Собственность нефтяного магната

Виктория Вестич

Рустам Шахов человек, которого обходят стороной, тот, с кем никто не посмеет связаться. Он тот, кому я пришла предложить себя, никак не ожидая, что он согласится. Его взгляд полосует кожу, горячий и острый. Я нервно сглатываю, когда мужчина ухмыляется: – Я тебя покупаю. – Ч…что? – от неожиданности я даже отступаю на шаг. – Я покупаю тебя. – Я не товар! – Правда? Ты пришла предложить мне себя, а теперь пытаешься в недотрогу поиграть и показать, что ты «не такая»? – насмешливо хмыкает мужчина, – Не нравится – дверь там. И я покорно склоняю голову и опускаю плечи. Потому что другого выбора у меня нет.

Глава 9

Свежий ветерок обдувает лицо и солнечный блик падает на глаза, заставляя поморщиться. Окно распахнуто и легкий сквозняк колышет шторы, позволяя лучам проникать в комнату. Я перевожу взгляд на потолок и сладко потягиваюсь, улыбаясь довольно. Внизу живота слегка тянет и я, ойкнув, тут же вспоминаю произошедшее ночью. Взгляд резко перемещается на постель рядом, где сидит Шахов, облокотившись на спинку кровати.

— Доброе утро, — будничным тоном приветствует Рустам, делая глоток кофе и отставляя чашку на прикроватную тумбочку. Перед ним на коленях лежит ноутбук, а сам Шахов даже сонным не выглядит, печатает что-то.

— Ты… уже проснулся? — удивляюсь я, осматривая крепкую фигуру, затянутую в гостиничный халат.

Подхватив одеяло у груди, присаживаюсь так, чтобы голого тела не было видно, и судорожно пытаюсь нащупать хоть что-нибудь, что можно накинуть на себя и убежать в ванную.

— Еще час назад. Я привык вставать рано.

Рустам вскидывает на меня глаза и усмехается насмешливо, следя за моими потугами истерично нащупать хоть какую-то одежду, при которых я упорно стараюсь сохранить каменное выражение лица.

— Если ты вдруг забыла, то напомню тебе, что вчера ты раздевалась, стоя посреди комнаты. Там же твои вещи и остались. Что касается трусиков…

— Молчи! Ради Бога, молчи! — тараторю я, вспыхивая от смущения, и падаю на кровать, тут же с головой зарываясь в одеяло, лишь бы не слышать, что он говорит и не видеть этой широченной ухмылки.

Судя по шороху, Рустам отставляет ноутбук на тумбочку рядом с чашкой кофе, а потом с меня одним движением сдирают одеяло и, схватив за талию, притягивают к себе. Я даже пискнуть не успеваю, как оказываюсь прижата к широкой мужской груди.

— Такая сладкая красивая девочка, — вкрадчиво шепчет Рустам на ухо, дразнящим движением оглаживая подбородок и накрывая мое горло пальцами.

Сердце сладко замирает, когда Шахов целует прямо в местечко на шее, где бешеной птицей бьется пульс, властно и жадно.

— Такая отзывчивая и ласковая…

— Рустам… — тихо всхлипываю от нежных прикосновений.

— Подожди. Еще очень рано стонать мое имя, — усмехается он довольно. А после переворачивается на спину и слегка похлопывает ладонью по своему бедру, — Давай, иди сюда.

— Сю…сюда? — запнувшись, переспрашиваю неловко.

— Да. Оседлай меня. Хочу, чтобы ты побыла сверху, — говорит Рустам без тени смущения. Говорит он, а стыдно мне!

— Я…

— Стесняешься, да-да. Мне это тоже нравится. Хочу посмотреть на тебя, как ты постесняешься, когда сядешь сверху.

— Я правда не могу, — выдавливаю жалобно, чувствуя, как горят щеки и меня бросает в жар от одной мысли о том, что я голая окажусь… нет, даже думать о таком ужасно смущает!

— Алиса-а, — зовет Рустам и в его голосе слышатся хриплые низкие нотки.

Снова этот непонятный тон, вроде бы и приказной, но вроде и нет… Еще и взгляд такой — тяжелый, тягучий, темный. Мурашки по коже от него. Шахов привык командовать, привык руководить огромным холдингом, и если крутые мужики его боятся, то я вообще чувствую себя маленьким беззащитным зверьком перед опасным хищником.

— Одеяло оставь, оно тебе не понадобится, — комментирует Рустам, когда я, сдавшись, завозилась рядом, пытаясь подняться на коленки и удержать при этом постоянно сползающее вниз одеяло.

— Как это? — от возмущения я плюхаюсь назад, — Я могу и в одеяле на тебе посидеть!

