–1761) — английский писатель-сентименталист.

8

Ангус Генри Дэвидсон (1898–1982) — выпускник Магдален-колледжа Кембриджа, писавший художественную критику для «Nation & Athenaeum» (здесь и далее N&A). Он пришел работать в «Hogarth Press» в декабре 1924 года в качестве преемника Д.Х.В. Райландса (см. 8 апреля 1925 г.) и оставался там до конца 1927 года.

9

Simpkin, Marshall, Hamilton Kent & Co» — фирма, основанная в 1819 году и занимавшаяся оптовой книготорговлей; крупнейший дистрибьютор книг в свое время. Компания обанкротилась в 1954 году.

10

Здесь и далее Л. или ЛВ — Леонард Вулф (1880–1969) — политический теоретик, писатель, издатель, муж ВВ. Офис «Nation», где работал ЛВ, находился на Грейт-Джеймс-стрит 38.

11

Нэнси Кунард (1896–1965) — экстравагантная, капризная британская писательница, наследница и политическая активистка; дочь леди Кунард. Ее поэма «Параллакс» как раз готовилась к публикации издательством «Hogarth Press» в апреле 1925 года.

12

Американская часовая компания, основанная в 1890 году.

13

Имеется в виду типография издательства «R. & R. Clark of Edinburgh».

14

Набор оттисков напечатанного материала на больших листах бумаги без разделения на отдельные страницы для проверки и правки.

15

Нью-йоркское издательство «Harcourt, Brace, & Co», публиковавшее ВВ в Америке.

16

Дневниковая запись следует за одностраничным, сильно переработанным черновиком заключительного абзаца (о сэре Томасе Брауне) статьи «Елизаветинский сундук», вошедшей в сборник «Обыкновенный читатель». Он был опубликован 23 апреля 1925 года.

17

«Параллакс» Нэнси Кунард и «Поэмы и басни» Роберта Тревельяна были напечатаны вручную в «Hogarth Press» и опубликованы в апреле 1925 года. ВВ, вероятно, заразилась гриппом от ЛВ, который заболел 11–13 марта.

18

Квентин Клодиан Стивен Белл (1910–1996) — историк искусства и писатель. Вслед за своим старшим братом Джулианом Квентин поступил в школу Лейтон Парк недалеко от Рединга в графстве Беркшир; это был его второй семестр.

19

Джулиан Хьюард Белл (1908–1937) — английский поэт, сын Клайва и Ванессы Белл, погибший во время гражданской войны в Испании.

20

Некий Т.К. Элиот (?–1969), преподаватель французского.

21

Скотт Годдард (1895–1965) — преподаватель музыки, а позже музыкальный критик.

22

Город и коммуна на юго-востоке Франции.

23

Статья ВВ «Американская проза» вышла в нью-йоркском журнале «Saturday Review of Literature» от 1 августа 1925 года.

24

Анжелика Ванесса Белл (1918–2012) — младший ребенок Ванессы, писательница и художница, впоследствии жена Дэвида Гарнетта — любовника Дункана Гранта. История несчастного случая с Анжеликой была описана ранее в дневнике (см. ВВ-Д-II, 5 апреля 1924 г.).

25

О Ванессе Белл и Дункане Гранте см. в Приложении 1. «Новое жилье» Ванессы находилось в доме 37 по Гордон-сквер.

26

Жак Пьер Поль Равера (1885–1925) — французский художник, получивший образование в Бедалесе (школа в Хэмпшире), Сорбонне и Эммануэль-колледже Кембриджа; один из группы друзей, которых ВВ называла «неоязычниками». В 1911 году он женился на одной из соратниц — Гвендолен Мэри Дарвин (1885–1957). Супруги Равера жили в Вансе на юго-востоке Франции. Все больше страдая от рассеянного склероза, Жак диктовал свои письма жене. Примерно за месяц до смерти Жака, случившейся 7 марта 1925 года, ВВ отправила ему предварительные гранки «Миссис Дэллоуэй», и он ответил: «Этого оказалось почти достаточно, чтобы мне захотелось пожить еще немного ради таких писем и таких книг… Я польщен, а вы знаете, насколько это важное для человека ощущение, и горд, и доволен…».

27

Валентин Луи Жорж Эжен Марсель Пруст (1871–1922) — французский писатель, романист и поэт, представитель модернизма в литературе.

28

Саморассасывающийся хирургический шовный материал из высушенных и скрученных кишок рогатого скота; кроме того, его используют для струн музыкальных инструментов.

29

Некая Беатрис Изабель Хоу (1900–?), позже миссис Марк Лаббок, — автор книги «Фея, запрыгнувшая мне на колени» (1927). Дункан Грант написал ее портрет в 1926 году.

30

Джулия Фрэнсис Стрэйчи (1901–1979) — падчерица Рэй; единственный ребенок Оливера Стрэйчи и его первой жены Руби Майер, с которой он развелся в 1908 году. Воспитанная в основном в домах благонамеренных родственников и в Бедалесе, она в 1924 году делила квартиру в Челси с другой молодой женщиной и пыталась зарабатывать на жизнь. Ей предстояло стать необычной, но не очень плодотворной писательницей.

31

Джордж Хамфри Вулферстан («Дэди») Райландс (1902–1999) — театральный режиссер, выпускник Итона и Кингс-колледжа Кембриджа. На первом курсе он сыграл роль Электры в постановке трилогии «Орестея» Эсхила; Райландс был энергичным и талантливым участником многих театральных постановок университета. Став членом общества «Апостолов», он привлек внимание как Мейнарда Кейнса, так и Литтона Стрэйчи. Всю вторую половину 1924 года Дэди проработал в издательстве «Hogarth Press», а затем уехал в Кембридж писать диссертацию. Его поэма «Шерсть и тафта», посвященная ВВ, была выпущена издательством Вулфов декабре 1925 года.

32

Мишель де Монтень (1533–1592) — французский писатель и философ. См. «Монтень» из сборника «Обыкновенный читатель»: «Впрочем, хватит о смерти: жизнь — вот что главное» (в пер. Н.И. Рейнгольд). ВВ написала Гвен Равера в тот же день (см. ВВ-П-III, № 1547).

33

Французский портовый город на Лазурном берегу.

34

Левкой, или Маттиола, — род однолетних и многолетних травянистых растений семейства Крестоцветные.

35

В пер. с фр.: «Золушка».

36

Хью Скелтон Андерсон (1900–1925) — выпускник Нью-колледжа Оксфорда, умерший от менингита 15 июля 1925 года. Позже ВВ упоминает его еще один раз (см. 19 июля 1925 г.).

37

Джордж Гарроу Томлин (1898–1931) — старший брат Стивена Томлина (см. 27 марта 1926 г.). Остальные гости отеля не идентифицированы.

38

Вероятно, это отсылка к пьесе Уильяма Шекспира «Отелло» (акт II, сцена 1): «Умереть сейчас я счел бы высшим счастьем…» (в пер. М. Лозинского).

39

Ринггольд (Ринг) Уилмер Ларднер (1885–1933) — американский писатель, фельетонист, спортивный обозреватель, автор коротких рассказов и повестей. ВВ обсуждала его работы в своем эссе «Американская проза» (см. 8 апреля 1925 г.).

40

В этот период ВВ написала несколько рассказов, связанных с «социальным сознанием, сознанием человека в платье и т.д.» (см. 27 апреля 1925 г.), семь из которых были выпущены в виде сборника «Вечеринка миссис Дэллоуэй» (1973) под редакцией Стеллы Макникол. Рукописи и машинописные версии этих рассказов сейчас находятся в коллекции Бергов.

41

Дороти Тодд (1883–1966) стала редактором британского «Vogue» в 1922 году; ее идея заключалась в том, что журнал должен не только быть самым авторитетным изданием в области высокой моды, но и стимулировать искусство в целом, и с этой целью она искала и активно привлекала к работе авангардистов из Франции и Англии. Эта политика, хотя и привела к созданию очень сложной и живой продукции, не принесла коммерческого успеха, которого требовали американские владельцы; контракт с ней был расторгнут в 1926 году.

