Храм любви. Книга 3. Шаг в бездну

Виктор Иванович Девера

В данной книге как продолжении предыдущих говорится о дальнейшем развитии событий. Скрытая любовная измена главной героини и кража денег делает все мероприятия по дальнейшему продвижению ее песен невозможными. Главный герой, не подозревая об измене, проводит невероятную сделку и с нуля вновь зарабатывает деньги для продвижения задуманного ими мероприятия. Книга содержит нецензурную брань.

© Виктор Иванович Девера, 2019

ISBN 978-5-4496-9183-5 (т. 3)

ISBN 978-5-4496-1957-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 7. Шаг в бездну

Когда молодой человек увлекается дамой и, отдавшись порыву сердца, теряет голову, это всем понятно. Когда это делает взрослый мужчина, говорят: седина в бороду — бес в ребро.

Автор

Так, находясь в горьком уединении с компьютером, он почти взахлеб прочитал ее небольшой роман. В душе появились некоторые сомнения. Подперев голову рукой и немного подумав, вдруг заговорил и не заметил, что разговаривает с собой, как будто бы с ней.

— Нечего себе «Леди грез». То ли сказка — то ли о-е-ей, как по промежности косой. Хотя… — он снова задумался. — Реальность как фантастика? Сомневаюсь, имеет ли право быть такой случай? Несомненно, наступила и на религию, и на сотворение мира. Если все книги мира являются продолжением Библии, то тут, похоже, наезд на нее, и небесная молния может быть неизбежной. Нельзя исключить и нерукопожатной ситуации автору. Можно не соглашаться. Можно поспорить, но почему бы не быть и такой точке зрения, ведь есть и историческое, и философское обоснование. Отчего мужчина может быть неосуждаемо развратным донжуаном, а женщина нет? Может быть, рассуждения порой излишни, но таков ее стиль, а в русской литературе я подобия не знаю, и в мировой, кажется, глубокого раскрытия святой тематики женского целомудрия нет.

Нет, он не мог утверждать, что фантастическая и мистическая реальность сюжета была написана небездарно, хотя и имелись некие сюжетные недостатки. На них можно было не обращать внимания, так как она отвечала задачам литературы искать истину и представляла новый взгляд и подход к попытке раскрыть ее. Несмотря на это его так и подмывало что-то исправить, хотя это, скорее, было дело автора и издателя. В основном увидел в нем много серьезных и далеко не простых для ее возраста размышлений. Для него однозначно работа была своеобразной, смелой и не лишенной смысла. Почему она находилась в мучительных сомнениях по поводу публикации, не понимал. Более того, автор, казалось ему, продолжал их спорные религиозные размышления. По ходу чтения он в своем блокноте карандашом даже сделал замечания для беседы с ней, по которым хотел бы, чтоб она скорректировала текст.

«Мир должен придерживаться красоты и любви как высшей формы ее проявления, а с кем и как, это для него было не вопросом, который пыталась решать она, — так, сам с собою, продолжал размышлять он. — Поставлены под сомнения родственные отношения и поднята пыль традиционной морали человеческого сознания. В романе это хорошо и критически освещено, и чего еще надо, не знаю, — по-прежнему продолжал размышлять он. — Беда, наверно, в том, что поставлены под сомнение общепринятые традиционные устои. На Западе от этих проблем уже давно сходят с ума во вседозволенности. Поет революцию нравственности, но художник должен быть революционером. Многие революционеры выросли из творческой элиты. Так как с детства ненавидела насилие, то и сейчас в творчестве продолжает выполнять эту миссию, хотя насилие и проявление силы всегда были аргументом принуждения к согласию и даже к сексуальному выбору в гаремах животного мира. Сила и ее воспроизводство в потомстве — всегда гарантия выживания в природе, и курица убегает от петуха лишь для того, чтоб понять, что он еще ого-го. Бежит же петух для порядка, а любит тех, за которыми бегать не надо, и потому и самка бежит, сопротивляясь для приличия. Любовь, — полагал он, — должна быть контролируемой формой общения и чтоб не рождались чупакабры, как в его сказке, которую показал ей он, когда была в гостях».

Здесь он начинал спорить уже с самим собой. Отогнав эти мысли, говорил себе, что попытки сделать из имеющегося материала что-то другое могут привести еще к худшему варианту. Видно, это ее и волнует. Найти же издательство, которое могло бы издать ее, делом было несложным, были бы деньги.

«Будут ли читать? — задавал он себе почти вслух скорее риторический вопрос. — Хотя эротика для пикантности в романе представлена, да и действий как бы было достаточно. В этом смысле надежда на интерес читателя сохранялась, но на большие деньги она надеется зря», — решил он.

Тут он вспомнил из ее рассказа, что хотя не за этот, а за другой сюжет ей как будто были обещаны какие-то деньги. «Может быть, воспользоваться для продвижения? — спросил он себя и тут же отказался от этой мысли, вспомнив, что того человека она, с ее слов, покарала магической смертью. — Может быть, и это все ее домыслы, сложный человек, но, безусловно, не бездарна», — решил он.

