Мастер нового времени

Виктория Балашова, 2023

Воланд и его компания снова в городе! Неожиданно жизнь поэта Кучерявого делает крутой поворот. Несмотря на то, что он поэт, причем, малоизвестный, ему заказывают роман и обещают заплатить огромный гонорар. Только содержание у романа довольно странное. А еще, на время написания ему придется бросить пить, пройдя курс лечения в элитной психушке, где он знакомится с весьма специфической компанией, которая… планирует вывести на чистую воду убийцу! В то же время по Москве прокатывается волна необычных событий, и все они связаны с современным литературным миром столицы.

Часть вторая. «Бесовщина какая-то…»

Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны.

(М. Булгаков)

Глава 1. Примерно с 13 апреля

На кухне верховодила Галина. Она постоянно что-то пекла, жарила, месила, из-за чего по квартире разносились приятнейшие запахи. Время от времени Фаланд надиктовывал ей тексты — на стол водрузили пишущую машинку «Ундервуд» производства 1896 года. Галина, что есть мочи, тарабанила по клавишам, с грохотом передвигая каретку. Затем листки, напечатанные под копирку, передавались Афранию, который подшивал их в соответствующие папочки. В комнате заседала «редакция». Так как на дверь квартиры решили прибить табличку «Мосэк, редакция Теодора Фаланда», потихоньку среди литераторов об этом прошел слух. И когда в квартиру потянулись авторы, пришлось в комнату посадить Флюшку и Фиелло для приема посетителей. Вскоре на входной двери появилось объявление: «Рукописи принимаются только в распечатанном виде», ниже: «Прием рукописей с 10.00 до 19.00. Перерыв на обед с 13.00 до 14.00. Выходные дни: суббота и воскресенье», еще ниже: «Основная тематика редакции: демонология, мистификации, происхождение человека, ад и прочие смежные темы». Сбоку болтался листок с нарисованной на нем театральной маской и надписью: «Бал-маскарад. Без масок не входить».

Сначала литератору следовало подходить к столу Флюшки — это был письменный стол Кучерявого. Флюшка бегло просматривал название и первые листки. Иногда швырял рукописи обратно авторам, громко выкрикивая:

— Не по теме! Графомань! Вам только заявления в полицию писать!

Иногда отправлял литератора с рукописью к столу Фиелло. Тот сидел в нарукавниках за низеньким журнальным столиком Кучерявого, отчего авторам приходилось нагибаться, чтобы продиктовать свои данные. В огромный гроссбух Фиелло записывал фамилию, имя, отчество сдавшего рукопись, дату приема рукописи, название произведения. Автор расписывался, на рукопись ставилась большая печать, выправленная по случаю («Издательство Мосэк. Редакция Теодора Фаланда»). Компьютеров в этой квартире не признавали. Единственный ноутбук увез с собой Кучерявый, нового не покупали по причине полного отрицания подобного ведения дел.

На лестничной клетке, к неудовольствию соседей, с раннего утра выстраивалась очередь. В самые первые дни нашествия писателей Афраний вышел из квартиры с банкой желтой краски и разлиновал пространство от лифта до квартиры, затем приклеил надписи: «Соблюдай дистанцию!». Так как литераторы очень быстро перестали пользоваться лифтом, и очередь змейкой спускалась по лестничным пролетам, то на ступеньках аналогичным образом пришлось нарисовать желтые полоски и приклеить надписи. В семь вечера допуск авторов в квартиру прекращался. Первый в очереди всегда умолял пустить его: «Меня пустите, я тут с утра. Одного человека всего! Еще без пяти минут!..» Но Флюшка клал свою мохнатую лапу на грудь говорившего, и тот успокаивался, по его лицу растекалась глупая улыбка. Писатель видел перед собой кошачью лапу, думал о переутомлении, кивал, забывая, чего кричал. Стоявшие позади, из-за дистанции, за соблюдением которой строго следил Афраний, ничего толком не понимали, кроме того, что редакция до завтра закрыта. Большинство, написав номер очереди на ладони, уходили. Однако стоявшие в первых рядах устраивались на полу, подложив под тело заранее припасенные картонки или коврики для занятий фитнесом. На свободном метровом пространстве расстилалась газетка или одноразовая скатёрка. Народ доставал из котомок бутерброды, огурчики, звенели бутылки. Литераторы принимались за еду, одновременно рассказывая друг другу разные истории, в том числе о требованиях редакции Теодора Фаланда, разительно отличавшихся от требований редакции, например, Алены Пономаренко.

