36, или Нет никого, кроме него

Виктор Пикар, 2015

Говорят, наш мир охраняют от бед 36 праведников и когда кто-то из них уходит из жизни, нужно срочно найти замену, чтобы на планете Земля не случилось войн и катастроф. Наш герой с удивлением узнает, что именно он должен выполнить эту невозможную миссию, и, сам того не желая, попадает в череду невероятных, удивительных событий, приводящих его к осознанию – чтобы решить эту проблему, ему нужно срочно разобраться в вечном вопросе о том, что же такое любовь… Содержит нецензурную брань.

ТАРАКАНЫ ТОЖЕ МОЛЯТСЯ

Звонит будильник.

Два часа ночи! Неужели я спал почти целые сутки? Голова раскалывается. Сколько же я вчера выпил? Главное — зачем? Тем более — один.

Быстро одеваюсь. Внизу, в зале, слышны голоса. Я спускаюсь и вижу: все уже в сборе. Костик стучит клавишами ноутбука. Дядя Миша что-то восторженно рассказывает Асе, та слушает его, раскрыв рот от удивления. Увидев меня, отводит взгляд. Кипит чайник.

Черт! Дядя не теряет времени даром.

Я спрашиваю:

— Доброе утро. Готовы?

И иду к машине. Сегодня надо выехать чуть раньше, чтобы не опоздать.

Дядя Миша и Ася садятся сзади. Вместе.

Чем они занимались, пока я спал?

Костик устраивается рядом со мной. Первые минут пятнадцать мы едем молча.

Я спрашиваю у него:

— Как ты думаешь, корова молится?

Он отвечает не раздумывая:

— Тараканы тоже молятся. Их сто пять видов, и каждый из них знает девяносто семь молитв.

Я обгоняю Пежо с номером Т105ТМ 97 RUS.

И мы снова молчим. Через пять минут Костик засыпает, Ася тоже. Дядя Миша всю дорогу смотрит в окно.

Вот и здание цирка.

На часах без пяти три, и это значит, что на сей раз мы не опоздали.

Мы подходим к парадному входу и видим человека в костюме зеленой козы, стоящего у дверей. Так одеваются артисты, подрабатывающие на праздниках и рекламных акциях. Добродушное и глуповатое шерстяное лицо козы широко улыбается. Одним копытом человек-коза любезно указывает нам на центр холла. Там уже стоят три человека и ждут нас.

Один из них — мрачноватый и тучный мужчина лет пятидесяти пяти, в черном пальто, из-под которого выглядывают генеральские лампасы. Увидев нас, он отворачивается, делая вид, что рассматривает висящую на стене цирковую афишу.

Другой — крепенький лысый коротыш. Он охотно кивает нам, и мы имеем возможность рассмотреть его лучше. Мы видим черные блестящие ботинки, синий костюм в полоску, белую рубашку, желтый галстук и темно-синее, с отливом, полупальто. Все с иголочки. Пахнет дорогим одеколоном. Мы видим широкое добродушное лицо, нос картошкой, слегка оттопыренные уши и голубые глаза. Во взгляде крепыша чувствуется настойчивое предложение поделиться с ним любой информацией, рассказать обо всем, что известно, обсудить насущные темы. Коротыш здоровается за руку с каждым из нас.

Он говорит каждому:

— Петр.

— Гертруда.

Из полумрака выходит женщина лет тридцати пяти. Она похожа на фигурку из слоновой кости, вырезанную довольно грубо, но красиво. Она одета так, как одеваются наездницы. Кожу ее лица в уголках глаз прорезали глубокие морщины. У нее черные миндалевидные глаза. Она окидывает нас взглядом, и мне становится ясно, что для этой женщины не имеет значения то, что она видит, — для нее важно только то, по какой причине она смотрит. Она, без сомнения, красива, но отчего-то брезгливо держит свою красоту на расстоянии от себя, как хозяйка — прогуливаемую на длинном поводке собачку.

Я где-то видел ее раньше… Неужели — Гертруда?

Лет пятнадцать назад я был знаком с этой женщиной. Она жила в соседнем доме. Однажды я подвозил ее до метро. Была душная летняя ночь. Она казалась легкодоступной, улыбалась мне, шутила. Я смутился тогда, не спросил у нее номер телефона. А на следующий день подкараулил ее у подъезда. Она шла домой. Я проследил за ней до квартиры. Когда она зашла внутрь, я приложил ухо к обшарпанной двери и стал подслушивать. Они, девушки, жившие там, оказались проститутками. Я не решился продолжать свое знакомство в тот день. А как-то раз, через пару месяцев, напился с друзьями, приехал ночью и позвонил в ту дверь. Испуганная девушка рассказала мне, что Ольга — так ее звали, — исчезла.

Перед этим она некоторое время часто встречалась с бывшим офицером спецназа, страдавшим психическими расстройствами. Он был добр к ней, и поэтому предупредил заранее о том, что следует делать, когда он так нанюхается кокаина, что перестанет отзываться на свое имя. Тогда нужно изо всех сил врезать ему по лбу бейсбольной битой, всегда стоявшей в углу его полувоенной, антисанитарной комнаты, рядом с кроватью. Она сначала очень боялась, а потом поняла: он почти не чувствует боли. Он занимался перераспределением каких-то ветеранских льгот и фондов, и всегда по воскресеньям дарил ей розы. А как-то раз, попав в долги, расплатился ею по своим обязательствам. Целое боевое подразделение крепких и сильно пьющих мужчин целую неделю пользовалось ею в каком-то подмосковном хорошо охраняемом лагере. Последнее, что было известно о ней — она слегка помешалась после того случая, назвала себя Гертрудой и уехала в неизвестном направлении. Вот и встретились.

Она меня не узнает.

Я ненадолго задумываюсь и не замечаю, откуда появляется человек в костюме черного грача. У птицы — огромный клюв и блестящие глаза-бусины, светящиеся в темноте. Грач толстый и передвигается, смешно виляя задом с торчащими из него белыми перьями. Он машет нам крылом, приглашая идти за ним.

Мы идем мимо каких-то складов, подсобок и заходим в большую, тускло освещенную комнату: посредине стоит стол, вокруг расставлены стулья. На стене, противоположной входу, — учительская доска, окон нет. Человек-грач остается снаружи, закрывая за нами дверь. Мы переглядываемся, садимся. Стульев ровно семь. В комнате прохладно, никто не снимает верхнюю одежду. Ко мне приходит ощущение, что я сплю и вижу какой-то наивный и трогательный детский сон.

Зачем мне все это?

Я смотрю по сторонам.

Ася нервно смеется. Мрачноватый и тучный в генеральских лампасах что-то ворчит себе под нос. На его лице написано: «Какого хрена я здесь делаю?». Гертруда изучает свои тонкие, длинные пальцы. Петр напряженно осматривается. Дядя Миша украдкой посматривает на Асю. Костик говорит:

— Ухоеть жомно!

В этот момент в комнату входят дети лет девяти-десяти: мальчик и две девочки. Мальчик одет в костюм юнги. Брюки, тельняшка, синяя курточка и бескозырка, на ленте которой написано: «СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ». Девочки в таком же наряде, только вместо брюк у них короткие юбки, а надписи на бескозырках гласят: «СПОКОЙНАЯ». В одной из них я узнаю Ниагару. У них невозмутимые, взрослые лица. Они проходят к доске и встают возле нее.

Я шепотом спрашиваю у Аси:

— Это Гоша?

Она спрашивает меня:

— Это Ниагара?

В этот момент мальчик говорит нам:

— Здравствуйте.

— Лопный пипец.

Это говорит Костик.