Cоло

Виктория Александровна Миско

В мире, где главным преступлением считаются чувства, людям всё так же нужно взрослеть, любить, прощать и прощаться. Как это делать, если разговоры с незнакомцами запрещены и очень страшно быть в ответе за эмоции друг друга?Филипп, Надя, Лиза, Саша и Леон Соло будут бороться за свою честность, чтобы однажды встретиться в доме на океане.Что они скажут друг другу?

Утро на площади

Такого количества людей площадь перед зданием Суда ещё никогда не видела. Казалось, этим утром здесь собрались все жители города и окрестностей. Было очень шумно, и то и дело раздавались недовольные голоса.

— Пропустите! — громко кричал пожилой мужчина, безуспешно пытаясь выйти к дороге.

Кто-то в толпе сбил с его головы шляпу, и когда он нагнулся, чтобы поднять её, раздался крик.

— Машина, машина, — люди мгновенно ринулась к проезжей части, и серая шляпа оказалась затоптанной десятками пар ног.

Эрл присел на корточки, и мимо него пробежали цветные подолы юбок, загнутые манжеты брюк, яркие носки, поношенные кроссовки и отполированные туфли. Пожилой человек боялся подняться и кончиками пальцев держался за шершавую брусчатку Центральной площади, выжидая, когда толпа поредеет.

И ждать пришлось очень долго.

Сегодня здесь собрался весь город, это было правдой.

Для Эрла Томпсона, хозяина книжного магазина, сегодня начался совершенно обычный день.

С утра он не допил свой некрепкий кофе, съел одно печенье из открытой пачки, надел плащ и вышел на улицу. С недавних пор он одевался не по погоде и выходил из дома один раз в неделю, чтобы дойти до ближайшего супермаркета.

Каждое утро в городе начиналось с привычной суеты: вдоль торговой улицы открывались магазины, разнорабочие распаковывали товары на продажу, а курьеры уже стояли у порога пекарен.

В Городе все друг друга знали. Может быть никогда не встречались вживую, но заочно были знакомы благодаря слухам, благодаря друзьям друзей. Так вышло, но мало кто из новеньких переезжал сюда, и так же мало было тех, кто уезжал. Дети предпочитали учиться в окрестных университетах, потом поступали на работу в местные заведения и продолжали этот круговорот фамилий и судеб.

С недавних пор у Эрла не было никого, кроме книг, и дни напролёт он проводил за чтением в своём маленьком магазине на первом этаже дома. Он много молчал и много слушал, и только так узнавал все главные новости.

— Доброе утро, Эрл!

Сегодня утром молодой мужчина живо помахал ему из окна грузовика, припаркованного у магазина.

— О, доброе утро, Лёш. Как ты?

— Да я-то что! Вы посмотрите, что с городом!

Эрл добродушно улыбнулся и огляделся по сторонам.

Жалюзи на окнах магазинов были спущены, и даже фургон с кофе, который всегда открывался раньше других, безжизненно стоял на обочине. Мужчина удивился, почему это сразу не бросилось ему в глаза.

По тротуарам один за другим торопились люди. Кто-то по одиночке, кто-то целыми семьями. Уступив дорогу соседу, который выскочил из дома, на ходу надевая пиджак, Эрл растерянно посмотрел на парня в грузовике.

— Что же это такое?

— Я так и знал! — он от всей души засмеялся и повернулся к человеку на пассажирском сиденье. — Я же говорил!

— Что?

— Все идут к зданию Суда, Эрл! Ходят слухи, что сегодня привезут этого… сына судей Соло. Ну помнишь, он сбежал из дома, а вы ещё говорили…

— Леон нашёлся? — в растерянности произнёс мужчина, глядя на толпу прохожих.

— Он не то что нашёлся, Эрл, — парень высунулся из окна и заговорил шёпотом, как о самой страшной тайне, — говорят, что он… преступник.

Как ни старалось здание Центрального Суда прятаться за деревьями, оно продолжало быть символом и привлекать наблюдателей каждый раз, когда в Город прибывал очередной подсудимый.

Люди встречали это событие по-своему: кто-то принимал безучастный вид, кто-то распространял слухи, кто-то им верил, а те, кто был посвободнее, вставали с утра пораньше и торопились на площадь.

Но событие сегодняшнего дня не оставило равнодушным никого, кто знал последние новости. А знали их все.

На главной площади Города жители резко стали одним целым. Говорят же, что несчастье объединяет. Это было чьё-то несчастье, а не их собственное.

Люди делились мыслями по поводу произошедшего, пытались понять настрой присяжных, которые заходили в Суд через боковой вход, ругались с охранником, пытающимся освободить площадь для машины с подсудимым.

Кто-то вдруг показал на маленькие окна под самой крышей, будто бы различив там фигуру осуждённого, другой тут же одёрнул его и со смехом объяснил, что в камерах нет окон. Кто-то встретил на площади старых знакомых, резко развернулся и задел их плечом; женщины держали маленьких детей на руках, мужчины прижимали к груди гладкие кожаные дипломаты.

Кто-то как Эрл Томпсон просто не мог преодолеть толпу, чтобы выйти на противоположную сторону площади и дойти, наконец, до супермаркета.

Кто-то как Эрл Томпсон не мог понять, что эти люди хотят увидеть, для чего они здесь собрались, зачем им чужая боль.

Но супермаркет закрыт. Все здесь, Эрл.

Город был обязан Суду своим возникновением.

Когда-то на этом месте в небольшом здании разбирались самые тяжёлые преступления против человеческой жизни. На этой площади казнили, жестоко осуждали и не менее жестоко обсуждали. И как-то незаметно вокруг здания Суда возникло поселение тех, кто не представлял свою жизнь без подобных зрелищ. Судебные заседания проводились достаточно часто, и однажды судьи решили не уезжать, приехали торговцы, и началась жизнь.

Со временем изменилось законодательство, изменилось само здание Суда, и теперь в центре Города разбирались самые тяжёлые преступления против человеческой души.

Многое изменилось, но как и прежде, жизнь в городе начиналась с гудком прибывшего поезда и продолжалась как городской хаос с толпами зевак. К высоким ступеням центрального входа в Суд подъезжала чёрная машина с тонированными стёклами, и охранник сбегал вниз, чтобы принять никому не известного человека. Кто-то в толпе обязательно выкрикивал «Преступник», а кто-то напоминал ему, что нужно держать эмоции под контролем.

Те, кто приходил на площадь, считали, что никто не имеет права безосновательно осуждать других. Но считали они так ровно до дня суда, когда опираясь лишь на вид подсудимого, его осанку, походку и, конечно, собственный опыт, эти же люди запросто делали выводы и вешали ярлыки.

И как им можно после этого доверять?

Так было всегда.

Несмотря на погоду, люди собирались на площади, повинуясь врождённому влечению к месту зрелища. И это любопытство задавало настроение города, было его ритмом, и где-то кому-то, наверное, было выгодно, чтобы человек пришёл на площадь, посмотрел на подсудимого и и спрятал свои чувства ещё глубже.

Где-то и кто-то искренних чувств боятся больше всего.

Сегодня утром солнце пыталось высушить брусчатку после прошедшего накануне дождя, поредевшая листва на деревьях дышала влагой, и на площади перед зданием Суда собрались даже те, кого не так часто встретишь на улицах Города.

Все с нетерпением оглядывались на дорогу в ожидании, когда из-за угла появится автомобиль. Тот самый.

Здесь все знали друг друга слишком хорошо и поэтому помнили, как Леон Соло сбежал из дома в свои четырнадцать лет.

Дурак. Смельчак. Псих. Бедняга.