В один из теплых апрельских дней терпение соседей лопнуло, и они вызвали полицию.

— Господа, позвольте, — полицейский, пришедший с проверкой, с трудом проходил от лифта к квартире. Соблюдение дистанции вполне позволяло преодолеть этот отрезок пути без особых проблем, но в каждом человеке литераторы видели коллегу, желавшего прорваться в редакцию без очереди, поэтому полицейского нещадно тормозили через каждый метр, выкрикивая оскорбления: «Тоже мне интеллигент выискался!», «Куда прёшь, тут живая очередь!», «Начало очереди на первом этаже!» и классическое «Вас тут не стояло! Я всех помню в лицо!». Полицейский терпеливо показывал удостоверение и повторял, что идет он по заявлению соседей.

Оказавшись возле двери, полицейский хотел было позвонить, но дверь, как по волшебству, распахнулась и Галина в белом фартучке, поблёскивая лубутенами, томно произнесла:

— Прошу вас, заходите, так вас ждали!

Полицейский вошел, Галина тут же захлопнула дверь перед носом у очередного автора и повернулась голой спиной к служителю порядка.

— Сюда проходите, пожалуйста, — проворковала она, заходя на кухню. — В комнате у нас редакторы, они нервные. Такова уж тяжкая работа с писателями. А здесь вы совершенно спокойно побеседуете с господином Фаландом. Он у нас за главного.

На кухне во главе стола восседал Фаланд, облачившийся в белую рубашку и черные джинсы. Машинку переставили на подоконник. Фаланд размашисто подписывал какие-то бумаги.

— Добрый день! — громко сказал полицейский. — Жалуются тут на вас. И справедливо жалуются, господин Фаланд. Более того, мы звонили в издательство. Они вас не знают и не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции.

— Ох, что ж вы стоите-то! — неожиданно позади полицейского нарисовался Флюшка Мурр. Он начал лапой подталкивать служителя закона к стулу. — Сядайте, сядайте. В ногах правды нет.

Полицейский плюхнулся на стул. Фаланд оторвался от бумаг.

— Значит, говорите, в издательстве не уполномочивали? Может, вы не туда позвонили? Не тот номер набрали? Сейчас выясним. Галина, будьте добры, позвоните в Мосэк.

Взяв со столешницы городской телефон с длинным проводом, Галина тоже села за стол и начала набирать номер, крутя диск карандашом.

— Алло, — протяжно произнесла она, — беспокоит редакция Теодора Фаланда на выезде. К нам пришел полицейский и утверждает, что вы нас не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции. Дать трубочку? Момент! — Галина передала трубку полицейскому: — Вас!

Все это показалось ему довольно странным, но трубку он взял:

— Алло, капитан Ефремов, шестьдесят шестое отделение. Да?.. Да, хорошо… Но я же звонил вам буквально час назад… Да?.. Понял. Но… Нет, соседи недовольны… Хорошо. До свидания. — Он положил трубку на древний телефон и кивнул: — Все уладилось. В редакции подтвердили, что уполномочивали. Вот только соседи ваши жалуются. Если бы не люди в подъезде…

— Не волнуйтесь, — встрял Фаланд, — с соседями мы разберемся. Успокоим. Фиелло! — крикнул он, и тут же в проеме кухни появился парень в коротких узких брюках, кедах на босу ногу и футболке, на которую был надет кургузый желтый пиджачок. — Друг мой, — обратился к нему Фаланд, — что ж ты раньше не сообщил, что мы беспокоим господ соседей! Пойди, разберись там с ними, объясни важность русской литературы для народа. Скажи, пока господин Кучерявый в творческом отпуске пишет для нас роман, мы тут обосновались. Для развития бумажной книги, скажи. Иначе помрет она без нас, сдавшись на милость электронной. Впрочем, ты знаешь, что сказать. Ступай.

Фиелло крутанулся на пятках так, что показалось, у него искры из-под ног полетели, и исчез с глаз долой.

— Водочки? — предложила полицейскому Галина, а Фаланд продолжил подписывать бумаги. — Есть закусочка. — Она поставила перед капитаном стакан водки и тарелку с холодцом. — Угощайтесь.

