На границе вселенной. Шёпот звёзд

Виктор Яманов, 2022

Его первой колыбелью стал космос, а приёмной матерью – самая настоящая ведьма. Злобный пират открыл ему свою тайну, а сумасбродный доктор чуть не замучил опытами. Он слышит шёпот звёзд и путешествует между мирами. Он один владеет древней магией и может возвращать жизнь в мёртвое тело. Но вот его собственная жизнь постоянно в опасности. Кто же ты, Маркус? И почему на тебя ополчились все во вселенной? Первое путешествие героя в головокружительном вихре увлечёт нас в поражающую воображение историю. Маркусу предстоит узнать своё происхождение, выдержать страшные испытания, преодолеть себя и обрести предназначение. Вот только поверит ли ему снова девушка, ради которой он готов пройти всю вселенную?

Глава 2. «Гемиль»

Я не спеша шёл по чёрной земле на берегу горной реки, любуясь видами леса и слушая пение диковинных птиц с разноцветным оперением. Неожиданно мне встретился белокожий старик в необычном белом костюме с прямыми брюками. Он набирал воду из реки в странную ёмкость с ручкой наверху. Я спрятался за деревом и тихо наблюдал издалека.

К старику подошёл мальчишка лет десяти, одетый в белую рубаху с коротким рукавом и такого же цвета штаны. Ребёнок забрал наполненную водой ёмкость, отдавая старику пустую. И так продолжалось много раз: к реке подходили разные дети. У всех на шее были металлические ошейники с мигавшими синими огоньками.

Мне было крайне любопытно, что это за престарелый мужчина. Похоже, что он не представлял никакой угрозы: дети запасались водой, только вот не понятно, куда её относили. Пресной воды было полно и внизу. Я осмелился подойти к ним и всё узнать.

Старик в белых одеждах всё ещё набирал воду, а я тихо подкрался к нему.

— Здравствуйте, а почему вы не набираете воду в порту? — спросил я.

— Что?

Незнакомец вздрогнул, явно неготовый к моему появлению. Он поднёс палец к уху и как будто что-то нажал на нём.

— Ну, почему вы набираете воду именно тут? И почему вы так странно одеты? Эти дети — рабы или работают на вас? — я показал пальцем на уходившего мальчика.

— Дитя, как ты здесь оказался? И где твои родители? — с улыбкой спросил старик.

— Я первый спросил.

— Хорошо. Давай так: сначала ты ответишь мне, а потом отвечу я?

Он передал наполненную ёмкость следующему ребёнку.

— Ладно. Я с пиратского корабля. Мне разрешили погулять по рынку, и вечером я должен вернуться на корабль.

— И почему же ты пошёл в лес? — недоумевая спросил странный незнакомец.

— Ну, мне просто захотелось погулять тут, — я показал рукой на лес.

— И никто не знает, что ты тут? — старик радостно заулыбался, и это меня смутило.

— Нет, мне велели далеко не уходить. Теперь ваша очередь отвечать!

— Хорошо, я — доктор Гемилион Новис. Мы с ребятами остановились на этом острове, чтобы пополнить запасы провизии и воды. Дети помогают мне в исследованиях, и мы путешествуем вместе. Они сироты, а я спас их всех от гибели, — при этих словах он уже наполнял следующий резервуар с водой.

— Так почему же вы набираете воду именно здесь? И где ваш корабль? — моё любопытство никак не унималось.

— Понимаешь ли, мальчик, у нас очень необычный корабль. И нам удобнее делать именно так, чтобы нас никто не видел и не задавал лишних вопросов.

— А почему вы не хотите вопросов? И что вы исследуете?

— Моё исследование — строжайшая тайна, — серьёзно ответил старик, передавая воду следующему ребёнку.

Я заметил, что ни один из детей не подходил дважды. Они косились на меня, как будто хотели что-то сказать, но не смели.

Когда уходил очередной ребёнок, я подбежал к нему и спросил:

— Тебе хорошо с этим стариком?

Мальчишка был ростом с меня, и у него была белая кожа и короткие русые волосы.

— Это лучше, чем смерть. Но если у тебя есть другой выбор, лучше не надо, — грустно ответил он.

Его речь была понятной, но странной, он делал ударения не на тех слогах. Мальчик быстро скрылся в лесу, я даже опомниться не успел. Но его слова заставили меня задуматься.

«Может, попробовать напроситься к ним? Всё лучше, чем жизнь пирата», — подумал я и снова подбежал к старику.

— Может, вам нужен ещё один помощник? — спросил я воодушевлённо.

— Помощников у меня больше, чем нужно. А тебе это зачем?

— Я не хочу быть пиратом. Не хочу убивать людей, — ответил я и потупился.

— Никто не хочет. Но чем ты отличаешься от других? — он едва заметно улыбнулся.

— Ну… — я помолчал и, наконец, нашёл, что ответить: — Меня раньше учили магии. Может, это вам пригодится?

— Хм, интересно! — доктор прекратил набирать воду и пристально посмотрел на меня. — А что ты умеешь?

— Я могу заставить маленькие предметы воспарить над землёй, знаю несколько заклинаний про погоду, умею варить целебные зелья из трав. А ещё умею обращать мелких существ в пепел и… — я остановился, не зная, как правильно сказать.

— И? — доктор смотрел на меня в ожидании.

— И у меня иногда получается заставлять цветы снова распускаться, — открыто похвастался я и уставился на него.

— То есть, увядшие цветы? — переспросил старик.

— Да.

— А сможешь показать? — он резко подошёл ближе и ошарашенно посмотрел на меня.

— Ну, я могу попробовать. Давайте поищем что-нибудь засыхающее.

— Давай поищем. Трёхлистный папоротник подойдёт?

— Наверно, — ответил я и пожал плечами. — С папоротником ничего не обещаю, не пробовал.

Доктор велел детям самим набирать воду, чему они, похоже, не обрадовались. А мы пошли в чащу леса, свернув влево от речки, в поисках цветов или хотя бы папоротников. По пути старик вспомнил, что я не назвал своё имя и вежливо попросил меня представиться.

— Маркус меня зовут, — ответил я, и мы молча пошли дальше.

Поблуждав немного, мы, наконец, нашли одно больное растение. Первым его приметил старик и подозвал меня. Это был загнивший папоротник. Три его нижних листа поникли к земле. Здоровые листья стремились вверх. Вокруг кружились мелкие шестикрылые насекомые, питавшиеся гнилью растения.

Я подошёл к папоротнику, присел на колени и с неохотой собрал в руку три гниющих листочка, лежавших на земле. Затем закрыл глаза и напряг все силы, чтобы захотеть оживить его. Через несколько минут я приоткрыл один глаз.

— Получилось!

Листья папоротника позеленели и устремились вверх. Растение было исцелено! Но радость быстро сменилась грустью. Как только я заулыбался, листья папоротника рассыпались пеплом.

— Поразительно! — вскрикнул доктор.

— Я пока точно не понял, как это работает, — пробормотал я, пытаясь оправдать неудачу.

— Это не важно, Маркус. Главное — наличие способностей. Удивительно, но, если всё получится, ты сможешь исцелять людей!

— Вы в это верите? И мне не придётся никого убивать? — в надежде спросил я.

— Не придётся, обещаю.

— Это значит, вы позволите мне пойти с вами?

— Конечно! Но ты же понимаешь, что пути назад не будет? — теперь доктор хитро улыбался.

— Спасибо! — я подбежал к старику и обнял его. — Вы меня спасаете!

— Не стоит, — доктор дивился моему поведению. — Пойдём, я покажу тебе наш корабль. Тебе понравится.

Мы повернули обратно к речушке. К этому времени детей там уже не было. Гемилион объяснил, что все приготовления к путешествию закончены. И ещё добавил, что ответит на все вопросы позже, поскольку их у меня будет очень много. Мы прошли немного вверх по течению и наткнулись на ещё одну большую поляну. Удивительно, что деревья вокруг неё были повалены, и никаких растений, кроме примятой травы, на лужайке не было.

— Мы пришли.

— Но, тут же ничего нет! — вскричал я, оглядываясь по сторонам.

На секунду я усомнился в здравомыслии спутника.

Гемилион приложил два пальца к губам и звонко просвистел, а после взмахнул рукой. Поднялся сильный ветер на пару мгновений. Тогда в нескольких шагах от нас открылся проход и спустилась металлическая лестница. И тут я понял, что корабль невидимый. Но почему он не на воде?

Всё это показалось совсем странным, но страшно не было. Мне настолько хотелось сбежать от Эдвора, что я быстро поднялся вверх по необычной лесенке — вперёд, к неизвестному!

Я оказался внутри вместе с доктором. Это был совсем не обычный корабль, стены и пол его были сделаны из серого металла. Я застыл на месте и разглядывал всё вкруг. Доктор велел ждать на месте. Через несколько минут он вернулся с мальчишкой, с которым я пытался поговорить в лесу. Доктор представил его:

— Маркус, это Валекиан. Вы будете с ним в одной каюте, и он тебе всё расскажет, а мне нужно подготавливать корабль к взлёту. Через пару часов мы уже будем в космосе.

Я доверчиво кивнул, хотя не понял, где мы будем, и зачем взлетать, если море неподалеку. Гемилион ушёл.

— Пойдём, я тебе всё объясню, — позвал меня Валекиан, уходя в сторону длинного коридора.