Если бы он сам раньше занимался литературой, он без колебания бы взялся, чтобы как-то ее еще подкорректировать и улучшить сюжет, чтоб обойти острые углы, но это было бы уже его произведение. Нет, он всегда неплохо знал литературу и сам иногда писал свои песенки. Однако был убежден, что рифмовать слова в наше время при желании может каждый грамотный человек. Тут требовались только некий опыт и душевные обстоятельства. Род его прошлой деятельности и семейные заботы давно убили в нем зачатки писательского таланта, а с этим и желание к серьезному прозаическому творчеству.

Пробудить дремлющие в нем способности мог лишь сильный эмоциональный всплеск. В момент своих размышлений он еще не знал, что этот эмоциональный вихрь его уже подхватил. Какой-то неведомой силой его душа сливалась с ее душой. Под впечатлениями прочитанного он плыл в размышлениях, как ежик в тумане из известного мультфильма, и не думал, что глаза, слова и песни могут обладать магической силой. Этот туман без страха насилия его уже подсознательно принуждал к любви. Перед его глазами вновь появился ее образ, будто какая-то кармическая связь в мыслях делала его слабым и управляемым.

Он, вспомнив ее предложение жениться, покрутил головой, будто пытаясь освободиться от ненужных, навязчивых размышлений, и вдруг сконцентрировался на этом. «Жениться, жениться, жениться…»

Он всегда говорил себе, что умная женщина обычно плохая хозяйка и для семьи не годится. Домашнее рабство — это не их стихия. Свободу от него могут дать только деньги с домохозяйками, а к этому он был не готов. Другой случай — мудрая женщина. Такая никогда не посмотрит на мужчину с высоты своего ума. Она даже свой ум постарается сделать гордостью мужчины, а свою заботу — радостью для дома и мужа.

Свою жену он мудрой не считал. С ней он уже не жил даже нормальной сексуальной жизнью. Она была из тех женщин, о которых говорят: неяркая снаружи, но гордая в душе. Нет, она была не дурнушкой, а по-своему привлекательной женщиной. Такие никогда не унизят себя проявлением своей любви. Они гордо ждут обхаживания мужчины и, рухнув после взятия их гордыни, все-таки остаются холодными в постели.

Доступ к ее телу один—два раза в месяц его не устраивал, так как секс превращался в одноразовую хлопковую радость. «Ты что, любишь прокисших мужчин? — замечал он ей. — С такой, как у тебя, потребностью мне нужно три жены». Она отмалчивалась. В отношениях не было необходимого взаимного уважения. Она давно не дарила ему ни ласки, ни нежности. В постели стала совсем холодной фригидной кобылой и его ласки старалась игнорировать, ссылаясь на то, что он ей причиняет боль, то придавит не там, то надавит не так.

«Обычная женская ложь, — подумав, решил он, — а может, есть другой», — но эти мысли гнал от себя. Некоторое время он все же старался раскрывать себя полностью, искренне делясь своими переживаниями, но в ответ слышал насмешку. Пытался что-то делать и надеялся на то, что лед ее растопит. Если один из партнеров отдается целиком, он может сломать любую стену, выстроенную другим человеком, насколько крепкой бы она ни была, считал он. Своим актом самоотдачи он призывал ее к взаимности и доверию. Однако его сексуальная энергия не передавалась ей и не возбуждала в каждом волоске его тела обратной энергии. Совместного ни кожного, ни душевного дыхания так и не появилось, как и совместной эмоциональной территории счастья. Телесный конфликт, как всегда, порождал душевный.

Как-то у нее в сексуальной близости даже в сердцах вырвалось: «Скорее бы ты атрофировался», и это камнем упало на его сердце. Чувствуя отсутствие взаимности, он тоже остыл, перестал дарить ей ласки и домогаться взаимности, требуя выполнения супружеских обязанностей. В какое-то время он, требуя от нее ласки в постели, услышал: «Что, тебе и душу еще надо? А если я не умею любить?!» Он посмотрел на нее и как отрезал: «Ничего мне от тебя не нужно». На ее грубость стал отвечать еще большей грубостью, и это ее остановило от дерзости. Его солдафонские, как она выражалась, шутки и привычки необтесанного мужлана ей не только не нравились, но и вызывали раздражение. Первое время она делала замечания, потом стала сравнивать его с плебеем. а себя относила к королевским кровям, стараясь хоть этим как-то его перевоспитать. По характеру она была очень сдержанной и высокомерной женщиной. Ему за такие удары по сознанию хотелось врезать ей по зубам, чтобы заставить ее перестать щетиниться, но это не было его принципом, так как зарекся в детстве не трогать женщин. Он видел, как отец издевался над матерью и им в детстве, и насилие над женщиной стало в его сознании непрощенным грехом. Ласковое произношение имени и отношения все-таки стали сухими. Она замкнулась в себе. Оставаясь наедине друг с другом, они практически не находили общих тем для бесед и общения, кроме как о необходимых покупках и заботах по дому.

Через некоторое время она установила ему отдельную кровать, и он к ней совсем потерял сексуальные желания. Их семья стала просто кооперативом по выращиванию детей и ведению совместного хозяйства, где обязанности заменили чувства, и семейная необходимость с повседневными заботами быта заменила любовь. Есть известная мудрость жизни: «Если фригидная жена потеряла способность или не может дарить нежность и ласку, то должна готовиться к тому, что эту радость ему предоставит другая».

