Золото змея. Власть хаоса

Виктория Остер (2024)

Период процветания неизменно сменяется упадком, а за гармонией всегда приходит хаос. Массовые отравления, разгул преступности, кризис власти — Республика Брэйе, ее жители и лидеры столкнутся с испытаниями, каких они еще не видели. И чтобы справиться с ними, каждому герою придется совершить практически невозможное — стать новым человеком. Сможет ли Рагиль разглядеть в своем проклятии дар и открыть сердце чувствам? Поймет ли Меллар, в чем ее настоящая сила и призвание? Научится ли жесткий и бескомпромиссный Крегар гибкости и эмпатии? И что делать, когда твоим врагом является целый народ, который не умеет прощать и забывать?Завершающая часть дилогии о власти прошлого над нами и о том, как стать лидером прежде всего собственной жизни.

Глава 3. Цивилизация

Рагиль

— Необычный выбор для первого свидания, — заметила Меллар, когда мы подошли к Собору.

Его высокие стены безмолвно взирали на посетителей, таких маленьких и незначительных на фоне древнего сооружения.

— Сегодня здесь кое-что намечается, — сказал я и, вытащив из внутреннего кармана пиджака два буклета с вложенными в них билетами, передал один Меллар.

— Классическая музыка? Хоровое пение? — заинтересованно озвучила она содержание программки. — Ну что ж, ведите, Рагиль-асар.

Я придержал тяжелую входную дверь, пропуская ее вперед, и мысленно возблагодарил Миаса. Накануне я предложил ему встретиться, чтобы попытаться реанимировать нашу дружбу, и он охотно согласился. Мы отправились в ближайший к историческому факультету бар, и, хоть моя голова разрывалась от обилия запахов, нам удалось поговорить и навести мосты, разрушенные моей отчужденностью.

Когда речь зашла о девушках, я рассказал про Меллар и про то, что не понимаю, как к ней подступиться. Тогда Миас посоветовал начать с того, что я о ней знаю. Например, она окончила факультет искусств и наверняка любит посещать всякие культурные мероприятия. Так мой выбор пал на концерт в Соборе.

У стойки регистрации столпились люди с такими же, как у нас, билетами. Меллар склонила голову, пряча лицо под полями шляпки и стараясь остаться неузнанной. Хотя, на мой взгляд, не так уж трудно было опознать в этой элегантной женщине персону, которая в последнее время появлялась в прессе чаще, чем дети богачей и прочие герои светской хроники. Я еще раз окинул взглядом ее наряд — темное платье с вырезом от плеча до плеча, длинные перчатки, неизменные каблуки и шляпка, — и мной овладели смешанные чувства: с одной стороны, перехватывало дыхание от ее красоты, а с другой — мне все еще казалось, что это происходит не со мной. Почему все-таки она согласилась на это свидание?..

— Пойдемте, я вам кое-что покажу. — Меллар взяла меня под руку и легонько подтолкнула вправо, к закрытым дверям, возле которых стоял скучающий охранник. Привычным движением достав из сумочки синюю корочку с гербом Брэйе, она показала ее мужчине, и он молча пропустил нас дальше.

Дверь позади мягко захлопнулась, и мы оказались в вытянутом помещении с крестовыми сводами. Слева потолок подпирали украшенные лепниной колонны, а между ними, вплотную к стене, стояли книжные шкафы со стеклянными дверцами. В дверцах отражался свет, льющийся сквозь огромные витражи напротив, и из-за этого они казались цветными.

— Это боковые нефы Собора? — уточнил я и удивился, как гулко прозвучал мой голос. Принюхался. Кажется, здесь были только мы.

— Они самые, — ответила Меллар, озираясь по сторонам. — Здесь стоят редкие книги, которые мало кому интересны, поэтому сюда нечасто заглядывают. Но зато в этой части библиотеки можно полюбоваться некоторыми любопытными деталями Собора.

Мы прошлись вдоль витражей, рассматривая выложенные из стекла картины.

— Вам нравится это место? — тихо спросил я, приблизившись к Меллар и вдыхая аромат ее кожи, в котором играли нотки жасмина и душистого мыла. — Я имею в виду Собор.