42

Леди Сивилла Софи Джулия Коулфакс (1874–1950) — английская светская львица, декоратор интерьеров и «коллекционер интересных людей», которых она и ее муж сэр Артур развлекали в своем доме Аргайл-хаус в Челси.

43

Достопочтенный Филипп Чарльз Томсон Ричи (1899–1927) — старший сын 1-го барона Ричи Дандийского. В 1924 году он закончил Оксфорд, стал барристером, а также новой любовью Литтона Стрэйчи.

44

Смысл не до конца ясен. В большинстве случаев под «полковником Клайва» подразумевается его старший брат пополковник Уильям Кори Белл (1875–1961), ЧП от юнионистов в Девайзесе (город в Уилтшире) в 1918–1923 гг., чьи взгляды на содомию были, вероятно, более категоричными, чем у Вирджинии. Однако Клайв Белл недавно опубликовал статью под названием «Теория полковника» (N&A от 7 марта 1925 года), в которой обсуждалась книга Эйлмера Мода «Толстой об искусстве» и упоминался Толстой как «отставной полковник — или он был лейтенантом?». Трудно понять, какого именно полковника имела в виду ВВ, но она, вероятно, критиковала не мужскую гомосексуальность саму по себе, а своих современников, способствующих существованию системы поощрений, ориентированной на мужчин.

45

Великая пятница — пятница Страстной недели, которая посвящена воспоминанию осуждения на смерть, крестных страданий и смерть Иисуса Христа.

46

Вулфы отправились на машине в Сассекс с Клайвом Беллом и Дунканом Грантом и пробыли в Родмелле с Великого четверга по Пасхальный понедельник, 9–13 апреля.

47

Макс Бирбом (1872–1956) — английский писатель, художник-карикатурист, книжный иллюстратор. 18 апреля Вулфы ходили на открытие выставки новых карикатур Бирбома в Лестерских галереях — музей, существовавший в Лондоне с 1902 по 1977 г. Выставка включала серию «Старый и молодой Я», а также огромное количество политических карикатур.

48

Бернадетт Мерфи пришла работать секретарем в «Hogarth Press» 4 февраля 1925 года.

49

Марджори Томсон (около 1900–1931) была студенткой Лондонской школы экономики. Она жила с Сирилом Джудом — госслужащим из Министерства труда. Он был женат и имел трех детей, но Марджори использовала его фамилию и якобы собиралась за Джуда замуж. Она проработала в «Hogarth Press» с января 1923 по февраль 1925 года.

50

Томас Хамфри Маршалл (1893–1981) — английский экономист и социолог; старший брат Фрэнсис Маршалл (см. 30 апреля 1926 г.). Его семья жила на Брунсвик-сквер и была знакома со Стивенами. Желая работать в Министерстве иностранных дел, он поехал учиться в Германию, когда началась война, и провел там четыре года интерном. Позже он закончил Тринити-колледж Кембриджа и стал преподавать в Лондонской школе экономики.

51

Гинея — английская, затем британская золотая монета, имевшая хождение с 1663 по 1813 г., когда была заменена совереном. До перехода в 1971 году на десятичную денежную систему одна гинея равнялась фунту с шиллингом.

52

Памфлет ЛВ «Страх и политика: дебаты в зоопарке» был выпущен издательством «Hogarth Press» в июле 1925 года.

53

Эдвард Ричард Бакстон Шанкс (1892–1953) — английский писатель и поэт, выпускник Тринити-колледжа Кембриджа, первый лауреат (1919) Готорнденской литературной премии за сборник стихов «Королева Китая». В 1919–1922 гг. он работал помощником редактора журнала Д.К. Сквайра «London Mercury». В 1921 году Шанкс и его жена заняли коттедж «Charnes», отделенный от Монкс-хауса лишь церковной дорожкой (см. ВВ-Д-II). Его брак оказался неудачным, и в 1926 году Шанкс женился снова.

54

Издательство «Hogarth Press» выпустило сборник ВВ «Обыкновенный читатель» 23 апреля тиражом в 1250 экземпляров.

55

Морис Адамс Бэк (1886–1960) и его партнерша Хелен Макгрегор являлись в то время ведущими фотографами журнала «Vogue». Их студия была построена в 1861 году как пристройка к задней части дома 29 по Уэльбек-стрит Томасом Вулнером. Бэк и Макгрегор фотографировали ВВ в 1924 году, и один из снимков появился в майском номере «Vogue» того же года. Портрет с нынешней съемки должен был появиться в майском номере 1926 года.

56

Томас Вулнер (1825–1892) — английский поэт и скульптор-прерафаэлит. В 1860-х он просил разрешения сделать бюст Джулии Джексон, матери ВВ, к которой питал «нечто большее, чем художественное восхищение», и которой предложил руку и сердце; обе просьбы были отклонены (см. Лесли Стивен «Книга мавзолея» (1977) под редакцией Алана Белла).

57

Мадж Гарленд (1898–1990) — влиятельная фигура в британской модной индустрии. В 1925 году она работала модным редактором журнала «Vogue» под началом Дороти Тодд.

58

Возможно, имеются в виду Сивиллы — в античной культуре прорицательницы, экстатически предрекавшие будущее, зачастую бедствия.

59

Роберт Грейвс (1895–1985) — поэт, романист и литературный критик, который сразу после школы пошел в армию в 1914 году, а после войны поступил в Оксфорд. В 1918 году он женился на 18-летней Нэнси, дочери художника Уильяма Николсона. Информация о предках и образе жизни Грейвса, кратко изложенная здесь ВВ, подробно освещена в его автобиографии «Прощай, все это» (1929). Всего Вулфы опубликовали шесть книг Грейвса.

60

Перси Биш Шелли (1792–1822) — английский писатель, поэт и эссеист, муж Мэри Шелли, автора книги «Франкенштейн, или Современный Прометей».

61

Джордж Бернард Шоу (1856–1950) — выдающийся драматург и романист, лауреат Нобелевской премии по литературе (1925) и один из наиболее известных ирландских литературных деятелей. Его пьеса «Цезарь и Клеопатра», впервые поставленная в 1899 году, шла в Кингсвей-холле с Седриком Хардвиком и Гвен Франкон Дэвис в главных ролях. Вулфы ходили на спектакль в четверг вечером 23 апреля, то есть ВВ ошиблась, сказав, что визит Грейвса был в пятницу.

62

Энни (Нэнси) Мэри Прайд Николсон (1899–1977) — художница и дизайнер тканей.

63

Леопольд фон Ранке (1795–1886) — официальный историограф Пруссии, который разработал методологию современно историографии, «отец научной истории». Мать Роберта Грейвса была его внучатой племянницей.

64

Церемониальное неметропольное графство на юге Англии.

65

Небольшой торговый город в районе Эппинг-Форест в графстве Эссекс. Об этой прогулке ЛВ в своих записях отметил: «Поехали на поезде в Лоутон, прогулялись по Эппинг-Форесту, Хай-Бич и Чингфорду, а вернулись на автобусе».

66

Джордж Огастес Мур (1852–1933) — ирландский поэт, прозаик, драматург и критик (не путать с философом Джорджем Эдвардом Муром). ВВ, вероятно, читала сборник мемуаров Мура «Приветствую и прощаюсь», а ее рецензия под названием «Джордж Мур» вышла в журнале «Vogue» в начале июня 1925 года.

67

«Небеса ниспослали» Тому (Т.С. Элиоту, см. Приложение 1) через несколько доброжелательных посредников назначение в редакционный совет издательства «Faber & Gwyer» (позже «Faber & Faber»); Элиот занял эту должность в ноябре 1925 года и работал в издательстве до конца своей жизни. Литературный ежеквартальный журнал «Criterion», созданный и редактируемый Элиотом с 1922 года, финансировался леди Ротермир (1874–1937) — женой владельца газет Гарольда Хармсворта, 1-го виконта Ротермира (см. 16 июня 1929 г.). Теперь же издательство Faber & Gwyer» взяло на себя ответственность (сначала частично, а затем полностью) за журнал, и он продолжил выходить под названиями «New Criterion», затем «Monthly Criterion» и снова «Criterion», вплоть до роспуска редакции в 1939 году. Элиоты собирались переехать в дом 57 по Честер-Террас, недалеко от Слоун-сквер.

