Год Белого Тигра. Повесть

Виктор Победитель

Я даже предположить не мог, что судьба в этот год готовит мне удар. Наивно верил, что он принесет мне удачу.Или, на крайний случай, вселит в меня твердую надежду на успех, в чем я, кстати, очень нуждался последнее время.Ведь это был мой год – год Тигра.

Глава вторая

На следующий день мы встретились с Татьяной Николаевной в Центре перед началом рабочего дня.

Приехав намного раньше, я уже почти полчаса сидел на скамье в большом и полутемном из-за выключенного электричества фойе и тупо разглядывал стоящие передо мной массивные серые колонны. Мне порядком надоело подобное занятие, и я собрался выйти покурить, но тут открылась дверь и вошла Она. И словно масса огней вспыхнули разом в этом сером и мрачном зале!

Увидев меня, улыбнулась:

— Здравствуйте, Сергей Владимирович! Вы уже здесь…

— Здравствуйте!.. У меня так автобус ходит, что, хочешь — не хочешь, приходится приезжать раньше, — ответил я.

Она подошла к большому зеркалу, висевшему на стене возле гардероба, и начала приводить себя в порядок. Мне хорошо виделось ее зеркальное отражение. Движения рук женщины, поправляющей прическу, были легки и грациозны. Темная копна волос то вздымалась, то опускалась под волшебным воздействием ее пальчиков. Затем она достала из сумочки губную помаду и чуть провела ею по своим губам, облизнула их, после чего положила помаду в сумочку. Не отрывая взгляда, я вдруг почувствовал, что моя новая знакомая опять заставляет меня волноваться. «Просто какое-то наваждение! — мелькнуло в голове. — Ведь дома ни разу не вспомнил о ней, а тут, повстречав, снова попал под ее обаяние».

Да, это было нечто невероятное! Если бы верил во всевозможные привороты, то обязательно посчитал бы подобный случай проделками опытной и знающей свое дело ворожеи. Только для чего ей привораживать меня? Я не смог ответить на этот вопрос. Понял тогда лишь одно: ее «магия» действует на меня на близком расстоянии, а на далеком — она бессильна, то есть, когда не вижу ее — я спокоен.

Ко мне в душу закрадывались зависть и легкая грусть. Я почувствовал, что завидую ее молодости, возможности с наслаждением смотреть свое зеркальное отражение и видеть там свежее, прекрасное лицо, голубые с блестками глаза. И с внутренним содроганием представил себя, стоящего рядом с ней у зеркала. Кого бы я там увидел? Уставшего, с красными от бессонницы глазами типа?

Безысходная тоска вдруг наполнила мое сердце. Как ни крути, жизнь моя, идет на закат, и никакие силы не способны повернуть время вспять.

Отойдя от зеркала, Татьяна Николаевна села рядом со мной. Я почувствовал легкий запах ее духов.

Пока наши ребята оформлялись на работу (некоторые не успели это сделать вчера) мы неспешно вели беседу. Как случается нередко в подобных ситуациях, с одной темы незаметно переходили на другую. Вначале говорили о погоде, затем она стала рассказывать мне, что никак не может избавиться от человека, который совместно проживает с ней в квартире.

— Приходится бегать по судам, — сетовала Татьяна Николаевна. — Может быть, суд заставит его платить свою часть за квартиру… Понесу вот завтра исковое заявление…

Я смотрел на нее, наслаждаясь безупречными чертами лица, и думал о ней, и не совсем понимал, что она мне говорила. Но я изо всех сил старался изображать внимательного слушателя и сочувственно кивать головой, улавливая интонации голоса. Я даже мог вставить вопрос или сказать слово, чтобы она, не дай бог, не заподозрила, что я не очень-то слушаю ее. Похоже, мне это удавалось.

— Затем нужно будет подать на развод… — продолжала она.