Полицейский хотел было отказаться, но рука сама потянулась к стакану, потом к холодцу… Когда он вышел из квартиры, на лестничной клетке никого не осталось. Он медленно побрел к лифту, поехал вниз, вышел во двор и с удивлением обнаружил, что свечерело. Вокруг тускло горели фонари. Где-то вдали, в церкви начали бить колокола. Капитан достал мобильник и увидел, что не просто свечерело — уж полночь близилась. Он попытался заставить себя идти в отделение, однако, ноги сами понесли домой. Там он нашел в своем портфеле чекушку водки и контейнер с котлетами. Сел, выпил, съел котлеты и забылся тяжелым сном. Назавтра с больной головой пришел в отделение. В тонкой папке, где лежало заявление соседей Кучерявого, теперь было подшито еще несколько листков: справка из Мосэк об уполномочивании редакции Теодора Фаланда превратить квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции на время творческого отпуска последнего, с печатью и подписью, заявление от соседей об отсутствии с их стороны претензий к редакции и его собственный отчет о проделанной работе…

«Ничего не помню», — подумал капитан Ефремов и наказал себе стараться на службе не пить.

Соседей, действительно, больше литераторы не беспокоили. Все они — и одинокая учительница математики Анна Владимировна, и скрипачи, муж с женой Новарские, и семья медсестры Телегиной — получили от редакции билеты на поезд и путёвки в пансионат «Южные вязи» на год. По месту работы соседей не смогли отказать горячим мольбам Фиелло и дали своим работникам оплачиваемые отпуска с надбавкой за пребывание в южной части Российской Федерации. Флюшка Мурр тут же облюбовал себе однокомнатную квартирку Анны Владимировны, которая являлась зеркальным отражением квартиры Кучерявого. Афраний решил обосноваться у скрипачей в двухкомнатной. В холле этой квартиры стояло пианино, на котором Афраний теперь периодически музицировал вечерами. Фаланд, по старшинству, переехал с Галиной в трешку медсестры. Фиелло остался в квартире Кучерявого — нравилось ему жить прямо на рабочем месте. После улаживания конфликта с соседями на лестничной клетке опять появились ночующие писатели. Иногда сердобольная Галина выносила им выпить и закусить, а Флюшка выносил складной стул и присаживался перетереть с ними о судьбах русской литературы, которая, благодаря усилиям редакции Теодора Фаланда, имела весьма радужные перспективы.

Уладив текущие вопросы, теперь Фаланд мог заняться писательским союзом, нагло исключившим из своих рядов поэта Кучерявого. Собрание по данному вопросу он назначил на утро следующего дня. На двери Фиелло повесил объявление: «Санитарный день. Идут технические работы», что ввергло стоявших в очереди в состояние полного отчаяния. Чуть позже из квартиры выскочил Флюшка с маркером фиолетового цвета и размашисто написал на объявлении: «Дезинфекция». Писатели хором спросили:

— Ковид?!

— Нет, — ответил Флюшка Мурр. — От графоманов дезинфицируем. Это заразно.

Литераторы закивали с пониманием: что за напасть такая «графомания» никто толком не знал, но все относились к данной мании настороженно и сугубо отрицательно. Те, кто, якобы в шутку, сами себя называли графоманами, на деле всегда ждали от окружающих отрицания этого постулата: «Ну что ты! Какой же ты графоман! Ты настоящий писатель!». Остальные предпочитали вообще такого не говорить, чтоб не сглазить и могли морду набить тому, кто в лицо обозвал бы их графоманами. Слова Флюшки возымели свое действие. На всякий случай писатели с лестничной клетки на время дезинфекции ушли от греха подальше, а то мало ли — вдруг, действительно, заразно.

Собрание начали с доклада Афрания, который заранее собрал информацию по делам располагавшихся в Москве писательских союзов.

— За истекший столетний период в творческой сфере практически ничего не изменилось, — констатировал Афраний. — Однако, при ближайшем рассмотрении, изменения есть, и они весьма удручают. — Афраний достал из пиджачка сложенную в несколько раз бумажку и приготовился зачитывать: — Пункт первый. Поборы при вступлении в писательские союзы. Принимают всех подряд, лишь бы заплатили. Пункт второй. Торгуют наградами имени классиков русской и зарубежной литературы. Третье. Торгуют местами на литературных конкурсах…

Неожиданно Афрания прервал подозрительный звук — показалось, кто-то ворочает ключом в двери.

— Принесла нечистая сила, — вздохнул Флюшка.

— Ничего мы не носили! — возмутился Фиелло. — Неправда ваша, поклёп!

В двери продолжали елозить ключом. Фаланд сосредоточенно посмотрел в сторону коридора и покачал головой.