68

Вивьен Хейвуд Элиот (1888–1947) — первая жена Т.С. Элиота, за которого она вышла замуж в 1915 году, будучи привлекательной и энергичной девушкой. Она страдала психическим расстройством, и это отразилось на ее внешности. Брак оказался неудачным и был расторгнут в 1933 году.

69

Очерки Вивьен Элиот, писавшей под псевдонимами Фейрон Моррис и Фанни Марлоу, выходили в каждом ежеквартальном номере журнала «Criterion» с октября 1924 по июль 1925 года. Доктор Мартин был врачом из Фрайбурга и психоаналитиком-любителем, которым восхищалась леди Оттолин Моррелл (см. Приложение 1). 22 мая 1924 года Т.С. Элиот прислал ВВ письмо с хвалебным отзывом о докторе Мартине, который очень помог Вивьен и «фактически добился кардинального прогресса в лечении ее тяжелой болезни»; 10 июля 1925 года Элиот написал ЛВ, что хочет рассмотреть возможность подать на доктора Мартина в суд, если это не повлечет за собой необходимости ехать в Германию.

70

О Мейнарде Кейнсе, Лидии Лопуховой, Рэймонде Мортимере см. в Приложении 1.

71

ВВ действительно написала Гвен Равера (мм. ВВ-П-III, № 1550).

72

Голсуорси (Голди) Лавс Дикинсон (1862–1932) — выпускник Кингс-колледжа Кембриджа, член общества «Апостолов»; политолог и философ, преподаватель, писатель. Во время войны он активно работал над созданием Лиги Наций и в 1917 году вместе с другими единомышленниками опубликовал «Предложения по предотвращению будущих войн». В 1920 году он уволился с должности лектора по политологии.

73

Джон Деви Хейворд (1905–1965) — английский редактор, критик и библиофил. В 1925 году он заканчивал обучение в Кембридже и уже страдал от мышечной дистрофии.

74

Иллюстрированный еженедельник, посвященный английской загородной жизни, архитектуре и декору. В номере от 2 мая 1925 года вышла анонимная рецензия под названием «Что читает “Обыкновенный читатель”?».

75

Лондонская вечерняя газета, издававшаяся с 1788 по 1960 г. В номере от 1 мая 1925 года вышла рецензия Горация Торогуда; о дизайне обложки он написал, что «так плохо ее можно было сделать только нарочно».

76

3 мая 1925 года Джон Рэндалл праздновал пятидесятилетие своей работы корректором в издании N&A; окончательно он вышел на пенсию в январе 1926 года, когда ЛВ от имени всех коллег подарил ему барометр.

77

Джоан Пернель Стрэйчи (1876–1951) — четвертая из пяти сестер Литтона, языковед, преподавательница французского языка, директриса Ньюнем-колледжа Кембриджа.

78

Ричард Беван Брейтуэйт (1900–1990) — философ-моралист, выпускник Кингс-колледжа, член общества «Апостолов» и интеллектуального круга Мейнарда Кейнса в Кембридже.

79

Джордж Деруэнт Томсон (1903–1987) — британский историк, филолог-классик (эллинист) профессор греческого языка Бирмингемского университета; выпускник Кингс-колледжа Кембриджа, член общества «Апостолов».

80

Пока ЛВ ужинал со своими братьями-апостолами, ВВ отправилась на ужин с директрисой Ньюнем-колледжа Пернель; по пути она проходила мимо Ньюнем-Грейнджа, дома Дарвинов у реки. Томсона и Брейтуэйта ВВ, вероятно, видела на следующий день, поскольку с одним из них ЛВ завтракал, а с другим обедал.

81

Руперт Брук (1887–1915) — английский поэт, известный своими идеалистическими военными сонетами, написанными в период Первой мировой войны. В 1915 году он вошел в состав Средиземноморских экспедиционных сил, чтобы принять участие в Дарданелльской кампании. В апреле того же года Руперт умер от сепсиса на французском плавучем госпитале в Эгейском море.

82

Хелен Элизабет Палмер (1887–1954), овдовевшая сестра давнего поклонника ВВ Уолтера Лэмба (см. ВВ-Д-I, ВВ-Д-II, преподавала в Ньюнем-колледже.

83

Эмма Маргарет (Марго) Асквит (1864–1945) — светская львица, писательница, вторая жена Герберта Генри Асквита. Как женщина недисциплинированного ума, необузданной откровенности, большой жизненной силы и ярких эмоций, она была обузой для политики, но оказывала стимулирующее влияние на общество. Рецензия ВВ (под названием «Цыганка или гувернантка?») на ее книгу «Места и люди» вышла в N&A от 16 мая 1925 года.

84

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750) — немецкий композитор, органист, педагог.

85

Кэтрин Стивен (1856–1924) — библиотекарь, а затем директриса Ньюнем-колледжа Кембриджа. Выйдя на пенсию, она жила на Розари-Гарденс 4 в Южном Кенсингтоне. См. ВВ-Д-II, 19 февраля 1924 г.: «…а там на полке в ряд стояли все ее дневники с 1 января 1877 года.… в свой последний день она намерена сказать служанке: “Принеси мои дневники, которые ты найдешь в шкафу, а теперь брось их в огонь”».

86

«Chiswick Empire» — снесенный в 1959 году театр, находившийся возле парка Тернем-Грин в лондонском предместье Чизик. Кембриджская любительская драматическая труппа представила 9 мая пьесы Еврипида «Елена» и «Циклоп» в версиях Д.Т. Шеппарда, который выступил с вступительным словом «Еврипид и комедия».

87

Эми Роберта (Берта, Салли) Рак (1878–1978) — плодовитая валлийская писательница, выпустившая больше 90 любовных романов. С 1909 до 1918 года, когда ее муж сменил фамилию и она стала Эми Оливер, ее звали миссис Оливер Онион. В своем письме Квентину Беллу Берта Рак ошибочно вспоминает, что они с ВВ и Лидией ходили на пьесу Аристофана «Лягушки» (см. КБ-II). Кроме того, ВВ убивает «Берту Рук» в «Комнате Джейкоба».

88

Джулиан Тоби Стивен (1880–1906) — брат Ванессы Белл и Вирджинии Вулф, умерший от брюшного тифа, которым он заразился в Греции.

89

Рецензия Г.Л. Дикинсона «Миссис Вулф как критик» вышла в ЛПТ от 7 мая 1925 года, а ВВ цитирует его письмо от той же даты.

90

Чарльз Перси Сэнгер (1871–1930) — барристер, друг и современник Бертрана Рассела и Роберта Тревельяна в Тринити-колледже Кембриджа, член общества «Апостолов». Анна Доротея (Дора) Сэнгер (1865–1955) — его жена. Она была высокодуховной женщиной и активным филантропом, страдала от тяжелого артрита. ВВ считала ее черствой.

91

Эдвард Морган Форстер, см. Приложение 1.

92

Дональд Клиффорд Брейс (1881–1955) — американский издатель и основатель «Harcourt, Brace, & Co.».

93

Роман «Миссис Дэллоуэй» был выпущен издательством «Hogarth Press» 14 мая 1925 года.

94

Ежедневная леволиберальная газета в Великобритании, основанная в Манчестере в 1882 году. В 1959 году она сменила название на «Guardian» и выходит по сей день.

95

Хью И’Энсон Фоссетт (1895–1965) — английский писатель, литературный критик и биограф, поэт и религиозный автор. Его рецензия (под названием «Мастерство Вирджинии Вулф») вышла «Manchester Guardian» от 14 мая 1925 года.

96

Цитата из стихотворения Уильяма Каупера «Смытый за борт» (в пер. Г. Кружкова).

97

Дезмонд Маккарти, см. Приложение 1.

98

Норман Маклин Лейс (1875–1944) — британский африканист, критик империализма и колониализма. Вулфы издали его книгу «Кения» с предисловием Гилберта Мюррея.