Жену, похоже, устраивало даже такое положение их отношений. Она старалась только сохранять отца детям. Он исправно приносил деньги в пределах необходимых материальных потребностей семьи, и когда жена требовала большего, он отвечал, что большего надо заслужить, намекая как бы на ее невнимание к нему и фригидность.

Он жил своей непонятной ей жизнью, она — своей. Летом они жили на разных дачах. Потеряв душевные интересы, они, по сути, стали коммунальными соседями, и даже квартира, в которой они жили, казалась ему чужой, не вызывая у него должной мужской заботы.

Как-то, побывав на выставке одной подольской художницы, он заказал несколько картин, одну из них он назвал «Женщина, убивающая страсть». На этой картине была изображена сидящая обнаженная женщина. Опершись одной рукой на кровать, она другой рукой, с искореженным криком лицом, пронзала кинжалом дракона, набрасывающего на нее. Хвост дракона исчезал в женском чреве, между ног, как будто вырывался из ее плоти.

На другой картине, которую он назвал «Королева фригидности», была изображена в некоем ледяном храме обнаженная женщина изо льда, возносящая одну ногу на ледяной трон. Перед нею, согнувшись под тяжестью поднесенной ей чаши, как Геракл под ношей мира, стоял обнаженный мужчина. Сверху на этой чаше стояла олицетворяющая свет любви свеча. Королева, придерживающая сползающую с головы корону, поливала на горящую свечу воду. Вокруг из ледяных сугробов торчали замершие мужские головы, будто бы ее возлюбленных. Даже замерзшие цветы и птицы казались надгробным украшением этого храма фригидности. Жена некоторое время терпела эти картины, потом, ссылаясь на то, что эти картины ее угнетают и нагнетают депрессию, потребовала их убрать. Он был вынужден их вынести в чуланчик на лестничной площадке. Они были там вместе с ночным светильником из лакированного чучела головы огромной щуки. Из открытой, светящейся ее пасти вылезали две светящиеся русалки со свечами. Там, из подсобки, через некоторое время их и украли. Жена только обрадовалась и перекрестилась, если не подстроила все это сама.

Она не понимала, что любой полноценный мужчина — это активный творец и созидатель, идущий к какой-то цели. В этом стремлении и только в борьбе за нее он ощущает себя мужчиной.

Женщина в этой жизни нужна ему как опора и надежный тыл. Отсутствие этой вертикали и женских гарантий жизни многих мужчин приводит к пьянству. Реализовать и удовлетворить эту мужскую потребность не каждая женщина способна. Поиск через случайные знакомства похож, скорее, на слепой выбор. Даже в интернете он похож на поиск черного кота в темной комнате. У кого есть возможность, те воспитывают свои идеалы из девочек подросткового периода. Воспитание в семье и школе в его время было далеко от этих проблем.

Однако инстинкт, заложенный в женской природе, это скорее движение по горизонтали быта, а не по социальной вертикали жизни. Надежда относилась к последнему типу, а его жена все-таки была хозяйкой. Развитие этой горизонтали должно быть основной целью женского воспитания. Он всегда в этом был уверен и считал, что они всегда должны быть в поиске своего творца, гнезда счастья. Только в этом они могут быть их повелителями, которым они готовы стать любовью, стать жертвой и в этом видеть свою судьбу и счастье. Стать средством, плотью и началом мужского движения к цели — предназначение женщины. Его жена как порок бесполого советского воспитания жила вне этих понятий, в своем мире детективных книг, которым отдавала много времени. Идеалы равноправия изуродовали многих, а не только ее.

Однажды как-то в дом пришли гости, и он, в полутьме и впопыхах торопясь в магазин за угощением, вытер ботинки упавшей на пол тряпкой. Тряпкой оказалось полотенце. Увидев это, жена властно, стараясь выразить свое превосходство, сказала ему:

— Теперь постирай, дурак.

Ему стало неловко слышать это от жены, да еще в присутствии гостей. Он и без этого был раздражительным от сексуальной неудовлетворенности в совместной жизни, и эта придирка заставила его вспыхнуть. Однако он как смог сдержал себя, чтоб не скатиться к уголовщине.

— Ты как со мной разговариваешь? Так можешь с кем угодно говорить, но только не с мужем, от такого общения все половые чакры совсем засохнут. Я не прощаю проявление неуважения к себе и заставлю себя уважать, — подошел к открытому окну и, выбросив полотенце на дорогу, спросил ее: — Что еще постирать? Пока есть настроение, постираю.

— Ненавижу! — выдавила она из себя и заплакала в бессилии.

— Ты плебей, — сказала она как-то в разговоре ему.

— А ты кто тогда? — поинтересовался, в свою очередь, он.

— Я знатных кровей, и это я в себе чувствую.

— Ты простой преподаватель на уровне бездарного инженера. Что ты о себе возомнила? — возмутился он. — Такие, как я, творят, а такие, как ты, только наслаждаются их плодами. Я руководил отделами, цехами предприятий и подразделениями военных. Предо мной командиры подразделений стояли на цыпочках. Я кормлю и одеваю тебя, брошу и станешь просить милостыню, потому что твоей заработной платы не хватит тебе даже на проезд в метро. Ты не умеешь любить в малом, а значит и большого не найдешь, да и последнее потерять можешь.

