Про всё. Сборник рассказов

Виктория Рожкова

В сборнике собраны самые любимые рассказы читателей.⠀Почему Сенечка обрадовался ворам?Отчего Катя сбежала от мужа?Зачем Михалыч разговаривал с цветком?Как Вовка отомстил отчиму?Что нашла Лена, отчего её мир рухнул?⠀И ещё много «почему», «зачем» и «отчего» в каждой истории. Финал будет неожиданным.В сборнике рассказы из книги «Плохое слово» и другие произведения.

Листочек в клеточку

Михаил Петрович поздоровался с соседкой и нажал кнопку вызова лифта. В ответ — глухое молчание и неповиновение. Он попробовал ещё раз — бесполезно.

— Так не работает! — весело отозвалась соседка, уже закрывая дверь в подъезд.

Михаил Петрович смачно матюгнулся и отправился пешком на седьмой этаж. Дорога домой заняла минут пятнадцать. На каждом этаже Михаил Петрович останавливался и переводил дух, не забывая сыпать проклятия в адрес управляющей компании.

Уже третий день за неделю лифт перестаёт подавать признаки жизни, а ремонтную бригаду приходится ждать по нескольку часов.

— Сволочи проклятые! — ругался Михаил Петрович.

— Чё случилось, Петрович? — упитанный сосед Гриша решил вынести мусор.

— Да лифт опять не работает! За что деньги платим?! Я старый больной человек — в следующий раз могу просто не дойти до своей квартиры. И никому до этого нет дела!

Опрокидывая ведро в мусоропровод, Гриша печально заметил:

— Это же Россия, Петрович. Чем меньше старых и больных — тем веселее правительству. Может, неработающие лифты — это программа по истреблению пенсионеров? А?

— Да пошли все… — пробубнил Михаил Петрович.

В этом доме Михаил Петрович прожил всю жизнь. Сначала с родителями, затем привёл жену, но через пару лет выгнал. Умерли родители, поменялся мир. А квартира как была, так и осталась. В последнее время вид у неё был, мягко говоря, запущенный. Обои отваливались везде, где только можно. Текли краны, скрипел паркет. И не то, чтобы руки не доходили до ремонта, просто не попадался необходимый материал.

Несколько лет назад Михаил Петрович увидел небрежно сваленные смесители возле мусорного контейнера. Видимо, делали дорогой ремонт в квартире и старые смесители выбросили на помойку. Не пропадать же добру! С помощью этой находки Михаил Петрович поменял все краны в своей «двушке». А ещё некоторое время назад соседи хотели избавиться от купленных когда-то давно обоев (жуткий дефицит, который так и не пригодился). Таким образом Михаил Петрович привел в очень даже приличный вид большую комнату и прихожую. К сожалению, время не стоит на месте. Таких ухарей, как Михаил Петрович, хватало по всей стране. Не успевал он «к раздаче». И возраст не тот — почти 70 лет. Хотя многие старики в свои 60 были ещё «ого-го»! Кто-то, но не Михаил Петрович. Сердце болело, давление выделывало непонятные пируэты. Ни нагнуться толком — схватывала поясница. А в последнее время начались проблемы с ногой. Михаил Петрович исправно ходил в местную поликлинику. Но таких, как он, там не любили. В регистратуре, не спрашивая имени, брезгливо подавали медицинскую карту. Вместо нормального разговора врач стремительно выписывал рецепт, особо не вдаваясь в подробности. А разве он, Михаил Петрович, виноват в том, что поговорить ему не с кем? Разве он виноват в своих болячках, которые вылезают, словно грибы после дождя? Может быть, сложилась бы жизнь иначе — и нянчил бы сейчас внуков, даже не вспоминая о том, что где-то болит. Но, увы, не дал Бог детей.

