Черный рыцарь Артур Ярош. Книга 3. Защитник униженных

Виктор фон Фальк, 1912

Заключительная часть серии романов о поождениях разбойника Артура Яроша. Он был не только храбрым разбойничьим атаманом и гениальным авантюристом, но также и ревностным патриотом, великим народным героем и борцом за свободу. Король разбойников, он лишь по капризу жестокий судьбы достиг этого ужасного величия на своем кровавом пути! Кто толкнул его на этот тернистый путь? Жестокая судьба, полная несчастий и трагедий жизнь, злые, корыстные враги – и благородное сердце его, возмущавшееся против зла и насилия, против произвола тиранов. С самой колыбели злой рок преследовал его, но самый жестокий удар судьба послала ему, когда он был студентом. Маркиз Дельмонт, наместник германского княжества и жестокий тиран, человек без чести и совести, обрек на смертную казнь любимую Ярошем молодую девушку, прекрасную Елизавету Бах. Благородный юноша заступился за ту, которой принадлежало его сердце, он взял на себя великое дело страшной мести. С этого дня Артур Ярош покинул мир и людей, с этого дня он стал разбойником – мстителем, королем атаманов, Чёрным Рыцарем! В нашем романе, захватывающем по своему содержанию, мы представляем нашим читателям трагическую историю его жизни и великой борьбы человека за жизнь, свободу и любовь!

Глава 72. Именины

Куда же делась Елизавета Бах? Отчего она не пришла в условленный час в камеру своих трех друзей и сообщников? Какое неожиданное обстоятельство задержало несчастную девушку?

Елизавета Бах в сильном волнении сидела в своей камере, вместе со своими обеими соседками. Старая Жульета уже дремала на своих нарах, но ее прекрасная дочь еще не думала о сне. Эта падшая девушка знала, что ее любовник старший надзиратель справлял свои именины. И сидя в мрачной камере своей тюрьмы, она мысленно переносилась в ярко освещенную залу, где ее любовник веселился и пировал со своими друзьями.

Время от времени она бросала злобные взгляды на сидевшую в углу Елизавету, погруженную в тяжелые думы. Негодная девушка с ненавистью и завистью относилась к гордой Елизавете, которая энергично защищала свою невинность и с презрением отвергала соблазнительные предложения Бриссона.

Но мысли Елизаветы Бах были теперь далеки от сидевшей возле нее легкомысленной девушки, от надсмотрщика Бриссона и от всей этой адской каторги, где она так долго томилась. Ея мысли уносили ее далеко отсюда, в родной край, где она некогда мечтала о счастье и блаженстве, о мирной и спокойной жизни вместе с горячо любимым человеком.

С лихорадочным нетерпением несчастная девушка ждала наступления полуночи. Она хорошо знала, что в эту ночь ее ждали старый князь и оба его товарища, что в эту ночь, может быть, она очутится на свободе вместе с ее тремя сообщниками. Сердце Елизаветы стучало и прыгало в радостном волнении при одной только мысли о свободе.

Она не обманывала себя слишком розовыми и льстивыми надеждами, она хорошо сознавала, сколько страшных опасностей грозила ей на пути к свободе, но цель была слишком заманчива, что стоило рисковать и жизнью.

Да разве остаться на этой каторге не значило обречь себя на верную, хотя медленную гибель? Разве эта нежная молодая девушка могла бы переносить муки тяжелой непосильной работы и адские душевные терзания?

Наконец пробило полночь, и Елизавета уже начала собираться в путь. Она не опасалась своих соседок, ибо последние знали, что Елизавета часто посещала старого князя, которого она любила и уважала, как родного отца.

Вдруг послышались шаги, а минуту спустя отворилась дверь, и в комнату вошел тюремный служитель. Елизавета слегка побледнела, словно предчувствуя грозившую ей беду. Но во взгляде, который ее молодая соседка бросила на вошедшего можно было прочесть любопытство и живой интерес. Казалось, в душе негодной девушки вдруг пробудилась надежда и непристойные желания…

— Старший надзиратель послал меня за вами, — грубо проговорил тюремный служитель. — Идемте же поскорее, вас ждут.