Естественными стали задержки и отлучки его из дома. Как-то он пришел слишком поздно и ключом не смог открыть дверь. Стал стучать, а в ответ услышал:

— Где был, туда и иди.

— Если ты сейчас не откроешь дверь, я на счет «десять» ее вышибу, — сказал он и стал считать.

Дверь открылась, и больше никогда она ему условий не ставила. Смирившись со всем, она теперь уже боялась потерять его как кормильца и старалась только сохранить отца для детей. Был ли у нее другой мужчина, он уже понять не мог, да и потерял к этому интерес. Он плыл по течению, и это ему было безразлично. Правильно или неправильно он жил? Скорее нет, чем да, но что-то менять в его возрасте и начинать все сначала было уже поздно. Он понимал, что начинать свою жизнь снова у него не хватит больше сил. Дети заканчивали только школу, а возраст уже за пятьдесят, и бросить свой крест ему не позволяла отцовская совесть с ответственностью за судьбы детей. Однако когда сын стал довольно большим мальчиком, он заметил, что ведет себя все так же, как малыш. Тогда понял, что постоянное нахождение детей у материнской юбки с ее опекой для него обернулось трагедией. Все началось с того, что сын объяснился в любви к матери. Было ли меж ними что-то интимное, он не видел, да и предположить не мог и думать не хотел, но какое-то чувство ущемленности в сознании осталось. Скорее, так отражалось залюбленное материнское воспитание. Это предчувствие его еще больше отдалило от сына и от семьи вообще. Он почувствовал, что как будто стал чужим. Жизнь потеряла смысл. Семья практически распалась, и он порой не знал, что делать и куда девать самого себя.

В этих размышлениях и воспоминаниях он провел всю ночь, не сомкнув глаз от внутреннего возбужденного состояния.

Перебирая свои бумаги, неожиданно заметил, что со стола исчезла его кассета дневника, в которой время от времени делал записи о своих коммерческих операциях, так, для памяти и своей истории. Подумав, что куда-то засунул и найдется позже, искать не стал.

Магнитофон, бесконечно крутивший на автомате ее кассету то с одной, то с другой стороны, так и остался невыключенным, а под утро он, наконец, заснул.

Проснулся он от настойчивого стука в дверь. Открыв ее, он увидел стоящую перед ним Надежду.

— Слушаешь мою некачественную кассету, которую я хочу переписывать?

— Да, и не вижу недостатков.

— Есть, есть. Я за ней и пришла и уж минут пять стучу. Слышу музыку, а никто не открывает.

Он с большой радостью подхватил ее на руки и, занеся в комнату, посадил на диван.

— Как я рад, что ты пришла.

— Мне приснился кошмарный сон, — ответила она. — В этом сне я родила девочку, а она такая веселая и смеется. Я ее спрашиваю: «Ты что смеешься, как будто из ада в рай попала?»

А она мне и отвечает:

— А как же мне не смеяться? Я же тебя надула, ты ж рожать не хотела, а я все равно свою песню спела. Ты меня таблетками травила? Травила! А я их все собирала и раствориться им не дала.

Разжимает кулачок и все таблетки на пол высыпает, с кровати спрыгивает и, ножками топая по ним, хохочет и хохочет.

— Твоя сексуальная сущность всегда охотилась за мужской, а меня и моих сестренок в яичниках она ненавидела. Эта страсть тебе подарена богом была только для того, чтоб ты нас любила, а ты все наоборот старалась сделать. Потому и себя, и нас, и природу тела своего таблетками губила.

Далее страшно мрачную картину моей утробы представила в виде откровенного гарема мужиков. В ней они, как тысячи сперматозоидов, рвутся к моей яйцеклетке, а она, как принцесса, почивает на ложе в моих яичниках, наслаждается своим созреванием, как виноград на солнышке.

Далее вижу: сперматозоиды, как пираты удачи, ломятся в дверь моей матки и берут ее спальню, как корабль на абордаж. Наконец прорвавшись в нее, в неистовстве хотят пощупать, и понюхать, и поласкать мою яйцеклетку, чтобы насладиться ее близостью и лаской.

Он прервал ее сонный фантастический бред:

— Разум там, чувствую, не был и мед-пиво не пил, а вот Пушкин со своими сказками точно заходил.

— Ты хочешь сказать, что он мне эту сказку подарил?

— Да нет, он бы, наверно, лучше сочинил. Скорее всего, тебе пьяный ветер что-то напел, и там же уснул, и сном тебе это явил. Я с удовольствием послушаю, что он тебе в хмельном бреду напел.

— «Ветер, ветер», — передразнила она его. — Ты как ассенизатор снов убил желание рассказывать этот кошмарный сон.

— Да говори, говори, не мути, чем тебя пьяный туман и ветер испугали?

Она замолчала, изображая обиженную куколку. Он ее стал ласкать и успокаивать.