Михаил Петрович направился на кухню. Из крана тоненькой струйкой вытекала вода, оставляя проложенный ржавый след. Попробовал закрутить — бесполезно. Махнул рукой и занялся хлебницей. Вернее тем, что в ней осталось. Полбатона белого хлеба — чёрствого и заплесневелого. Михаил Петрович любовно разложил хлеб на доске, и разрезал на маленькие кусочки. Аккуратно разложил на противне и поставил в духовку. Через несколько минут будут сухарики. Но сухарики — это не еда, а легкое дополнение к чаю. Михаил Петрович взял кастрюлю и направился к мешку с гречкой. По дороге споткнулся о мешок с сахаром. В общей сложности таких замечательных мешков в доме было немало. Любил Михаил Петрович делать оптовые закупки — в целях экономии. Потом можно было на протяжении года или двух не беспокоиться о наличии риса, гороха, макарон. С мясом было сложнее — его на несколько лет вперёд не закупишь. Но и здесь Михаил Петрович нашёл выход. Когда душа требовала мяса, он отправлялся на рынок и искал самые дешёвые собачьи наборы. Мяса, может, и не очень много, но бульон получался неплохой. А если раскошелиться и добавить бульонный кубик «Магги» — праздник живота обеспечен. Когда-то давно Михаил Петрович работал на заводе и зарабатывал неплохие деньги. Даже ездил в командировки. Но та жизнь давно осталась в другом мире. Мир, который вдруг повернулся к пожилым людям самым отвратительным своим местом. Не было больше пионеров, с искренним азартом собирающих металлолом и макулатуру, а также лихо уступающих места в транспорте бабушкам и дедушкам. Не было больше поздравительных открыток с завода. Пенсия, обеспечивающая старость, неожиданно трансформировалась в жалкую подачку. Всё изменилось так неожиданно и бесповоротно, что Михаил Петрович до сих пор не мог разобраться, во что верить. Раньше все верили в светлое будущее. А сегодня, просматривая выпуски новостей и политические программы, Михаил Петрович сомневался. Сомневался в словах, которые звучали с экрана и пытались достучаться до его сознания, слишком громкими они были при условии, что ничего не менялось. Сомневался в людях, которые их произносили, слишком ухоженный и лощёный вид у них был.

Звонок в дверь заставил Михаила Петровича оторваться от перебирания гречки.

— Петрович, поделись солью, — на пороге стояла Раиса Филипповна — соседка по лестничной площадке.

— Ты знаешь, что солью делиться к ссоре? — предупредил Михаил Петрович.

— Знаю, только нам с тобой делить нечего. А лифт не работает — я бы уже давно сама сходила, — не растерялась соседка.

Михаил Петрович взял стаканчик и ушёл на кухню. Соль у него хранилась в огромной банке. Насыпал немного в стакан. А вдруг мало? Досыпал ещё немножко. Показалось, что много. Отсыпал обратно в банку. Вернулся к соседке.

— Как напИсал! — не удержалась Раиса Филипповна.

— А тебе чего — огурцы солить? — огрызнулся Михаил Петрович, не любивший намёков на его жадность.

С самого утра Михаил Петрович затеял стирку. Перед этим два часа провозился со стиральной машинкой «Золушка». Да, умели придумывать названия в прежние времена! «Золушка» из миловидной девочки превратилась в ржавую старуху, век которой, судя по всему, был сочтён. И разбирал её Михаил Петрович, и стучал по ней, и даже пытался поговорить. Бессмысленно. «Золушка» умерла. Пришлось Михаилу Петровичу, кряхтя и постанывая, замачивать бельё в тазиках, перед этим натерев хозяйственное мыло на тёрке. Нет ничего лучше хозяйственного мыла, так считал Михаил Петрович. А вся эта реклама стиральных порошков — обычное выманивание денег у народа.

Уже днём, передохнув после мучительной стирки, Михаил Петрович отправился в магазин за хлебом. Лифт работал, Гриша снова выносил мусорное ведро (они там что — из-за стола не вылезают, что ли?!). По инерции проверил почтовый ящик. Вместо бесплатной газеты или квитанции об оплате очередных коммунальных услуг в ящике белел конверт. Михаил Петрович растерялся. Поздравление с завода? Но нет праздников. А может, рекламная акция каких-нибудь прохиндеев? Михаил Петрович осторожно достал письмо. На конверте — неуверенный почерк. Обратный адрес — город Ростов. Ростов! Масса приятных воспоминаний заполнила Михаила Петровича. В этот город он ездил в командировку. Какие там люди! Какие рестораны!

Затея с хлебом была отложена на неопределённый срок. Сжимая в руках письмо, Михаил Петрович вернулся домой. Нацепил очки, обмотанные изолентой и кое-как держащиеся на носу. Вскрыл конверт.

«Здравствуй, Миша!