— На развод? — спросил я вначале машинально. Но вдруг обнаружил, что вопрос, в самом деле, меня заинтересовал, переспросил сочувственно: — Так вы разводитесь? Он пьет?

— Да… нет… — протянула Татьяна Николаевна, словно сомневалась в искренности своих же слов. — Не пьет… Выпивает, конечно, но не сильно…

— Тогда из-за чего? — спросил я удивленно. Мне в тот момент почему-то в голову не пришло, что существует еще масса причин для развода.

Она стала рассказывать о нехорошей свекрови, которая настраивала сына против нее, а он во всем слушался мать, отчего и случались ссоры…

— Дошло до того, что моему терпению пришел конец, — закончила Татьяна Николаевна. — Я поставила ультиматум: или я или мама. Он выбрал мать…

— Да… Если бы у меня не имелось за плечами печального опыта, возможно, все услышанное показалось бы мне неправдоподобным, — сказал я и спросил: — А муж ваш, где сейчас находится?

— Он — далеко. В Североморске… служит по контракту.

Она смотрела на меня, ожидая дальнейшего моего участия. И мне захотелось сказать что-нибудь обнадеживающее.

— Ничего, Татьяна Николаевна, развод дело поправимое… Сегодня разведетесь, а завтра снова поженитесь…

Я не спускал с нее глаз и следил за реакцией на мои слова. Она некоторое время молчала. Видимо, взвешивала все «за» и «против» такого варианта развития событий. Затем категорично и коротко ответила:

— Нет.

Я ждал этого ответа. Ее категоричное «нет» в отношении бывшего мужа меня обрадовало. Но надо было держать марку порядочного человека, и я сказал обобщенно:

— Жаль, что так происходит… А вообще, Татьяна Николаевна, никогда не нужно говорить «никогда»… Избитая фраза, но очень верная. Может, еще помиритесь…

Незаметно пролетело время, шумной ватагой спустились со второго этажа наши ребята, сказав, что нас с Татьяной Николаевной приглашают в отдел кадров. Там мы распределили между собой улицы и номера домов, где нам предстояло очищать дворы и сточные канавы от снега, и отправились каждый в свою сторону.

Работа, в самом деле, оказалась довольно интересной. Общение с бабушками и дедушками, которые принимали меня за школьного учителя, доставляло удовольствие. Они непременно звали меня в дом попить чаю, поговорить. Но как я мог оставить ребят работать, а сам пойти в теплое помещение? Напротив, брал у кого-нибудь из них лопату и отчаянно кидал снег, чтобы согреться от назойливого пронизывающего весеннего ветра.

Трудились мы всего два с половиной часа. Время пролетело незаметно. Мне, с любезного согласия Татьяны Николаевны, досталась младшая группа ребят, что позволило на час раньше, чем она, закончить работу. И я успел на автобус до того, как он ушел на двухчасовой перерыв.

В салоне, «оттаивая» после нахождения на холодном воздухе, я поймал себя на мысли, что все чаще в моей голове всплывает образ Татьяны Николаевны. Глядя в боковое стекло, гадал, о том, зачем она мне все это рассказывала: о разводе с мужем, жильце в квартире?.. Может, она испытывает ко мне определенный интерес?

Мой дом находится на краю улицы, почти рядом с остановкой. Нехотя выйдя из теплого автобуса, поеживаясь от ветра, я быстрым шагом направился к родному порогу. Настроение мое было приподнятое: я предвкушал блаженный отдых и горячий ужин. И вдруг, уже подходя к калитке, с ужасом подумал, что дома меня может поджидать не горячий суп, а пьяная супруга. Как же я мог выкинуть из головы такое развитие событий? Калитка была открыта настежь. Пьяная Оксана сейчас, или нет?

Оксаны дома не застал. Оглядев комнаты, следов попойки не заметил и успокоился, подумав, что жена просто отправилась поболтать к одной из своих подруг. Поел вчерашний суп и сел за ноутбук, собираясь поработать над очередными главами неоконченной повести и мемуаров. Как мне было хорошо одному!

