Правда о маяках. Возвращение императора

Виктория Прессман

В 3-ей части книги наш герой возвращается домой. Происходит возвращение императора в замок сердца. В книгу вошли воспоминания о паломничествах в Иерусалим, а также карантинные философские размышления последних времен. Героиня снова прошла по Пути Святого Иакова из Le Puy в святой год Компостеллано. Кто знает, возможно, время сжалось, и не было 12 лет скитаний и трудов. Или просто «Лазарь был мертв, а теперь воскрес». Апокалиптический нон-фикшн.

Карантин

Куда дальше, куда теперь? До 1 мая все страны закрыты на карантин. Коронавирус, моровое поветрие. Я без работы. Трачу кредит. Долг мой растет. Немного висит над головой тучка беспокойства, мысли о том, что кредит надо отдавать. Нужны заработки. Нужна хоть какая-то стабильность.

На обратном пути из Пскова в Москву дополнительный дешевый поезд ехал через Великие Луки. До Лук мы были одни в вагоне с одной милой молодой дамой, и сразу нашли общий язык. Все было просто и понятно, и хорошо. Разговорившись, оказалось, что мы еще и живем неподалеку. Я стала рассказывать о своем любимом дубе в заказнике «Сетунь» и об источниках. (Я где-то прочитала, что комбинация дуба и святого источника часто встречается в исторических летописях друидов, древних кельтов). «Два родника. Один облагороженный, другой дикий.» Самое удивительное, оказалось, что заказник простирается и по одну, и по другую сторону аминьевского шоссе. И с каждой стороны по два родника. «Один облагороженный, другой дикий». В Крылатском такая же картина с родниками. Парк Сетунь раскинулся в долине одноименной реки, которая течет далеко на запад и восток. Когда-то в реке этой водились бобры. Кроме того, что мы жили неподалеку друг от друга с попутчицей, у нас был еще целый ряд общностей. Безработица, долги, мысли о переезде и продаже квартиры. Мы обе владели 1 комнатными квартирами примерно одной стоимости. Но мои долги были поменьше, хоть и росли день ото дня. Мама Юли, так звали попутчицу и новую знакомую и соседку, переехала во Псков, а я часто ездила в Печоры псковские, ставшие моей духовной родиной. Я всегда подумывала о том, чтобы осесть там навсегда, писать книги, заниматься рукоделием, молитвой. Приезжать надолго к дяде был больше не вариант, мы не общались и хотя у меня все еще были ключи, я чувствовала себя нехорошо от мысли о незаконном вторжении на чужую территорию. Пусть даже эта территория была мной воскрешена и очищена, я не была владельцем. Мне нужно было что-то свое. В Луках как обычно в вагон набилось много народу. И будто и не бушевала в мире никакая пандемия. Бабушки ехали в санаторий, кто-то транзитом через Москву и на юг.

На дворе к кризису и обвалу рубля добавились суровые меры по пресечению распространения коронавируса. Количество пострадавших по всему миру не было таким уж большим, даже скорее ничтожным и реакция СМИ и политиков и государств на происходящее была просто чудовищно несоразмерной реальному положению вещей. Все было закрыто, города опустели. Магазины, рестораны, предприятия оказались на грани банкротств, людей поувольняли или посадили на удаленку, эти меры, а не коронавирус сам по себе наносили огромный ущерб жизням людей и экономике государства. Такая накрученная паника была причиной разбитых судеб, невыплаченных долгов, будущее было туманным и неясным. Ясным было только одно — мир никогда больше не будет прежним. И на фоне всего этого светило солнце с резким переходом с ночного мороза к нагревающемуся дню. Холодное утро и зябкий вечер. Мы гуляли с новой знакомой на ее стороне заказника. Заказник там казался больше похожим на лес, ландшафт был более интересным, гористым, мостики соединяли берега речушки Сетунь. Вода в источнике была солоноватой на вкус. Еще на пике этого массового помешательства и вирусной информационной атаки я стала снова владеть черно белыми клавишами. Мои руки стали меня слушаться. И пусть весь мир катится в тартарары, я буду играть свою музыку.