Наверное, ты сейчас пытаешься понять, от кого это письмо. Помнишь Любу Дворцову? Это я. Уже не Дворцова — да это неважно. Мужа моего давно нет в живых…»

На этом моменте Михаил Петрович на несколько секунд отложил письмо в сторону. Конечно же, он помнил Любу Дворцову! Весёлая девушка — хохотушка и заводила. Из-за неё чуть не была сорвана командировка. Все ночи подряд они с Любой гуляли и даже признавались друг другу в любви. А днём Михаил Петрович (тогда ещё Миша) ничего не понимал из того, что ему говорили коллеги. Единственная мысль стучала в голове — спать. Уезжая из Ростова, он вроде бы оставлял Любе свой адрес. Или нет? По крайней мере, она никогда ему не писала. Да и женился он через год на другой. Михаил Петрович снова поднёс листочек к глазам.

«Очень надеюсь, что ты не переехал. Иначе нет смысла в этом письме. Миша, я очень больна. Врачи не говорят ничего хорошего. Они вообще ничего не говорят, но чувствую себя с каждым днём всё хуже и хуже…»

Михаил Петрович снова отвлёкся и попытался представить Любу Дворцову спустя 40 лет. Не получалось. Она написала, что мужа её нет в живых, а сама умирает. Может, любила его, Михаила Петровича, всю жизнь и теперь хочет попрощаться? Михаил Петрович тут же представил, сколько сейчас стоят билеты в Ростов. Наверное, не дёшево. А он больше не работает — так что завод поездку не оплатит.

«Когда ты уехал, я хотела написать тебе письмо. У тебя тоже был мой адрес и даже телефон. Но ты пропал. И я подумала, что мы тебе не нужны. Я и твой сын Миша…»

Михаил Петрович отбросил письмо, словно белый листок в клеточку обжег ему пальцы. Какой сын Миша?! Неужели после всех признаний в любви (сейчас ему было неловко вспоминать о том, что ещё происходило помимо признаний) — у Любы родился мальчик, о котором она ему не сообщила? Разве может такое быть? Ведь женщины существа хитрые и настырные. Их самое любимое слово — алименты.

Михаил Петрович достал из кармана рубашки пузырёк с нитроглицерином. Сунул под язык. Подождал, пока успокоится разбушевавшееся сердце.

«39 лет назад у тебя родился сын, которого я назвала в твою честь. Жили мы не очень хорошо, но я узнала, что ты женился. И побоялась просить о помощи. А вскоре и сама вышла замуж за хорошего человека. Николай стал Мише вторым отцом, но он умер. А скоро умру и я. Никого у Миши нет. Никого, кроме тебя. С самого его детства я не скрывала, при каких обстоятельствах он родился. Поэтому Миша знает, кто его настоящий отец. Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Если у тебя семья, дети — Миша всё равно не помешает. Он взрослый мужчина, добрый и хороший. Но мне очень хотелось бы знать, что он не останется один. Если это письмо тебя нашло, и ты согласен познакомиться со своим сыном — позвони мне, пожалуйста…»

Ниже был написан телефон. Михаил Петрович снова полез за нитроглицерином. Узнать в 70 лет о том, что у тебя есть сын… Михаил Петрович пока не мог разобраться в чувствах, которые испытывал. Покосился на старенький телефон — как бы ни пришлось вызывать скорую помощь. Самое лучшее успокоительное средство — заняться домашними делами. Михаил Петрович отправился перебирать рис — на будущее. И думать… Думать о том, как изменилась его жизнь после этого листочка в клеточку. Но изменилась ли?

Уже поздно вечером Михаил Петрович вспомнил, что так и не купил хлеба. Зато риса перебрал почти весь мешок. Но всё никак не мог решиться: звонить Любе или нет. Весть о взрослом сыне заставляла сердце Михаила Петровича сбиваться с нормального ритма. И, казалось бы, нет ничего плохого в этой неожиданной новости. Но Михаил Петрович никому не верил. Столько лет жили без него, и вдруг он понадобился! Может, с жильём проблемы? Или рассчитывают на какое-нибудь богатство? При этой мысли Михаил Петрович нахмурил густые брови. На его сберкнижке лежало около восьмидесяти тысяч рублей. Сумма не маленькая, но каждая копейка была пропитана потом и отказом от более достойной жизни. Зачем ремонт в квартире, если в ней никто, кроме Михаила Петровича, не живёт? Зачем тратить деньги на колбасу, если это временное удовольствие потом смывается в известном месте?

Долго думал Михаил Петрович. Взвешивал все «за» и «против», тянулся к телефону и отдёргивал руку. Наконец, поняв, что терять ему, в принципе, нечего, Михаил Петрович набрал номер, указанный в письме. Через несколько гудков, в трубке послышался тихий голос:

— Алло…

Михаил Петрович откашлялся:

— Люба?