— Веришь не веришь, только все это действительно происходило во сне, — продолжила рассказывать она. — Мне это родившее дитя тогда и говорит:

— Когда я еще в тебе была, притом очень глупа и зелена — в общем, только мужского счастья ждала, ты почему мне не давала поймать мужского счастья рать? Твоя экстаза страсть только себе радости хотела желать. О моем счастье думать не желала и мига слиянья меня лишала. О справедливости мечтала, а в своей утробе ее убивала. Ты предательница своей мечты. Диктатуру своей воли зачатью проявляла и на демократию плевала. Сколько моих сестер загубила, когда они созревали и до матки уж шагали, ты резинку надевала и их отраву глотала. Ты убийца.

До какой бы хитрости они ни умудрялись доходить, ты их делам стоп-кран срывала. Бывали случаи, когда ты до оргазма доходила, а они в ярости резинки твои рвали и из вагины вылезали, чтобы спермики поласкать, но ты и тогда их пыталась радости лишать. А когда их водою смывала, они зубами за матку держались и гигиеной твоей возмущались. Они даже ложные месячные тебе пускали и спираль противозачаточную сжимали, чтоб в утробе удержаться. Однако ты даже и на третьем месяце счастью их бойню учиняла. Каких-то медик-идиотов с ножами напускала, чтоб они их плоть на кусочки кромсали. Так ты свою природу рвала, и сама стонала, и нам жизни не давала, а ради чего? Мести хочешь? Пиши объяснительную с повинной. Не напишешь, не покаешься — карать тебя буду.

Я ее ударила, а она схватила свою пуповину, обмотала ею меня вокруг шеи и стала душить.

Проснулась вся в поту. Жутко стало. Может, я беременна? Хоть сейчас и не время, но чем черт не шутит, когда бог спит.

Она отлично знала, что для достижения цели в любви, как на войне, все средства хороши. В этот момент ее целью было возбудить в нем чувство зависимости и ответственности, и она проверяла его реакцию. Отлично зная, что забеременеть не могла и этот сон был просто плодом ее богатой творческой фантазии.

Однако это его взволновало, но он не стал оправдываться и возмущаться, а лишь прочел ей стих:

Мне бы молока да с булочкой,

Да на печку с дурочкой.

А еще бы шашлычка,

Чтоб напруга не ушла.

Кровь тогда б в груди кипела

А зазноба песни пела.

Скажет Ванька нам иной,

Выпив чарку в день пустой?

«И зачем думать головой,

Когда краса рядом с тобой?

Беды б не знать в загул такой,

А в подол красавицы своей.

* * *

— Кроме того, — заявил он, закончив читать стих, — я воздерживался от оргазма, а потом все на сторону сплюнул.

— Ты воздерживался, молодец, но когда мужчина это делает, то часть его плоти во время остановки может все-таки выделяться и прятаться в укромных женских складках, выжидая своего момента.

— Что-то ты задумала? Я больше чем уверен, что этот сон — плод твоей болезненной фантазии. Может, что и приснилось, но не в том варианте, в котором ты так красочно рассказала.

— Ладно. Забудь все, что тебе сказала. Я пришла потому, что оставила у тебя часы, где-то в порыве страсти они слетели с руки. Это моя память. Кроме того, я хочу забрать мамину картину храма. Спасибо, что сохранил заодно и свою кассету с песнями. По ошибке взяла твою.

— У меня что, не останется никакой памяти о тебе?

— Зачем тебе память обо мне? Вам, мужчинам, для развлечений нужны женщины поглупей, как в твоем стишке. Если женщина умней мужчины, он чувствует себя ущербным. Хотя у тебя останутся мои фотографии, если я их не заберу.

Он сделался задумчиво-грустным. Она погладила его по щеке.

— Ну не грусти. Если уж ты не можешь со мной расстаться окончательно и так скоро принять решение по разрыву с семьей, давай попробуем пожить вместе, хотя бы несколько месяцев. Поживем, подумаешь, но это даст тебе время прийти к окончательному решению.

Он, улыбаясь, кивнул головой.

— Я уже согласен. Твоя внешняя красота, а после прочтения твоей книги и духовная, меня покорила.

— Вот и прекрасно, теперь у тебя и у меня начнется новая жизнь.

— Ты предлагаешь пробный гражданский брак?

— Как хочешь, так и считай. Весь его период станет нашим испытанием и доказательством моей любви.

Она обняла его и добавила:

— Если быть откровенной, то я сама уже давно не хочу ничего проверять и доказывать. Отношение и дело будут лучшим доказательством всему. Пусть остается только любовь как присвоение абсолютного добра взамен на свои чувства. Для любимого мне ни себя, ни с себя ничего не жалко.

Он усмехнулся:

— Интересная логика. Владей, пользуйся и распоряжайся мной, как собой. Так, что ли? А свобода где, свобода, которая так нужна тебе? Такие, как ты, женщины в истории бегали от законного брака, как черти от ладана.

— Свобода в доверии.

— Прекрасно, но, мне кажется, твоя любовь не сможет дать мне права полного распоряжения тобой как вещью и тебе быть в полном моем владении. У тебя сознание и характер рационального самостоятельного человека. Ты чувства свои можешь отдать только на консигнацию, с надеждой на возврат чего-то большего.

— Фу, как заумно. Красота и любовь в этих формах не живут. Они живут только в гармонии, а она — это тот же закон.