Написав первые строки, понял, что мне понадобятся некоторые документы. Достал из шкафа коробку, в которой лежали бывшие журналистские, депутатские и прочие удостоверения, Благодарственное письмо Полпреда Президента… «Да, было в моей жизни время… — просматривая их, с грустью предавался я воспоминаниям. — Времечко интересное… «… Были когда-то и вы рысаками пара гнедых…» — незаметно для себя запел старинный романс о постаревших лошадях.

Отбирая и откладывая нужные вещи в сторону, я достал со дна коробки подарок полпреда.

— А вот и нож… — взяв в руки холодное оружие, покрутил, провел пальцем по краю лезвия ножа. — Острый, голубчик, как бритва. Давненько я не держал тебя в руках…

Вспомнилось мне, как и за что мне его вручили. Я тогда работал егерем. Браконьеры, ранили напарника и, запрыгнув на свой мотоцикл «Урал», стремились бесследно исчезнуть. Я успел ухватиться двумя руками за боковой прицеп мотоцикла, дотянуться до свечи зажигания и выдернуть «подсвечник». Уйти им не удалось. Об этом узнал сам полпред и в торжественной обстановке вручили мне в знак благодарности нож…

Налюбовавшись ножом, хотел положить его обратно в коробку, но тут услышал за спиной бранную речь, возвратившейся супруги:

— Ах, епэрэсэтэ! Ты уже дома! Все ковыряешься в своих бумагах…

Поднявшись с колен, я сделал первое, что пришло мне на ум, — спрятал нож за спину. Оксана, покачиваясь, смотрела на меня стеклянными глазами. В руках она держала неполную «полторашку» браги. Улучив момент, я незаметно бросил нож на кресло-кровать.

— Раз пришел, готовься к разврату! — поставив брагу на стол, Оксана с остервенением, но как-то неуклюже начала стягивать с себя колготки прямо у стола. — Буду тебя е…

— Слушай, отстань! — взмолился я. — Не надо наглеть. Пришла пьяная — ложись спать. Мне сегодня не хочется скандалить, поэтому, прошу, не нарывайся на грубость.

Некоторое время, Оксана, покачиваясь со спущенными колготками, молча и тупо смотрела на меня, как бы размышляя, что делать дальше. Мой спокойный тон привел ее в некоторое замешательство. Наконец, она произнесла:

— А можно я еще выпью? — спросив, она взяла полторашку со стола и стала наливать в стакан мутную жидкость.

— Ну, уж дудки! — я выхватил бутылку из ее рук.

— Отдай! Это не мое!

— А мне плевать, твоя это бражка, или не твоя! — меня злило ее упорство дальше продолжать выпивку. — Спать не ляжешь — вылью!

— Попробуй только! Скажу ребятам, они тебе голову оторвут!

Ее угрозы окончательно вывели меня из себя.

— Посмотрим! — я и тут же вылил все содержимое «полторашки» в умывальник, после чего легонько стукнул жену пустой полиэтиленовой бутылкой по голове и сказал: — Это тебе на опохмелку!

— Ах ты, козел! — она, с обезумевшими от злости глазами, начала искать ножи. — Сейчас ты у меня получишь!

Она сделала шаг в сторону стола кухонного гарнитура, на котором лежали ножи, но запуталась в спущенных колготках и упала на пол.

— У… — рычала она от злобы и бессилия.

Я тут же, воспользовавшись моментом, спрятал ножи подальше в стол.

Поднявшись, Оксана не успокоилась и продолжила поиск, но ничего не смогла найти.

— Уже убрал, козел! — она устало отошла от стола, упала в кресло. И тут увидела охотничий нож.

Я моментально подскочил и попытался опередить ее. Однако она оказалась проворнее: я успел лишь неосторожно взяться за лезвие. Почувствовал жгучую боль, кровь побежала струйкой по ладошке.