В трубке замолчали, но уже через секунду тот же голос воскликнул:

— Миша!

Ну, вот и поговорили. О чём спрашивать?

— Миша, ты получил письмо… — Люба говорила с некоторым трудом. — Я расстроила тебя? В твоей семье какие-нибудь проблемы?

— У меня нет семьи, — Михаил Петрович хотел ответить просто, но получилось с некоторой горделивой ноткой.

Люба замолчала.

— И детей тоже нет, — эту фразу Михаил Петрович выпалил неожиданно, как будто бы из принципа.

— У тебя есть Миша, — возразила Люба. — Можно он к тебе приедет?

— Надолго? — вырвалось у Михаила Петровича.

Люба вздохнула:

— Да нет, на пару-тройку дней. Познакомитесь, а потом он вернётся домой. Ты не волнуйся, у нас трёхкомнатная квартира.

Михаилу Петровичу стало очень неудобно. И вопросы он не те задаёт и, вообще, ведёт себя, как трусливый мальчишка. С другой стороны — этот мир жесток. Чего можно ожидать в следующую минуту, предположить не мог никто.

— Когда Миша возьмёт билеты, я перезвоню, — сказала Люба.

Разговор окончен. Михаил Петрович испытал странное чувство — он не один. Но тут же одёрнул себя. Никто не знает, что может из этого получиться. Достал пузырёк с нитроглицерином, перевёл дыхание и направился к тайнику.

В тайнике у Михаила Петровича хранилась шкатулка с драгоценностями. Когда он выгнал из дома эту стерву (жену), то драгоценности забрать с собой не разрешил. Несколько массивных перстней, три золотых цепочки, изумительной красоты брошь, которая досталась ему от мамы. Михаил Петрович долго разглядывал украшения, протёр их бархатной тряпочкой. Затем пересчитал деньги, которые тоже лежали в тайнике. Пять тысяч рублей. Надо завтра отнести их в сберкассу. Чем меньше соблазна — тем лучше. Наконец, закрыл дверцу импровизированного сейфа и прикрыл ковром, который висел на стене. Отошёл на пару метров и пригляделся. Успокоил себя мыслью о том, что догадаться о тайнике практически невозможно. А если сыночек не так прост, каким его описывает мать? Михаил Петрович запустил руку в седую шевелюру. Что ж, найти тайник можно, если сильно захотеть. Но вот открыть его вряд ли получится. Михаил Петрович взглянул на ключ. И его осенило!

Сын приехал через неделю. Так сильно Михаил Петрович не волновался уже много лет. Ходил из угла в угол, поглядывая на ароматно пахнущие кастрюльки на плите. Сын всё-таки! Михаил Петрович решил на этот раз отказаться от собачьего набора, а купил настоящий кусок мяса, из которого наделал котлет. Салат из огурцов и помидоров гордо красовался посередине стола.

Звонок в дверь. На пороге стоял Михаил Петрович. Только молодой. Такой же, каким он был 40 лет назад. Сомнения в родной крови тут же отпали, но неловкость не могла исчезнуть просто так.

— Здравствуй… отец, — сказал Миша, застыв в дверном проёме.

— Здравствуй… — Михаил Петрович замялся. Слово «сын» было для него новым и пока непривычным.

Церемонии позади. Миша прошёл на кухню с двумя огромными сумками. Когда он начал выкладывать содержимое на стол, Михаил Петрович растерялся. Тут тебе и колбаса трех видов, курица замороженная, копчённая, какие-то банки с черными бусинами, нарезки, мясо в упаковке. Под конец Миша достал бутылку водки. Смущённо улыбнулся: «Взрослые, вроде. Выпьем за встречу?»

Конечно, Михаил Петрович не отказался. Но про себя решил разузнать — не страдает ли сынок алкоголизмом.

Пир начался в достаточно напряжённой обстановке. Но уже через некоторое время алкоголь растопил суровые мужские сердца. Миша рассказывал о своём детстве, показывал привезённые из Ростова фотографии. Спать отправились уже далеко за полночь. Михаил Петрович не мог не признать — сын ему понравился. Но при всей к нему симпатии спал Михаил Петрович беспокойно. Любой лишний звук заставлял его напрягаться и вслушиваться. Бог его знает, что у парня на уме. Колбасой задобрил, а во сне горло перережет. Только под утро Михаил Петрович смог немного успокоиться и нормально заснуть.