Я побежал за мальчишкой, попутно задавая ему вопросы:

— Что это за корабль такой? И почему тебе тут не нравится?

— Нам нужно подготовиться к взлёту, надо спешить, — только и сказал он, сохраняя спокойствие.

— К какому ещё взлёту? Куда мы идём?

— В каюту, там будет безопасно, пока не включится искусственная гравитация на всем корабле.

— Я ничего не понимаю! — громко возразил я.

— Делай, как я говорю, и чуть позже всё поймешь. Мне тоже было сложно понять.

В пустом коридоре оказалось много белых дверей с номерами. Благо, Аноха научила меня считать, и я смог разобрать цифры. Мы дошли до номера «46», и Валериан нажал кнопку на двери, она отодвинулась в сторону. Мальчик зашёл в комнату и велел мне тоже заходить. Дверь за нами закрылась сама собой. Это была небольшая каюта с такими же металлическими стенами и полом, невысокими потолками, без окон. По бокам комнаты стояли две кровати, заправленными белым бельём. В одном углу разместился небольшой белый столик, а в другом — комод. Удивительно, но вся мебель была прибита к полу. Валекиан достал из нижнего ящика комода такую же белую одежду, как была на нём самом. Он протянул мне комплект и велел надеть после душа. Мы вышли из каюты, прошли мимо пары дверей, и в конце коридора была белая дверь с буквой «М» по центру вверху.

— Это душевая для мальчиков, соседняя — для девочек. Туда не ходи, — он показал пальцем на соседнюю дверь с буквой «W».

— Хорошо, — кивнул я.

Мы зашли, и Валекиан проводил меня к душевым кабинам, дал мыло и чистое полотенце, показал, как включить и выключить воду, и велел мне после процедуры возвращаться к нему в каюту. Свою одежду я должен был положить в урну, которая тоже была прибита в полу и открывалась сама при приближении человека, и закрывалась, как только в неё что-то бросали. Я сделал всё, как сказал Валекиан.

Когда я мылся, с меня стекала чёрная вода. После душа было приятное ощущение свежести, раньше такого я не испытывал и с удовольствием вдыхал аромат, оставшийся от мыла.

В новой одежде, широко улыбаясь, я возвращался в каюту. И уже сам нажал кнопку, чтобы дверь отодвинулась. Валекиан протянул мне белую обувь с необычными завязками.

— Это кроссы, в них очень удобно, — объяснил он, показывая, как их завязывать.

В новой одежде было очень удобно. А у меня было столько вопросов. Но не успел я снова начать донимать соседа по каюте, как корабль затрясло. Валекиан закричал мне, что так и должно быть. Это продолжалось недолго. Затем неведомая сила оторвала меня от пола. Казалось, что я потерял весь свой вес. Мы с Валекианом парили в воздухе и смеялись. Я переворачивался и пытался долететь до другого края каюты такими движениями, словно я плыл по воде.

— Это и есть невесомость! — прокричал Валекиан.

— Мне нравится, — я всё ещё «плыл» по воздуху.

— Ещё пару минут, и нас будет медленно притягивать обратно, — Валекиан тоже смеясь стал изображать пловца.

Мы подурачились так ещё немного, потом мой вес стал медленно возвращаться, и мы постепенно опустились на пол. Валекиан назвал это «силой притяжения».

— Что это было? — спросил я.

— Корабль взлетел, мы вышли открытый в космос. Пойдём покажу!

Валекиан схватил меня за руку, и мы побежали из каюты в начало коридора, а оттуда свернули в другой коридор и вышли к огромному окну, которое мой новый знакомый называл «иллюминатором». Ошарашенно я посмотрел в него и даже приоткрыл рот. За стеклом была чёрная ночь, в глубине которой светило множество огней и разноцветных туманов, а посреди окна — огромный красно-розовый шар, от которого мы удалялись всё дальше.

— Это и есть космос. А это планета Амаран номер шесть, — Валекиан показал на красную планету, — с неё мы и взлетели. В этой звёздной системе все планеты называются Амаран, только под разными номерами, так объяснял доктор.

— Удивительно, — проговорил я и задумался.

Все вопросы из головы куда-то исчезли, и я больше ничего не мог сказать, только смотрел с удивлением в холодную пучину космоса. Было в нём что-то родное. В мои мысли закрался еле слышный, невнятный шёпот, но я узнал его: этот же голос рассказывал мне сказки.

— Мы на космическом корабле, доктор называет его «Гемиль». Если тебе интересно, как тут всё устроено, он объяснит, если спросишь. Я как-то спрашивал, но было столько непонятных слов, и я мало что понял. Знаю только, что корабль выглядит как небольшая гора с округлыми боками и может сливаться с окружающей средой.

— А чем вы здесь занимаетесь? — я начал постепенно приходить в себя, а мой сосед, похоже, был готов с энтузиазмом рассказывать обо всём.

— Мы принимаем участие в исследованиях доктора. Он спас жизнь каждому из нас, взамен мы стали его «подопытными». Он испытывает на нас новые лекарства, ставит уколы, проводит тесты с помощью разной техники. Обычно это не больно. И точно лучше, чем смерть, — последние слова Валекиан проговорил с едва заметной печалью в глазах.

— А ты тоже с Амарана? — я никак не мог оторвать взгляд от прекрасной планеты.

— Нет, доктор называл мою планету Дим-Бима, она далеко отсюда. Мой родной язык похож на ваш, поэтому я тебя понимаю, — его глаза стали влажными.

Было понятно, что мальчик пытался изо всех сил не заплакать. И тут я понял, почему он говорит со странным акцентом.

— Давно ты здесь? — я сочувствовал ему.

— Два стандартных года. Один такой год равен четырёмстам суткам, а сутки длятся двадцать четыре часа. И я бы очень хотел вернуться домой, — он помолчал немного и добавил: — Скоро будет ужин, и ты увидишь остальных детей. Мы все с разных планет, родной язык у всех разный. Тебе придётся выучить язык доктора, я помогу. Тогда ты сможешь говорить свободно, как с Гемилионом, так и с другими детьми.

— Но доктор же и так понятно говорил со мной, зачем? — спросил я, недоумевая.

— Он использовал коммуникатор, это такое устройство, которое вставляется в ухо и преобразует твою речь в речь на языке твоего собеседника, — Валекиан показал пальцем на своё ухо.

— И это устройство есть только у доктора?

— Да, коммуникатор всего один.

— А что за штука у тебя на шее? — я показывал на устройство в виде ошейника.

— Это чтобы никто не сбежал и не напал на доктора. Он сказал, что эта штука взрывается по его команде. И если самому попытаться его снять, тоже взорвётся.

— Ужас! — вскрикнул я.

— Доктор называет это «мерами предосторожности». Говорит, что мы без него не выживем.

Неожиданно прозвенел короткий звуковой сигнал. Валекиан объяснил, что это звонок на ужин, и нам пора идти. Мы прошли по коридору дальше и вышли в большой зал со множеством длинных столов. Постепенно подходили другие ребята, и все рассаживались. На столах уже стояла еда и напитки, которые также приносили другие дети. Валекиан повёл меня к нашему месту. Мы сели за стол, и я огляделся. Доктор сидел с книжкой в руках за отдельным маленьким столиком. Я насчитал приблизительно пятьдесят детей.

— А есть ещё кто-нибудь из взрослых? — спросил я Валекиана.

— Самым старшим детям тут по пятнадцать стандартных лет. Старше нет никого, кроме доктора. Мы сами готовим, убираемся, выполняем некоторые обслуживающие работы на корабле. А ещё составляем график дежурств, поэтому задействован каждый. Завтра и тебя туда внесём. Примерно раз в месяц делаем остановку на какой-нибудь неразвитой планете для пополнения запасов. Иногда доктор приводит оттуда новых детей.

— А что становится с теми, кто вырастает? Если тут нет взрослых… — тихонько уточнил я.

— Никто не знает. Я не встречал детей, которые живут тут больше шести лет. Бывает, дети пропадают независимо от возраста, — шёпотом ответил Валекиан. — Мне кажется, они пытались сбежать и взорвались от заряда на шее.

— Поэтому ты хочешь домой?

— Да… — ещё тише прошептал Валекиан, опустив глаза.

Мы принялись ужинать. На столах стояло пюре из амаранских стеблей ковентуса с мясом лесных кабанов. В блюде чувствовались какие-то неизвестные специи, что делало еду невероятно вкусной. Запил я это удовольствие компотом из лесных ягод.

После ужина все разошлись по каютам, и Валекиан сказал, что сейчас свободное время.

Мы сидели на кровати, сосед достал учебник и стал учить меня общему языку. Было очень интересно, и я легко запоминал целые выражения, словно уже слышал какие-то слова раньше. Так прошло несколько часов, а потом снова прозвенел звонок. Это был знак ко сну, мы разделись и легли в свои кровати. Прежде, чем уснуть, я поблагодарил Валекиана за помощь, и он улыбнулся мне в ответ. Спали крепко.

Проснулись мы от более продолжительного звонка, оделись и пошли в душ. По правилам — гигиенические процедуры были каждое утро, потом дети шли на завтрак. Сегодня была неизвестная мне каша с кусочками сладкой мяты. Но тоже было вкусно. После завтрака дети расходились по своим обязанностям, и Валекиан тоже пошёл работать. Он сегодня должен был заниматься уборкой душевых. Я остался в столовой вместе с доктором и детьми, которые убирали тарелки и протирали столы. Гемилион после трапезы сразу подошёл ко мне и присел рядом.

