Пробуждение

Виктор Шилин, 2023

Книга, которая находится перед Вами, состоит из рассказов, написанных в течение восьми лет жизни автора. В них затронуты разные темы – от вечных вопросов бытия до современных нам острых исторических событий. Но несмотря на серьезную разницу, многое объединяет произведения в целое. Это родственные друг другу герои, общая география событий, но главное – единый смысловой корень. Все рассказанные в текстах истории – словно лепестки, растут из общего центра, духовной дилеммы, описать которую должен для себя сам читатель.Очерки, перемежающие крупные рассказы, задают сборнику дополнительное измерение. Они скажут что-то сущностное об авторе и окружающей его жизни.Любая книга – это своеобразное путешествие. Хочется сказать читателю, что вознамерился в путь – до встречи. Уверен, дорога пролетит незаметно.(В дизайне обложки использована картина Галины Брусницыной)

Посвящается моему другу Андрею Вепреву

Майский день

1

Лешка, худенький мальчуган лет шести, проснулся рано. Озорной солнечный луч прорвался сквозь занавески, упал ему прямо на глаза и прогнал сон. Лешка некоторое время ворочался, желая скрыться от назойливого света, но тот всё жег ему какую-нибудь часть тела — лицо, ногу, руку или грудь. Наконец мальчик сдался и оставил попытки вернуть сон. Было еще раннее утро, но он услышал, как по квартире уже ходят родители. Они негромко обсуждали что-то друг с другом. Квартира была полна звуков: на кухне скворчало масло, шумела в ванне вода, верещал что-то радиоприемник.

«Странно», — подумал Лешка. Он начал прислушиваться, пытаясь разобрать, о чем говорят папа с мамой, но уловил лишь отдельные фразы.

— На парад?.. Надо пораньше выезжать… Еще спит… Уже будить?.. Электричка…

Мальчик понял, что родители наверняка задумали ехать куда-то, но вот куда? В такой день? Впереди был праздник, 9 мая, День Победы. Они обычно проводили его дома, накрывали стол, обедали. Утром по телевизору показывали парад, а затем весь день шли фильмы про войну. Ужинали они по традиции у бабушки, там же смотрели красивый московский салют. Что же в этот раз? На природу?

Так он лежал в сомнениях, периодически меняя позу, чтобы увернуться от жгучих лучей. Увлекшись мыслями, он не заметил, как дверь в детскую тихонько приоткрылась, и сквозь щель заглянула его мать.

Увидев, что сын не спит, она распахнула дверь и встала в пороге, уставив руки в бока. Улыбалась.

— Вот он какой! А мы ходим по квартире на цыпочках, разбудить боимся!

— Да я только проснулся, честно-честно!

— Ну да. Давай тогда вставай, умывайся и садись завтракать, а потом мы тебе расскажем, что у нас впереди за день.

Мальчик выбрался из постели и прошел в ванну. Пока чистил зубы, всё гадал, что же за сюрприз приготовили родители… «Точно, наверное, на природу поедем, в лес», — думал он.

Закончив с туалетом, Лешка принялся за сытный завтрак. Когда трапеза подходила к концу, на кухню вошел отец. Он посмотрел на часы, пробормотал что-то и подсел рядом с сыном.

— Доел? Молодец! Смотри, сынок, сегодня у нас будет большое путешествие. Ты уже стал совсем взрослый и самостоятельный, — отец подмигнул, — и мы решили, что пора тебе увидеть настоящий День Победы. Мы поедем в город, на парад, а потом поднимемся на Мамаев курган, помнишь, я тебе про него рассказывал?

Лешка прямо рот разинул.

— На Мамаев курган! — он не мог поверить своим ушам, — на самую вершину?

— Да, прямо к Родине-матери. Но смотри, народу будет много — от нас ни на шаг. Никаких пряток и догонялок. Будешь баловаться, тут же развернемся и поедем домой. Договорились?