Глаза негодной девушки радостно заблестели, и она поспешно накинула платье, которое старший надзиратель недавно подарил ей. Она бросила на Елизавету вызывающе торжествующий взгляд.

— А ты чего стоишь? — грубо крикнул служитель Елизавете. — Приказано и тебя привести.

Елизавета встрепенулась и посмотрела на говорившего с испугом и страхом. Ее соседка также широко раскрыла глаза от изумления.

— Не мешкай же, — торопил служитель, остолбеневшую от ужаса Елизавету.

— Нет, я не пойду! — воскликнула она, наконец, полным отчаяния голосом. — Мне не за чем идти, я хочу отдохнуть, чтобы завтра идти на работу.

— Что-о? — прогремел голос служителя. — Ты смеешь упрямствовать! Или ты хочешь, чтобы тебя силой потащили, негодная собака?

Бедная девушка задрожала всем телом, она чувствовала на себе злорадный взгляд своей соседки, которая с ядовитой усмешкой на лице схватила ее за руку и сказала:

— Идем, моя милая, нечего церемониться! Мы с тобой одного поля ягоды…

На квартире старшего надзирателя в этот вечер шел пир горой. Хозяин дома с особенным шиком справлял свои именины. Здесь было на лицо все «начальство» каторжной тюрьмы, не исключая, конечно, и надсмотрщиков.

Старший надзиратель любил повеселиться, а после женщин его первой страстью было вино. Впрочем, и вся веселая компания, собравшаяся на именины старшего надзирателя, любила хорошенько выпить. Но больше всех отличался тюремный доктор Тизо, который напился в этот вечер до положения риз.

Когда все уже были навеселе, начались бесконечные тосты. Первый тост был провозглашен в честь виновника торжества, который к этому времени уже сильно охмелел. Затем следовали и другие тосты, и к чести пировавших нужно сказать, что они усердно осушали свои бокалы.

Но вот старший надзиратель ударил по столу и пьяным голосом заревел:

— Эй, господа, я предлагаю еще один тост.

Гости устремили свои глаза на хозяина дома, а пьяный доктор даже хлопнул его по плечу и хрипливым голосом проговорил:

— Ну-ка, дружище, послушаем, за кого прикажешь опять выпить?

— Выпьем за прекраснейшую девушку на нашей каторге! — с трудом произнося слова, проревел старший надзиратель.

— Кто же она, твоя красавица то? — спросил доктор Тизо.

— Роза… дочь Жульетты, — пролепетал старший надзиратель, еле двигая языком.

Надсмотрщик Бриссон лукаво усмехнулся. В его голове вдруг созрел дьявольский план мести Елизаветы.

— Вы ошибаетесь, г-н надзиратель. — сказал он, вызывающе глядя на полупьяного хозяина дома. — У нас в каторге есть девушка куда красивее этой Розы.

— Что? — прохрипел надзиратель, весь побагровев от гнева. — Что вы сказали, Бриссон? Кто красивее Розы?

— Ее соседка Елизавета, — ответил надсмотрщик.

— Ха-ха… ты врешь, Бриссон! — заревел пьяный надзиратель, окончательно вышедший из себя, но вдруг доктор вмешался в спор начальника с подчиненным:

— Господа! — воскликнул пьяный доктор. — Я разрешу вам спор. Прикажите, г-н надзиратель, привести сюда обеих девушек, и все присутствующие выскажут свое мнение о них, тогда выяснится, кто из вас прав милые спорщики.

Предложение пьяного доктора было охотно принято не только обеими сторонами, но и всеми уже хорошенько выпившими гостями. По знаку старшего надзирателя один из тюремных служителей отправился в здание тюрьмы, чтобы привести обеих каторжниц.