— Тебе нравится у нас? — с улыбкой спросил он.

— Да. Еда очень вкусная. Мы хорошо поладили с Валекианом. Он учит меня вашему языку.

— Замечательно!

— А чем я буду заниматься у вас? Меня надо вписать в график дежурств, — потребовал я.

— Пока не надо, — Гемилион усмехнулся.

— Почему? — удивился я.

— Сначала я хочу провести кое-какие тесты и узнать побольше о тебе и твоём даре.

— А больно не будет?

— Нет, конечно. Пойдём со мной.

Я пошёл за доктором. Мы дошли до конца столовой, а оттуда — в новый коридор с белыми дверями. Гемилион приложил какую-то карточку к одной из дверей, и та отодвинулась. Мы вошли в большую комнату. Там было очень много непонятных приборов и кушетки.

Старик велел мне снять рубаху и ложиться на кушетку, я так и сделал. Потом он присоединил к моей голове и груди множество проводов, и сам сел у монитора. Больно не было, скорее, немного холодно от креплений датчиков. Гемилион смотрел в экран и размышлял над тем, что там видел. В какой-то момент его глаза сильно напряглись, и он посмотрел на меня с недоумением и спросил:

— А кто твои родители?

— Своих родных родителей я не знаю, меня вырастили ведьма и пират. Они верили, что Морской Бог принёс меня им, потому что у них не могло быть своих детей. Ведьма нашла меня на пляже после большой волны.

— Очень интересно, — пробормотал Гемилион.

— А почему вы спрашиваете?

— Видишь ли, строение твоего тела очень отличается от тел людей на твоей планете, — доктор развернулся ко мне, помолчал и, тяжело вздохнув, добавил: — Это значит, что ты родился не на Амаране.

— А где же тогда? — у меня вытянулось лицо от удивления.

— Понятия не имею. Но думаю, если ты когда-нибудь разгадаешь эту загадку, то узнаешь откуда твоя магия, — продолжал объяснять доктор, задумчиво глядя на экран своего прибора. — Магии осталось очень мало во Вселенной. С этим даром рождаются, и он передаётся по наследству только от союза двух магов.

— Значит, мои родители — маги?

— Да. И, скорее всего, первородные, поскольку твой дар очень сильный. Очевидно, они из какой-то знати с развитых планет, — Гемилион задумчиво потёр подбородок.

— Но вы же всё равно сможете использовать мой дар для помощи людям?

— Пока не знаю, нужно провести много тестов. Каждый день после завтрака приходи сюда. Хорошо?

— Хорошо, — согласился я, понимающе кивая.

Гемилион провёл ещё несколько исследований в этот день, взял у меня кровь из вены. Потом прозвенел звонок на обед. И только после обеда мы продолжили. А после ужина снова было свободное время, и мы также учили язык вместе с Валекианом.

На следующий день доктор поместил на моей шее такой же прибор, как у всех остальных, и объяснил его назначение. Это не порадовало меня, ведь означало, что я навсегда останусь на этом корабле. Раньше о своём будущем я думал только так: «стать кем угодно, только не пиратом», а теперь внутри меня всё изменилось, и мне захотелось чего-то большего. Это чувство напоминало крохотную искру, пока не способную разжечь в душе настоящий огонь.

В течение нескольких стандартных месяцев каждый мой день был похож на предыдущий, только иногда к исследованию подключались другие ребята. Гемилион делал им свои уколы, и они также неподвижно лежали на кушетках. На корабле не было других книг, кроме языковых учебников, и те все одинаковые. Мне удалось выучить общий язык месяца за три. Я стал спокойно разговаривать со всеми, а во время ужина подсаживался к другим ребятам и слушал их рассказы о прежней жизни. Все их истории заканчивались плохо. В период острой нужды их находил доктор.

Исследования надо мной закончились, и меня внесли в список дежурных. Я напросился на обслуживание корабля. Старший мальчик научил меня основам электрики, чтобы чинить мелкие поломки проводки.

Так прошло три года жизни на «Гемиле». Мне было уже одиннадцать стандартных лет, и я ловил себя на мысли, что жизнь среди пиратов была бы куда интересней. А здесь — всё одно и то же, день за днём. Искра внутри разгоралась, и мне казалось, что скоро вовсе не выдержу: сойду с ума. Я находил отраду в свободные часы. Долго смотрел в иллюминатор, вглядываясь в пучину космоса. В редкие мгновения возвращался уже знакомый шёпот. Мне хотелось понять то и дело вертящиеся в голове слова, но голос был настолько тих, что я не мог догадаться об их значении.

Доктор особо не уделял мне внимания и периодически брал кровь для исследований. Менялась только еда, — на разных планетах мы собирали разные припасы.

Каждая планета была уникальна и неповторима, я мог часами разглядывать местности при сборе провизии. А перед посадкой и после взлёта я надолго зависал у иллюминатора. Это было моей отдушиной. Я мог часами смотреть на звёзды, и они не казались мне безжизненными пятнами света в космической мгле. Было в них что-то особенное.

На самом деле, корабль только отчасти напоминал гору с округлыми боками. Я смог внимательно рассмотреть его на одной из посадок перед включением режима сливания с окружающей средой. Жилые помещения с многочисленными коридорами располагались по всей окружности корабля, а в центре за мощной обшивкой из видоизменённого углерода, как объяснял Гемилион, прятался огромный квантовый двигатель, и сам корабль напоминал широкое кольцо вокруг него. А вот как раз камуфлирующая обшивка и создавала эффект круглой горы.

В один из месяцев половина детей умерла. Над ними всеми доктор проводил эксперименты, я их расспрашивал ещё до случившегося. Сначала они сильно побледнели, как трупы, и двигались очень-очень медленно. Они постоянно испытывали слабость и хотели спать. А в одно утро эти дети бесследно исчезли. Вывод о том, что они умерли, я сделал на основе тайных наблюдений за Гемилионом.

Как-то ночью я подглядел, как доктор оставлял их тела, завернутые в простыни, в отсеке для выхода в открытый космос. Потом он сам выходил оттуда и открывал внешний шлюз. Тела детей пропадали за бортом.

Я очень переживал, что мы с Валекианом можем стать следующими жертвами экспериментов, поэтому всё ему рассказал. Он очень расстроился. Мы стали думать над планом побега. Всё портили злосчастные ошейники, которые нельзя было снять! Мы не смирились, и ещё несколько недель обдумывали разные варианты. Хотели даже с помощью моей магии снять их, но не получилось. Видимо, обращение в пепел работает только на животных и растениях.

Некоторые планеты мы посещали по два — три, а то и четыре раза, если они казались доктору безопасными. Поэтому для следующего пополнения припасов Гемилион хотел вернуться на Амаран номер шесть, откуда забрал меня. Об этом он сказал мне лично на ужине, а ещё добавил, что ягоды оттуда были такие вкусные, поэтому велел в этот раз набрать их побольше. При мысли об Амаране во мне просыпалась надежда, но она сразу затухала от осознания: как снять ошейник?

Мы совершили посадку на большом острове Амарана через несколько дней после решения доктора вернуться туда. Я спустился по трапу, вдохнул знакомый воздух и улыбнулся. Потом последовал вместе со всеми в лес для сбора еды и воды. Весь день я рвал ягоды по наставлению доктора и нарвал пять огромных корзинок. На следующий день тоже самое. Только в третий день я помогал со сбором воды, пока Гемилион не отправил всех детей обратно на корабль. Он оставил шлюзы закрытыми, и сказал, что уйдёт на некоторое время по делам. У меня даже не осталось возможности прогуляться по родной планете!

Пока доктора не было, я пытался пробраться в его лабораторию. Наверно, часа три разбирался с проводами двери. Когда у меня ничего не получилось, позвал на помощь старшего из детей, Лукаса, который и учил меня электрике. Пришлось ему тоже всё рассказать. Услышав страшную правду, он незамедлительно открыл крышку у стены, под которой прятались провода. Ещё часа два мы вместе пытались понять, что к чему, и, наконец, смогли открыть дверь.

Мы быстро осмотрели лабораторию в поиске хоть чего-нибудь, что нам поможет сбежать. Я уже был готов остаться на любой планете, если смогу снять ошейник. В кабинете я нашёл маленькую отвертку, которая как раз подходила к заглушкам ошейника, и забрал её. Мой взгляд упал на записи доктора, на столе валялось множество исписанных листов. Я мельком их просмотрел и на одном обнаружил своё имя в заголовке. На листке и его обороте было множество цифр и непонятных данных, а в самом конце обведённое в кружок слово — «Гиронимус?». Я не понял, что это значит.

Лукас нашёл ещё маленький нож. Больше ничего полезного. Мы вернули все вещи на прежние места, починили и закрыли дверь, хорошо спрятав повреждённые провода среди прочих. Нам ничего не оставалось, как разойтись по каютам, так как доктор мог вернуться в любой момент. Я спрятал отвёртку в комод и сам не заметил, как уснул.

Гемилион вернулся только после обеда. Я услышал, как шлюзы открываются и закрываются, пока чинил лампу в коридоре. Мне было грустно прощаться с родной планетой. Один из младших детей подбежал ко мне и сказал, что доктор меня зовёт. Я не спеша отправился в начало корабля к шлюзам. Гемилион стоял в окружении пятерых детей разного возраста. Одна девочка с белокурыми волосами в зелёной накидке стояла ко мне спиной. «Так похожа на Элиз! Должно быть, мне кажется. Не может быть! Лишь бы только не она!» — думал я, направляясь в их сторону.