— Конечно, пап! — мальчик весь прямо сиял от восторга. Он и думать не смел о таком счастье. Сколько раз он представлял в мечтах, как поднимается на легендарный курган, как видит громадную, но в то же время изящную статую, как оглядывается на город — и тот весь как на ладони, а он сам так высоко, что замирает дыхание…

Отец одобрительно кивнул и обнял мальчика за плечи.

— Ну, тогда в дорогу — ты готов? Электричка через тридцать минут. Через двадцать уже выходим.

И вот последние сборы завершены — вода, сумка с бутербродами, головные уборы — и они вышли в теплое майское утро.

2

Электричка была полна народу. Люди жались на сидениях, стояли в проходе и тамбуре, держались, кто за что мог. Странно, но никто не возмущался, не ворчал, не ругался. Напротив, среди людей будто разлилась доброта, зажигавшая на лицах улыбки, шелестевшая вокруг шутками и пересудами. В вагоне открыли почти все окна, и сквозь них врывался стремительный весенний ветер, он трепал людям волосы, вырывал из рук праздничные листовки, которые под общий смех порхали по вагону. За окнами проносились зеленые раскидистые вязы, гаражи, старенькие деревянные дома. Где-то вдалеке мелькала яркая волжская синева. Лешка засмотрелся на реку и видневшийся за ней дикий курчавый лес.

Но скоро деревьев стало меньше, и Волга тоже совсем скрылась. Вместо них появились высокие величественные здания, широкие проспекты, полные машин, пешеходов, трамваев — их поезд въезжал в центр города.

Держа друг друга за руки, семья начала протискиваться к выходу. Скоро уже подъехали к нужной станции, электричка затормозила, качнулась и встала. С характерным звуком открылись двери. Народ высыпал на залитый солнцем перрон и сплошным потоком устремился к переходу, ведущему в город. Родители с сыном тоже вышли из вагона, вместе с толпой миновали прохладный подземный тоннель и оказались на большой площади. Мальчик, широко распахнув глаза, восхищенно смотрел вокруг себя. Позади возвышалось грандиозное здание вокзала, похожее на древний замок из какого-нибудь фильма. «Замок» венчали башня и пронзавший голубое небо шпиль со звездой. На фасаде были расположены громадные часы, показывавшие половину десятого.

Пока Лешка жадно поедал глазами невиданное окружение, родители негромко совещались. Наконец решение было принято — мать взяла сына за руку, и они быстрым шагом направились туда, куда устремлялся поток людей — вниз, в сторону большого проспекта. Грандиозный вокзал остался позади, и мальчик то и дело оглядывался на него, всё не веря, что видел его наяву, вот так близко, прямо перед собой.

Улица вывела их к еще более широкой площади — всю ее устилал черный асфальт, с одной стороны возвышались большие торжественные здания, с другой раскинулся зеленеющий парк. Народу было очень много. Чем ближе они подходили, тем теснее стояли люди, и скоро было уже совсем не пройти. Отец, шедший впереди и служивший их тройке буксиром, отвел их чуть назад, и семья встала на ступени небольшого магазинчика — те, конечно, уже были усыпаны людьми, но место нашлось.

Со ступеней магазина немного открывалась площадь. Но маленький Лешка по-прежнему видел перед собой лишь бесконечные ряды людей — ему не хватало роста, чтобы его взгляд добрался туда, где происходило что-то очень важное. Вдруг воздух порвали усиленные мегафоном обрывистые слова, а в ответ им раздалось раскатистое троекратное «Ура!». Отец сразу заторопился, засуетился.

— Началось! Чёрт, не видно почти ничего. Лешка, давай, садись мне на плечи!

Отец скинул рюкзак, присел, и сын быстро вскочил ему на шею — это был знакомый и любимый им трюк.