Заговоренная ветрами, песками, лесами, вопиющей зеленью вечной весны, чьей-то любовью, проклятая, простившая, отпустившая, заговоренная прощением и благодарностью, убаюканная дубами, музыкой сфер, вошедшая 2 раза в одну реку, я вернулась с конца земли. «От конец земли к Тебе воззвах». И сила в слабости, и победа в любви и фортуна в благодарности. И зелень, море зелени смывает время.

Просыпается природа, летят журавли по чистому небу. Ноет под ложечкой от любви ко всему живому. Через черно белые клавиши я соединяюсь с душой мира, анима мунди. Количество зараженных в Москве растет. Сначала на неделю, а потом на месяц, всех отправляют в принудительный отпуск. На улицах пусто. Люди уехали на дачу или сидят по домам. В парках правда народу довольно много, люди просачиваются через не главные входы. Воюют со стражником, просят пропустить. В России народ беззаботный, не очень дисциплинированный. Главный призыв марта «сидите дома». Есть небольшая вероятность, что в землю врежется астероид. Я открываю сезон белого вина на бульварах. Город подернут дымкой, завис в мареве ожидания, тревоги, неведения. Город затих словно перед бурей. На небе молодой месяц и яркая звезда. Я будто отмечаю начало конца, начало весны, отмечаю бессмысленность бегства, неложное упование. Слишком много птиц этой весной из-за аномально теплой зимы и изменения климата. Природный дисбаланс. Слишком много скворцов. Во времена пандемии выживут только любовники: влюбленные, смелые, центробежно спокойные. В ситуации угрозы есть 2 крайности: излишняя показная беспечность и паника. Я выбираю серединный путь.

В последний день перед тем, как все закроют, в последний теплый весенний день перед наступлением холодов я иду за водой на Крылатские Холмы пешком через парк. При спуске с горы к реке я понимаю, что очень хочу в туалет. Народу гуляет много: семьи с детьми и собаками, проносятся мимо горные велосипедисты. Приходится идти по грязи к подножию холма и прятаться за деревом. Потом прыгать, чтобы не испачкать новые кроссовки в жидкой грязи заболоченности и бурелома. Боевое крещение новых адидасов. Гиблое место. Много мертвых деревьев. Выхожу к реке, подхожу к воде и вижу под медной водой выброшенные кем-то карты таро. На меня смотрит молодой паж, романтик, мечтатель, ребенок. Вечно влюбленный и юный. Игривый. Златогривый. Сижу на скамейке и смотрю на покосившийся деревянный баркас, кораблик, то ли севший на мель, то ли брошенный кем-то на произвол судьбы. С другой стороны парка тоже привратники. Людей выпускают, но не впускают. Я иду на холмы. Летят журавли. Сижу на холме и впускаю весну. Начинается смена циклона. Грядут холода.

Времена принудительного карантина, самоизоляции, затвора. Количество инфицированных возросло. Пошел снег в самом конце марта. Покрывая память, покрывая мертвых. Кто бы мог подумать, что возвращение императора совпадет с началом конца, с первым предвестием начала неминуемых катаклизмов и глобального кризиса. Времени будто бы нет и людей, словно все вымерли. Притихли, застыли. Возможно, у нас получится с Божьей помощью остановить распространение вируса если он вообще существует, или поддаться мировому господству нового большого брата… Я всегда чувствовала, что застану последние времена. Буду свидетелем или участником последней битвы. Я, ангел апокалипсиса, ангел последних времен. Жизнь многих государств заморожена. Самое неприятное, что закрыли церкви в Европе. Многие говорят, что пока Литургия служится, мир существует. Пока приносится бескровная жертва Бога за наши людские грехи. Пока есть последняя капля веры, которой все нипочем, ибо все в деснице Божьей. Эта паника как проверка на вшивость, проверка, есть ли еще вера и мужество в людских сердцах. Раскрывшаяся и оттаявшая земля снова заморожена и покрыта сугробами.