— Маркус, иди сюда, — подозвал меня доктор.

Я приблизился, и мои опасения подтвердились, это всё-таки была она! Грязная старая одежда, лицо испачкано сажей. Но, точно, это она. Глазами, полными отчаяния, подруга моего детства смотрела на всё происходящее. А я не мог на неё насмотреться. Элиз выросла больше за эти годы. Она стала выше. Словно прошло больше двух лет.

— Вы знакомы? — спросил меня доктор.

— Да, — уверенно ответил я.

Только тогда Элиз подняла глаза, посмотрела на меня и тихо спросила:

— Маркус? Это, правда, ты?

— Это я! — ответил я на языке Амарана, а затем подошёл к ней ближе и крепко обнял.

Элиз расплакалась, сжимая мои плечи.

— Четыре года тебя не было, — её слезы ручьями стекали по щекам.

Год на Амаране был больше стандартного всего на два дня.

— Но прошло всего два, — удивился я.

— Корабль оснащён квантовым двигателем седьмого класса, который позволяет двигаться быстрее скорости света. Когда он работает, время на борту идёт медленнее, чем снаружи, — объяснил Гемилион. — Поэтому для девочки прошло четыре объективных года, а для тебя, Маркус, всего два — по корабельному времени.

Доктор рассудил, раз мы с Элиз знакомы, мне следует помочь ей освоиться, и я охотно согласился. Гемилион определил её и ещё одну девочку в каюту номер семнадцать. Я проводил их, выдал новую одежду и сопроводил в душ, но не смел заходить в комнату для девочек.

Элиз всё время плакала и ничего не говорила, видимо, у неё не было сил задавать вопросы. Я помог ей пережить взлёт, чтобы она не пугалась. Но она всё рыдала так, что её слёзы плавали маленькими шарами в невесомости.

К ужину Элиз успокоилась, и я познакомил её с Валекианом. Она была так расстроена, что не могла есть.

— Элиз, что случилось? Почему ты согласилась пойти с доктором? — тихо спросил я за ужином.

— Он сказал, что тут нас никто не убьёт, что у каждого будет своя кровать…

— Раньше всё было хорошо. Где же твои родители? — я удивленно смотрел на неё.

— Их больше нет, — она снова расплакалась. — Через год после твоего исчезновения началась война с пиратством.

— А Эдвор жив? — я протянул ей платок, чтобы она вытерла слёзы.

— Да. Я помню, когда пришла к нему после возвращения «Анн-Мей», чтобы повидать тебя, он будто состарился за это плавание лет на десять и уже с утра был пьян. С трудом мне удалось узнать у него, что ты исчез в каком-то порту, и тебя искали две недели. Эдвор заставил каждого человека искать тебя, они прошли остров вдоль и поперёк несколько раз, но ни единого следа не нашли. И теперь я понимаю, почему. Думаю, ты был ему очень дорог. Он сказал, что не теряет надежды тебя найти. Когда начался разгром, Эдвор был в плавании, поэтому, наверное, ещё жив, — рассказывала Элиз сквозь слёзы.

— Я не знаю, стоит ли жалеть, что я ушёл от него. В плавании мне приходилось делать страшные вещи, — я опустил глаза.

— Через полтора года после моей последней встречи с Эдвором, к нашим островам пришли большие военные галеоны и куча солдат. Они разгромили все пиратские поселения. Мои родители отбивались, как могли, дав мне возможность сбежать в лес. Там мы и прятались с другими выжившими, уже не знаю, сколько времени, пока нас не нашёл доктор.

— Если всё закончилось, то почему вы так долго прятались?

— Эти солдаты не успокоятся, пока не убьют последнего пирата. Как я понимаю, такой у них приказ. Они иногда прочёсывают лес в поиске выживших. Мы сначала приняли доктора за врага и чуть не убили. Он успел объясниться, и мы решили, что безопаснее всего пойти на его корабль. Но мы не ожидали, что его судно настолько диковинное и летает выше облаков.

— Я уверен, что пиратство победит, — сказал я, взяв Элиз за руку.

— Мы уже этого не узнаем, — включился в разговор Валекиан.

— И то верно, — я тяжело вздохнул.

После ужина Элиз успокоилась, и я рассказал ей всё, что успел узнать за время пребывания на корабле. Не стал только пока пугать экспериментами доктора и заставлять учить общий язык. Теперь, когда она тут, я точно должен найти способ сбежать!

Во время обходов корабля вместе с Лукасом мы снова думали, как безопасно снять ошейник. Было решено, что с помощью украденной отвёртки можно посмотреть, какие там провода, и попытаться отключить взрыватель. Сделать это нужно было в комнате с инвентарём, подальше от чужих глаз.

Сразу после завтрака мы отправились в инвентарную, а вот Элиз и всех новоприбывших забрал доктор. Как же я надеялся, что он ничего с ней не сделает!

Нам несказанно повезло, что доктор не разместил камеры по всему кораблю. Система видеонаблюдения была подключена только в рубке и каюте самого Гемилиона.

Лукас сначала пытался открутить болт на моём ошейнике, но ничего не получилось, болт слишком туго сидел. Тогда мы поменялись. На его ошейнике я с лёгкостью открутил четыре болта и открыл небольшое отверстие с проводами.

— Что ты видишь? — нервно спросил Лукас.

— Тут всего два провода: красный и зелёный.

— Это значит, — спешно пояснил он, — что один отвечает за питание, а другой за детонатор. Если перерезать провод питания, то детонатор не сработает.

— Откуда ты это знаешь?

— Мой отец обезвреживал бомбы. Но и подорвался на одной из них…

Пот стекал по лицу Лукаса ручьём.

— И какой провод надо перерезать?

— Красный! — мгновенно ответил он.

— Ты уверен? А что, если это неправильный?

— Тогда мы оба умрём! — сдавленно крикнул Лукас.

— Я не хочу умирать! — возразил я, думая уже оставить эту идею.

— Никто не хочет умирать, но и жить так я тоже не хочу. Предлагаю рискнуть!

— Надеюсь, ты прав, и красный провод верный, — говорил я, кусая губы.

— Уверен, всегда нужно резать красный, я уже это не раз делал! Не будь ребёнком! — прикрикнул на меня Лукас.

— Хорошо, хорошо, я сделаю!

— Так, давай на счёт «три»! — Лукас протянул мне кусачки для проводов.

Мы медленно считали вместе. «Раз», — и я взял кусачки из его руки. «Два», — и я захватил кусачками красный провод. «Три», — и щелчок. Провод перерезан.

Огонёк на ошейнике стал мигать всё быстрее, и запищал детонатор. Лукас оцепенел в ужасе, а я резко отбежал от него на пару шагов. Через секунду раздался взрыв. Меня отбросило к стене, было очень горячо, я упал на пол, ощутил дикую боль и потерял сознание. Комнату охватил огонь, отчего включилась сирена, от звука которой я и пришёл в себя.

Тело моего товарища разметало по всей комнате. Моя одежда сгорела, я был весь чёрный, в саже, на мне остались кусочки обгоревшего тела Лукаса. Но огонь не мог ранить моей кожи. В голове отдавался звон после удара, и я понимал, что необходимо выйти из комнаты, иначе я умру, если не от огня, так от угарного газа точно! Перед глазами всё расплывалось. Кругом — пламя и дым. Я кое-как доковылял до двери. Её заело. Кнопка открытия не срабатывала, я стал стучать в дверь и звать на помощь, но никто не откликался. Сирена заглушала мой голос. Тогда в дыму я разглядел у двери короб, отвечающий за питание. Еле-еле я смог открыть его, но провода в моих глазах сливались в один комок. Я сообразил, что нужны кусачки, прошёл пару шагов в огне, стараясь не дышать, и вот нашёл одни с расплавленной ручкой. Я взял их, — как же горячо, словно кожу на руках разъедает! Но выбора не было. Я вернулся к двери.

Сирена замолкла, и за дверью были слышны голоса доктора и детей. Они пытались освободить меня. Я молча стал высматривать нужный провод, мы с Лукасом уже находили его, когда вламывались в лабораторию. Всё расплывалось перед глазами, но я не сдавался, и через пару минут смог отличить нужный провод. К тому моменту, как я его перерезал, ручка кусачек застыла в моей коже. И, наконец-то дверь открылась!

Из комнаты, наполненной огнём, я вышел почти невредимый. На мне остался один ошейник, который расплавился от огня и прикипел к коже. Я держался за голову, которая жутко болела. Доктор ошарашенно смотрел на меня, как только я показался из-за двери.

— Маркус! Что случилось? — вскричал он.

— Лукас… хотел снять ошейник… — пробормотал я, пытаясь отдышаться на нормальном воздухе, и почти свалился с ног, но доктор вовремя подхватил меня.

Гемилион велел детям потушить огонь, снял с себя белый пиджак и накинул его мне на плечи. Потом он медленно проводил меня в душевую, где помог отмыться от гари и обгорелой плоти друга. Сам я был не в состоянии даже нормально стоять. Гемилион одел меня в новые штаны, также не спеша отвёл в каюту, уложил в постель и накрыл одеялом. «А с рукой мы завтра разберёмся», — сказал он, рассматривая приплавленные к моей ладони кусачки. Мне было очень плохо, и я сразу же отключился.