И вот толпа осталась где-то внизу, и Лешка мигом будто вырос в три раза, прямо как Алиса из сказки. Отсюда он увидел гораздо больше — перед ним открылась площадь, на ней были выстроены парадные «коробки» солдат. Зоркие мальчишеские глаза различали вытянутых по струнке бойцов, строгую форму, блестящее на солнце оружие. Вдоль шеренг медленно ехала окрашенная в темно-зеленый цвет машина, в которой, приставив к фуражке руку, стоял немного полноватый офицер — видно, какой-то генерал, принимавший парад. Периодически машина останавливалась, генерал приветствовал солдат, и те отвечали громогласным «Ура!», которое раскатывалось по округе и уносилось в небо.

Лешка смотрел, не отрываясь. Он видел, конечно, парады и раньше, но лишь по телевизору — там они казались странным каким-то действом, скучно было их смотреть. Тут же, где его глаза напрямую, без посредника-телеэкрана, наблюдали происходящее, его захватили масштаб и сила парада. Особо его поразило периодически сотрясавшее площадь «Ура!» — оно будто проникало в самое нутро, приподнимало мальчишку и увлекало за собой куда-то. Хотелось тоже кричать «ура», пару раз он робко, вполголоса, сделал это, скосив глаза вниз, на отца. Отец, конечно же, услышал, но виду не подал и лишь заулыбался. Однако, когда очередная коробка солдат сотрясла площадь своим рокотом, отец сам громким басом закричал «Ура!» и еще выше приподнял Лешку. Сын не ожидал такого, разинул рот от удивления (что, и под ним теперь начался парад?). Но, сообразив, в чем дело, он с радостью присоединился к отцу. Вдвоем они кричали «ура», а вскоре подключилась и мама. Кто-то из стоявших вокруг оглядывался, удивленно и даже немного возмущенно смотрел. Ну а кто-то следовал заразительному примеру.

Наконец коробки пошли. С хрустом шеренги солдат двигались вдоль зрителей, немного сотрясаясь при каждом ударе тяжелых ботинок об асфальт. Отдельные бойцы терялись в движении — коробка представляла собой единое целое, казалась строгой, но живой объемной фигурой, с сотней голов, рук и ног. Лешка восхищенно смотрел. Планы становиться путешественником и бороздить моря были отброшены — он уже решил стать военным, чтобы вот так же четко и бодро шагать перед пораженными гражданскими. А когда все солдаты прошли мимо них, и на площадь въехала военная техника — его решение стало окончательным и бесповоротным. Похожие на фантастических жуков, по площади не спеша проползали колонны танков, бронетранспортеров и пушек. В завершении под прокатившийся по толпе изумленный шепот на площадь въехали приземистые тягачи, тащившие на спине ракеты, напомнившие мальчику гигантские авторучки.

3

Парад кончился, но день только начинался. Солнце поднималось в зенит и уже не заботливо грело, как утром, а нещадно палило. На улицах становилось жарко. Люди, привлеченные на площадь парадом, стали понемногу расходиться в разные стороны. Одни двигались дальше вниз, на волжскую набережную. Другие шли в парк в поисках спасительной тени.

— А теперь на курган, пап? — Лешка еще не отошел от впечатлений парада, но уже загорелся следующей, еще более манящей целью.

— Да, но пойдем пешком. Тоже в своеобразном строю, — он улыбнулся, подмигнул жене.

— В строю? Каком строю, пап? — сын не понимал и чувствовал, что от него что-то скрывают, опять готовят какой-то сюрприз.

— Помнишь, мы тебе рассказывали про «Бессмертный полк»? — включилась мама. — Он скоро начнется и пройдет как раз до Мамаева кургана. Вот с ним мы и пойдем.

— И тоже будем маршировать, как солдаты?

— Ну, если хочешь, можешь маршировать.

Лешка решил, что обязательно пойдет маршем, как те бравые солдаты на площади, и тут же приступил к тренировке — получалось не очень, ноги путались, но он упрямо с этим боролся. Родители периодически поправляли юному вояке направление марша, а сами шли чуть сзади, посмеиваясь над потешным сыном.

