Вспомни меня. Книга 1

Виктория Мальцева, 2022

Говорят, среди них есть пара, но они не помнят друг друга. Так же, как и все остальные, не знают ни своих имён, ни кто они и откуда. Десять парней, десять девушек, необитаемый остров. Или не остров? Их цель – выжить и вспомнить. Любовь – самая прекрасная и самая мощная эмоция. Можно ли её уничтожить, стерев память, или что-то всё-таки останется?

Глава 16. Имя

Shallou — Silhouettes (Audio) ft. Vancouver Sleep Clinic

Утром Альфа объявляет нам, что все двадцать рюкзаков на месте, и вскоре каждый получит свой. Но вначале нужно выяснить, где чей, потому что их содержимое отличается.

— Похоже, что все мы собирали свои рюкзаки сами и запасались тем, в чём нуждаемся больше всего, — говорит он.

Безрадостно, но все в лагере соглашаются с тем, что нужно подождать и разобраться. Каждый хочет получить именно свои вещи, а не просто чьи-нибудь. Хотя за эти первые дни мы так наголодались и намёрзлись ночью, что, я честно говоря, была бы рада любому рюкзаку, лишь бы в нём оказались тёплая куртка, шампунь и зубная паста.

Позднее, Альфа, Леннон и ещё трое парней располагаются на краю лагеря и что-то бурно обсуждают. Мне, естественно, нужно знать, что, поэтому я якобы по делам прохожу мимо. Неторопливо так. Услышать успеваю только то, что они говорят о социуме. Один из парней произносит «религия — важная часть в построении этой системы». Завидев меня, они умолкают и ничего не говорят, хотя девушки среди них тоже есть — это Цыпа и Рыжая. Цыпа сидит рядом с Альфой и держит в руках тонкие прутья, пока он маленьким ножом обрабатывает прут подлиннее и прочнее. Рыжая занята тем, что помогает в том же Леннону. Я понятия не имею, что они делают, но как-то смутно догадываюсь — это оружие… для охоты. Откуда у них ножики? Ведь решили же, что имущество в рюкзаках персонифицировано, и трогать его нельзя, пока не будет найден какой-нибудь способ выяснить, кому какой принадлежит. Я что-то пропустила?

Кто-то что-то говорит так негромко, что мне не разобрать, потом другой голос ему отвечает ещё тише, словно бы нарочно, чтобы у меня не было и шанса услышать, о чём речь, а после этого все семеро разражаются хохотом. Меня аж передёргивает. Мысль, что смеются надо мной, больно стучится в виски, но я не даю ей хода.

Я грею в своей кружке воду, чтобы помыть волосы — за них уже противно браться.

— Спасибо, Эл, — окликают меня.

Это Цыпа. У меня нет времени на разговоры, но она проявляет настойчивость — в прямом смысле хватает за запястье, чтобы заставить себя выслушать.

— Я не знала, что это ты… ну, мне помогла, — заявляет.

А я думаю: вчера на признательность у тебя был целый вечер, но ты молча улеглась спать. Чего же прицепилась ко мне прямо сейчас?

— Вообще-то, мы все трое тебе помогали. Но, будь здорова. Чего это вы там так смеялись? — решаю воспользоваться случаем и выяснить это.

— Когда?

Она как-то так странно смотрит, что у меня возникает ощущение, будто бы прекрасно знает, о чём речь, но намеренно тянет время и не отвечает.

— Час назад примерно, у костра. Когда я мимо проходила, вы там ещё деревяшки затачивали.

— А, это Альфа лук делает для охоты. Он говорит, что мы вполне можем охотиться на крупных птиц — он видел гусей где-то в лесу у озера. Да, он там озеро нашёл.

— Ясно. Здорово. Я бы тоже научилась из лука стрелять.

— Он сказал, в лес ходить будут только мальчики.

— Ну, я не удивлена даже, что он так сказал. Тоже мне, законодатель.

— Да, и об этом тоже говорили, что лагерю нужны законы и система наказаний.

— А смеялись чего?

— Альфа пошутил. Всем смешно было… Эл.

— Почему ты называешь меня «Эл»?

— У всех уже есть имена, кроме тебя. Понимаешь? Это просто первым пришло в голову. Не знаю, почему. Я, кстати, вспомнила своё имя.

А вот это уже интересно.

— Серьёзно? И какое же оно?

— Альфия.

— Альфия?!

— Да. Меня звали Альфия, это точно

— Вспомнить своё имя — большое достижение. Никому ещё не удалось, так что ты впереди всех. И как же у тебя это получилось?