— Ну что, отец, Москву покажешь? — несмотря на количество выпитого (Миша бегал ночью в павильон за дополнительной порцией алкоголя), сын выглядел весьма прилично.

— А чего её показывать? Как была Москва — так и осталась. На Красную площадь тебя, что ли, отвезти? — Михаил Петрович чувствовал в голове лёгкий туман.

— Хоть на Красную, хоть на Зелёную. Когда ещё в Москве буду? А так и с тобой пообщаемся, и матери будет что рассказать. Она ведь так и не была ни разу в столице, — при мысли, что, скорее всего, и не будет, Миша нахмурился.

Михаил Петрович понял, о чём думает сын. Жалко его стало. Поэтому, не обращая внимания на туман в голове, начал быстро собираться.

Весь день они ездили по Москве. И на Красной площади побывали, и в парке имени Горького. Даже в кафе заходили. Михаил Петрович почувствовал себя в этом заведении крайне неуютно. Но милая официантка общалась исключительно доброжелательно, а когда Миша расплачивался по счёту, что-то вроде гордости за себя шевельнулось в душе Михаила Петровича. Надо же — жил один, покупал косточки на рынке. А сейчас за него сын платит. Наверное, тысячу рублей отдал. Кошмар!

Домой возвращались уставшие, но довольные. По дороге снова купили бутылку водки, но договорились, что больше одной сегодня пить не будут.

— Миша, а ты вообще — любитель употребить? — поинтересовался Михаил Петрович.

Миша сначала отца не понял, но потом рассмеялся.

— То, что ты имеешь в виду, нет. Сейчас есть повод, а так я работаю с утра до вечера. Некогда мне пить. И неохота.

Отлегло у Михаила Петровича от сердца.

И снова разошлись далеко за полночь. На этот раз Михаил Петрович успел рассказать о своей жизни — Миша просил. Но за водкой больше не ходили, как и договорились.

В эту ночь Михаил Петрович спал спокойнее. Но шальная мысль о том, что всё гладко не бывает, не давала ему покоя. Узнав о существовании сына, Михаил Петрович не сразу бросился названивать его матери. Он думал. А о чём же тогда думает Миша, первый раз увидев отца в 40 лет и спокойно называя его «папа»? Может, не всё так просто?

Новый день Миша решил посвятить рабочим делам. Извинился перед отцом и уехал о чём-то с кем-то договариваться. Михаил Петрович смутно понимал принцип Мишиной работы — нечто, связанное с современными технологиями. Вот если бы Мишу интересовала самая дешёвая картошка в городе…

Михаил Петрович хотел сходить в магазин, но оказалось, что незачем. Холодильник забит всем необходимым. Такой роскошной еды он не пробовал никогда в жизни. В местный супермаркет не заходил ни разу — зачем душу травить? А иметь представление о деликатесах позволяли фильмы, которые Михаил Петрович смотрел в огромных количествах — делать-то больше нечего.

Завтра Миша уезжает. Никаких разговоров о том, кому достанется квартира после смерти отца. Никаких вопросов о накоплениях. Михаил Петрович зачем-то подошёл к тайнику и проверил — закрыт ли. Всё было на своих местах. Зазвонил телефон — явление редкое для Михаила Петровича.

— Алло, пап, это я. Можно я подъеду с другом? Это армейский товарищ, хочу вас познакомить.

Сердце Михаила Петровича упало. Ну вот — началось.

— Приезжайте, — дрогнувшим голосом ответил он сыну и положил трубку.

Какой-то друг, армейский якобы, теперь ещё будет что-то здесь вынюхивать. Михаил Петрович положил под язык очередную таблетку нитроглицерина.

— Это Иван. Знакомьтесь. А это мой отец — Михаил Петрович, — Миша был в хорошем настроении, совершенно не обращая внимания на не очень гостеприимное поведение отца.

А Михаил Петрович насупился, вяло пожал руку армейскому другу сына и ушел на кухню. Готовить он ничего не стал принципиально. Но Миша не обиделся, нырнул в холодильник и появился уже с колбасой, сыром и банкой паштета. Постепенно завязался разговор. Михаил Петрович начал высказываться, горячо одобряя или осуждая поступки правительства. Затем речь зашла о войне в Чечне. Михаил Петрович стучал кулаком по столу, все старались друг друга перекричать. Жуткое дело — разговоры о политике. Когда часы показывали одиннадцать вечера, Иван засобирался домой.