Всё вокруг превратилось в сплошной праздник. То тут, то там были организованы небольшие сцены, на них звучала музыка, проходили представления, или просто танцевали под старые вальсы люди. Широкий проспект, ведущий к месту начала шествия, был открыт для пешеходов. Люди медленно шли по нему. В руках многие держали красные флаги и штандарты с фотографиями. Будто в самом воздухе было разлито торжественное светлое настроение.

Наконец они были на месте.

4

Это тоже была площадь, но другая. Ее почти полностью заполняла немного взбудораженная, хаотичная народная масса. Метавшиеся из стороны в сторону волонтеры пытались ее как-то упорядочить, построить, организовать. И дело пошло — через полчаса на площади вытянулась, словно огромная змея, широкая и длинная колонна. Лешка и родители оказались где-то посередине, со всех сторон их окружили ряды людей. И словно вторым этажом над всеми возвышались бесчисленные штандарты с черно-белыми и иногда цветными фотоснимками. На них были лица фронтовиков — предков пришедших на праздник горожан.

Всё время, пока формировалась колонна, откуда-то спереди доносилась военная музыка — вдруг она смолкла, и вместо нее громко прозвучало объявление — шествие начиналось. Будто какой-то разряд пробежал от головы колонны к ее хвосту — люди, до того переминавшиеся с ноги на ногу и в ожидании болтавшие друг с другом, все разом подобрались, приготовились… И наконец ряды двинулись.

Лешка никогда не видел такого скопления народа и даже немного испугался толпы. Поначалу он просто шел, держа мать за руку и стараясь не отставать. Мальчик глазел во все стороны, но почти ничего не разбирал — вокруг были лишь бесконечные ряды идущих. Наконец отец снова поднял его на плечи — и тут он, как и во время парада, смог увидеть нечто для него удивительное.

По широкому проспекту медленно, но неумолимо текла настоящая человеческая река. Не видно было толком, где она брала начало и где кончалась — столько было людей. Бесчисленные лица: мужчины, женщины, подростки, дети, старики — все они сливались в едином могучем потоке. Над размеренно шагавшим шествием так же неспешно тянулись тысячи и тысячи фотопортретов. Со снимков глядели в мир очень разные люди. Юные и пожилые, мужчины и женщины, в скромных гимнастерках и в парадной форме, с одиноким, гордым орденом на груди и сплошь усеянные наградами. Смотрели тихо и устало, прямо и смело. Очень разными были они, эти люди со снимков. И в то же время чем-то неуловимо похожи.

То тут, то там периодически вспыхивали, как случайные всполохи, песни. Случалось, что песню подхватывали, она разгоралась, заражала собой всё новые и новые ряды, и вот уже сотни людей нестройным и шумным хором пели «Катюшу», «На поле танки грохотали», «Смуглянку». Песня крепла, мужала и уносилась в небо, будто желая, чтоб ее услышали те, кому был посвящен этот марш.

Лешка почти не знал слов, но тоже старался подпевать — повторял за всеми или угадывал что-нибудь в рифму. Пели и его родители, и все вокруг — остаться в стороне было невозможно. Это происходило как бы помимо воли человека, просто что-то изнутри выступало наружу, заслышав ожившую в тысяче голосов фронтовую песню и спеша с ней слиться.

Трудно описать это состояние. Лешка никогда такого не испытывал, а поглядывая изредка на родителей, понял, что и они поражены происходящим. Он чувствовал себя растворенным во всей этой людской массе, в этом шествии, в звучных могучих песнях. Он словно перестал быть отдельным, обособленным от мира мальчиком Лешей, но при этом не потерял себя, не ощутил угнетения или какого-то страха. Ему случалось уже теряться в больших толпах — тогда он метался в панике, судорожно искал знакомое лицо или место — но то, что происходило теперь, было совсем иным. Он, напротив, чувствовал себя ужасно большим и сильным, в каком-то смысле он ощущал себя всей этой людской рекой, но в то же время — лишь малой частью ее. Впервые Лешка почувствовал тогда по-настоящему, что значит «вместе».