— Скотина! — сказал я, поднося руку к умывальнику. — Как же ты мне надоела!

Вид крови остановил ее. Оксана бросила нож и вышла из дома. Я взял его и положил на самый верх шкафа для одежды, подальше с глаз.

Работать над рукописями желание пропало. Я ходил по комнате взад-вперед и долго не мог успокоиться. «И за что мне такое наказание? — говорил сам себе. — Кто обязывал меня нести столь тяжкий крест? Зачем мне все это надо»?

Последнее время меня все чаще посещала мысль уйти от жены. Я понимал, что дальше так жить просто нельзя и нужно что-то менять… Мне однажды даже предложили, что называется, выгодный вариант: женщину с машиной и квартирой. Но «сваты» остались при своих интересах. Несмотря на бессонные ночи и нервы, потраченные за время совместной жизни с Оксаной, я почему-то не мог бросить ее. Мне казалось, что я в ответе за нее. И если решусь на такой шаг, разве какой-нибудь дурак станет нянчиться с ней так, как я? Да и найдется ли еще такой дурак? Без меня она погибнет.

Когда утратились чувства друг к другу? А ведь они, чувства, были. Первые вечерние прогулки… Даже ребенка совместного хотели… Но не получилось… Ребенок родился мертвым. Помню, плакал, узнав эту новость в роддоме… Второго ребенка уже не хотел… Она продолжала пить и курить безбожно… Она обманула меня и забеременела… Как я жалел маленькое существо, вынужденное травиться табаком и алкоголем в ее растущем с каждым месяцем животе, одному богу известно. Но ничего не мог сделать. «Зачем ты меня обманула?» — говорил ей, когда у нее наступали дни протрезвления. — Нельзя при таком образе жизни заводить детей. Ребенок может появиться на свет инвалидом. Я не могу спать спокойно». — «Все будет нормально, — заверяла она. — Не переживай». Но чудес не бывает… Ребенок опять не дожил до своего появления на свет. И я опять плакал. Мы продолжали жить, чтобы выжить. Вдвоем, несмотря ни на что, легче было переносить тяготы и всевозможные лишения…

Замкнувшись от внешнего мира, я стал писать рассказы… тысячи исписанных листов…

Оксана жила своей жизнью, я — своей. Жизнь ее складывалась из трех — пятидневных запоев. После чего она «отсыхала»: отравленная алкоголем валялась в постели, чувствовала себя виноватой и особых претензий не предъявляла. Но затем у нее наступал период бешенства: все мою супругу раздражало, весь мир, и я в том числе, казался виновником ее бед.

— Ты мне не нужен! — кричала она, чтобы зачем-то унизить меня.

— Ты мне — тоже. Неблагодарная.

Еще год назад я бы пропустил слова Оксаны мимо ушей, но сейчас я почему-то подумал, что и впрямь стал не нужен. Дело свое сделал: помог поднять на ноги ее детей, а теперь могу катиться на все четыре стороны.

С Татьяной Николаевной я практически не встречался, потому что мы работали в разных частях города. Лишь когда приступили к уборке городского парка, стали все время находиться вместе. И мне это нравилось.

Ребята подметали дорожки, чистили скверы от прошлогодних листьев и мусора. А мы сидели на скамье и беседовали обо всем, что приходило в голову. Впрочем, разговоры наши не всегда велись на отвлеченные темы. В один из дней она спросила меня, как бы, между прочим:

— А вы не знаете, могут ли моего бывшего мужа лишить квартиры после нашего развода? Ведь он получил ее по месту службы, наверное, из-за того, что сказал, что у него жена и двое детей. Иначе вряд ли кто дал бы ему двухкомнатную квартиру.