Утром следующего дня звонок на завтрак меня не разбудил, я проснулся после обеда. Состояние было вялое, жутко болела голова. Валекиан сидел рядом.

— А я уж думал ты не проснёшься! — тревожно сказал он.

— Почему же так плохо? — пробормотал я, держась руками за голову.

— Может, потому что ты выжил после взрыва. Скажи мне, как? На тебе ни единого ожога!

— Не знаю, — я ничего не соображал, очень мешались кусачки, которые уже стали частью моей правой руки.

— Доктор велел отвести тебя к нему, как проснёшься. Ты готов?

— Да, — я тяжело вздохнул.

Путь по коридору был мучителен, я только и повторял про себя: «Когда же это всё закончится?». Мы шли медленно, меня шатало от бессилия. Друг придерживал меня за плечи. Он постучался в дверь лаборатории, и Гемилион встретил нас. Доктор велел Валекиану возвращаться в каюту и помог мне дойти до кушетки.

Казалось, вся моя спина — это один большой синяк, и я аккуратно присел. Гемилион придвинул стул и сел рядом со мной.

— Ты помнишь, что вчера произошло? — спросил старик, пристально глядя на меня.

— Отчасти, — я снова взялся за голову.

— Почему Лукас хотел снять ошейник?

— Он был самым старшим из нас, поэтому боялся, что скоро пропадёт, — честно ответил я.

— Ты знаешь, что именно, он сделал?

— Нет, он велел отойти, а я собирался выходить из комнаты, когда всё случилось, — я ещё крепче схватился за голову и говорил, изнывая от боли.

— У тебя может быть сотрясение мозга, мне нужно посмотреть. Ложись на кушетку.

Доктор присоединил к моей голове четыре провода, и минут десять что-то анализировал на приборах.

— Да, всё, как я и думал. Несколько дней покоя, и это пройдёт. Пока поставлю тебе обезболивающий укол, — он снял провода с моей головы.

— Нет! — громко возразил я, насколько было сил. — Не надо никаких уколов!

— Маркус, иначе твоя голова будет болеть ещё долго. И только под действием обезболивающего я смогу снять расплавленный ошейник и кусачки.

— Я вам не верю!

— Что случилось? Я никогда не обращался с тобой плохо, — недоумевал старик.

— От ваших уколов умирают другие дети! — в отчаянии поспешно говорил я. — Я же не слепой!

Доктор замолчал и задумался. Он встал и ходил по лаборатории, то и дело потирая очки. Я вертелся на кушетке, боль не давала ровно лежать. Гемилион подошёл ко мне и спросил:

— Хочешь я расскажу тебе о тех уколах? Если ты позволишь потом поставить тебе обезболивающее

— Давайте, — еле ворочая языком, согласился я.

— Я хотел сделать тех детей особенными, почти как ты. Я вколол им сыворотку на основе твоей крови, и, честно, я был уверен в успехе, — последние слова он произнёс надорванным голосом.

— Но вы повторите этот опыт снова.

— Да, но тебе нет смысла бояться своей же крови, — старик усмехнулся. — Я надеюсь сделать её безопасной для остальных.

— Почему вы не спросите у детей: хотят ли они стать такими же, как я? — возмущённо закричал я.

— Я всегда говорю с детьми, когда спасаю их. Они в курсе, что пути назад нет. Тоже самое я говорил и тебе на Амаране.

— Вы спасаете детей, чтобы сделать из них подопытных! — от злости я почти во весь голос кричал.

— Я даю им лучшую жизнь! Да если бы не я, они бы умерли уже давно в том аду, что творится на их планетах! — в сердцах вскричал Гемилион, достал автоматический шприц, и по нажатию кнопки в него набралось содержимое из ампулы. — Ты готов?

— Да, — ответил я с недоверием, но ради избавления от боли уже готов был рискнуть.

— Боль пройдёт в течении пяти минут, ты будешь в сознании, так что мы всё сделаем вместе.

Я почувствовал облегчение уже через пару минут после укола и смог присесть. Гемилион приложил свою карточку от двери к ошейнику, предварительно набрав на ней какой-то код, и тот раскрылся на три части, но всё ещё соединялся с моей кожей.

Старик взял обычный скальпель и стал срезать прибор с моей шеи. Больно не было, только кровь полилась и залила верх белой рубахи, что была на мне, как и обычно. Потом доктор смочил бинты в голубой жидкости и обмотал мою шею. Я почувствовал легкую прохладу, и кровь больше не текла. С правой рукой он проделал тоже самое. С неё содралась почти вся кожа, так что я мог разглядеть мышцы ладони. Гемилион достал что-то из холодильника и объяснил, что положит на рану специальную биологическую плёнку, из которой потом восстановится моя кожа. Он вырезал два нужных лоскутка, один из которых приклеил к шее, а другой — к ладони.

Доктор сказал, что наденет мне новый ошейник через пару недель, когда я обрасту своей кожей, и добавил, чтобы я никому не смел рассказывать про его исследования, иначе ему придётся выкачать всю мою кровь до капли и сбросить тело в открытый космос. Я испугался его безумных глаз и обещал молчать. После моего согласия, он наложил бинты на шею и руку.

До каюты я уже смог дойти сам. Валекиан с нетерпением ждал меня. Мы сели на кровать, и он стал расспрашивать:

— Что с тобой делал доктор? Он сам снял с тебя ошейник? — сосед показал на мою шею.

— Обработал раны и убрал боль. Он сказал, что новый ошейник наденет потом. Но это не важно, — я выдержал паузу. — Мы должны избавиться от доктора, чтобы он больше никому не навредил.

— Но как?! Мы же все закончим, как Лукас, с этим ошейником! — он с силой всплеснул руками.

— Зелёный провод!

— Что? Какой ещё провод? — Валекиан смотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Лукас сказал резать красный провод в его ошейнике, и это не сработало. Значит, мы обрежем зелёный, — чётко и уверенно ответил я.

— Ты предлагаешь деактивировать ошейники всем детям так, чтобы доктор этого не заметил? — сосед всё ещё смотрел на меня выпученными глазами.

— Да, мы выберем нужное время и сообщим всем заранее. Нужно будет сделать всё тихо и после отбоя.

— А как ты собрался убрать доктора? Кто тогда будет управлять кораблём? Я не хочу умирать тут от голода! — возразил Валекиан, нахмурив брови.

— Об этом я ещё не думал. А кто сейчас управляет?

— Доктор сам настраивает курс. Ему иногда помогает в рубке Куагон с планеты Милитра.

— Значит, мы всё у него и выясним!

Я был твёрдо уверен в своём намерении, хотя и обещал себе больше никого не убивать. Воспоминания об убитых людях часто приходили ко мне по ночам. И там я делал это снова и снова. Каждый раз оцепенев от ужаса. Но убитые мной капитаны не сделали мне ничего плохого, а доктор безжалостно обрекает невинных детей на смерть! Как позволить оставить в живых человека, на чьей совести десятки, а может, и сотни детских жизней? Конечно, его исследования могли привести к успеху, и он смог бы помогать людям. Но зачем им это такой ценой?

Несколько жизней ничего не стоят в масштабах Вселенной, и ты никогда об этом не задумаешься, только вот если ты сам или твои близкие к ним не относятся.

По пути на завтрак следующего дня мы обнаружили, что подлетаем к совсем необычной планете. Дети выстроились в ряд у иллюминатора и разглядывали её. Впереди нас была сотня других космических кораблей и все разные. Одни напоминали животных, типа кальмара или кита, другие имели форму круглой горы, как наш корабль. Они были разных размеров: от мелких орбитальных катеров до огромных межзвёздных лайнеров. Множество рядов космических кораблей стремились к планете, а какие-то улетали от неё.

У планеты не наблюдалось облаков, поэтому можно было разглядеть множество огней. Материков я тоже не заметил, словно она единый серый город, куда хочет попасть весь народ с кораблей. Суда пересекали голубое защитное поле вокруг планеты, оно раскрывалось большими окнами при их приближении.

Доктор нас заметил и тоже подошёл к иллюминатору. Стоя за спинами детей, он громко объявил:

— Мы должны свершить посадку на планете Домирон. После взрыва некоторые отсеки корабля повредились, и мы встанем там на ремонт. Выходить буду только я, и некоторым людям придётся зайти к нам для ремонта помещений. Вы не должны выходить из своих кают, пока здесь будут находиться рабочие. Запас еды и воды вам будут выдавать в столовой на завтраке каждый день, выходить можно будет после звонка вечером. Если кто-то выйдет днём, будет дежурить в туалетах до конца года! Всем понятно?

Дети, в том числе и я, молча кивали головами. Гемилион с улыбкой добавил:

— Замечательно. Мы прибудем на Домирон ближе к вечеру, поскольку здесь нужно соблюдать минимальный скоростной режим из-за пробок. Это значит, что после обеда вы все должны сидеть по каютам, не обязательно в своих, но так, чтобы я не видел, как вы ходите туда-сюда. Если пошли к друзьям с утра, то сидите там до вечера.

Дети снова закивали.

После объявления доктора все пошли на завтрак. Мы с Валекианом сразу нашли, где сидит Куагон, и спешно подсели к нему. Он был чуть старше нас. Рослый темнокожий парнишка выделялся на фоне множества бледнолицых детей. На его лице непропорционально совмещались пухлые губы и небольшой нос.