99

Сидни Холдейн Оливье, 1-й барон Оливье (1859–1943) — британский государственный деятель, колониальный администратор и фабианский социалист. В итоге издательство «Hogarth Press» выпустило четыре его книги.

100

Джеймс Стрэйчи, см. Приложение 1.

101

Кэтлин Иннес (1883–1967) — британская квакерша, писательница, пацифистка и педагог. В данном случае ВВ имеет в виду ее книгу «История Лиги Наций для молодежи», выпущенная издательством «Hogarth Press» в апреле 1925 года.

102

Майкл Дезмонд Маккарти (1907–1973) — старший сын Молли и Дезмонда; фермер.

103

Дермод де ла Шеваллери Маккарти (1911–1986) — младший сын Молли и Дезмонда; педиатр; автор ряда исследований распространенных нарушений в детском возрасте и роста у детей из неблагополучных семей.

104

Рэйчел Маккарти (1909–1982) — дочь Молли и Дезмонда, вышедшая замуж за лорда Дэвида (Гаскойн-Сесила) и выпустившая роман.

105

Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) — один из самых популярных поэтов-эдвардианцев, профессор латыни в Кембридже с 1911 по 1936 г. Прежде чем стать академиком и публиковать стихи, он 10 лет проработал в патентном бюро.

106

Биржа, на которой торгуют зерном. Это можно интерпретировать как способ Дезмонда выразить свою надежду на то, что его сын Майкл, мечтавший стать фермером, займется чем-то более полезным и прибыльным, например культивацией и продажей пшеницы, а не будет страдать от финансовых и этических проблем и переживаний, став писателем.

107

Джеффри Скотт (1884–1929) — английский ученый и поэт, известный как историк архитектуры, автор книги «Архитектура гуманизма» (1914). Закончив Оксфорд, он работал в Италии помощником Бернарда Беренсона, архитектором и дипломатом.

108

Джон Донн (1572–1631) — английский поэт и проповедник, настоятель лондонского собора Святого Павла, крупнейший представитель литературы английского барокко. Джеффри Скотт никогда не писал о Донне, а к намерениям Дезмонда в этом отношении ВВ апеллирует 21 мая 1912 года: «… мы взялись за историю жизни Донна. Поскольку огромная часть истории Англии так или иначе становится доступной, книга произведет фурор» (см. ВВ-П-I, № 617). Эссе Дезмонда о Донне было переиздано в его книге «Критика (1932) — «подборка из подборки, сделанной для меня на основе многолетней литературной журналистики». ВВ просмотрела статьи Дезмонда (см. 15 мая и 1 июня 1925 г., а также ВВ-П-III, № 1553), чтобы побудить его сделать из них книгу, но ее усилия не принесли плодов.

109

Рецензия «Приветливого Ястреба» (Дезмонда), в которой он назвал «Обыкновенного читателя» «самой необычной книгой», вышла «New Statesman» от 30 мая 1925 года.

110

Псевдоним английской писательницы Вайолет Пейджет (1856–1935), которая, родившись во Франции и живя в основном во Флоренции, выпустила более тридцати томов исторических произведений, путевых очерков и художественных произведений, включая новаторские «Исследования XVIII века в Италии». ВВ, вероятно, познакомилась с ней во Флоренции в 1909 году. Две рецензии ВВ на ее книги («Сентиментальный путешественник», «Искусство и жизнь») выходили в ЛПТ в 1908–1909 гг.

111

Лилли Лэнгтри, урожденная Эмили Шарлотта ле Бретон (1853–1929), — британская актриса и «светская львица», известная своими романами, в том числе с принцем Уэльским.

112

Жанна Мари Лэнгтри Малькольм (1881–1964) — незаконнорожденная дочь Лилли Лэнгтри и Людвига Александр Баттенберга, первого немецкого принца из дома Баттенберг.

113

Логан Пирсолл Смит (1865–1946) — британский эссеист и критик американского происхождения, выпускник Гарварда и Оксфорда, известный своими афоризмами и эпиграммами.

114

Леди Оттолин Моррелл, см. Приложение 1. В 1925 году она подумывала о переезде из Гарсингтона в Челси, а Логан винил ее в разводе сестры с Расселом, с которым у Оттолин когда-то был долгий и бурный роман.

115

Элис Рассел, урожденная Пирсолл Смит (1867–1950), — сестра Логана и первая жена Бертрана Рассела. После развода Элис жила вместе с братом на Сент-Леонардс-Террас в Челси, а Бертран Рассел со своей новой женой Дорой — неподалеку, на Сидни-стрит.

116

Дора Рассел, урожденная Блэк (1894–1986), — британская писательница, феминистка и социалистка, вторая жена Бертрана Рассела.

117

Бертран (Берти) Артур Уильям Рассел, 3-й граф Рассел (1872–1970) — философ, логик, математик и общественный деятель, известный своими работами в защиту пацифизма, атеизма, а также либерализма и левых политических движений. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1950).

118

Рэйчел Литвин (1890–1977) — актриса, которая позже стала художницей. В воскресенье 10 мая Вулфы ходили на спектакль, поставленный обществом «Феникс» в театре «Adelphi», по пьесе Томаса Отуэя «Сирота». Рэй Литвин играла главную роль — Монимию, сироту.

119

Диссертация Дэди Райландса была в итоге напечатана издательством «Hogarth Press» в мае 1928 года в качестве первой части его книги «Слова и поэзия».

120

Британская ежедневная газета-таблоид, выходящая с 1869 года. Рецензия на «Миссис Дэллоуэй» вышла в номере от 14 мая 1925 года. Рецензент написал, что книга «не очень-то его заинтересовала», но предположил, что «читатели с чрезвычайно гибким умом могут счесть историю последовательной».

121

Шотландская ежедневная газета-таблоид, выходящая с 1817 года. В своей рецензии, также от 14 мая, критик предупредил, что «никому, кроме психически здоровых людей, этот роман читать нельзя», и заключил: «Можно, конечно, сказать, что такова жизнь, но искусство ли это?!».

122

Район Кенсингтона в Западном Лондоне.

123

Ресторан, который находился на Грейт-Квин-стрит, как и офис издания «New Statesman», литературным редактором которого был Дезмонд Маккарти.

124

Из «Vogue» прислали снимки, сделанные Бэк и Макгрегор (см. 27 апреля 1925 г.). Фотографий ВВ не было ни в «T.P.’s Weekly» (малоизвестное издание), ни в «Morning Post».

125

Старейшая в мире воскресная газета, выходящая в Англии с 1791 года. Анонимный рецензент в номере от 17 мая 1925 года писал: «Немногие книги… могут доставить более глубокое наслаждение своим широким размахом и тонким критическим умом автора, чем том миссис Вулф».

126

В своих записях от 19 февраля 1920 года ЛВ отметил: «Поезд в Эпсом. Прогулялись по Банстеду. Автобус в Саттон. Выступление в школе для взрослых. Автобус домой». Вероятно, ЛВ выступал в Саттон-колледже.

127

Один из 32 лондонских боро. Лавендер-Хилл — крупная улица в Ламбете.

128

Имеется в виду дорожное покрытие из вулканических шлаков или колотого кирпича.

129

Ламбетский дворец (с обширным парком) — лондонская резиденция архиепископов Кентерберийских примерно с 1200 года.

130

Памятник, считающийся надгробным, но находящийся там, где нет останков покойного, своего рода символическая могила. 11 ноября 1920 года король Георг V открыл Кенотаф в Уайтхолле (мемориал в ознаменование окончания Первой мировой войны), после чего состоялась церемония погребения неизвестного солдата в Вестминстерском аббатстве. Раньше у мужчин был обычай снимать шляпу у Кенотафа в знак уважения к павшим.

131

Маргарет Кэролайн Ллевелин Дэвис (1861–1944) — генеральный секретарь Кооперативной женской гильдии с 1899 по 1921 г. Она оказывала сильное влияние на направление политической мысли и деятельности ЛВ после его женитьбы на ВВ и была верным другом для обоих. Маргарет жила в Хампстеде и переехала на другую улицу из дома, который она когда-то делила со своим отцом, умершим в 1916 году.