«Горе беременным и питающим сосцами в эти дни». Две моих близких таллинских подруги беременны. Одна впервые, другая во второй раз от бывшего мужа, отца первого ребенка.

Блаженны те, кто всегда против, блаженны непокорные, свободные души, они выживут в этой суматохе им все нипочем. Они привыкли быть гонимыми, отстаивать свое право на свободу. Они привыкли быть одинокими, оставленными всеми из-за непонимания. Они ангелы последних времен. Общество не любит непокорных, гонит непокорных, ненавидит правдолюбцев. Гниет верхушка церкви. Они все заодно. Блаженны затворники. Для них вынужденный карантин знаком и приятен. Это всего лишь еще один затвор, которых было так много. Только вот свет немного померк, ощутимо. Господи, куда бежать? Блаженны мудрые и свободные, неподвластные смуте, сохраняющие кувуклию своей души нетронутой. Неоскверненной.

Благодаря тому что советский режим вытравил привычный сословный традиционный уклад, вытравил отчасти страх Божий, вытравил и исказил все, на чем базировались ценности и мотивации русского человека, выковался хам на просторах Руси. Но, пожалуй, что никогда не существовало в России, если не считать высших слоев интеллигенции, такого вида как человек свободный. Человек образованный и свободный. И не ведал враг рода человеческого, что в последние времена благодаря новому расцвету православия и отчасти даже благодаря хаму, на Руси, кроме всех послушных соглашателей, так называемых членов Церкви, сидящих по домам из-за эпидемии, будут и те кто пойдут своим путем и в силу обретенной на западе, и в лоне церкви внутренней свободы, наложенной на советскую дерзость, останутся и будут способны остаться верными ее чадами. Вы можете назвать их ругатели, сыны неповиновения, ангелы последних времен. Да, кроткими их назвать сложно. Но любовь в них полыхает и готовы идти до конца, положить душу свою за брата. Они воины, выкупленные у ада за большую цену, вошедшие дважды в одну реку, дважды рожденные. Прошедшие огонь и воду и котлы с горящей медью, и вошедшие в покой последних времен. Для них найдется место в небесных чертогах. Потому как когда все испугались заболеть и поверили несуществующей угрозе, раздуваемой донельзя в СМИ, когда Церковь покорно слушалась государство, вернее не церковь, церковь — это все люди, а некоторые представители верхушки, которые призвали народ в церковь не ходить, чтобы не заразиться, так вот тогда они не убоялись. Они всегда были против. Им отчасти и нечего терять. Их мужество выковалось дальними походами, вера натренировалась в экстремальных ситуациях, они знают как выжить без удобств, в лесу, в горах, их не страшат пустые полки холодильников, они чают воскресения мертвых и свержения существующего правительства, они одиноки, их жизненное поле расчищено и пределы вольности и свободы простираются далеко за горизонт. Они готовы в любой момент пуститься в дальний путь налегке, с почти что пустым карманом. Хотя они знали и времена, когда деньги не помещались в карман и когда ветер уносил их на вино и удовольствия. Но и в том, и в другом качестве они были честны и смелы и были собой, принимая все как из рук судьбы, как из рук Божьих. Они непокорны и для них нет авторитетов кроме Бога. Ему Одному, живущему в сердце они доверяют и на Него уповают. Хотя иногда уходят в темные заводи и теряют свет из вида, ангел приставленный к ним, помогает им выбраться.. И музыка небесных сфер очищает их душу и возвращает на стези свои. Они талантливы и неистовы — о людях судят по себе, забывая, что род человеческий мелок, труслив, лжив. Всегда или почти всегда они наступают на одни и те же грабли разочарования и одиночества. В силу чувства собственного достоинства, привитого им как сынам Царствия и как гражданам неба и западных стран, они привыкли немного потакать себе в слабостях и не отказывать в дозволительных удовольствиях. В последнее время все больше в меру, дабы не потревожить покров гармонии и света. Они готовятся к бою, к новому изгнанию. И хотя их возвращение в свой старый дом состоялось, ни они, ни мир уже никогда не будут прежними.

Конец ознакомительного фрагмента.