Четверть часа спустя посланный вернулся, ведя за собою весело смеявшуюся Розу и мрачно глядевшую Елизавету.

— Вот они! — воскликнул один из старших надсмотрщиков. — Право, они обе хороши.

Елизавета Бах остановилась на пороге, низко опустив глаза, на которых сверкали слезы. Доктор Тизо, сидевший на мягком диване, уже склонял голову на сторону, его глаза слегка заблестели при появлении обеих девушек.

— Роза, моя милая Роза, — пьяным голосом заговорил старший надзиратель, увидев свою любовницу. — Иди сюда, тебя ждут мои объятия!

Надсмотрщик Бриссон устремил свои глаза на несчастную Елизавету, которая в своем горестном и отчаянном виде показалась ему еще более соблазнительной. Взяв со стола стакан с вином, он подошел к молодой девушке и схватил ее за руку.

— Пей, моя милая. — сказал он, поднеся стакан к ее рту, — Вино развеселит тебя! Черт побери, как ты хороша!

С ужасом и отвращением Елизавета оттолкнула от себя негодяя. Раздался громкий хохот старшего надзирателя, что еще более усилило ярость Бриссона, сильно побагровевшего от злости на свою неудачу.

— Посмотрите господа на обеих девушек, — с трудом проговорил старший надзиратель, — и судите, какая из них лучше.

Елизавета Бах густо покраснела, почувствовав устремленные на нее со всех сторон взоры. Она хотела отвернуться, но было уже поздно. Со всех сторон послышались восторженные возгласы в похвалу красоты.

Старший надзиратель, все более и более пьянея, не выпускал из своих рук Розы, осыпая ее нежными ласками.

— Эй, Бриссон, — продолжал доктор, обратившись к надсмотрщику, — ты, брат, оробел! Твоя красавица, того и гляди, вцепится в тебя своими когтями.

— Эта, вообще, недоступная! — проговорил надзиратель. — Пусть только Бриссон попытается поцеловать ее! Помнишь ли, какое поражение ты потерпел недавно?

Бриссон побагровел от ярости, услышав этот намек на злополучное приключение в темном проходе, где на него напал Пухлер. Негодяем овладело какое-то бешенное чувство, и в следующий миг он уже подскочил к Елизавете Бах.

Она хотела уклониться в сторону, но он уже схватил ее, и при общем хохоте и одобрении поцеловал ее в губы. Девушка задрожала от отвращения, и в страшном отчаянии она оттолкнула от себя негодяя.

Однако, Бриссон не хотел выпустить своей жертвы, и ему удалось снова схватить девушку. Несчастная, совершенно обезумев от отчаяния, ударила его из всех сил, так, что полупьяный негодяй потерял равновесие и упал при общем хохоте пьяной толпы.

— Как тебе не стыдно, Бриссон! — подразнил его старший надзиратель. — Ты не можешь побороть этой девушки?

— Стыд и позор для тебя! — послышались голоса со всех сторон.

— Ты проучил бы ее нагайкой, — издевался кто-то из гостей.

Последние слова как бы вдохновили негодяя. Он походил теперь на дьявола, его лицо выражало ужас и ярость.

Отодвинув в сторону стулья, Бриссон очистил большой стол, готовясь наказать непослушную девушку В следующий миг он уже сорвал с несчастной, жертвы грубую блузку и повалил ее на стол. В его глазах сверкал адский огонь, а ее руки дрожали и тряслись, как в лихорадке.

— Нагайки сюда, принесите нагайку! — приказал старший надзиратель.

В следующий миг Бриссон уже вооружился грозным кнутом, которым он замахнулся над своей жертвой.

— Не жалей ее! — задорно кричал старший надзиратель, — Не щади ее, дай ей по заслугам!

Но в тот самый момент, когда, надсмотрщик готовился уже опустить кнут на тело несчастной, вдруг открылась дверь, и на пороге раздался чей-то дрожащий голос:

— Остановитесь… я приказываю!