132

Лилиан Харрис (1866–1949) — подруга и компаньонка Маргарет Ллевелин Дэвис, помощница секретаря Кооперативной женской гильдии с 1901 по 1921 г.

133

Этель Мэй Делл Сэвидж (1881–1939) — британская писательница, автор более тридцати любовных романов, писавшая под псевдонимом Этель М. Делл.

134

Чарльз Джон Хаффем Диккенс (1812–1870) — английский писатель, стенограф, репортер; классик мировой литературы, один из крупнейших прозаиков XIX века.

135

Эдит (1887–1964), Осберт (1892–1969) и Сачеверелл (1897–1988) — трое детей эксцентричного сэра Джорджа Ситуэлла (1860–1943), писателя и консервативного политика. Они начали заявлять о себе в литературных кругах и вносить свой вклад в издание «Wheels» — ежегодную антологию анти-георгианской поэзии. ВВ была у Ситуэллов (без ЛВ, который обед со своей матерью) на званом ужине на Карлайл-сквер 2 в Челси. После постановки «Фасада» (см. ВВ-Д-II, 13 июня 1923 г.) Ситуэллы стали известны и пользовались в прессе репутацией эксцентриков и позеров. В конце 1925 года Вулфы опубликовали эссе Эдит Ситуэлл «Поэзия и критика».

136

Евфимия Кейс — младшая сестра Джанет (см. 13 сентября 1926 г.).

137

Фрэнсис Биррелл, см. Приложение 1.

138

Артур Дэвид Уэйли (1889–1966) — английский востоковед и переводчик. К 1925 году он уже успел опубликовать несколько переводов, но до сих пор работал в Британском музее.

139

Чарльз Хэнсон Таун (1877–1949) — американский романист и редактор, который в 1925 году посетил Англию в качестве литературного агента с целью познакомиться с «новыми, восходящими писателями». В своей книге «Пока все хорошо» (1945) Таун рассказал об ужине с Сомерсетом Моэмом, который «спросил меня, с кем бы из писателей я хотел встретиться больше всего. Я назвал Арнольда Беннета и Герберта Уэллса, и они оба пришли. А щедрым бонусом стала эта замечательная писательница Вирджиния Вулф». Нет никаких сведений о том, что ВВ когда-либо встречалась с Сомерсетом Моэмом, так что Таун, вероятно, перепутал разные случаи.

140

Джеймс Рамси Макдональд (1866–1937) — государственный деятель, дважды премьер-министр Великобритании (1921–1931 и 1931–1935 гг.). В конце 1918 года он потерял место ЧП из-за своего непопулярного пацифистского отношения к войне.

141

Термин, описывающий любой государственный праздник в Великобритании и странах Содружества.

142

Вита Сэквилл-Уэст, см. Приложение 1.

143

Флоренс Эмили Харди, урожденная Дагдейл (1879–1937), — учительница английского языка и детская писательница, вторая жена Томаса Харди. Ее письмо от 31 мая 1925 года содержало также стихотворение мужа «На Оксфорд-стрит», опубликованное в N&A от 13 июня 1925 года.

144

Томас Харди (1840–1928) — крупнейший английский писатель и поэт поздней викторианской эпохи.

145

Издательство Кристиана Бернхарда Таухница (1816–1895), печатавшее англоязычные книги в мягком переплете огромного числа британских и американских авторов. И «Миссис Дэллоуэй», и «Орландо» были выпущены издательством «Tauchnitz» в 1929 году.

146

Элис Луиза Джонс (1878–1970) была секретарем Филиппа Моррелла во время войны, а после нее устроилась секретарем редактора N&A. Ее сестра не заменила Бернадетт Мерфи в «Hogarth Press».

147

Джулиан Моррелл (1906–1989) — дочь и единственный ребенок Филиппа и Оттолин.

148

Филипп Эдвард Моррелл (1870–1943) — либеральный политик, ЧП с 1906 по 1918 г. В 1902 году он женился на леди Оттолин Виолет Анне Кавендиш-Бентинк.

149

Роберт Гаторн-Харди (1902–1973) — британский поэт, прозаик, ботаник и садовод; выпускник Итона и Оксфорда; третий сын 3-го графа Крэнбрука. Он был близким другом, а впоследствии и редактором мемуаров леди Оттолин Моррелл.

150

Сильвия Нора Таунсенд Уорнер (1893–1978) — английская писательница, поэтесса и музыковед. Ужин проходил у Мейнарда Кейнса (Гордон-сквер 46), а Сильвия Уорнер как раз опубликовала свой первый сборник стихов «Шпалера».

151

Независимое издательство, существовавшее в Лондоне с 1855 по 1987 г.

152

Сидни Д. Леб (1876–1964) — биржевой маклер и ярый поклонник Вагнера. ВВ упоминала о нем и его «коллекции оперных фотографий» в письме Литтону Стрэйчи от 4 июня 1909 года (см. ВВ-П-I, № 492). В 1913 году он женился на Матильде (1881–1978) — дочери великого дирижера Ханса Рихтера.

153

См. 29 апреля и 14 сентября 1925 г.

154

Элизабет, принцесса Бибеско, Асквит (1897–1945) — светская львица, актриса и писательница, дочь Герберта Асквита, премьер-министра Великобритании, жена Антуана Бибеско, румынского принца и дипломата. К 1925 году она уже успела опубликовать четыре книги.

155

Вольфганг Амадей Моцарт (1756–1791) — выдающийся австрийский композитор. Квинтет Моцарта исполнялся в Эолиан-холле в четверг 4 июня.

156

Генри Герберт Асквит, 1-й граф Оксфорд и Асквит (1852–1928) — государственный деятель, премьер-министр Великобритании от Либеральной партии с 1908 по 1916 г.

157

Флора Макдональд Мэйр (1872–1932) — писательница, сестра Робина Мэйра. В мае 1924 года издательство «Hogarth Press» выпустило ее роман «Дочь пастора».

158

Кэтрин Лиф — единственная дочь Уолтера и Шарлотты Лиф (см. 9 апреля 1926 г.).

159

Вулфы провели выходные в Эссексе с Адрианом и Карин Стивен (см. Приложение 1) в их коттедже, который когда-то был постоялым двором.

160

Ирен Ноэль (1879–1956) — дочь и наследница Фрэнка Ноэля из Ахметаги, которого Стивены посетили во время их путешествия в Грецию в 1906 году. В 1915 году вышла замуж за Филиппа Бейкера и взяла двойную фамилию. Их сын Фрэнсис Ноэль-Бейкер родился в январе 1920 года. Еще до замужества Ирен и Дезмонда, по-видимому, связывали некоторые отношения (см. ВВ-Д-I, 27 января 1918 г.).

161

Филипп Ноэль-Бейкер (1889–1982) — выпускник Кингс-колледжа Кембриджа и атлет, участвовавший в трех олимпийских играх; британский пацифист и дипломат; лауреат Нобелевской премии мира (1959) за деятельность по стимулированию разоружения. После Первой мировой войны Филипп принимал активное участие в создании Лиги Наций, а с 1924 по 1929 г. являлся профессором международных отношений в Лондонском университете. Его политическая карьера в Лейбористской партии началась в 1924 году, а пять лет спустя он был избран ЧП Ковентри и работал личным парламентским секретарем министра иностранных дел Артура Хендерсона.

162

Молли Маккарти, см. Приложение 1.

163

Миссис Картрайт заменила Бернадетт Мерфи в июле и работала в «Hogarth Press» до 31 марта 1930 года.

164

Фрэнк Лоуренс («Питер») Лукас (1894–1967) — английский ученый-классик, выпускник Тринити-колледжа Кембриджа, член общества «Апостолов», литературовед, поэт, писатель, драматург, политический полемист. Его обучение в бакалавриате было прервано четырехлетней службой в армии, но по окончании учебы в 1920 году он получил должность в Кингс-колледже. В феврале 1921 года он женился на писательнице Э.К.Б. Джонс.

165

Эйлин Эдна Ле Пер Пауэр (1889–1940) — британский историк экономики и средневековья. В 1925 году она читала курс истории экономики в Лондонском университете.