5

Время текло незаметно. Странно, но ни жара, ни жажда не волновали их. С азартом они шагали вперед, подхватывали всё новые и новые рождавшиеся где-то в недрах толпы песни. Вот уже подошли к Мамаеву кургану. Отец первым увидел выросшую впереди фигуру «Родины-матери» и, перекрикивая царивший вокруг шум, указал на нее сыну:

— Лешка, смотри, вон она!

Мальчик повернул голову туда, куда устремилась отцовская рука, и разинул рот в изумлении. Он, конечно, уже знал знаменитую статую по фотографиям, но увидеть ее вживую было совсем иначе. Словно мифическая богиня, она возвышалась где-то далеко впереди, и казалось даже, что она парит в воздухе, над поросшими зеленью склонами кургана.

Первые ряды шествия уже медленно поднимались по ступеням монумента. Вскоре начали восходить и родители с сыном. Манящая статуя теперь исчезла из виду — ее заслонил собой могучий солдат-исполин, словно выросший из скалы. «Стоять насмерть!» — гласила размашистая надпись на монолите. Лешка засмотрелся на солдата, похожего на античного героя из книг, Геракла или Ахилла. Вдруг отец тронул его за плечо:

— Оглянись назад!

Мальчик повернул голову. Позади распластались склоны кургана, город и Волга. Живая людская река текла по широкому проспекту, поднималась на монумент. Река догоняла их, уходила вперед и рассеивалась лишь на площади перед вершиной. Трудно было даже представить столько людей, а увидеть наяву — просто перехватывало дыхание. Молодая семья остановилась у могучего солдата-колосса и завороженно наблюдала, как серого исполина словно омывают всё прибывающие людские потоки. Казалось, на это можно смотреть вечно. Но нужно было двигаться дальше.

6

Впереди была вершина Мамаева кургана, «Родина-мать». Здесь, на площади перед последним подъемом, народу было меньше. Люди собирались в небольшие группы, отходили в сторону, присаживались, хором запевали песни. Такие компании были словно небольшие огни, у которых хотелось задержаться, погреться душой и привнести в общее пламя свою скромную искру. Но для этого еще не наступило время — они должны были подняться на вершину кургана.

Лешка уже не сидел у отца на плечах. Он шел сам. Голова его была постоянно запрокинута вверх, взгляд устремлен в небо, туда, где возвышалась, словно над всем миром, «Родина-мать». Ее исполинская, но в то же время легкая, изящная фигура вся устремилась вперед, позади развевалось одеяние, и рука, сжимающая меч, была вскинута ввысь. Лицо Родины призывало на бой.

Они подымались по последнему пологому склону, поросшему свежей зеленой травой, ровному, как грани пирамиды. Вдоль дорожки из земли выступали плиты — могилы героев битвы. Лешка то смотрел на них, то опять устремлял взгляд вверх, туда, где над ними раскинула руки «Родина-мать». Отец читал надписи на плитах: офицеры, рядовые, медсёстры, рабочие ополченцы — возле некоторых могил они останавливались, и отец рассказывал что-то. В голове у мальчика вспыхивали яркие образы.

Вот суровый подросток лет тринадцати, не больше. Медленно и грозно ползут среди руин танки, а он долго и напряженно крадется к ним, чтобы бросить гранату. Он почти у цели. Вдруг подлая свинцовая очередь прошивает его… Из последних сил мальчишка бросает себя под танк. Он не думает о смерти, о героизме, просто нужно сейчас одно — подорвать головную машину, иначе наших сомнут. Взрыв. Темнота. И выигранный час для его батальона.