Она ждала ответа, а я думал, как бы мне точнее передать словами свое видение ситуации. Для меня была очевидной мотивация ее поступка. Наконец, после довольно долгой паузы, сказал:

— Татьяна Николаевна, не тратьте понапрасну нервы. Вас сейчас мучает обида и несправедливость по отношению к вам. И вы поглощены заботой отмщения. Но, поверьте, все это мелочи. Вам нужно думать не о том, как наказать бывшего мужа, а как устроить свою жизнь. Пройдет время, а оно обязательно пройдет, и вам будет абсолютно наплевать, какая у него квартира или жена. Если вы устроите свою жизнь, вы только тогда будете счастливы…

Но вряд ли мои слова дошли до ее сердца. Боль быстро не утихает. Ведь бывший муж и сейчас небезразличен ей, иначе бы она просто вычеркнула его из своей жизни, и все дела.

— Что-то холодно… — сказала она, вставая со скамьи и переминаясь с ноги на ногу. — Давайте, пройдемся немного.

В парке гулял сквозняк, неизвестно откуда бравшийся. А он пробирал до косточек посильнее, чем мороз. Татьяна Николаевна одевалась по сезону и мерзла значительно больше моего.

Я же не снимал зимнюю куртку и зимние сапожки, несмотря на конец апреля. И не обращал внимания на то, что обо мне могут подумать. Мне тепло — и хорошо. Однако даже в этой одежде, а дни стояли просто холодные, мне самому приходилось поеживаться.

Мы немного прошлись. Я взглянул на Татьяну Николаевну и предложил ей свою куртку:

— Возьмите. Согреетесь немного.

Меня колотило, и что-то царапало когтями грудь, но я был полон решимости, отдать ей свою одежду.

— Нет, спасибо, — задержав на мне взгляд, а вид у меня, наверное, в тот момент был явно не разгоряченный, она категорично отказалась. — Вам, я вижу, тоже не жарко. — И тут же обратилась к одному из своих подопечных: — Иванов! Чего стоишь? Будешь так стоять и ничего не делать, уйдешь на час позже.

Ей досталась непослушная группа, и приходилось часто отвлекаться, чтобы призвать ребят к трудовой дисциплине. Подобная угроза возымела действие. Иванов нехотя, но все же взялся за грабли.

— Так могут его лишить квартиры или нет? — вернулась к своему вопросу Татьяна Николаевна.

— Ну, это смотря какая там ситуация с жильем… А вообще, я уже говорил — он и все, что с ним связано, не должно вас волновать…

Женщина промолчала, явно не удовлетворившись моим ответом. И я сказал:

— Вам, Татьяна Николаевна, хочется мести. Большой мести и, желательно, прямо сейчас… Я все прекрасно понимаю. Когда-то мне тоже хотелось мести. Теперь это в прошлом. И я могу трезво смотреть на вещи. А тогда мне казалось, что предстоящий размен квартиры напугает жену и тем самым остановит развод…

— А из-за чего вы развелись? — спросила коллега и тут же, словно извиняясь, добавила: — Можете не отвечать.

— Причина та же, что и у вас, — ответил я. — Только с одной лишь разницей: у вас причиной развода явилась свекровь, у меня — теща. Моя бывшая жена также жила по маминой указке… Квартиру, конечно, менять не стал. Оставил даже рубашки. Может, надеялся, что вернусь еще. Но, тем не менее, ушел. Ушел, лишь сказав на прощание, что она еще пожалеет о своем решении, но будет поздно… Она тогда, помню, усмехнулась. Но я оказался прав: через десять лет она позвонила мне…

Вспомнилась телеграмма моей первой жены, в которой она после десяти лет молчания приглашала меня на междугородные переговоры. Мы прожили с Оксаной тогда всего три года. Она хоть и пила, но искренне тянулась ко мне, помогала во всех моих делах…

— Все-таки пойдешь на переговоры? — спросила меня тогда Оксана, и в голосе ее звучало беспокойство.