166

Оливер Стрэйчи (1874–1960) — госслужащий, работавший шифровальщиком в Министерстве иностранных дел, брат Литтона. Одно время он надеялся стать музыкантом. Нол — уменьшительно-ласкательное от имен Олив, Оливия, Оливер.

167

Рэй Стрэйчи (1887–1940) — феминистка, политик, математик, инженер и писательница, борец за права женщин; старшая сестра Карин Стивен и вторая жена Оливера Стрэйчи.

168

«Отвратительная вечеринка» проходила в доме Этель Сэндс (Вейл 15, Челси), который Оттолин ненадолго арендовала, чтобы вывести свою дочь Джулиан в свет. Вестибюль был оформлен русским мозаичистом Борисом фон Анрепом (1883–1969), чья вторая жена Хелен, урожденная Мейтланд (1885–1965), красивая и проницательная наполовину американка, получившая образование оперной певицы в Европе, тяготела к богемному кругу художника Огастеса Джона. Она вышла замуж за Анрепа в 1917 году и вскоре оставила его ради Роджера Фрая. ВВ упоминает эту свою необщительность на прошедшей вечеринке в двух письмах (см. ВВ-П-III, № 1560, 1561).

169

Уолтер Джеймс Редферн Тернер (1884–1946) — поэт и журналист. Он родился и получил образование в Австралии, путешествовал по Европе, а во время войны служил в артиллерии; его стихи были включены в третий том «Георгианской поэзии»). В 1920 году он был музыкальным критиком газеты «New Statesman», театральным — «London Mercury», а вскоре стал литературным редактором издания «Daily Herald».

170

Клиффорд Генри Бенн Китчин (1895–1967) — британский писатель. В апреле 1925 года Вулфы как раз выпустили его книгу «Развевающиеся вымпелы».

171

Эдвард Фитцджеральд Бренан (1894–1987) — британский писатель, который большую часть своей жизни провел в Испании. Отец готовил его к военной карьере, но Бренан увлекся книгами и поэзией, сбежав с другом в Китай. Однако он прослужил офицером всю Первую мировую войну, во время которой сдружился с Ральфом Партриджем, а затем и с Кэррингтон, которой он был одержим в течение многих лет. В 1920 году Бренан уехать жить один и писать в отдаленном районе Испании; Вулфы познакомились с ним в Тидмарше в мае 1922 года (см. его автобиографические работы: «Своя жизнь», «Личные записи: 1920–1972» и «К югу от Гренады»; в последней можно прочесть о визите Вулфов в 1923 году). В 1925 году он временно жил в Уилтшире, продолжая свой мучительный роман с Кэррингтон и свои литературные изыскания. Письмо Бренана Вирджинии о ее романах хранится в библиотеке университета Сассекса. ВВ действительно ответила ему (см. ВВ-П-III, № 1560).

172

Рецензия ВВ на перевод Артура Уэйли первого тома «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу, вышла в июньском номере «Vogue» 1925 года.

173

В своем обращении к обществу «Апостолов», действующим президентом которого он являлся, ЛВ упомянул случай в Кембридже, когда «все мы, кроме Голди, согласились, что пережили невероятные мучения, связанные с Обществом», и с учетом этого выбрал в качестве темы «связь между реальностью, счастьем и несчастьем».

174

Рецензия ВВ (под названием «Дэвид Копперфилд») на «Путешественника не по коммерческим делам», сборник литературных зарисовок и воспоминаний Чарльза Диккенса, вышла в N&A от 22 августа 1925 года.

175

«Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» — юмористический и самый известный роман Лоренса Стерна, опубликованный в девяти томах.

176

Кэтрин (Китти) Лашингтон (1867–1922). Ее родители были близкими друзьями семьи ВВ. В 1890 году она вышла замуж за Леопольда Макса (1864–1932) — политического писателя, владельца и редактора консервативной газеты «National Review». В какой-то степени Китти послужила прообразом для Клариссы Дэллоуэй.

177

Джонатан Свифт (1667–1745) — англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, философ, поэт и общественный деятель, священник, декан собора Св. Патрика. Статья ВВ под названием «Свифтовский “Дневник для Стеллы”» вышла в ЛПТ от 24 сентября 1925 года.

178

Сэр Брюс Литтелтон Ричмонд (1871–1964) — журналист, редактор ЛПТ с его основания в 1902 году и до выхода на пенсию 35 лет спустя, самый верный покровитель ВВ. В 1913 году Брюс женился на Елене Рэтбоун, и с тех пор они жили в Кенсингтоне.

179

Один из старейших и наиболее респектабельных журналов США, основанный в 1857 году. Никаких статей ВВ в нем не появлялось до ноября 1927 года.

180

Мари-Анри Бейль (1783–1842) — французский писатель, один из основоположников психологического романа, публиковавший свои работы под псевдонимом Стендаль. Статья ВВ «Стендаль» выходила в N&A от 5 июля 1924 года.

181

Джон (Джек) Уоллер Хиллз (1867–1938) — выпускник Итона и Баллиол-колледжа Оксфорда, солиситор. В 1897 году он женился на сводной сестре ВВ Стелле Дакворт, которая скончалась три месяца спустя от перитонита. После этого Джек и Ванесса неосмотрительно влюбились друг в друга. Именно он побудил детей Стивен, собиравших жуков, всерьез увлечься лепидоптерологией (см. КБ-I); кроме того, Джек был заядлым рыбаком.

182

Вечеринка проходила в лондонском доме Роджера Фрая по адресу Далмени-авеню 9.

183

Кристабель (Крисси) Мэри Мелвилл Макнатен (1890–1974) — меценатка, жена 2-го барона Аберконуэя.

184

Подобные автобиографические откровения, которыми Джек Хиллз решил поделиться, можно найти в его книгах «Лето на испытании» (1924) и «Моя спортивная жизнь» (1936). Осиротевшие Ванесса и Вирджинии познакомились с его матерью, когда после смерти Стеллы в 1897 году они гостили в доме семьи Хиллз, в замке Корби, недалеко от Карлайла. Впечатления ВВ об этом периоде см. в книгах КБ-I и ВВ-Д-0 (1897 г.).

185

Завеса забвения приподнята в книге КБ-II, где подробно изложена хронология событий.

186

Ольга (Огги) Линн (1882–1961) — певица и преподавательница музыки. Эту сцену на вечеринке леди Коулфакс, состоявшейся, вероятно, 1 июля в Аргайл-хаусе, Ольга Линн, любимица публики, сама описывает в своих мемуарах «Огги» (1955); ее гнев был вызвал появлением Марго Асквит (леди Оксфорд), которая устроила такой переполох, что певице пришлось прервать выступление. ЛВ в своей автобиографии (см. ЛВ-IV) излагает несколько иную версию того же события.

187

Артур Джеймс Бальфур, 1-й граф Бальфур (1848–1930) — государственный деятель, премьер-министр Великобритании от консерваторов (1902–1905), министр иностранных дел (1916–1919) в коалиционном правительстве Ллойда Джорджа.

188

Сент-Джон (Джек) Хатчинсон (1884–1942) — выпускник Винчестерского колледжа (частная школа) и Магдален-колледжа Оксфорда, барристер, политик Либеральной партии, прогрессивный член Совета Лондонского графства в 1912–1916 гг., юрисконсульт Министерства реконструкции в 1918 году. В 1910 году он женился на Мэри, двоюродной сестре Литтона. Хатчинсоны были гораздо более модными, чем Вулфы, а в мире искусства они дружили как с авангардом, так и со старшим поколением — в частности, с Джорджем Муром (см. 29 апреля 1925 г.) и его друзьями из Нового английского художественного клуба.

189

Эдвард Чарльз Сэквилл-Уэст, 5-й барон Сэквилл (1901–1965) — выпускник Оксфорда, музыкальный критик и писатель; единственный сын и наследник 4-го барона Сэквилла; двоюродный брат Виты.

190

Джеймс Чинг (1900–1962) — пианист, композитор и преподаватель. В 1925 году он был еще начинающим классическим музыкантом, который планировал дать осенью три публичных концерта в Уигмор-холле.