— Упустили. Увлеклись редакционной работой, — признал он. — Развели, понимаешь, бюрократию. А теперь к нам ломится Виктор Поляна с какой-то девицей.

Флюшка Мурр поводил носом, пошевелил усами.

— Это поэтесса Агата Агафонова, — сделал он вывод на основании чувственного восприятия окружающего пространства. — Хочет здесь поселиться, пока господин Кучерявый пишет роман в элитном санатории.

— Как поселиться?! — всплеснула руками Галина. — Поздновато спохватилась, голубушка! Тут поселились мы!

— Симпатичная? — спросил Флюшку Фиелло.

— Вполне в нашем стиле, — кивнул Флюшка. — Демоница. Ведьма, проще говоря.

Копошение на лестничной клетке не прекращалось. Следовало предпринять меры.

— Так, ладно. Запускайте, — принял решение Фаланд.

Ключ в двери загадочным образом перестал бесполезно елозить. Щелкнул замок, и в коридор вошли Витёк с Агатой. Они уж было потеряли надежду, а Витёк даже подумал, что перепутал ключи, но тут дверь распахнулась.

— Простите, на каком основании… — начал петушится Поляна, успевший прочесть на двери все объявления редакции. — Вам не давали никакого разрешения!

Фаланд, вышедший из кухни в коридор поприветствовать гостей, поспешил успокоить Витька:

— Разрешение давали. Неужели ваш друг не помнит?

К своему стыду Витёк вспомнил, как Арни говорил что-то такое.

— Вот видите! — Из-под руки Фаланда появилась кошачья морда, однако, Витёк принял её за глюк, так как через секунду морда приняла вид совершенно человеческий, хотя и продолжала смутно напоминать кота. — Мы тут мирно делаем свои дела. Ничего страшного. И шеф прав, — указал Флюшка на Фаланда, — ваш друг уполномочил нас превратить свою квартиру в помещение для редакции на время своего творческого отпуска.

— А у вас бумага соответствующая есть? — спросила Агата, которой было крайне обидно упускать возможность пожить отдельно от подруг.

Афраний полез в карман пиджака и вытащил ту же бумажку, которую начал зачитывать незадолго до прихода незваных гостей.

— Нате! — протянул он бумагу Агате.

Та с удивлением обнаружила написанное Кучерявым заявление о предоставлении своей квартиры редакции Теодора Фаланда на время его творческого отпуска, который он намеревается провести в элитном санатории «Заоблачные дали». На бумаге, зарегистрированной за номером 224466613, стояла печать нотариальной конторы и подпись юриста со странной расшифровкой в скобках: Ведун Мегерович Черномагов. Флюшка заглянул через плечо Агаты и фыркнул. Вернувшись к Фаланду, он быстро что-то зашептал ему в ухо. Тот поманил Афрания.

— Никого другого в юристы позвать не мог? — спросил Теодор Хора, стараясь говорить потише.

— Шеф, только этот смог подписать. Срочно же понадобилось. Кто ж знал! А Ведун Мегерович завсегда готов, завсегда на посту. — И Афраний ловко выхватил бумажку из рук Агаты.

— А что ж мы людей маринуем в прихожей! — воскликнула Галина. — Пойдемте на кухню. Я там наготовила. Поедим по-людски.

Помнил Витёк кухню слегка другой — поменьше, погрязнее, со старой мебелишкой. Теперь перед его взором возникло несколько иное помещение. Ладно, размер: что чуть больше стала, могло и померещиться — с глазомером у Витька всегда было напряженно. Но вот остальное! На окнах висели тяжёлые портьеры темно-бордового цвета, напоминавшие занавес Большого театра, по праву руку вместо заляпанной газовой двухконфорки красовалась блестящая панель…

— Индукционная плита, последняя модель, зажигается по двойному щелчку пальцев обеих рук, — объяснила Галина, словно прочитав его мысли.

— А выключается как? — растерянно спросил Поляна.

— Выключается? — задумалась Галина.

— А зачем нам её выключать! — спас положение Флюшка. — Галочка у нас такая затейница, такая кулинарка! Готовит и готовит! Да вы сами сейчас убедитесь!

Тут внимание Витька переключилось на стол, стоявший слева от него. Стол явно был больше старого, при этом овальной формы, а сделан из материала, похожего на мрамор. Вокруг стола стояли деревянные стулья с высокими спинками. Снова в голове пронеслась мысль о несоизмеримости данной мебели с прежними размерами кухни.

Конец ознакомительного фрагмента.