— Пойду! — твердо сказал я. — Надо же узнать, в чем дело.

Бывшая жена звала к себе, что-то говорила о сыне, своей матери, я слушал и, когда наступило время дать ответ, сказал не очень твердо:

— Нет, не могу… У меня сейчас сломана нога… что же, я поеду на костылях?

— На костылях? Не волнуйся, — упрашивала она, — тебя встретят на машине, возле поезда…

— «Возле поезда…» — повторил я в задумчивости последние ее слова и, собравшись с духом, категорично ответил: — Нет! Мой поезд уже ушел…

Мы некоторое время с Татьяной Николаевной молчали.

— Эх, если бы подобный разговор случился у нас три года назад, — заговорил я, прервав молчание, — то, наверное, и на костылях бы пешком отправился к моей первой жене… Но сейчас у меня была Оксана… Тогда мы тянулись друг к другу…

— Пойдемте, погреемся в Центр, Сергей Владимирович, — предложила Татьяна Николаевна.

— А, пойдемте, — согласился я.

В это время она заметила, что опять не все из ее ребят работают.

— Сейчас, подождите секундочку, — извинившись, она подошла к двум своим подопечным и строго сказала: — Если не будете работать, я скажу, чтобы вас уволили.

— Вы строгая, — сказал я ей по дорожке в Центр. — А я вот не могу так. Нет у меня командирской жилки. А с ребятами расслабляться нельзя, вмиг сядут на шею. Впрочем, в жизни всегда надо быть начеку. Лучше иногда посмотреть на все сквозь пальцы…

Погревшись немного, вышли на улицу. Пока мы отсутствовали, наши ребята, тоже сильно не утруждали себя работой, рассевшись по лавочкам, беседовали со знакомыми девчонками, пришедшими в парк. После нашего прихода, взяв грабли и лопаты, продолжили убирать парк.

Так незаметно пролетел еще один рабочий день.

Я посмотрел на часы и стал собираться домой. У меня пока еще была младшая группа школьников, поэтому я с ребятами уходил раньше на час, чем Татьяна Николаевна.

— Плохо, что вы уходите раньше.

— Почему?

— Скучно одной.

Она сказала это так просто и легко. И было приятно.

Дома меня опять ждал сюрприз. Нет, Оксана была трезвой. Но сюрприз, тем не менее, оказался тревожным. Оставив в деревне мужа, нежданно-негаданно, словно снег на голову свалился, приехала старшая дочь Оксаны Валерия.

— Вот, полюбуйся на нее! — гневно выпалила жена, едва я переступил порог. — Нарисовалась — не сотрешь!

Лерка сидела, ссутулившись на диване, подперев лицо руками. Видно, мать уже давно допекала ее нравоучениями.

— В чем дело, Лера? — поинтересовался я. — И вообще, шуму много, а драки нет.

— Я ушла от этого дурака, — сказала она, имея в виду мужа.

— Да… — протянул я. — Хороши дела…

— А мне ты зачем нужна здесь? — снова вскипела Оксана. — И еще привезла с собой двоих детей. Ему это надо? — она показала на меня. — Вас вырастил. Еще и внуков растить? Это не на один день или два — на неопределенное время.

Лерка молчала. Она вообще молчунья еще та. Я бы, конечно, мог поставить вопрос ребром и показать ей на двери. Но жаль было внучат, пусть и не родных. Прикипел я к ним, особенно к старшей девочке — Насте. Я ведь ее с пеленок, можно сказать, вырастил.

— Лера, — обратился я к дочери. — Ты живи, но только дурью не майся. Ищи работу. Не выкидывай номеров, ведь знаю, ты способна почудить. Помочь готов. Но брать на себя твои проблемы не собираюсь.

На следующий день Лерка вышла на работу в пекарню. Деньги получала небольшие, можно сказать, копейки. Но зато привозила домой всегда свежий хлеб.