191

Хью Скелтон Андерсон (см. 8 апреля 1925 г.) был гостем отеля «Cendrillon», когда там останавливались Вулфы. ВВ упоминает его в письме сестре (см. ВВ-П-III, № 1546).

192

«Calendar of Modern Letters» — британский литературный журнал, существовавший лишь с марта 1925 года по июль 1927 года. В июльском номере 1925 года Д.Ф. Холмс написал, что «несмотря на свой чистый и блестящий импрессионизм» роман «Миссис Дэллоуэй» «сентиментален по замыслу и фактуре и, соответственно, эстетически бесполезен».

193

Памфлет Джона Мейнарда Кейнса «Экономические последствия мистера Черчилля» был выпущен издательством «Hogarth Press» в июле 1925 года тиражом 7000 экземпляров.

194

Сэр Джордж Перегрин Янг, 4-й баронет (1872–1952) — писатель, дипломат и президент Кембриджского союза (студенческого дискуссионного клуба). Рыболовное хозяйство «Formosa» на Темзе недалеко от Кукхема, принадлежало Янгам, старым друзьям Стивенов.

195

Скромный в то время лондонский ресторан, располагавшийся на Шарлотт-стрит 30.

196

Энн Уоткинс была литературным агентом из Нью-Йорка.

197

Кэтрин (Кэ) Лэрд Кокс (1887–1938) — выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа. Добрая, надежная и авторитетная женщина, она была хорошим другом для Вулфов, особенно во время длительных периодов болезни ВВ. Смерть поэта Руперта Брука в 1915 году усилила боль Кэтрин от их неразрешенного любовного романа, но в 1918 году она вышла замуж за Уильяма Эдварда Арнольд-Форстера.

198

Генри Лэмб (1883–1960) — младший брат Уолтера Лэмба. В 1905 году он бросил изучение медицины и занялся живописью. До войны, во время которой Генри служил в Медицинской службе Вооруженных сил Великобритании и был официальным военным художником, ему покровительствовала Оттолин Моррелл, и в течение нескольких лет он был объектом симпатий Литтона Стрэйчи. В 1911–1912 гг. Генри, известный донжуан, добился любви Кэ Кокс, что вызвало приступ ревности у Руперта Брука и привело его к нервному срыву.

199

Этель Энн Присцилла Гренфелл, баронесса Десборо (1867–1952) — аристократка.

200

Не до конца ясно, что имеет в виду ВВ, поскольку эссе с таким названием было выпущено в 1924 году, а позже переработано и включено в сборник «Обыкновенный читатель». Возможно, она хотела расширить и дополнить его.

201

Роберт (Боб) Калверли Тревельян (1872–1951) — английский поэт и переводчик, выпускник Кембриджа и член общества «Апостолов»; старый друг Вулфов.

202

Джеффри Лэнгдон Кейнс (1887–1982) — хирург и библиограф, младший брат Мейнарда.

203

Мейнард Кейнс и Лидия Лопухова поженились в регистрационное бюро Сент-Панкрас (там же, где и Леонард с Вирджинией) 4 августа 1925 года.

204

Бонами Добри (1891–1974) — британский ученый и профессор литературы в Университете Лидса с 1936 по 1955 г. Вулфы публиковали статьи Добри в своей серии «Hogarth Essays», но не печатали никакие его романы до 1932 года.

205

Елена Элизабет Рэтбоун (1878–1964) — жена Брюса Ричмонда. В юности она принадлежала к светскому кругу Даквортов и Стивенов. Ею восхищался старший брат ВВ, Тоби.

206

См. ВВ-Д-II, 31 января 1920 г. Брат ЛВ Эдгар и его жена жили на Кастелло-авеню 7.

207

Эндрю Марвелл (1621–1678) — английский поэт, представитель классицизма.

208

Роберт Геррик (1591–1674) — английский поэт, ученик и друга Бена Джонсона.

209

Кленнелл Анструтер Уилкинсон (1883–1936) — журналист и автор популярных биографий; выпускник Кембриджа; друг, сокурсник и шурин Д.К. Сквайра, редактора «London Mercury». Сквайр и его приспешники внесли значительный и, по мнению ВВ, печальный вклад в общественную жизнь Родмелла.

210

В своем ответе (от 8 сентября; см. ВВ-П-III, № 1577) на просьбу Элиота, ошибочно датированном 3 сентября, ВВ пишет о необходимости переиздания «Бесплодной земли» (1923), выпущенной «Hogarth Press». 10 сентября в ЛПТ появилось объявление издательства «Faber & Gwyer» о предстоящей публикации сборника стихов Т.С. Элиота, «включающего распроданную “Бесплодную землю” и другие недоступные или ранее не опубликованные произведения». Параллель с Джеком Хатчинсоном и миссис Элиот осталась без объяснений.

211

Так ВВ и ЛВ называли мир журналистики и пропаганды, а также использовали это слово в качестве эквивалента «Груб-стрит» (пристанище литературных писак), но с намеком на социальную неполноценность.

212

Исторический район Лондона. О визите ВВ в Гринвич см. 27 марта 1926 года.

213

Кенвуд-хаус — резиденция Уильяма Мюррея, 1-го графа Мэнсфилда (1705–1793), расположенная в лондонском районе Хампстед на северо-западе Камдена. С 1928 года — общественный художественный музей.

214

Район Лондона, часть административного боро Хаунслоу.

215

Популярная сеть чайных комнат компании «Aerated Bread Company» (A.B.C.).

216

Джеральд Хью Тиритт-Уилсон, 14-й барон Бернерс (1883–1950) — британский композитор, художник и писатель, унаследовавший титул от своего дяди в 1918 году. ВВ познакомилась с ним в 1924 году.

217

«Высококлассный граммофон», производившийся фирмой «Alfred Graham & Co» их Южного Лондона. Примерно в это время ЛВ начал рецензировать грампластинки для N&A.

218

ВВ вышивала крестиком чехол для кресла по эскизу Ванессы Белл (см. ВВ-П-III, № 1576).

219

Герберт Эдвард Рид (1893–1968) — поэт, литературный и художественный критик, педагог, крупнейший организатор и авторитет художественной жизни Англии 1920-х − 1950-х годов. В 1925 году он работал помощником хранителя музея Виктории и Альберта.

220

Герберт Альберт Лоуренс Фишер (1865–1940) — двоюродный брат ВВ, историк, педагог и либеральный политик. В 1914 году он стал вице-канцлером Шеффилдского университета. В конце 1916 года премьер-министр Великобритании назначил его министром образования, и эту должность Герберт Фишер занимал вплоть до роспуска коалиционного правительства в октябре 1922 года. В 1925 году его назначили директором Нью-колледжа Оксфорда.

221

«Библиотека современных знаний домашнего университета» — серия научно-популярных книг первой половины XX века, состоявшая из более чем 200 томов.

222

В начале сентября Кейны отправились в Россию, чтобы Мейнард принял участие в праздновании 200-летия Академии наук в Ленинграде в качестве официального представителя Кембриджа. Кроме того, они навестили родителей Лидии. Свою реакцию на советский режим он изложил в трех статьях для N&A, выпущенных издательством «Hogarth Press» в виде брошюры под названием «Впечатление о советской России» в декабре 1925 года.

223

Поль Сезанн (1839–1906) — французский живописец-постимпрессионист.

224

Анри Эмиль Бенуа Матисс (1869–1954) — французский живописец, гравер и скульптор.

225

Михаил Иванович Калинин (1875–1946) — российский революционный, советский государственный и партийный деятель.

226

Григорий Евсеевич Зиновьев (1883–1936) — русский революционер, советский политический и государственный деятель, расстрелянный 25 августа 1936 года.

227

В конце лета 1924 года Литтон Стрэйчи, Кэррингтон и Ральф Партридж переехали из Тидмарша в Хэм-Спрей-хаус (Хангефорд). Осенью 1925 года Литтон остановился сначала в Чарльстоне, а затем у Кейнсов в Айфорде, откуда и приехал к Вулфам.