Арабес уже рассмеялся откровенно и хотел возразить, но лишь так же неопределенно промолвил в ответ:

— Вот по этим законам пока мы и попробуем с тобой жить без законного брака. Бросим наши чувства в твою бесконечность красоты, время и быт покажут выживаемость всего.

— Ох, как это все неясно и сложно, я так себе не представляю, что такое вообще быть женой, даже хотя бы на время?

— Я тебе, что это такое и достойна ли этого ты, сейчас расскажу. Может, после этого тебе захочется поискать более подходящую партию или вообще распрощаться с мечтой о свадьбе-женитьбе и семейной жизни?

Он снял с обоев приколотый листок и стал читать:

Крутись, и метайся, и весело пой,

Люби, улыбайся, будь верной женой,

Всегда будь здорова, красива, нежна,

Больная жена никому не нужна,

Всегда поспевай в магазин, на базар,

Умей доставать дефицитный товар,

Ходить на концерты, газеты читай,

Но мужа ни в чем никогда не стесняй.

Он книжку читает — ты пол протирай,

В козла он играет, а ты не мешай.

Он смотрит футбол — ты побудь у плиты,

Он сядет за стол — обслужи его ты.

Он лег отдохнуть — ты детишек займи,

Чтоб папе поспать не мешали они,

Будь ласковым, нежным и любящим другом,

Внимательной, нужной и милой подругой.

Сварливой не будь, не помогут слова.

Ты все получила! Свободу, права.

Но знай, что недаром за все в мире плата —

Тебе две руки подарил бог по блату.

Ты ими умей управлять и стирать,

Мыть, гладить, вязать, обнимать и ласкать.

Держи их в порядке, меть кремом морщины,

Авось прикоснутся к ним губы мужчины.

* * *

— Ты теперь понимаешь, что вот на такую участь ты себя обрекаешь? — прочтя стих, заключил он.

— Не пугаюсь. Прорвемся в шоу-бизнес и заработаем много денег, тогда у нас может быть и домоправительница со всей бытовой обузой. Мы будем заниматься только творчеством. Я уже даже написала стих, как и ранее обещала, чтоб песня на него стала символом твоего, или уже нашего, дела. Он называется «Вальс красоты».

Она стала читать:

Дамам на все времена

Небо с небес от себя,

Словно росу на века,

Дарит любви слова:

«Лишь в руках ваших забот

Мир красотой и живет.

Садом любви всем цветет

Да и спасенья в нем ждет.

Сад этот вечный в душе

Пусть не цветет во грехе.

В нем, как в саду любви,

Каждый цветок от души

Вальс вам споет красоты.

Вот он зовет вас опять

В мире красу воспевать».

И вот, и вот она идет

И красотой к себе зовет.

И раз, и два, и три,

Идет величие красоты.

Краса земли — святая суть,

Чтоб не венчалась с нами грусть.

Идет и сыплет, как цветами,

Улыбками с любви словами:

«Я есть твой бог и смысл, земля,

И женщин краса — это облик меня.

Как ангелам любви и света,

Им поклоняется планета.

Боготворя жену и мать,

Счастьем готова всех венчать».

Ну вот, ну вот она зовет

Всех за собою, как в полет.

По воле неба и творца

На трон душевного царя.

Любовь, как песня из груди,

Звенит у ней, как гимн красы.

Как ангелу, с мечтою света

Ей подпевает вся планета:

«Установить любви диктат,

Искоренить навек разврат,

Построить Храм мечты людей,

Создать империю друзей».

И верим мы, спасет краса

Весь мир от пошлости и зла.

И раз, и два, и три,

Кружи величие красоты,

Чтоб магией женскою наша земля

В женщинах мира свой рай обрела.

В них, как в пришельцах с планеты любви,

Жизни огонь светит всем из груди.

И будто ангелы с небес,

От мужчин ждут они чудес.

Звон красоты из души до небес —

Это звучание женских сердец.

Звон этот всем на века, без конца,

Пеньем своим очищает сердца.

И раз, и два, и три,

Явись, величие красоты,

Любви диктатом на земле

И с преклонением красе.

А дамы, как цветы земли,

Пусть божество спустят любви,

Как смысл и нежность всей земли.

Вы ж мужской радости мечты.

Как ангелам добра и света,

Им поклонись с мечтой, планета,

Установи любви диктат,

Искорени навек разврат,

Построй же Храм любви людей,

Создай империю друзей.

И верим мы: спасет краса

Весь мир от пошлости и зла.

Пускай не льется в мире кровь

И в душах царствует любовь.

Пусть счастье вселится в сердца

И миром правит красота.

И раз, и два, и три,

В красе величие земли.

* * *

Мы с песней на эти слова покорим мир. Он будет петь и танцевать. Я наконец сделаю музей куклы, буду ездить с ним по городам и селам, воспитывая в девочках чувство материнства. Заодно буду давать концерты, чтоб мир поклонялся красоте. Пропагандировать ее и собирать пожертвования на Храм любви. Разве такой проект и программа реализации не оригинальны? Вот и будешь продюсером, а бытовые заботы, о которых ты рассказал, останутся на других плечах.