Мой сосед наклонился к нему и шёпотом спросил:

— Куагон, ты умеешь управлять кораблём?

— Умею, а тебе зачем? — Куагон недовольно нахмурил брови.

— Приходи после обеда в нашу каюту, и мы всё расскажем.

— Вы мне не нравитесь, ребята. Но я приду. Всё равно делать нечего, — ответил Валекиану парень, продолжая есть.

На обеде я уже сидели вместе с Элиз и также позвал её в свою каюту после того, как мы набрали еды. Она поблагодарила за приглашение и обещала прийти. Прошло чуть меньше недели с момента её прибытия на «Гемиль», и она по-прежнему не задавала почти никаких вопросов. Было видно, что грустить Элиз стала значительно меньше.

Мы собрались в каюте вчетвером и дождались посадки корабля. «Гемиль» сильно трясло при входе в атмосферу, но несмотря на это, приземлились мы достаточно гладко.

Вскоре раздался звук открытия шлюзов, что значило: доктор ушёл. Мы с Валекианом разделились: он рассказывал Куагону на общем языке, а я Элиз на амаранском. Мы поведали им о том, куда пропадают дети и об экспериментах доктора, затем рассказали наш план. Я утаил то, что сыворотку он делает из моей крови, чтобы ребята не отвернулись от меня и не сочли опасным. Мне крайне не хотелось повторения последствий «фокуса с лягушкой», а это было ещё жёстче, ведь умирали люди отчасти по моей вине.

Куагон заверил нас, что, если я сниму с него ошейник и устраню доктора, он сможет развести детей по домам, или куда они сами захотят. Он сотни раз видел, как Гемилион управляет кораблём, и заверил, что это «проще простого», нужно только знать координаты конечной точки маршрута. Каждое наше приземление записывалось в бортовом журнале, который всегда лежал в рубке.

Элиз согласилась бежать только вместе со мной и только не на Амаран. Там у неё не оставалось больше ничего, кроме ужасающих воспоминаний. Я обещал ей, что мы сможем выбрать любую понравившуюся планету. Вчетвером мы решили, что каждый день будем приглашать других двоих — троих ребят, чтобы рассказать наш план и договориться. Мы сможем осуществить план, только если ошейники будут сняты со всех.

Когда мне удавалось посмотреть в иллюминатор, из него виднелась лишь серая стена, людей было не видно. «Гемиль» простоял на ремонте в Домироне почти две стандартных недели, и за это время мы с Валекианом успели договориться со всеми. Каждое утро мы звали в каюту нескольких ребят. Возражения, конечно, были у половины ребят, они не хотели возвращаться на свои планеты. Но умирать от экспериментов доктора тоже никто не хотел, и мне пришлось пообещать, что они смогут сами выбрать планету для новой жизни.

Мы взлетели с Домирона с обновлениями в устройстве корабля. Доктор решил добавить одну капсулу эвакуации для его же безопасности. Нам он строго-настрого запретил подходить к ней. Инвентарную комнату снабдили цифровым замком, и туда теперь тоже запрещалось заходить без разрешения. Ещё пару дней мы скитались по открытым просторам космоса, и я всё думал, как же избавиться от Гемилиона.

Он снова стал вызывать к себе детей после завтрака. Они говорили, что он готовит их к какому-то исследованию, и они боялись, но обещали не подавать виду перед ним. В один день он позвал и меня.

Гемилион осмотрел мои раны и сказал, что они почти зажили, значит, через пару дней можно будет надеть ошейник. Я в ответ кивнул, а сам подумал, что надо действовать быстрее. Доктор перевязал меня новыми бинтами, а затем посадил для взятия крови на кушетку. Он забрал так много, что я почувствовал сильную слабость. У меня кружилась голова, поэтому он лично отвёл меня до каюты. Обдумывать план не осталось сил, я мгновенно уснул и проспал так до ужина.

После последнего приёма пищи мы с Валекианом думали, как же обезвредить доктора. Поскольку он значительно больше каждого из нас, мы сначала хотели подговорить пять старших мальчишек, и всем вместе наброситься на него в лаборатории. Но нет, нужно идти уже без ошейников, а незаметно днём это не сделать. Ночью он спал в своей каюте, вход в которую осуществлялся только по паролю. А раскодировать дверь без лишнего шума у нас точно не получилось бы. И тут меня осенило! Если дети умирали от сыворотки, сделанной из моей крови, то что будет если доктору ввести мою кровь?

Старый вариант сыворотки мне точно не получилось бы достать, а от новой он мог не умереть. Я не стал обсуждать этот вариант с Валекианом, а только сказал, что мне нужно проверить одну теорию. В моём сознании снова всплыла картина «фокуса с жабой», и последствия осознавались чётко. Друг мог испугаться, чего я опасался больше всего.

Доктор всегда испытывал свои препараты сначала на мышах разных видов. Мыши находились в отдельной комнате, за ними ухаживала девочка по имени Сарин, самая младшая из нас, ей было около семи стандартных лет. За завтраком я подсел к ней и попросился сходить с ней к мышам во время её дежурства. Она удивилась, но после объясния, что это нужно для прекращения исследований, она согласилась.

Я пришёл к Сарин после обеда, когда было время кормёжки животных. Она насыпала им корма, меняла воду в автоматических поилках. Пришлось попросить девочку посторожить у двери, чтобы она сама не увидела, что я делаю. Мне попалась на глаза клетка с самой большой мышью, уплетавшей корм. Несколько дней назад, я стащил из столовой маленький нож и прятал его за резинкой штанов. Сделав себе небольшой надрез на пальце и отодвинув защёлку на дверце клетки, я со скрипом открыл её, и протянул руку с порезом внутрь. Несколько капель моей крови упали на гранулы мышиной еды. Я убрал оттуда руку и быстро закрыл клетку. Кровь на пальце свернулась за считанные секунды и больше не текла. Оставалось только наблюдать.

Мышь поедала все гранулы подряд и очень быстро дошла до политых кровью. Она их съела, как ни в чём ни бывало, и продолжила с остальными. Я уже подумал, что глупее идеи придумать не мог, и пронаблюдав ещё, разочарованно пошёл к Сарин. Мы уже выходили из комнаты, как мышь резко завизжала. Я бросился к ней, чуть не забыв закрыть дверь. Мышь визжала, перевернувшись на спинку. Изо рта у неё потекла красная пена, она побрыкалась немного и умерла. Я радостно вскрикнул:

— Сработало!

— Что ты ей дал? — спросила Сарин, дёрнув меня за край рубахи.

— То, что убьёт доктора, — уверенно ответил я.

— А если доктор захочет проверить от чего умерла мышь? — Сарин смотрела на меня большими умными глазами.

— Об этом я не подумал…

Я стал перебирать в голове варианты, куда деть труп грызуна.

— Может, засунем её в измельчитель отходов на кухне? — предложила девочка.

— А ты умнее, чем семилетка, — я похлопал её по плечу и одобрительно улыбнулся.

Сарин сияла от гордости за свою идею. Мы сунули мышь в пакет, чтобы нигде не оставить крови, и быстро прокрались по коридору в столовую, где как раз убирались дежурные. Одному из них пришлось объяснить проблему с отравленной мышью. И мальчик брезгливо забрал у нас пакет и отнёс в измельчитель.

Этим же вечером я рассказал Валекиану про гениальный план решения нашей проблемы. Снова опасаясь последствий правды, пришлось соврать, что нашёл яд в подсобных помещениях корабля и немного припрятал. Мы долго думали, как его использовать.

Валекиан предложил подсыпать в еду, если особого привкуса не будет. А есть ли привкус у моей крови? Ответа на этот вопрос я не знал, но предполагал, что если это будет мясо с кровью, то он может и не заметить. Гемилион примерно раз в месяц баловал себя такими стейками, а их тоже готовили дети. Для него делали отдельную еду, получше, чем давали нам. Но как во время такого ужина снять со всех ошейники, чтобы он не успел никого убить?

За завтраком следующего дня я нашёл Катрин, которая каждый день готовила еду только для доктора. Больше никому он не доверял столь важную работу: безопасность всегда находилась на первом месте для Гемилиона. Но он и не подозревал, — доверие детей давно утрачено. Катрин шёпотом рассказала, что доктор ужинает ещё раз перед сном, и она лично приносит ему еду каждый вечер. Обычно он ест в это время не мясо с кровью, а лёгкие смузи из овощей, иногда немного ягод или фруктов.

— А существует смузи красного или розового цвета? — поинтересовался я.

— Да, из листьев маракских томатов и лепестков цверии, — подумав, ответила Катрин.

— Когда ты будешь делать ему такой? Какой он на вкус?

— Сладковатый. У доктора нет чёткого расписания, поэтому я делаю любой, главное, чтоб не повторялись каждый день.

— А ты сможешь сделать его завтра и добавить то, что я тебе принесу?

Я глядел прямо в глаза девочке, которая была старше меня на пару стандартных лет.

— А если он заметит, что с напитком что-то не так? Он же убьёт меня! — шептала она, а в глазах читался ужас.

— Не заметит. — твёрдо сказал я. — Если что, я буду стоять рядом и сразу сниму с тебя ошейник!

— Хорошо, — неуверенно ответила испуганная девочка, но видимо понимала, что это наш единственный шанс.