Вот юная тоненькая медсестра. Ночью она выволакивает израненных, изорванных пулями и осколками, еле живых бойцов из окопов, тянет их с неимоверным трудом, одного за другим, плачет, скрипит зубами и стонет, но тянет. Хрупкая девушка и грузные полуживые солдаты… Главное дотащить до полуторки — в ней их отвезут к спасительной переправе. А она снова пойдет туда, где совсем недавно рвали землю снаряды, где царили огонь, железо и смерть…

Лешка шел, слушая отца, и видел всё это каким-то внутренним взором, словно иную, глубинную реальность, которую лишь ширмой прикрыл на время мирный весенний денек. Так они поднимались всё выше, завороженные царившим здесь духом.

Наконец, они на вершине. «Родина-мать» грозно нависала над ними, словно туча. Зато было видно весь город и Волгу, и даже больше — уходящий вдаль, до самого горизонта, густой заволжский лес. Самые большие дома отсюда казались игрушечными, а люди и вовсе — букашками. Некоторое время они просто стояли так и смотрели вниз. Прохладный ветер трепал им волосы и одежду, слезил глаза, но они не уходили. Каждый обращался мыслями к своему сокровенному и жадно вбирал в себя происходящее здесь и сейчас, на этой вершине, в эти мгновения. Позже все они будут хранить в памяти этот день, как реликвию. Чтобы возвращаться к нему в минуты горя и радости, в поисках силы и правды.

7

Они сидели в парке, разбитом сразу за монументом, на плоскогорье кургана. Тень от ухоженных деревьев приятно ласкала разгоряченные солнцем головы. Рядом образовался сам собой небольшой концерт, и семья с радостью влилась в ряды его зрителей. Дедушка залихватского вида играл на гармони песни военных лет, рядом с ним стояла небольшая банка для мелочи, но видно было, что гармонист старается не ради денег — он так же, как и все вокруг, был охвачен необыкновенным настроением этого майского дня.

Гармонист играл разные песни — известные, и тогда слова подхватывали все зрители, и получался небольшой хор. Но выбирал и редкие — тогда все слушали его немного скрипучий голос, молча покачиваясь в такт мотиву. Когда он играл вальсы, в круг выходили две-три пары и начинали кружиться в танце. Один раз даже выскочила маленькая девочка в солдатской гимнастерке и принялась отплясывать «Смуглянку».

Это был очень теплый, душевный концерт, но Лешке всё же стало немного скучно. Пообещав родителям, что не уйдет далеко, он начал с интересом исследовать парк. Побродив недолго, Лешка увидел чуть поодаль тенистое место, скрытое от невнимательных глаз раскидистыми ветвями. Там на старенькой деревянной лавочке сидел одинокий старик. Он не был похож на ветеранов, которых Лешка видел сегодня на параде — всего одна медаль была на его сером пиджаке. Руки опирались на потертую трость.

— Мальчик, — вдруг позвал он. — Поди сюда, внучок.

Лешка поначалу сомневался, ведь ему настрого запретили общаться с чужими людьми, но это был всего лишь пожилой дедушка, что может случиться плохого? И потом, вдруг ему нужна помощь? Мальчик оглянулся на покинутый им концерт — там играл очередной вальс, его родители кружили по «сцене», и им явно было не до него.

Лешка быстрым шагом направился к дедушке.

— Здравствуйте! — он вовремя вспомнил, что нужно поздравить ветерана. — С праздником Вас, с Днем Победы!

— Спасибо, внучек, — дедушка улыбнулся, — как тебя зовут?

— Лешка.

— Лешка? Алексей, значит. А меня — Иван, по-твоему будет Ванька, — старик хрипло рассмеялся, но его смех быстро перешел в кашель. Леша обратил внимание, что у дедушки были странные белесые глаза — они смотрели на мальчика, но в то же время как будто сквозь него.

— Ты что же, с родителями пришел?

— Да, они во-о-он там сейчас танцуют, — мальчик вытянул руку в направлении гармониста. Оттуда всё еще доносился вальс. Лешка обратил внимание, что дедушка не посмотрел вслед за его рукой. У него промелькнула догадка.