Мне он всегда казался особенным, отличающимся от других значимых сооружений Айхенлина. Может, причина была в том, что он пришелец из далекой эпохи, о которой мы мало что знаем. А там, где не хватает знаний, мы нередко додумываем и фантазируем, придаем чему-то больший смысл, чем есть на самом деле. Так или иначе, мне хотелось убедиться, что у нас с Меллар есть хоть что-то общее, кроме той ночи в Корпусе. Например, места, которые вызывают трепет у нас обоих.

— Я влюблена в Собор, причем с самого детства, — сказала она, и я мысленно возликовал. — И даже писала по нему выпускную работу в университете.

Вот значит как.

— Тогда вы должны знать, что Собор построил Орден Вирвадара, — проговорил я. — Вам известно о нем что-нибудь?

Меллар пожала плечами.

— Не больше, чем остальным.

— В некоторых книгах пишут, — продолжил я, вспомнив монографию Тиваса-асэвура, — что появление науки в этой стране — заслуга Ордена. Вы верите в это?

— Если бы люди внимательнее изучали искусство, вопроса веры здесь бы не стояло, — деланно произнесла Меллар. — Посмотрите на этот витраж. — Она подняла голову вверх, и я проследил за ее взглядом. — Что вы видите?

Некоторое время я всматривался в изображения, пока не понял, что множество цветных стеклышек, соединяясь, образовывали целые сюжеты.

— Я вижу человека, сидящего за книгой. А вот здесь еще один, он держит в руках колбы с растворами. А тут, — я указал пальцем на самую верхушку арочного витража, — группа людей смотрит на звезды. Это члены Ордена?

Меллар кивнула, продолжая рассматривать витраж, и спустя несколько секунд молчаливого любования сказала:

— Самое интересное, что здесь запечатлели такие простые, даже обыденные сцены. То, чем разные члены Ордена занимались каждый день. И я думаю, что это неспроста. Мне кажется, творцы оставили послание. Этими витражами они хотели сказать: вот настоящие ценности Ордена Вирвадара — труд, любознательность и стремление к истине. Именно они сделали Орден великим.

Я помолчал, размышляя над этими словами. Мне на память пришло одно изречение, которым я поспешил поделиться:

— «К величию приводят три вещи: добро, простота и правда».

Меллар слегка вздрогнула, будто выходя из транса, и посмотрела на меня.

— Это слова отца Сиама — основателя Ордена. Откуда они вам известны?

Я вспомнил, как несколько дней назад стоял в основной части библиотеки и по крупицам собирал информацию об Ордене, надеясь узнать, может ли он быть как-то связан с Кавой. Видимо, тогда мне и попались афоризмы отца Сиама.

— Где-то вычитал, — непринужденно ответил я и решил вернуть разговор в безопасное русло искусства. — Кстати, вы знаете, что для создания таких витражей песок и золу бука, из которых обычно изготавливают стекло, смешивают с различными растениями и оксидами металлов? Полученную смесь выдувают и раскатывают, застывшее стекло дробят на кусочки, и из них уже собирают витражную мозаику.

— Это вы тоже где-то вычитали? — иронично спросила Меллар.

— А вы сомневаетесь?

— Просто пытаюсь понять, что вам интересно. Пока выходит, что вы любите читать.

— Люблю, — признался я.

— И о чем же?

— Да обо всем. — Мы медленно шли вдоль нефа, искоса разглядывая декор помещения. Наша беседа была такой легкой, что вопросы напоминали касание перышка. И мне не хотелось, чтобы она заканчивалась. — Честно говоря, я с детства много чем увлекался и перед поступлением долго не мог решить, куда податься. Биологический факультет, как мне тогда казалось, мог открыть путь к знаниям обо всем мире, и в итоге я остановился на нем, выбрав кафедру антропологии.

— А чем вы хотели заниматься после окончания учебы?

Неожиданно под перышком почувствовался прутик.

— Одно время я думал остаться преподавать. Но, как оказалось, я не очень хорошо справляюсь с большими группами людей, поэтому с этой идеей пришлось расстаться. Потом я пару лет работал репетитором, писал научные статьи. Затем…

Я остановился, запнувшись на полуслове. Разговор свернул на опасную дорожку личностного кризиса, который случился несколько лет назад, когда Кава устроилась в Корпус, а я неожиданно осознал, как туманны мои перспективы реализоваться в жизни с таким обостренным восприятием запахов.

Видимо, Меллар почувствовала мое напряжение, потому что она взяла меня за руку и переплела наши пальцы. Даже сквозь перчатку я ощутил тепло ее кожи, и в животе приятно защекотало.