После завтрака я нашёл Валекиана за уборкой в коридоре и прошептал на ухо: «Действуем завтра после ужина, оповести всех, чтобы пришли снять ошейники». Дети находили друг друга и перешептывались вплоть до ужина следующего дня. Они ходили воодушевлённые появившейся надеждой на освобождение.

После ужина я пошёл в комнату для мальчиков и закрылся в уборной. Я разрезал левую ладонь тем же маленьким ножом и сжал кулак, поставив под руку небольшую ёмкость, которую мне выдавали для анализов. Мои расчеты были таковы: чтобы убить человека, нужно в двадцать раз больше капель, чем для мыши. Рана затягивалась раньше, чем набиралось нужное количество, и я резал ладонь снова и снова. Минут через десять мне удалось набрать примерно сорок миллилитров, что ровнялось половине ёмкости. Кровь была густая и тёмная. Выйдя из уборной, я тщательно смыл кровь с руки в умывальнике. Моя регенерация работала хорошо, и рана больше не кровоточила. Я мог не бояться оставить следы на белой одежде.

Ёмкость с кровью удалось спрятать за резинкой штанов сзади, рядом с ножиком. После этих манипуляций я направился в каюту к Катрин. Она сразу открыла мне дверь, как только я постучал. Я передал ей ёмкость со своей кровью.

— Что это? — спросила она, хмурясь и разглядывая баночку.

— Это яд, я смешал кое-что, — ответил я почти шёпотом, держа порезанную руку за спиной.

— Смузи получится более насыщенного красного цвета, чем обычно, — говорила она с опаской.

— Скажи, что розовых лепестков было мало, и ты добавила больше томатов, — я пожал плечами.

— Попробую. Ты бы знал, как мне страшно! — её глаза говорили о том же самом: глубокий, ни с чем не сравнимый страх, скрывать который не осталось сил.

— Я буду рядом, и, если что, у меня припрятан ножик. Мы убьём его в любом случае, как только он выйдет из своей каюты.

— Хорошо, а теперь тебе пора идти, я выйду на кухню чуть позже.

Я быстро вернулся в свою каюту и достал из комода две отвертки, которыми можно был открутить болтики на ошейниках, и двое кусачек для проводков. Всё это я взял уже из новых наборов для электрика, которые доктор принёс с Домирона. Первым делом я хотел снять ошейник Валекиана, но мой сосед безумно нервничал. Я старался его успокоить и делать все очень быстро.

— Всё получится, обещаю! — говорил я, глотая слова.

— Лукас тебе также говорил! — возразил Валекиан, тяжело дыша.

— Доверься мне, Валекиан, прошу! — я протянул ему свою руку.

— Хорошо, — неуверенно ответил он.

Валекиан ни на шутку разнервничался. Он повернулся ко мне спиной и присел, а с головы его уже ручьём стекал пот. Буквально минута ушла у меня на то, чтобы выкрутить болты, открыть отсек с проводками и перерезать зелёный. Ошейник раскрылся на три части, и упал на пол, лампочка на нём погасла. Мой сосед тяжело выдохнул и застыл на мгновение. А после радости Валекиана не было предела, он обнимал меня, наверно, ещё минут пять, пока к нам не постучались.

Дети постепенно подходили по очереди, как мы и договорились с ними заранее, и я снимал ошейники с каждого. Ребята переживали не меньше моего соседа, но видя его без ошейника, сразу успокаивались. Первые пять я снял сам, а с остальными мне помогал Валекиан. Часа за два мы дезактивировали все ошейники, кроме того, что был на Катрин. Элиз подошла одной из последних, и её «украшение» я снимал дольше, с особым трепетом.

Близилось время к отбою, и я направился к каюте доктора, чтобы проследить за Катрин. Мне удалось спрятаться неподалёку от неё за углом, я наблюдал со стороны. Ровно ко времени Катрин подошла к каюте с подносом, на котором находился красно-розовый смузи и тарелка с фиолетовыми ягодами. Она переложила поднос в одну руку и постучалась в дверь. Через пару секунд он открыл, и девочка вошла. Ещё через минуту она вышла с одним только подносом, но большими от страха глазами, и быстрым шагом направилась ко мне. Отвертка и кусачки уже были заготовлены, поэтому я быстро снял с неё ошейник, и она убежала по коридору к остальным детям, не сказав ни слова.

Я наблюдал за каютой, было тихо. Где-то полчаса оттуда не было слышно никаких звуков, и я уже думал, что не сработало, и стал разрабатывать план убийства ножом. Но неожиданно дверь открылась, и показался доктор. Он был явно дезориентирован и шёл по коридору, как пьяный пират, в обратную сторону от меня. Должно быть, Гемилион направлялся в лабораторию, но сделав ещё несколько шагов, упал, держась за сердце. Тогда я и подбежал к нему, испытывая облегчение на душе.

— Маркус, у меня, видно, инфаркт, помоги дойти до лаборатории, — он бормотал мне, протягивая руку, чтобы я помог ему встать.

— Нет!

— Если я умру, ошейники остальных детей активируются. Ты убьёшь не только меня, но и их тоже, — он упал на пол, корчась от боли.

— Нет! Больше вы не будете ставить над нами эксперименты! — с такой злостью я ещё никому не возражал.

— Я обещаю… Я отпущу всех… только помоги… — его глаза наполнились кровью, и он захрипел. — Пожалуйста… Без меня и ты пропадёшь…

В его глотке послышалось бульканье крови.

— Ошейники сняты, кораблём управлять мы умеем. Вы не нужны нам, доктор! Я даже не буду облегчать вашу смерть.

— Ты никогда не узнаешь, кто ты… — на его лице показалась усмешка, а изо рта уже шла кровавая пена.

— Вы что-то знаете о моих родителях? — я резко наклонился и потряс его за плечи, но доктор больше не мог говорить, мучаясь в судорогах.

Я с брезгливостью смотрел, как он умирает и молчал, но мне не было его жаль. Это убийство не было похоже на те, что меня заставлял совершать Эдвор. В этот раз без слёз и истерик я ощущал свою полноправную силу. Мою душу уже не терзал непреодолимый ужас, скорее, наоборот: я испытывал облегчение. Но разумом я всё же надеялся, что эта смерть на моей совести будет последней. Искра в моей душе разгорелась, и тепло пролилось по всему телу. Я не знал, что это. Искра не боялась причинить боль другим, а другая — разумная часть меня — страшилась происходящего.

Я оттащил тело доктора к шлюзам для выхода в космос, и сделал с ним тоже самое, что он делал с мёртвыми детьми. Через несколько минут его тело скрылось в пустоте тёмной бездны.

Там, вдалеке, виднелась красивая голубая планета. На несколько мгновений я забыл обо всём, разглядывая её. Такую крошечную, но непревзойдённо красивую. Через пару минут я уже побежал к остальным детям, с криками: «Получилось! У нас получилось!». Все проблемы померкли, и я, наконец-то, открылся истинному счастью быть свободным! Давно я так не радовался.

Дети услышали мои крики и вышли из своих кают. Они стали по очереди обнимать меня. Элиз, казалось, прижимала меня к себе крепче, чем все стальные, и благодарила за храбрость.

— Теперь мы свободны! — прокричал я.

На что освобождённые хором кричали: «Свобода!», и так несколько раз, пока один из детей не спросил с недоумением:

— Что мы теперь будем делать?

Я на секунду задумался и сообразил, что нам нужно узнать курс корабля. Мы с несколькими ребятами побежали в рубку для прокладывания нового курса. А другие остались в столовой праздновать.

Куагон сел в кресло штурмана и стал нажимать нужные кнопки на сенсорной панели. Я встал рядом и наблюдал. Он долго смотрел на мониторы и сверял данные с бортовым журналом.

— До Амарана лететь два месяца, — сказал он, наконец, развернувшись ко мне.

— Нам не нужно на Амаран. Какая ближайшая планета? — я облокотился на кресло и посмотрел в монитор.

— Земля. А почему ты не хочешь обратно? — Куагон слегка нахмурился.

— Элиз не хочет туда, и мне там тоже делать нечего. Меня там ждёт участь пирата, убивающего всех подряд. И то, если выживем и найдем знакомых…

— Да, это так себе счастье… Я бы хотел прилететь на развитую планету, стать пилотом и узнать, как использовать этот корабль в мирных целях. Он же теперь наш?

— Да, ваш. Но я хочу пожить там, где будет спокойно. В бортовом компьютере есть какие-то данные о Земле?

— Эмм… Сейчас гляну.

Куагон поискал информацию. На экране высветилась карточка планеты:

«Третья по удалённости планета от звезды Солнце, относится к третьему типу (близко ко второму). Большая твердотельная планета Солнечной системы. Площадь поверхности — 510 072 000 км². Земные сутки равны 24 часам, а земной год составляет 365 дней».

Земной год на тридцать пять дней был меньше стандартного, а сутки почти не отличались от тех, по которым мы жили на корабле, а вот про тип планеты я ничего не понял. В карточке было ещё очень много цифр, не дающих никакого понимания о планете, и я попросил Куагона пролистать дальше.

Мы прочитали историю формирования Земли, выяснили, что на ней комфортный для проживания температурный режим и низкая радиация, атмосфера состоит из пригодных для дыхания газов — азота и кислорода. Их соотношение в цифрах было такое же, как у нашего корабля. Все эти данные оказались очень важны, ведь на некоторые планеты мы раньше высаживались в кислородных масках, а на каких-то детям становилось плохо из-за жары. Но люди ко всему приспосабливаются — такой вывод я сделал из всех своих путешествий. Наконец-то, мы дошли до обитателей:

«Население — гуманоиды типа человек. Развиты информационные технологии. Основное достижение — интернет. Полёты в космос уже осуществляются. Посадка строго запрещена! Искусственные спутники!».

