Не стирайте поцелуи. Книга 2

Виктория Мальцева, 2021

Лея уверена, что любовью лечат заблудшие души и в прямом смысле ставят на ноги тех, кто не может ходить. Осталось выяснить, можно ли любовь заслужить, ведь Лее так этого хочется – её никто ещё не любил. Всё было бы просто, если бы не было так сложно: Лео давно и безнадёжно влюблён в Карлу – свою бывшую жену.

Глава 7. Татуировка

London Grammar — Baby It's You

Путь в мою спальню лежит через холл. А в холле на диване спит… идиот. Идиот, потому что сам подставился. Лёг бы в своей комнате, как все нормальные люди, смог бы избежать моей мести. Там на кухне я видела стакан на магните, прикреплённый к дверце холодильника, а в нём — канцелярские принадлежности. Кажется, торчал среди карандашей и перманентный маркер — один из тех, которые хрен сотрёшь.

Вначале я нависаю над ним спереди, но потом думаю, прибьёт же насмерть, зараза, если проснётся. Захожу со стороны макушки.

Завтрак я пропускаю. Море способно залечить любые душевные раны, даже самые болезненные. Лео прервал то, что могло в теории сделать меня беременной, невзирая на моё признание. И сегодня, в этот по южному тёплый и солнечный день, которых на самом деле не так и много в нашей жизни, мне всё равно, какими были его мотивы, даже если они самые разумные на земле, а мои желания самые безрассудные.

Я сказала ему, что хочу его ребёнка. И это самая большая прокламация любви, которую только можно себе представить. Большей просто не существует.

К моему возвращению проснулись уже почти все. Лео нахмурен и смотрит на меня — я вижу это боковым зрением и избегаю сталкиваться с его взглядом напрямую.

— Доброе утро, — говорю.

— Доброе утро, — отвечают мне Марлис и Розмари. И Лео, кажется, тоже.

Я ожидала всего, но не приветливости. Просто то, как мы вчера ушли… с Лео… у всех на виду… Можно было и потише, в смысле, не так очевидно. Кто-то дал мне полотенце, кажется это была Розмари, чтобы прикрылась, пока до дома дойду. Надо бы поблагодарить, но… я не уверена, что это была она.

Келли выходит из бассейна весь мокрый, но ни разу не свежий. А на лбу — моя татуировка. Все прячут смешки и улыбки, переглядываются. Что, неужели никто ему до сих пор не сказал? Нет, с этого дурака станется и осознанно красоваться обновкой на лбу.

— Келли! — кричу ему. — Эй, Келли!

— Чего?

— Классная татуировка. На лбу, — показываю ему.

— Чего?

— Писюн, говорю, на лбу у тебя — тебе очень идёт!

Да, я старалась, когда рисовала.

— Что?

Вот же дурак, думаю.

— Иди в зеркало на себя глянь! — подсказываю.

Все уже просто покатываются со смеху, даже Лео улыбается. Келли доверяет в этой компании только одному человеку — Марлис, потому и смотрит на неё, надеясь найти причину происходящего в выражении её лица. Она давится смехом и пытается кивать, что, мол, да, Лея, права — сходи в ванную.

Из ванной, а потом и из дома Келли вылетает с руганью и воплями.

— Кто это сделал? — орёт, указывая пальцем на лоб.

Упс, не получается оттереть, я знаю.

— Не я, — спешу ответить.

Я думала, он поймёт, а он вместо этого более мягким, совершенно не тем тоном, с каким разговаривал со мной раньше, вдруг говорит:

— Это не можешь быть ты, пони. Мы все знаем: ты была занята этой ночью.

И вот здесь я просто рефлекторно бросаю взгляд на Лео, он снова пялится на меня. И он серьёзен, невзирая на всеобщую истерию.

— Кто? — в очередной раз рявкает Келли.

— Да брось, Келли! Вчера тут было человек пятьдесят гостей, все уже разъехались — ты немного запоздал с расследованием! — объясняет ему Розмари сквозь смех.

— Ой, умора! А художник был талантливый и дотошный — все детали проработал, даже волоски и морщинки — всё, как надо! — захлёбывается Марлис.

Да, я умею рисовать, когда очень нужно. Это правда. Благо только вот этой ночью имела возможность созерцать очень выдающийся экземпляр.

— Вечером у нас самолёт, — слышу знакомый голос.

Тихий и какой-то… пришибленный что ли?

— Лея? — зовёт он меня.

— Да, я помню, — говорю и ухожу в свою комнату.

К обеду у дома снова паркуются машины — не так много, как накануне вечером, но и не мало. Я стараюсь затеряться в толпе бесконечных гостей. Я прячусь за спинами и головами, стульями и креслами, за толстыми стенами и тонкими перегородками. Я стараюсь избегать его взгляда, но каждый раз, когда мои глаза рассеянно плывут по толпе, он на меня смотрит. Он смотрит, когда я ем, и смотрит, когда пью. Я вижу его повёрнутое ко мне лицо боковым зрением, периферическим, и даже тем внутренним взором, который никак не могла обнаружить на занятиях йоги. Он смотрит на меня, когда я несу переполненный салатник к обеденному столу, смотрит, когда несу тарелки, когда бегу за салфетками и возвращаюсь с ними и кувшином лимонада.

Он больше не смотрит на неё. Он смотрит на меня.

И, честно говоря, я не верю в романтический исход наших отношений, но мысль всё же успевает проскочить: «Боже, как же примитивно у них всё устроено!». У парней, в смысле.

Он говорит мне, что хочет пить, и я наливаю ему лимонад молча и ни разу не взглянув. Даже когда протягиваю руку, и он вынимает из неё ледяной, покрытый туманом стакан, я упорно цепляюсь глазами за стекло, искрящуюся мутную жидкость, плавающий в ней листочек мяты, свои пальцы, его пальцы. Когда они ложатся поверх моих, мой взгляд автоматически, неумолимо поднимается и сталкивается с его взглядом. Лео смотрит на меня бездной мудрости. Очень долгой, знающей все тайны, открывшей секреты, всё расставившей по своим местам и вычленившей из всей бесконечной массы главное:

— Я пойду, пойду на твоё чёртово обследование!

А потом добавляет нечто не менее важное, только совсем в иной категории ценностей:

— Только поцелуй меня!

Мне становится вначале стыдно, потом страшно и… почти не больно.