— Я тебя почему ещё пригласил? — начал Миша. — Это мой отец. Он, как ты видишь, живёт один.

Михаил Петрович насторожился.

— Пожалуйста, позванивай ему и спрашивай, что нужно. Я далеко. А не дай Бог что-нибудь случится, и помочь некому.

— Да я и так всё понял, — Иван, дурачась, отдал честь.

Уходя, записал номер своего телефона на обоях в прихожей, над стареньким телефонным аппаратом.

Долго размышлял Михаил Петрович над словами сына. Получается, что Миша переживает за отца? Странное дело. Увиделись первый раз пару дней назад. И вот уже парень волнуется. А разве такое может быть? Он, Михаил Петрович, ни о ком никогда не заботился. Может, это не забота, а продуманный план? Только приняв решение сменить замки после отъезда сына, Михаил Петрович смог уснуть.

С самого утра Миша снова куда-то исчез. Сказал «за покупками». Через четыре часа поезд, а он решил по магазинам пробежаться. Михаил Петрович злился. Но не мог понять, почему: из-за нерасторопности сына или терзала обида за утекающее время, которое можно было бы провести вместе? Наконец, в дверь позвонили. За Мишиной спиной маячили два парня с огромной коробкой в руках.

— Пап, я тебе машинку стиральную купил. Твоя ведь не работает.

Добры молодцы, матерясь, втащили коробку в прихожую. Миша обратил внимание на то, как часто задышал отец.

— Ты что?! — возмутился он. — Не смей так волноваться! Было бы из-за чего! Как я тебя в таком состоянии оставлю?

Михаил Петрович не мог ничего ответить. Кто-то очень сильный сжал сердце и не собирался отпускать.

— Где твои таблетки?! — в Мишином голосе послышался страх.

Михаил Петрович трясущимися руками достал пузырёк. Через несколько минут железная хватка исчезла.

— Пап, я тебе деньги оставлю, чтобы машинку подключили. Чёрт, не успеваю уже. Давай быстренько присядем на дорожку, — Миша сел на тумбочку в прихожей.

Но Михаил Петрович неожиданно сорвался с места и подбежал к мешку с рисом. Видя, как отец что-то судорожно ищет в рисе, Миша испугался.

— Пап, ты чего?

— Миша, помоги мне! Быстро!

Сын подбежал и стал неловко топтаться возле мешка.

— Высыпай его! — скомандовал отец.

— На пол?! — в Мишином голосе был ужас.

— Ну, высыпай же! Я не сошел с ума… — умоляюще закончил фразу Михаил Петрович.

Миша с трудом, но всё-таки опрокинул мешок с рисом. Михаил Петрович начал быстро и смешно перебирать крупу. Неожиданно в его руке оказался ключ от тайника. Не отвлекаясь ни на секунду, Михаил Петрович подбежал к стене, ловким движением отогнул ковёр и вставил ключ в сейф.

— Ну, ты, отец, даёшь… — Миша усмехнулся, сообразив — что к чему.

А Михаил Петрович тем временем достал из сейфа шкатулку. С тоской посмотрел на содержимое и резко захлопнул.

— Возьми, сынок.

Миша вздрогнул. Но не от вида шкатулки, а услышав первый раз обращение — «сынок».

— Пап, да чего ты выдумываешь? Ещё подумаешь, что я за этим ехал!

Михаил Петрович схватил Мишу за руку и насильно усадил на диван.

— На дорожку, — пояснил.

— Пап… — начал Миша.

— Помолчи, — оборвал Михаил Петрович.

Посидели. Встали.

— Пап… — снова попытался сказать Миша.

Но Михаил Петрович всучил сыну шкатулку и убрал руки. Он начал легонько подталкивать Мишу к двери.

— Пап… — в третий раз попробовал Миша.

— Ничего не говори. Пожалуйста. Езжай с Богом! И… спасибо, что приехал… сынок.

Михаил Петрович буквально вытолкал сына за порог. Закрыл дверь. Достал заветный пузырек. И заплакал глухо и неумело. Тут же о чем-то вспомнил. Подбежал к окну. Миша уже вышел из подъезда, но, пройдя несколько шагов, обернулся. Нашёл взглядом окно и помахал рукой.

— С Богом, сынок, — одними губами прошептал Михаил Петрович.

Под ногами хрустел рассыпанный рис, но он не обратил на него никакого внимания.