Последние два предложения на мониторе выделялись большими красными мигающими буквами.

— Мы можем подлететь к ней поближе? — спросил я Куагона.

— Да, но я рисковать не буду, не просто так же предупреждение…

— Хорошо. Посмотреть издалека нам никто не запрещает, — я развёл руками.

Мы пролетели вдали от красной планеты — Марса, и Куагон включил режим сливания с окружающей средой. Так наш корабль подошёл ближе к орбите спутника Земли. Подлетев чуть дальше расположения Луны, Куагон сбросил скорость, приостановил двигатель, и я смог насладиться видом из иллюминатора в рубке.

Таких красивых планет я точно ещё не встречал. Она казалось сине-голубой: океаны жидкой воды покрывали большую её часть. На материках не было глубоких кратеров, в отличие от многих обитаемых планет, а континенты казались зелёными. Планету покрывали белые облака, что придавало ей ещё больше загадочности. Где-то внутри облаков были еле заметны огни больших городов на обратной стороне от Солнца.

— Как думаешь, какие люди там живут? — спросил я, не отводя глаз от иллюминатора в рубке.

— Тут этого не написано. Мы в любом случае не сможем сесть на неё, — ответил Куагон. — Полетели обратно? Нужно составить список мест, куда вас всех отвезти.

— Я что-нибудь придумаю, — неожиданно для самого себя объявил я.

— Что? Ты хочешь туда? Нет никакой гарантии, что тебя там сразу не убьют! — наш новый пилот посмотрел на меня с широко открытыми глазами.

— Я ещё точно не решил, — ответил я вполне спокойно. — Есть ещё какие-то сведения?

— Минуточку, — бормотал Куагон, быстро перебирая пальцами на сенсорной панели.

— Я могу зайти позже, если нужно время найти, — я уже собирался покинуть рубку.

— Погоди, тут есть несколько литературных произведений людей с Земли, переведённых на общий язык. Ты можешь почитать, если интересно, а я пока поговорю с остальными, куда они хотят.

Куагон вывел на экран одно произведение, освободил мне кресло и пошёл с бортовым журналом к другим детям, которые уже к этому времени радостно разбрелись, кто куда. Я сел в его кресло и долго читал. Так я узнал, что такое стихи, и кто такие поэты. Кроме языкового учебника на корабле, я, вообще, ничего не читал. Авторов указано не было, но стихи сильно отличались друг от друга, вызывали разнообразные чувства и яркие впечатления, даже несмотря на то, что в них что-то пропадало из-за перевода. Люди, которые сочинили их, должно быть, очень чувственные. Земляне проникались невероятным состраданием друг к другу. Большинство из описанных ими чувств, я не испытывал и только мог догадываться, как они прекрасны.

После чтения поэзии Земля стала всё больше манить меня. Очень не хотелось ещё несколько месяцев провести на этом корабле в поисках нужной планеты. А какая она, нужная? Может, как раз эта?

Я решил обсудить планету Земля с Элиз и пошёл искать подругу. К моему удивлению, она стояла у большого иллюминатора возле столовой и не отрывала глаз от бело-голубого шара. Я медленно к ней подошёл, и она, услышав мое приближение, повернулась ко мне и прошептала:

— Я хочу туда…

— Я тоже. Подобных планет я ещё не видел. Она прекрасна, — ответил я, посмотрев на Землю.

— Так давай спустимся туда? — Элиз умоляюще смотрела на меня.

— В бортовом компьютере написано, что посадка запрещена.

— Почему? — спросила она с сожалением.

— Видимо, они не знают о нашем существовании, и их спутники вокруг планеты могут нас засечь. Я так это понял.

— Совсем нет никого способа? — она взяла меня за руку.

— Надо хорошо подумать…

Через пару минут молчаливого рассматривания планеты в иллюминатор меня осенило. Я отпустил руку Элиз, сообщив, что у меня появилась идея, и быстро побежал искать Куагона. Все каюты детей были открыты, и я нашёл его вместе с Катрин, обсуждавшими её планету. Наш новый пилот что-то записывал в бортовой журнал с обратной стороны. Без предупреждения я забежал к ним и крикнул:

— Мы ведь можем спуститься в шлюпке?

Куагон хмуро посмотрел на меня, задумался и вяло ответил:

— Не знаю, надо посмотреть её программу.

Мы пошли к отсеку с небольшой спасательной шлюпкой. Верх и низ её были сделаны из коричневого металла, а стенки из закалённого асбестинского гибрида стекла и графена, способного выдержать, наверное, всё, кроме ядерного удара. Из такого же гибридного стекла делали иллюминаторы на кораблях. Это мне ещё доктор рассказывал неделю назад. По форме шлюпка напоминала шар. Только у этого шарика были ровные пол и потолок, способные вместить двух человек на борту.

Куагон включил маленький сенсорный монитор в стене возле шлюпки. Он внимательно изучил программу, а после заключил:

— Я могу сделать её тоже невидимой, и вас никто не заметит. Нужно сделать так, чтобы вы попали на орбиту земли, но корабль к ней не приближался.

Он был сильно озадачен.

— Она не оснащена квантовым двигателем, как на корабле?

— Двигатель сам по себе больше, чем эта шлюпка, — он усмехнулся и стал дальше тыкать в монитор.

— Как же тогда быть?

— Секунду, — Куагон что-то набирал на мониторе, замолчал и спустя несколько мгновений сказал: — Она оснащена примитивным реактивным двигателем. Удивительно. Я попробую запрограммировать шлюпку, чтобы она сама добралась до орбиты Земли и вошла в атмосферу. Ты действительно так сильно хочешь на эту планету?

— Да. Она восхитительна. Элиз тоже хочет туда, — ответил я с довольной улыбкой.

— Хорошо. Сейчас я всё настрою, а ты пока можешь собираться и звать подругу.

— Спасибо!

Я быстро вернулся к Элиз и радостно прокричал, подбегая к ней:

— Мы летим! Нашёлся способ!

— Правда? — она впервые так радостно улыбнулась.

— Да! — я подошёл к ней поближе.

— А как мы там выживем? — спросила Элиз, видимо, осознав, что забыла самое главное.

— Я что-нибудь придумаю, обещаю! Пойдём скорее! — я снова взял её за руку.

Мы отправились к шлюпке, а по пути я задумался: «И, правда, как нам выжить на незнакомой планете? Может, люди Земли нам помогут? Они должны быть милосердными, если пишут такие красивые стихи».

Я шёл медленно, но Элиз торопила. И, уже почти отказавшись от идеи о Земле, вспомнил о коммуникаторе доктора. К счастью, я забрал его карточку перед тем, как выбросить его тело в космос, и потому отпустил руку подруги и сказал:

— Иди к шлюпке, а я догоню, — и быстро побежал в лабораторию.

В основном помещении коммуникатора не отказалось, и в поисках я открывал все двери. Наконец, в личном кабинете доктора я нашёл нужное устройство в одном из запертых ящиков стола, которые пришлось выламывать. Незамедлительно я вставил коммуникатор в ухо и закрепил его с помощью специальных ушных зажимов.

От предвкушения я чуть было не забыл попрощаться с Валекианом. Большинство детей устроили праздник в столовой. Никогда ещё этот корабль не слышал столько смеха и радостных возгласов.

Мой друг пританцовывал, наливая себе компот из большой миски. Я подошёл к нему и объяснил своё желание лететь на Землю. Это было сложное прощание. Мы обнимали друг друга, как совсем маленькие дети, и я даже пустил слезу. Валекиан выразил надежду увидеться со мной вновь, а я ответил на это с улыбкой:

— Если так уготовано судьбой, то мы ещё увидимся. Надеюсь, при лучших обстоятельствах.

Он пожелал мне удачи на новой планете, и я отправился в путь.

Элиз уже ждала меня возле шлюпки. Куагон показал, как аппарат открывается изнутри, и, как управлять им в случае непредвиденной ситуации. Ещё несколько минут он заканчивал настройки, и сказал, что двигатель активируется автоматически. Шлюпка открылась, и мы зашли на борт. Места хватало только на то, чтобы стоять, кресла не были предусмотрены. Я вручил Куагону карточку доктора.

— Она тебе понадобится. Теперь ты — капитан! — сказал я с улыбкой.

— Спасибо. Ты нам всем очень помог. Желаю вам спокойной жизни на Земле! — он пожал мне руку по традициям своей планеты в знак благодарности.

— Мы будем вспоминать вас. Может, ещё увидимся в лучшей жизни, — тихо сказала ему Элиз.

— Надеюсь, что нет, — он рассмеялся. — Когда я уйду из отсека, шлюпка выйдет в открытый космос, двигатель сам включится. Нужный курс уже запрограммирован. Если мои расчёты верны, то вы приземлитесь в воду у материка, и там вам, надеюсь, кто-нибудь поможет. Я включил невидимый режим, чтобы никто не понял, откуда вы. Вам лучше оставить шлюпку прямо в океане и больше не вспоминать о ней.

Я с улыбкой кивал в ответ. Куагон попрощался с нами, и дверь за ним автоматически закрылась. Он вышел из промежуточного отсека, и тот также плотно автоматически задраился.