— Празднуете. Это хорошо. Праздник славный… Это хорошо, что сейчас так празднуют… — вдруг улыбка почему-то исчезла с лица старика, оно стало серьезным, даже немного мрачным, словно каменным, совсем как на тех скульптурах, что Леша видел сегодня.

— Хорошо празднуют, — тихо повторил старик и замолчал.

Мальчик не понимал, почему дедушка стал вдруг мрачным. Он ждал, когда тот снова скажет что-то. Начать разговор первым Лешка робел. Но молчание еще больше угнетало его. Не дождавшись, он набрался смелости и спросил сам:

— Дедушка, а Вы… ветеран?

— Ветеран? — старик словно опомнился, слегка повернул голову к мальчику, но глаза его смотрели так же невидяще. Лешка окончательно уже уверился, что дедушка слепой. «Но как он тогда увидел меня?» — не мог понять мальчик.

— Да, можно и так сказать, — старик снова помолчал. — Слушай, внучек, давай я тебе гостинец подарю. Особенный.

— Гостинец? — мальчик не знал, можно ли ему брать что-то у этого дедушки, но очень хотелось. — А что за гостинец?

— А вот, возьми на память о нашей встрече, — старик снял с пиджака единственную медаль и вложил в маленькую мальчишескую руку.

— Зачем, это же Ваша, не надо!

— Ничего, мне она уже ни к чему, а вот тебе — другое дело. Возьми, возьми, не стесняйся! — старик, почуяв сопротивление, легко убедил Лешку — в эти недолгие мгновения в нем словно проснулась сила, лицо преобразилось, стало свежее и моложе.

— Это тебе, внучек, в жизни пригодится. Ну иди, тебя уже родители, наверное, ищут. Давай мигом к ним!

Мальчик обернулся и действительно увидел вдалеке мать. Она искала его глазами, не могла найти, и с каждой секундой на ее лице появлялось всё больше тревоги.

— А Вы?

— А что я? Я тут останусь. Буду сидеть, думать… такая у меня теперь работа! — дедушка снова засмеялся сквозь кашель, — ну давай, беги, пока не отлупили.

Лешка постоял немного в нерешительности, сжимая в руке медаль. Наконец он решил, что и правда скоро наживет неприятностей, и нужно бежать.

— До свидания! Спасибо за подарок! — и, не дождавшись ответа, он по-мальчишески скоро рванул к месту концерта. Старик не проводил его взглядом, лишь направил лицо в ту сторону, где только что был мальчик. Некоторое время он просто молча сидел, а затем тихо, почти про себя промолвил:

— Давай, Лешка… Алексей, до встречи.

8

Мальчик возник перед родителями как-то сразу, почти мгновенно. Стоял, запыхавшийся, одновременно виноватый и взбудораженный.

— Ты где был?!

Лешка видел, что родители всерьез рассержены и решил вывалить всё разом.

— Мам, пап, я рядом был, во-о-он за теми деревьями, меня дедушка позвал, ветеран, он слепой, по-моему, он меня спрашивал, а потом медаль подарил — вот! — и он протянул на ладони серебряный кружок.

— Мы что тебе говорили про то, что к чужим подходить нельзя? Ты знаешь, какие сейчас негодяи бывают? — завелась мать.

Отец уже немного успокоился, взял из руки сына медаль и, присмотревшись к ней, присвистнул.

— Сынок, а где тот дедушка, что тебе ее подарил?

Мать недовольно посмотрела на мужа — он явно ломал ее планы преподать сыну урок. Лешка же, напротив, обрадовался, что отец не присоединился к головомойке.

— Вон там, пап. За деревьями, там скамейка незаметная, он на ней сидел. По-моему, он слепой был.

— Пойдем к нему сходим, может, он по ошибке тебе эту медаль дал, может, другую хотел, это очень ценная штука.

— Да у него только одна и была, — удивился Лешка.

— Всё равно пойдем, — отец увидел недовольное лицо супруги, шепнул ей что-то на ухо, но это слабо помогло. «Мы быстро», — сказал он одними губами и пошел за сыном.

