Записки молодого человека

Виктор Кротов

Избранные фрагменты из записных книжек, относящихся к раннему юношескому возрасту. Автор учился в математической школе, потом на мехмате, но ощущал своё писательское призвание и готовился к нему – хотя бы ведя записи, в которых старался выразить свои впечатления от внешнего мира и внутренних переживаний.

Из второй книжки

(декабрь первого года — апрель второго)

*

Плотный человек лет сорока пяти, со слегка звероватым и именно поэтому добродушным лицом. При улыбке у него отгибается нижняя губа, показывая десну, отчего улыбка немного странная, хотя тоже внушающая симпатию. Говорит довольно неразборчиво, но из этого звукового косноязычия постепенно возникает увлекательная речь.

*

Тук-тук… «Можно?» Никто не ответил. Тогда он робко приоткрыл дверь и вошёл в литературу.

*

Ночью немногие бодрствующие выглядят гораздо самобытнее и чувствуют себя гораздо свободнее, чем днём. Они понимают, что сейчас мир принадлежит им, а не бессильным телам, распластанным в своих постелях.

*

УМ — это Умение Мыслить, а значит и способность всё время учиться этому. Учиться мыслить математически, философски, поэтически… Соображать.

*

Все черты его лица тоскливо опущены вниз — лишь двойной подбородок расползся в самодовольной улыбке.

*

Глупокомыслие.

*

Она всё время немного грустна. Когда отвечает у доски, кажется, будто она томится, тяготится этой необходимостью, задумавшись о чём-то своём, не имеющем отношения к происходящему. И время от времени — странное лёгкое движение головой, словно освобождение от невидимой паутины.

*

Счастье воспринимается по-разному. Когда счастье приближается, оно — как автомобиль на ночном шоссе — слепит своим ярким светом. Но проходит счастливое время, и, глядя на убегающие красные огни, мы любуемся ими и понимаем, что они уже не вернутся.

*

Невысокая щуплая девушка с пушистой светловолосой косой и большими глазами. Говорит обычно тихо и как будто просительно. Ей знакомы глубокие чувства и противоречивые переживания, но они редко прорываются сквозь её настороженную молчаливость.

*

Погожий день. Голубой мороз. На прохожих слетают с деревьев крупные выпушенные хлопья снега. Солнце приятно нагревает спину, лезет в глаза и явно со всеми заигрывает, так что даже не узнать в нём того чопорного солнца-джентльмена, которое до сих пор лишь изредка, чисто официально, выглядывало из-за зимней молочно-серой пелены облаков.

*

За городом на каждой ветке лежит слой снега в два-три раза толще её самой. Заденешь случайно деревце — и тебя окатывает мягкий снежный ворох.

*

Вычислительные машины удивительно злопамятны — никогда не забудут и не простят ни одной ошибки.

*

Даже болезни — и те давно покинули его тщедушное тело.

*

Люблю телефонные звонки — главным образом, до того, как снимаю трубку. После этого чаще всего разочаровываюсь…

*

Ранняя весна. Тёплый тёмный вечер. Небо — как будто осторожный фотограф обернул город чёрной хрустящей бумагой, только звёздочки поблёскивают, как кусочки фольги. Я стою на Октябрьской площади и смотрю на большие ярко освещённые часы, нависшие над головой. Не видно ни столба, ни корпуса часов — один циферблат. Кажется, что само Время спустилось пониже, чтобы напомнить о себе нервозно дёргающимися усиками стрелок.

*

Это светлое, нежно-серое с белыми разводами небо, оказывается, плавно струится из трёх высоких заводских труб.

*

Объявление на столбе: «Куплю на любых условиях следующие книги…» Приятно — не сервант, не кровать с панцирной сеткой, — а книги. Даже дворник, оборвавший все остальные объявления, этого не тронул.

*

Течёт ребристый ручеёк. Кажется — проведёшь по нему прутиком, и он зазвенит, как ксилофон.

*

Такой великолепный воздух, что хочется разлить его по бокалам и поставить на праздничный стол.

*

Солнце, солнце, солнце — светлое, яркое, горячее, весёлое! Я всегда был в душе солнцепоклонником.

*

Звёздочка — это звёзд дочка.