Шахов вопросительно выгибает правую бровь, словно молчаливо спрашивает, серьезно ли я. Но проходит пять секунд, десять, и он, поняв, что я возмутилась совершенно взаправду, фыркает и давится смехом.

— Ты серьезно сейчас? — едва справившись с хохотом, выдавливает он.

— Ну да. Ты же сам сказал посидеть. А зачем голой, я же стесняюсь!

— Алис.

— М?

Рустам многозначительно опускает глаза вниз, на собственный пах и я, проследив за его взглядом, сглатываю шумно, заметив, как совсем недвусмысленно топорщится край халата. Понимание доходит до меня слишком медленно и я, глубоко вдохнув, тихо бормочу:

— То есть, когда ты говорил сесть на тебя, ты имел в виду…

— Ты такая догадливая девочка! — с издевательской улыбкой хвалит Шахов.

— Ага… — меня только и хватает на то, чтобы выдавить такой глубокомысленный ответ.

— Давай-ка я тебе помогу.

Мужчина перехватывает мою талию своими широкими ладонями, легко, как пушинку, вздергивает и пересаживает на себя. Я только и успеваю, что запоздало забарахтаться в его руках, как уже оказываюсь усажена на его живот.

— Отлично. Осталось избавиться от этого дурацкого одеяла и сползти пониже, — довольно хмыкает Шахов, пытаясь отобрать у меня последнюю мою защиту.

— Рустам!

— Знаешь, чем хорош утренний секс? — сбивает меня с мысли он неожиданным вопросом.

— Чем? — потеряв бдительность, я ослабляю хватку.

— Объяснить сложно, лучше показать на деле, — ухмыляется Шахов, без труда выдергивая из моих рук мою драгоценное одеяло и вышвыривая его с кровати вообще.

Вскрикнув, я дергаюсь было за ним, чтобы сцапать и поскорее обмотаться, но мужчина удерживает меня на себе, заставляет склониться ниже и ловит губы в жадном ожесточенном поцелуе.

Прелесть утреннего секса Рустам доказывает на деле, причем дважды. И, в отличие от меня, он не проваливается в дрему снова, а совершенно бодрый направляется в душ. Я же сбегаю в ванную лишь спустя десять минут, когда он возвращается и снова слишком подозрительно начинает пялиться в мою сторону. Нет уж, еще одного раза я попросту не выдержу!

Когда появляюсь снова, замотанная до самого носа в чистый халат, Шахов встречает меня уже одетым. Светло-голубая рубашка красиво обрисовывает бицепсы, широкую грудную клетку и плечи. Я ловлю себя на мысли, что совершенно беззастенчиво пялюсь на мужчину, и поспешно отвожу глаза, пока Рустам не заметил и не начал подтрунивать.

Но посмотреть снова на Шахова приходится, когда раздается его голос:

— Прими, пожалуйста, — говорит он, протягивая на ладони небольшую круглую таблетку.

— Что это? — спрашиваю с опаской, но таблетку все же беру, хотя пока и не принимаю.

— Противозачаточные, естественно. Я использовал защиту, но лучше подстраховаться. Пей, — он протягивает мне стакан, и я послушно перехватываю его пальцами, проглатывая небольшую таблетку и запивая ее водой.

— Молодец, — одобрительно улыбается Шахов.

Он складывает ноутбук в сумку, туда же отправляются и несколько папок с документами.

— Оставишь счет моему помощнику Тимуру, тебе переведут сумму, которую скажешь, — говорит Рустам, не поворачиваясь ко мне. Он подхватывает со спинки стула пиджак и надевает его, поправляет галстук и запонки, а я…

я чувствую, как внутри все сжимает ледяной рукой. Всё. Это конец. Сказка кончилась, разбилась о реальность, в которой мне наутро, как продажной девке, говорят об оплате за ночь. Да, я знала, на что иду, знала, чем все закончится. Но от этого приятнее ситуация не становится и кошки на душе скрести не перестают. Это ведь мой первый мужчина, особенный для меня, как и прошедшая ночь… От отчаяния хочется заскулить, когда Шахов направляется к выходу, и я произношу быстрее, чем понимаю, что говорю:

— Ты бы… ты бы купил меня надолго?

Говорю это и замираю, глядя на напряженную спину. Одна секунда. Две. Три. Бесконечность.

— О чем ты, куколка? — развернувшись ко мне, вскидывает бровь Рустам.

Вспоминаю про отчима и зажмуриваюсь на мгновение от отвращения. Как он лапал меня, зажимал, пытался взять силой — все эти воспоминания заставляют трястись от брезгливой ненависти. А если дядя Витя узнает, что я была с другим мужчиной, если вдруг такое случится… никто не остановит его. Он меня просто изнасилует. И если у самого не выйдет, дружков своих точно натравит. С Шаховым же я буду под защитой, никто не посмеет меня тронуть, я смогу спокойно выучиться…

— Я хочу стать твоей содержанкой, — говорю твердо, глядя прямо в глаза.