— Это совсем другая орбита вращения, я об этом уже заикался. Ты тянешь меня в среду, совсем мне незнакомую. Я, занимаясь реальным бизнесом, хоть и не имею сумасшедших денег, но и не бедствую. Достраиваю дом и дебаркадер под храм, купил квартиру, машину. Сейчас еще хочу организовать производство спирта из отходов производства. Отходы текстильного производства, отходы на плодоовощных базах планирую собирать и делать из всего этого технический спирт. Для полной организации производства не хватает капиталов на закупку необходимого оборудования. Ты же предлагаешь все бросить.

— Ты распыляешься. Надо сконцентрироваться на чем-то одном, менее дорогом, но быстром и более доходном. Ставь на меня, на мою красоту и молодость. Я тебе принесу быструю удачу. Производством сейчас никто не занимается, это самоубийство. Торговля и развлечения сейчас правят миром. Развлечения, предоставляемые в шоу-бизнесе, — это конечный социальный продукт — форма существования людей, ради чего они учатся и работают. Шоу-бизнес, как сборочный цех предприятия — все ради него. Здесь в наслаждениях и утехах и самые большие деньги, если не считать политики, но она ближе к войне. Надо прорваться в него, и мы решим все проблемы. В этом безумном мире даже петь не надо: сиськи, письки, дураки занимают его больше, чем истины.

Вот под дурачка и будем играть и как бы смехом будем нашу истину толкать. Людям интересней, когда истина донесена им вроде как шутя. Если для того чтоб она была услышана, нужно будет раздеться, я разденусь и станцую даже в храме. Для достижения целей все средства хороши. Деньги, секс, насилие и скандал — это главные аргументы, которые заставляют считаться с личностью.

Он покачал головой, удивляясь ее жестокой решительности.

— Я это почувствовал по прочтении твоего романа.

— Ну, про мой роман мы пока забудем, подумаем позже. Он проблемный. О серьезных работах надо пока забыть. Песни, стихи и действия, желательно танцевальные, лучше соединить в одном номере, как в одном флаконе шампуни, и преподнести людям.

Он в душе уже был согласен с ней, и возникло мгновенное желание напомнить, что многие даже великие творцы умирали в нищете, но посчитал, что в данный момент это не нужно. Слишком убедительна она была в своих доводах, и он стал говорить, о чем преждевременно говорить не любил:

— Я сейчас договариваюсь с одним банком и страховой компанией, но они обещают кредит только под производство. Работы в этом направлении уже начал, пока на свои сбережения, и свободных денег нет. Для того чтоб поднять твое направление, необходимы десятки тысяч долларов, но это только на выпуск и рекламу небольшого альбома. Без мощной же массовой рекламы, которая потребует как минимум пятьсот тысяч долларов, альбом может не разойтись. Я к этому сейчас не готов.

Она продолжала убеждать, настаивая на своем:

— Я точно знаю, что тиражи до семисот тысяч экземпляров расходятся только по Москве без особой рекламы. Более семи миллионов жителей, каждый готов сунуть в свой магнитофон машины что-то свеженькое. Риск минимальный. Выпускать нужно мелкими партиями. Быстрый возврат вложенных денег, и уже на повторном выпуске мы обходимся без кредита.

Кредит под двадцать пять процентов годовых можно легко найти, и сорока тысячи долларов хватит на все про все. У нас остается как минимум семьдесят процентов прибыли. Вкладываем сорок, получаем восемьдесят, отдаем пятьдесят, а тридцать тысяч из прибылей уже наши, и это в течение года и не в рублях. Для рекламы впоследствии достаточно сделать только один клип, и нас будет знать вся страна. Начнем с любовной попсы. Не затрагивая идеологические и политические основы этого мира. Даже твой спиртовой бизнес с этим не сможет сравниться. Здесь нет затрат на основные фонды, но зато приобретается всеобщая известность и деньги в чемоданы умещаться не будут. Слышал об известных группах? Они деньги автобусами возят.

— Известность не мне, а тебе нужна. Я не страдаю тщеславием, — ответил он. — Погоня за славой может сделать твою любовь ко мне любовью блохи: напилась крови и прыгнула к другому, а если деньги будешь перевозить автобусами, то я тебе буду не нужен.

— Арабес, ты меня обижаешь.

— Я думаю о своих возможностях и чем могу пожертвовать. Обычно женщины, когда мужчина попадает в беду, расстаются с ним. Что может быть мне гарантией?

— Вера и только вера в удачу, а от удачи никто не отворачивается. У тебя нет другого варианта, но я не предательница и на меня можно положиться, даже в неудаче.

Ты в своем дневнике с записями на кассете рассказывал, как ты делал сделки, и мне понравилась твоя хватка, твой ум. Ты выходил из самых трудных положений. Мне подходит такой человек, как ты, во всех отношениях. Я полюбила и поверила в тебя и хочу стать продолжением твоей души, а это основа для любого дела.

— Те времена прошли. Я уже не тот, но даже вдруг заработаем кучу денег — что будешь делать с ними дальше?

— То, что уже говорила: закончим твой проект, а еще буду жить и помогать другим талантам. Помогать всему творческому люду во имя созидания, это главное, чтоб таланты никогда не испытывали нужды.