— Затем был сложный период, когда я хотел все бросить и уйти скитаться в горы, — неохотно проговорил я.

— В горы?

В горах притупляется обоняние и запахи кажутся менее интенсивными. А еще там нет людей, но есть вынужденная необходимость преодолевать себя и свое бессилие, когда взбираешься на вершину. Но вместо всего этого я сказал:

— Горы для меня — своего рода терапия. Я там набираюсь сил. Но, конечно, я никуда в итоге не поехал. Благодаря своим статьям устроился в научный журнал и стал работать редактором. На этом, пожалуй, все.

Меллар неожиданно рассмеялась. И хоть ее смех был приятным на слух и совсем беззлобным, я почувствовал себя полным дураком. Наверное, не стоило все это рассказывать…

— Мужчины… — многозначительно протянула она и покачала головой. — Вы совершенно не умеете расставлять яркие акценты.

— О чем вы? — спросил я, внутренне готовясь услышать что-то не слишком приятное.

— Скажем так, о самопрезентации. Рагиль, вы хотите показать, что вы совершенно обычный человек и у вас очень скучная жизнь. Но при этом упускаете важные детали! — Меллар слегка хлопнула меня по плечу. — Например, что вы приехали в Айхенлин из маленького городка и без труда поступили в университет, куда мечтают попасть студенты со всего мира. Разве это не говорит о том, что вы уже тогда были одаренным молодым человеком? Не смотрите на меня так. Да, я вычитала это в вашем деле. Или тот факт, что вам доверили готовить целый выпуск об экспедиции в Заокеанье. Руководство могло дать это задание это кому угодно, но поручило вам! Не потому ли, что они по достоинству оценили ваши способности? И уж, конечно, совсем не стоит говорить о том, что вы приложили руку к спасению председателя Совета Брэйе, вызволив нас обоих из подземных лабораторий. Совершеннейший пустяк!

Меллар посмотрела на меня с легкой укоризной, и я отвернулся, не зная, что ответить. Я понял, что она пыталась донести, но не ощущал того же. Она смотрела на меня сквозь линзу, которую мне никто и никогда не показывал. О существовании которой я вообще, честно говоря, не задумывался.

— Вы себя явно недооцениваете, — диагностировала Меллар. Она остановилась, заставив вновь обратить на себя внимание, подошла ближе и задрала голову, чтобы шляпка не упиралась мне в нос.

Висящий под сводчатым потолком светильник выхватил из тени ее лицо, открывая моему взору черничные глаза и бархатистую персиковую кожу. Мысли испарились, как влага в жару, и голова стала пустой и легкой. Я поднял руку и медленно провел пальцами по ее щеке, наслаждаясь этим творением, не сравнимым по красоте ни с одним витражом. Здесь были и сакральная геометрия, и золотое сечение, и божий замысел. Запах ее кожи заполнил сознание, и сердце ускорило темп, словно подталкивая к действиям. Правая рука скользнула по ее шее, наткнулась на жемчужное ожерелье и направилась ниже. Я обнял Меллар за талию и сильнее притянул к себе.

— Твои зрачки такие огромные, — прошептала она и лукаво улыбнулась. — Я не антрополог, но прекрасно знаю, что это значит.

Я тоже улыбнулся, даже не понимая чему, просто позволяя зеркальным нейронам делать свое дело. Закрыл глаза и потянулся к ее лицу, прикасаясь кончиком носа к ее носу.

— Я схожу по тебе с ума, — тихо сказал я, словно передавал какую-то тайну.

Меллар хихикнула, обнажая красивые белые зубы со слегка развернутыми клыками, и одними губами проговорила:

— Я по тебе тоже.

Тишина, в которой мы застыли, была томная, мягкая, обволакивающая. Я наслаждался повисшим молчанием, прячущим множество других признаний, как вдруг в помещение ворвались странные протяжные звуки. Мы синхронно вскинулись, и через несколько секунд я понял, что это пение и оно явно доносилось из зала библиотеки.

— Вы слышите? Кажется, мы пропустили начало концерта.

— Не велика беда… — пробубнила Меллар, пока я спешно вел ее в сторону голосов.