Рустам хмыкает, медленно окидывает взглядом с ног до головы, будто видит впервые. Я уже сталкивалась с таким взглядом, когда он увидел меня впервые. Вот только тогда я была окружена огромным количеством людей, а сейчас наедине с ним.

— Ты понимаешь, на что идешь? Понимаешь, кто я?

— Д-да.

— Вряд ли, — пожимает плечом Шахов, глядя куда-то поверх моей головы, — То, что пишут обо мне в паршивых газетёнках и в интернете отчасти правда.

— В каком плане?

— Что я очень жадный, — он возвращает взгляд к моим глазам и усмехается. Наступает на меня, оттесняя дальше, заставляя делать шаг за шагом, чтобы сохранить безопасное расстояние. Но с Рустамом это невозможно. Натыкаюсь спиной на тумбочку — ее край больно врезается в поясницу, — и оказываюсь лицом к лицу с голодным зверем. Он стоит, нависая надо мной, буквально в нескольких сантиметрах, выбивая из груди дыхание, а из-под ног — землю.

— Что я не делюсь тем, что считаю своим. Что стираю конкурентов в порошок. Что всегда получаю свое, любыми средствами. И женщины не исключение.

— Я ведь не собираюсь становиться для тебя конкурентом, — пытаюсь пошутить, но смешок, слетевший с губ, выходит слишком неестественным и нервным.

Рустам улыбается, но глаза остаются серьезными. Холодными. Они будто сканируют меня, заглядывая в самую душу, считывая, и я абсолютно уверена, что будто на ладони перед ним, что от его глаз ни одна самая сокровенная тайна не скроется.

— Ты точно понимаешь, на что идешь? Провести со мной ночь и остаться в качестве содержанки — две разные вещи. Если останешься, больше никуда не уйдешь, пока мне не надоест играться с тобой и я не захочу тебя отпустить. Только вперед ногами, и я не шучу. Готова стать моей собственностью?

Сглатываю. Я хотя бы не буду нуждаться и бояться за свою жизнь. Получу образование, увезу бабушку, буду знать, что мое будущее точно будет безоблачным. Смогу помогать, в конце концов, онкобольным и детям, пусть и из чужого кошелька. Да и… буду рядом с Рустамом, что уж греха таить. С ним я чувствую себя защищенной, слабой женщиной, которой не нужно бояться или плакать, прятаться и запираться от кого-то. Он, в отличие от отчима, вреда мне не причинил за всё то время, что был рядом, даже секунды плохо со мной не обращался.

— Да, — выдыхаю я, еще не зная, что этим подписываю себе приговор.

Шахов молчит некоторое время, вглядывается в лицо, лишь спустя полминуты кивает.

— Самолет вылетает через три часа. Собирайся, тебе еще нужно успеть попрощаться с родными.

— Точно! И собрать вещи! — отмираю я.

— Ты серьезно переживаешь о тряпках?

— Ну ведь мне нужно будет в чем-то ходить, — удивляюсь я.

— Забудь. При мне тебе стоит приучиться ходить голой.

Я непонимающе пялюсь на Рустама, хмурясь, и вид у меня, похоже, такой обескураженный и недовольный, что мужчина фыркает:

— Да шучу я, шучу. Я куплю тебе столько тряпок, сколько захочешь. Время, лисица, — Шахов постукивает пальцем по циферблату часов на своей руке, — Жду тебя внизу.

— Да! Да, хорошо! — я бросаюсь искать платье, чтобы быстро собраться, но оказываюсь пойманной в кольцо рук. Прежде чем меня все-таки отпускают и дают наконец одеться, проходит еще пять минут, которые мы беззастенчиво тратим на поцелуи. Выставить Рустама из номера удается с трудом и то только потому, что он снова начинает распускать руки, нагло лапая.

— Уходи! Уходи, самолет через три часа! — возмущаюсь я, выпихивая мужчину из номера.

Он, конечно, поддается, потому что сдвинуть такую гору мышц я бы попросту не смогла. Возмущается шутливо:

— Отвратительно. Моя содержанка должна быть послушной и безотказной, а она выгоняет меня из моего же номера!

Я захлопываю дверь прямо перед носом Шахова и тут же закрываюсь на замок. Улыбка не сходит с лица и я, прислонившись лбом к двери, тихо смеюсь. Это такой абсурд, но именно сейчас я чувствую себя наконец такой счастливой, какой не была уже давным-давно.