Ведь сейчас таланты мало кого интересуют. Разные бездарности, пошляки и даже подлецы и предатели мелькают на экранах телевизоров или со страниц периодической печати. Чтобы таланту получить гласность и слово, ему нужно заплатить большие деньги. Ныне даже благо могут расценить коммерческой рекламой. Бездарностям это предоставляется зачастую бесплатно, так как они не ковыряют социальных болячек, не призывают к истине, пугая власть мешка, как я. Сделать все наоборот — значить прожить красиво, с короной на голове и по божьему смыслу. Пусть мир от моего появления в нем станет прекрасней.

— Если для достижения этих сумасшедших целей тебе нужны мои способности, то бог с ним, я пойду на риск. Послужить и выразиться, таким образом, мне даст чести, тем более с такой прекрасной попутчицей. Бог меня простит. Мы будем вместе столько, сколько даст Всевышний. Однако я думаю и о том, кто понесет мой флаг дальше. Кроме тебя вокруг не вижу никого, поэтому и соглашаюсь.

Они снова прижались друг к другу. Он попытался завладеть ею, но она от сексуальной близости отказалась, ссылаясь на появление месячных. Он готов был наплевать на ее краску, но она стала его уговаривать не делать этого.

— Вы, мужички, так неосмотрительно беспечны, не представляете, что это такое, — говорила она. — В эти периоды женщина может вызвать отвращение к себе.

— Нет, ты просто отговариваешься, давай проверю.

Она засмеялась:

— Нет, я такого удовольствия предоставить не могу. Представь, что у тебя понос. Так вот у женщин это ощущение каждый месяц. Ковыряться в этой бяке женщине можно только наедине.

— Да, и за что вас бог этим наказал? — ответил он, и они перешли к дружеским отношениям. Он с расстройства взял гитару, покрутил ее и потом, как бы махнув рукой, запел:

А, была не была,

Неизвестность дороги пред мною легла.

Я как витязь на распутье,

Кость лежит на перепутье.

Туда пойдешь — друзей убьешь.

Сюда пойдешь — в бою умрешь.

Никуда не пойдешь —

Ничего не найдешь.

И мечту потеряешь,

И тоску обретешь.

И вечность страха за спиною

Грозит избитою судьбою.

А перепутье — тьмы бедою,

Картой кроет роковою.

И стою я на распутье,

Словно витязь с болью грусти.

А, была не была, хоть не знаю:

Что найду, что потеряю?

Судьба не балует меня,

Чаще решают небеса.

О дне грядущем мало знаю,

И вот стою и все решаю:

Лучше сделать так, не так,

Потом жалеть, чем уж никак,

И опять потом желать.

На угрызения плевать,

Что не сделано никак.

Знать решение — пустяк.

Даже дело все ж и всяк,

Это проба «наверняк».

Когда ты знаешь иль не знаешь,

Что найдешь, что потеряешь?

И даже если все теряешь,

Жертву эту допускаешь.

Куда идти, зачем идти?

Идти иль вообще не идти?

Вопросом этим не караешь.

Знать, с судьбою в бой шагаешь.

Берешь ее на абордаж,

А не несешь, как саквояж.

Так карту жизни выбирают

И сожаленьем не играют.

Судьбу недешево отдать,

Знать, року смелость заказать.

Кто не рискует, не живет,

Судьба и песнь тем не споет.

А, была не была,

Коли потешится судьба,

Исправят поздние года.

Что найду, что потеряю?

С кем найду, к чему не знаю?

Что, чего, зачем решаю?

Ничего не понимаю.

Ну вот уж все-таки шагаю

И не знаю, ой не знаю,

Как судьбу свою решаю.

Будто в омут с головой,

Вряд ли вылезу сухой.

На распутье, на распутье

Звон в раздумьях перепутья.

Как судьбу свою решать,

Чтоб себя не заказать?

Где соломку подстелить?

Иль о ней совсем забыть?

«Если в омут с головой,

Не кори себя судьбой», —

Говорит мне разум мой,

Я соглашаюсь, боже мой!

* * *

Закончив исполнять песню, он отложил гитару и положил голову ей на колени. Она медленно стала поглаживать его по волосам. Он неожиданно задремал и увидел удивительный сон.

В этом сне к нему пришла дама с огнем в руке и промолвила:

— Тебя приглашают дамы и просят выбрать из них себе суженую.

Она будто вложила огонь в его грудь и исчезла. Тут же сразу появилась дюжина девушек, как одна капля похожих на Надежду.

— Так кого ты выбираешь из нас или враз берешь в жены всех нас?

В голове все пошло кругом под дикий смех. Он приложил руку к сердцу, и ему показалось, что оно выскочило из груди и, покатавшись клубком по руке, покатилось к одной из дам. Она его поймала, и в ее руках оно на них вспыхнуло костром. Остальные дамы заплакали, и от слез образовалось озеро. Они мгновенно превратились на нем в корабли с алыми парусами. Держащая огонь в своих руках развела ладошки, и он стал ссыпаться в озеро, оно вспыхнуло огнем. Корабли тоже вспыхнули, и все видение исчезло.

В таком сонном состоянии он находился недолго, но с этого момента он решил с Надеждой жить вместе и переехать к себе на дачу.