В главном зале библиотеки не было сцены, а стулья и столы для чтения заранее вынесли. Хористы стояли кругом в свободном пространстве, за их спинами застыли зрители. Мы аккуратно прошли среди людей и встали поближе к хору. С каждым шагом я ощущал, как голоса завладевают мной, окутывая невидимой глазу энергией.

Когда мы замерли вместе с остальными гостями, хор запел сильнее, и чистый, сияющий звук воспарил вверх. Я закрыл глаза и представил, как он покружил над бывшей алтарной зоной, а потом всей силой голосов устремился дальше, за колонны, после чего вернулся — и пронзил нас насквозь, заставляя внутренние струны резонировать.

Мне почудилось, что пение оживило даже камень, освобождая его от пыли накопленного знания и позволяя вновь дышать. И когда оно смолкло, Собор, заставленный книгами, показался душным и тесным. Хор будто бы наполнил его воздухом, которого ему так не хватало. Вернул к жизни древний дух, обитающий здесь столетиями. И я вдруг подумал, что Собор больше и значительнее всех книг, которые здесь поселили. Как всемогущий разум человека больше и значительнее тех знаний, которые в него вкладывают.

После окончания концерта я почувствовал усталость в ногах от долгого стояния на месте, и мы с Меллар немного прогулялись по библиотеке. Некоторые зрители выглядели оглушенными: они молча бродили по залу и рассматривали его так, будто видят впервые.

— Мне кажется, превратить Собор в библиотеку было ошибкой, — сказал я, когда мы остановились у одной из колонн, привлекшей нас выщербленными надписями на древнем языке.

— Да, лучше бы здесь открыли музей, — промолвила Меллар, проведя пальцем в перчатке по бороздам кривых строчек.

— И музей не нужен, — возразил я, засунув руки в накладные карманы пиджака. Быстро понял, как глупо это смотрится, и вынул обратно, вспомнив о своей любимой замшевой куртке. В последнее время я стал все чаще изменять ей с костюмом. — Собор ведь изначально служил святилищем. Зачем пытаться сделать из него что-то другое? Пусть останется таким, каким и был задуман. Не надо искажать природу вещей.

— Как же тогда развиваться, если отрицать перемены? — спросила Меллар таким тоном, будто в моих словах напрочь отсутствовала логика. — Изменения могут быть ошибочны, но совсем без них нельзя.

— Не все перемены — к лучшему, — не согласился я.

— Не узнаем, пока не попробуем.

— Вы за прогресс, понимаю, — усмехнулся я. Какие же мы все-таки разные. — От какой партии вы вошли в Совет? Не от консерваторов уж точно.

— Не от консерваторов, — улыбнулась Меллар. — А вы что же, совсем против изменений?

— Я против насильственных изменений. Я за то, чтобы был выбор. Конечно, когда решали открыть в Соборе библиотеку, спрашивать было некого. Орден Вирвадара, который его построил, давно исчез. Но в остальных случаях… должно быть уважение к чужому выбору, каким бы он ни был, понимаете?

— А если этот выбор неправильный? — спросила Меллар. — Бывают же и такие ситуации.

— Что вы имеете в виду?

— Если человек, например, хочет навредить себе, что делать? Оставить все как есть? Принять этот выбор? Согласитесь, это было бы неэтично и нецивилизованно.

— Цивилизованно! — воскликнул я. — По-вашему, игнорирование желаний другого — это цивилизация?

— Цивилизация — это взаимопомощь. На этом основании построен Альянс Эреары, в который входят все цивилизованные государства мира.

Уход разговора в сторону политики распалил меня еще сильнее, и я не сдержал негодование:

— А не эти ли страны жестоко подчинили себе другие народы и насадили в их землях свою культуру, потому что считали, что так будет лучше? Разве это похоже на действия цивилизованных государств?

Меллар сложила руки на груди и посмотрела в сторону.

— Если ты показываешь людям, как строить хорошие дома и лечить болезни, чтобы их дети не умирали, а они идут на тебя с копьями, приходится действовать жестко. Это цена прогресса.

— Нет, это уже не прогресс, это обычная экспансия, прикрытая лозунгами о добрых делах. И это уж точно не цивилизация! Потому что настоящая цивилизация — это уважение к чужому выбору. Если бы Эреара это понимала, мир был бы другим.