— В рюкзаке была куртка, а в куртке потайной карман — его не сразу найдёшь, потому что он спрятан внутри другого кармана — побольше. В кармане был кусочек бумаги и на ней написано карандашом «Альфия».

— Можешь показать этот кусочек?

— Какой кусочек?

— Бумаги с твоим именем.

— А, это… Я как раз и хотела, но где-то… потеряла. Он маленький был. Совсем. Выпал, наверное…

Я стараюсь не рассмеяться в голос. Господи, как же примитивно! Альфа и Альфия? Серьёзно? Вот такой простой расчёт приведёт к цели? Он, может, и вызывает у меня определённые подозрения, но вот в чём я его точно не подозреваю, так это в тупости.

— Ну… Альфия, так Альфия, — говорю. — Приятно познакомиться.

— А ты? Ты не… придумаешь себе имя?

И я соображаю, что она права: у большинства из нас уже есть имена, полученные разными способами, но работающие на своих обладателей. Всегда проще сказать: «Отнеси эту порцию жареных моллюсков Леннону», чем «…вон той девице с волосами цвета сушёной травы, но не той, у которой красная футболка, а той, у которой белая. С пятном. Потому что есть та другая, тоже с такими же волосами, но у неё на футболке, тоже белой, нет пятна.»

Мне срочно необходимо придумать себе имя. С именем я стану частью общества. Без него у меня как бы нет занятого места, отведённой под меня ячейки. На ум ничего не приходит ни с первой попытки, ни со второй. И я понимаю, что в моей памяти нет имён. Ни мужских, ни женских. Я не помню ни одного человека, у которого было бы имя, ни одного лица. Поскольку у меня есть более важные хлопоты на сегодня, я решаю отложить это важное дело — толком поразмыслить над ним.

— Слушай, мне нужно забрать рюкзак. Извини, в другой раз обсудим…

— А ты ещё не забрала свой? — с удивлением поднимает брови Цыпа. — У тебя какой номер? Я помогу.

— Номер?

— Ну, да. У всех же есть. У меня вот, например, второй.

Тут она прилично оттягивает ворот своей футболки со спины и на позвоночнике так низко, что почти уже между лопаток, тёмно-серой краской выведена цифра два.

— Обалдеть… — выдыхаю.

— Да. Альфа — первый. У Умника четырнадцать. У Леннона одиннадцать. А у тебя?

Я покрываюсь мурашками, когда она заходит за мою спину и оттягивает мою футболку: неужели мы всё-таки пронумерованы?

— Семь, — объявляет Цыплёнок. — Ты седьмая.

Альфа действительно умудрился смастерить лук. И судя по тому, как ловко у него получается попадать в кленовый лист, прилепленный чем-то к дереву, стреляет он не в первый раз. В отличие от Леннона.

— Не натягивай тетиву стрелой! — со смешком подсказывает ему Альфа. — И натянуть её на лук нужно было потуже. Вот, смотри: стрела находится между указательным и средним пальцами. Хват делаешь кончиками трех пальцев: указательного, среднего и безымянного. Чем меньше ты касаешься пальцами хвоста стрелы, тем точнее выстрел.

Он поднимает руки, прижимает к лицу тетиву, натягивая её пальцами, и мышцы на его плечах и предплечьях становятся такими… явными, чёткими. Потом он стреляет, и стрела попадает в точности в маленькую птицу, та, внезапно потяжелев, камнем падает Леннону под ноги. Я не в силах сдержать восторг и охаю.

— А знаешь, почему все смеялись? — неожиданно спрашивает меня Цыпа.

Мне сейчас не до неё — весь мозг занят инструкциями, которые Альфа выдавал Леннону по поводу тетивы и правильного хвата стрел.

— Почему? — машинально спрашиваю.

— Он сказал, что у тебя лошадиное лицо.

— Кто, он? — так же машинально уточняю.

— Альфа.

И вот тут только до меня доходит. Вначале опадает осадком где-то в зоне восприятия, а потом ударяет по сознанию мощной эмоциональной волной.

— Что, прямо так и сказал?

На самом деле, мне всё это неинтересно, но от шока включился робот, запрограммированный во что бы то ни стало поддерживать разговор.

— Ну… да. Один признался, будто бы помнит, что в прошлой жизни любил лошадей, сказал, они ему снятся и он балдеет от этого. Тогда Альфа предложил ему любоваться на тебя.

— Зачем?

— Затем, что твоё лицо похоже на лошадиное.

О Боже…