228

Дэвид (Банни) Гарнетт (1892–1981) — писатель и издатель, изначально учившийся на натуралиста. Он служил во Франции в квакерском отряде помощи, в 1917 году они с Дунканом Грантом жили на ферме Чарльстон и, будучи пацифистами, вместо военной службы работали на ферме Ньюхаус, занимаясь пчеловодством. Летом 1924 года он отказался от партнерства в книжном магазине, который открыл в 1919 году вместе с Фрэнсисом Бирреллом, чтобы посвятить себя писательству и сельской жизни. В 1925 году Банни выпустил третий роман «Возвращение моряка», а его второй, «Человек в зоологическом саду» вышел на год раньше. Дэвид был дважды женат, в том числе на дочери Ванессы Белл, Анжелике.

229

В 1923 году Вулфы опубликовали первую книгу Герберта Рида (см. 14 сентября 1925 г.) «Мутации феникса», а в октябре 1925 года выпустили «В уединении»; его первой книгой для «Faber & Gwyer» должен был стать сборник «Разум и романтизм. Очерки литературной критики» (1926).

230

Деревня и гражданский приход в Эссексе.

231

Операция была призвана облегчить глухоту Карин Стивен. Роман ее служанки Лотти (см. ВВ-П-III, №1590) также был неудачным.

232

Фрэнсис Элинор Рендел (1885–1942) — дочь старшей сестры Литтона, Элинор. Она изучала историю и экономику в Ньюнем-колледже Кембриджа и до 1912 года работала в Национальном союзе женских суфражистских обществ; затем она выучилась на врача и после военной службы в Румынии и на Балканах стала врачом общей практики в Лондоне. ВВ доктор Рендел начала лечить, когда Вулфы переехали на Тависток-сквер в 1924 году.

233

Маргарет (Мадж) Воган (1869–1925) — третья дочь писателя Джона Эддингтона Саймондса. В 1898 году она вышла замуж за кузена ВВ, Уильяма Вогана. Ее похоронили на кладбище Хайгейт 7 ноября после службы в часовне школы Рагби накануне. В юности ВВ почитала Мадж; она была первой женщиной, «пленившей ее сердце» (см. КБ-I).

234

В 1913 году Вита Сэквилл-Уэст вышла замуж за Гарольда Джорджа Николсона (см. Приложение 1), дипломата по профессии. С 1920 года он работал в Министерстве иностранных дел в Лондоне, а теперь был назначен советником британского посольства в Тегеране. Вита, испытывавшая ужас перед ограничениями и формальностями жизни дипломатов, осталась в Лонг-Барне, их загородном доме в Кенте, но присоединилась к мужу в Персии на два месяца весной 1926 года, а затем снова в 1927 году.

235

Жан Ипполит Маршан (1883–1940) — французский живописец, художник-монументалист, чьи работы были представлены на Второй выставке постимпрессионистов в Лондоне в 1912 году, где им очень восхищались. Он был приятелем супругов Равера.

236

Статья Э.М. Форстера «Романы Вирджинии Вулф» вышла апрельском номере «New Criterion» 1926 года.

237

ЛВ и Дэди Райландс планировали выпуск серии книг под названием «Лекции по литературе от “Hogarth Press”»; ВВ должна была внести свой вклад в виде тома о художественной литературе. Она несколько раз упоминает это в своем дневнике с настоящего момента по сентябрь 1928 года, а также в письмах 1927 года. Книга ВВ так и не вышла в серии, но в итоге была опубликована в виде трех статей под названием «Фазы художественной литературы» в нью-йоркском журнале «Bookman» в 1929 году.

238

Елизавета I (1533–1603) — королева Англии и Ирландии с 1558 года и до своей смерти.

239

Цитата из стихотворения Перси Шелли «Стансы, написанные в унынии вблизи Неаполя» (в пер. Вильгельма Левика).

240

В ответ на письмо Т.С. Элиота с просьбой писать для его нового журнала ВВ отправила ему свою статью «О болезни» 14 ноября. Открытка Элиота, из которой следует, что «он не в восторге», не сохранилась, но статья вышла в январском номере «New Criterion» 1926 года.

241

ЛВ был редактором ежемесячного издания «International Review» с момента его основания в 1919 году и до слияния с «Contemporary Review» в конце 1925 года.

242

Реджинальд (Ральф) Шерринг Партридж (1894–1960) — выпускник Оксфорда, дослужившийся во время войны до звания майора. Летом 1918 года он познакомился с Дорой Кэррингтон и с Литтоном. Любовь к Доре втянула Ральфа в очень тесный тройственный союз. С октября 1920 по март 1923 года Ральф работал в «Hogarth Press», но его характер и поведение были для Вулфов источником постоянного раздражения (см. ВВ-Д-II).

243

Кэтрин Мэнсфилд (1888–1923) — английская писательница родом из Новой Зеландии, умершая от туберкулеза. Узнав о смерти подруги, ВВ написала: «Затем, как это обычно бывает со мной, я начала видеть зрительные образы, один за другим, и во всех них Кэтрин надевала белый венок и покидала нас — призванная, достойная, избранная» (см. ВВ-Д-II, 16 января 1923 г.).

244

ЛВ был очень заинтересован тем, что он называл «странной психологией “глупцов”» — типа, описанного Толстым в автобиографии и изображенного Достоевским в «Идиоте». По мнению ЛВ, “глупцы” «абсурдны в обычной жизни и по меркам разумных практичных людей»; они «ужасно просты и в то же время катастрофически сложны» (см. ЛВ-I, ЛВ-III).

245

Роман Э.М. Форстера «Поездка в Индию» вышел в 1924 году, но ВВ не публиковала никаких комментариев к нему до ноября 1927 года.

246

Роберт Сеймур Бриджес (1844–1930) — английский поэт, а с 1913 года поэт-лауреат; давний друг Роджера Фрая. ВВ встретится с ним в Гарсингтоне в 1926 году (см. 1 июля 1926 г.).

247

Даниель Дефо (1660–1731) — английский писатель и публицист, известный главным образом как автор «Робинзона Крузо».

248

Эмили Джейн Бронте (1818–1848) — английская писательница и поэтесса, средняя из трех сестер Бронте, автор романа «Грозовой перевал» и ряда стихотворений.

249

Леди Кромер, Кэтрин (Кэти) Тинн (1865–1933) — первая жена Ивлина Бэринга, 1-го графа Кромера. ВВ знала Кэтрин и ее сестру Беатрису Тинн еще со времен Гайд-Парк-Гейт.

250

Ивлин Бэринг, 1-й граф Кромер (1841–1917) — политический деятель, британский администратор и генконсул в Египте.

251

Ивлин Бэринг (1903–1973) — сын леди Кромер, выпускник Кембриджа, а впоследствии губернатор Южной Родезии, Верховный комиссар по Южной Африке и губернатор Кении.

252

Этель Сэндс (1873–1962) — художница американского происхождения, которая с детства жила в Англии. Она училась в Париже, работала с художником Уолтером Сикертом и была одной из основательниц Лондонской группы художников.

253

ВВ поехала в гости к Вите Сэквилл-Уэст в Лонг-Барн 17 декабря; по мнению, Найджела Николсона — сына Гарольда и Виты, редактора писем ВВ, — это было «начало их любовного романа» (см. ВВ-П-III). ЛВ присоединился к ним днем 19 декабря, а на следующий день Вита отвезла их обоих обратно в Лондон.

254

Город в западной части графства Кент.

255

Чатсуорт-хаус — один из самых пышных «домов-сокровищниц» Англии, на протяжении столетий служивший главной резиденцией герцогов Девонширских из семейства Кавендишей.

256

У Виты и Гарольда было двое детей: Бенедикт (1914–1978) и Найджел (1917–2004).

257

Путешествие Виты из Каира в Персию в марте следующего года описано в ее книге «Пассажир в Тегеран», опубликованной издательством «Hogarth Press» в 1926 году. ВВ, вероятно, прочла стихотворение Виты «На озере», опубликованное через несколько дней в N&A от 26 декабря 1925 года.

258

Тем не менее Вулфы опубликовали книгу Мэри Хатчинсон «Осколки» в июне 1927 года.

259

Э.М. Форстер отправил ВВ на прочтение свою статью о ней (см. 27 ноября 1925 г.).