Я замолчал, борясь с тяжелым дыханием, как после марафона, и прикрыл глаза рукой. Черт! Зачем я все это наговорил? Вечер же был таким хорошим! И, чтоб его, романтичным! А теперь я, похоже, все окончательно испортил. Сейчас Меллар подумает, что я затеял с ней спор, чтобы что-то доказать. А я не хотел ничего доказывать! Только поделиться мыслями, которые пришли ко мне после концерта. И после чтения дневников Кавы. Я заметил, что мало-помалу начал соглашаться с ее взглядами. Или это и мои взгляды? А дневники меня лишь в этом убедили? Хотя какая разница? Все равно наше мнение произрастает на почве, которая впитала в себя слова десятков людей.

— Простите за категоричность, — сказал я, успокоившись. Меллар посмотрела на меня и улыбнулась, вновь покачав головой каким-то своим мыслям. — Вы не обижаетесь?

— Нисколько, — сказала она. — Мне было интересно. И мне нравится, как вы начинаете гореть, когда говорите о чем-то важном для вас. Мне кажется, в такие моменты весь этот панцирь, в котором вы себя держите, сразу рушится.

Я приподнял шляпу и пригладил волосы. Панцирь, значит.

Когда мы вышли из Собора, начинало вечереть. Теплый летний воздух ощущался приятнее прохлады, царившей внутри каменных соборных стен. Мы постояли некоторое время в тишине, смакуя последние мгновения свидания.

— Вы приехали на машине? — спросил я.

— Да, на служебной. Сразу из Совета.

— Тогда, похоже, прощаемся здесь.

— Мы с водителем можем вас подвезти, — предложила Меллар.

— Я бы лучше прогулялся, — ответ вырвался из меня быстрее, чем я успел подумать. Предложение Меллар было вроде бы невинным, но чем-то меня задело. Может, мне не хотелось оказаться в ситуации, когда меня подвозит женщина?.. Чтобы как-то оправдаться за свой отказ, я добавил: — Вы ведь знаете, что климатическое лето в Айхенлине — всего-то две недели. Не хочется упустить ни одного теплого вечера.

Меллар ничего не сказала, и мы медленно двинулись в сторону ее машины, скованные неловкостью неправильного расставания. Вроде бы взрослые люди, а…

— Стойте! — я инстинктивно вскинул руку, не давая Меллар сделать следующий шаг, и принюхался. В воздухе ощущался густой запах бензина. Он был намного сильнее, чем просто от проезжающих мимо машин. У меня возникло нехорошее предчувствие.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Меллар. — Рагиль?

Я огляделся, рассматривая людей. Их было немного, в основном такие же парочки, как и мы. Кто-то садился в машину, кто-то переходил улицу к трамвайной остановке. На первый взгляд, все было тихо и мирно. Но резкий запах бензина говорил о том, что это затишье перед бурей. Что-то происходит. Обоняние никогда меня не подводило.

Я продолжал жадно принюхиваться и поглядывать вокруг. Сделал шаг назад, утягивая за собой Меллар. Потом еще один. В тусклых вечерних красках мелькнул огонек чьей-то зажигалки. Я только и успел разглядеть темную сгорбленную фигуру возле парковки, прежде чем крикнуть:

— Назад!

Одна из машин вспыхнула ярким пламенем, и вслед за его языками ввысь потянулись темно-серые клубы дыма. Мы замерли, шокированно наблюдая, как взявшийся будто из ниоткуда огонь пожирает автомобиль. Казалось, время остановилось.

— Рагиль, — позвала меня Меллар, — это же…

Она не успела закончить фразу: прогремел мощный взрыв, и пламя раздалось в стороны, обдавая жаром. Полетели ошметки машины, и я повалил нас с Меллар на землю, закрывая голову и лицо. Когда взрывная волна сошла, мы отползли и спрятались за скамейку, хотя в этом уже не было смысла. Парковку завалило дымом, и я закашлялся. Кто-то закричал.

Меллар сжала пальцы на моем предплечье и часто задышала. Я поднялся, закрывая нос рукавом, и потащил ее подальше от горящего автомобиля. Мы встали у Собора, прислонившись к крепким холодным стенам. Меллар трясло.

–Тшш, — успокаивал я ее, гладя по волосам. Шляпка куда-то улетела. — Мы в безопасности.

— Рагиль, — прошелестела Меллар мне на ухо, — это был мой автомобиль.

— Что? — я посмотрел ей в лицо.

— Там только что взорвался мой автомобиль. — Меллар сглотнула. — И в нем мог находиться водитель.