Мальчик бегом и вприпрыжку достиг того места, где он встретил старика. Но там никого не было. Скамейка стояла пустая.

— Как же он так быстро ушел, он же с тросточкой был и слепой… — Лешка искренне недоумевал.

— Сынок, а точно ветеран был, ты не придумываешь? Может, ты ее сам нашел, в траве, или еще где?

— Да нет, точно, точно был!

Они подошли ближе к скамье. Ничего, никаких следов. Мальчик начал шарить глазами по округе, выбежал на дорогу, ни сзади, ни спереди никого не было — но не мог же он так быстро уйти!

Прошло несколько минут. Сколько они ни искали — вокруг было пусто, ни души. Вскоре отец сказал, что пора возвращаться к матери. По его лицу Лешка понял, что он по-прежнему подозревает, что не было никакого ветерана, что он всё это выдумал, нафантазировал. Ему почти до слез было обидно за такие отцовские мысли… Но что он мог поделать с глупыми взрослыми!

9

Впереди был еще целый вечер. Праздничный концерт, салют. Лешка по-детски искренне восхищался всем, что происходило вокруг, и этим очень радовал родителей. Но они не знали, что из головы его никак не желал уходить тот старик. Что раз за разом в памяти возникал момент, когда старик вдруг помрачнел во время их краткой беседы. Мальчик очень чутко уловил то настроение и никак не мог понять, что вызвало у него печаль? Ответа у Лешки не было.

Когда в небе стали с оглушительным грохотом рваться заряды салюта, отец снова посадил сына себе на плечи. Народу вокруг было опять очень много, словно не река уже, а людское море разлилось на главной набережной города — такое огромное, что нельзя было увидеть его краев.

Яркие разноцветные огни, похожие на гигантские одуванчики, разлетались во все стороны в черном майском небе, улетали куда-то ввысь и в стороны, туда, где их было уже не догнать глазами. Лешка восхищенно смотрел — это был первый в его жизни настоящий салют. Странно, но в этот момент он почему-то случайно нащупал в кармане холодный металлический диск. Медаль. В голове пронеслись слова «она тебе, внучек, в жизни пригодится» и тут же унеслись куда-то, совсем как разноцветные огни в небе. Лешка почти и не заметил этих слов.

После была долгая дорога домой в переполненном людьми автобусе. Мальчик сильно устал и клевал носом, держась за поручень. За окном проносился ночной город — смутные силуэты и огни мелькали в темноте, бежали куда-то и кружили голову. Властная сонливость топила сознание, мешала реальность с загадочными образами.

Лешка видел в темном окне Волгу — но приглядывался и понимал, что вместо воды в ней миллионы людей, и все они идут куда-то, уверенно и неспешно. Он видел парящую в небе «Родину-мать» — она будто оторвалась совсем от своего пьедестала и теперь устремилась вся ввысь, туда, где летели во все стороны манящие искры салюта… Видел строй марширующих солдат, но не тех нарядных с иголочки, что были на параде, а других, в простых гимнастёрках, тулупах, шинелях. Видел он и одинокого старика-ветерана. Старик молчал и задумчиво смотрел из окна на Лешку своими белесыми глазами. Он казался мальчику таким же вечным изваянием, как и сотканные из камня и бетона хозяева Мамаева кургана…

Лешка совсем уже раскис и грозил упасть. Кто-то из сидевших взрослых поднялся, и клевавшего носом мальчика посадили. Он задремал. Вскоре семья была дома. Отец на руках осторожно принес сына в его комнату, положил на кровать, и Лешка спал крепким и здоровым детским сном.

Тот день оставил глубокий след в податливой памяти мальчика. Он стал частью его самого, поселился где-то глубоко внутри, как селятся там герои любимых книг и мультфильмов. Оказалась там и странная встреча с задумчивым, загадочным ветераном. Осталась в памяти немым, саднящим вопросом. На него Лешке еще только предстояло дать ответ.

2018