Что было, то было

Виктор Трынкин, 2018

В повести "Что было, то было" отражена некая история человеческих отношений. Главная мысль повести – не обращение куда-то, а проникновение в душу другого человека, открытие в нём лучших высоких качеств – доброту, порядочность, мужество, любовь. Хотелось бы, чтобы эти чувства переселились в души и сердца читателей повести.

Глава 2.

Ночью, после тяжелого боя, на фронтовой полосе еще слышны короткие бездумные пулеметные очереди. Иногда в небе нервно дрожат всполохи ракет. Бой был беспощадный — как все на войне.

После этого кровопролитного боя, на краю только что отбитой у фашистов деревеньки, во дворе старенького дома, под навесом, где хранят сено, расположился взвод старшего лейтенанта Родионова. Из пепельных облаков неожиданно выглянула любопытная луна, коротко осветившая холодным светом дворик. А там бойцы занимались своим делом: кто перевязывал раны, кто укладывался спать, сделав из сена постель… Молоденький солдат Сокольников на корточках, прижавшись спиной к откосу навеса, пишет письмо. В перерывах между боями он всегда пишет на Родину. Пишет, и нет конца этому письму. Никто с любопытством, вкрадчиво не спрашивает «кому пишешь?». Но каждый догадывается о душевном страдании парня и не осуждает, а наоборот, старается не мешать.

Рядовой Гуськов снимает сапоги, разматывает портянки, выливает из сапог воду.

— Скорее бы она кончилась… Господи, помоги! Надоела хуже горькой редьки, — сокрушаясь, ворчит солдат.

Здоровенный верзила — сержант Веселов, укладываясь спать, по-мальчишечьи хмыкнул:

— До конца войны, Гуськов, ты еще не одни сапоги истопчешь.

У каждого бойца теснилась в голове мысль о скором конце этой проклятой войны, и рождалось подспудное ощущение, предчувствие мирной жизни. Это предчувствие грело душу и придавало силы для преодоления суровой солдатской жизни. Лейтенант Родионов, закуривая самокрутку, с наслаждением затянулся:

— Через пару недель уже пахать надо… сеять.

Его перебивает Антонюк — востроносый и быстроглазый солдат:

— Вот, Родионов, из тебя агроном так и прет.

— Парует земля, — не обращая внимания на Антонюка, констатирует Родионов.

Крестьянская душа — она и в военное время к земле обращена. И делать как-то по-другому — не получится.

Родионов затянулся глубоко еще раз и погрузился в свои, только ему ведомые тайные думы, которые рисовали мирную довоенную, деревенскую пору.

Отрываясь от письма, Сокольников, принюхиваясь, закрутил головой:

— Ребята! Каким-то тонким ароматом тянет.

Веселов, не раздумывая, подхватывает:

–Так это ж от портянок Гуськова несет. — Он всегда цеплялся к любым неожиданностям, лишь бы подковырнуть своего друга. — Он на скотном дворе в какую-то яму угодил. Говорит — случайно. А по-моему, от фрицев прятался. Знал ведь, что они в эту яму не сунутся. — Все устало смеются. Гуськов обидно захлопал глазами:

— Иди ты, балаболка. — Не мешкая, чтобы избежать надоевших всеобщих насмешек, повернулся к Сокольникову: — Где тут речка-то, далеко?

— Да нет, вон там, — Сокольников показал рукой в темноту.

Гуськов собирает сапоги, портянки и направляется в сторону речки. Веселов не на шутку забеспокоился:

— Куда пошел-то?! Речка в этом месте простреливается.

Гуськов, махнув рукой, молча скрылся в темноте.

— О-о! Всё ему нипочём. — Ворча и матерясь, что может встретиться с шальной пулей, сержант поспешил за Гуськовым.