Топонимические предания: региональная топонимия юга и юго-востока Владимирской области

Виктор Евгеньевич Ершов

Данная книга входит в серию изданий автора на тему: Топонимия Нижнего Поочья. В 2021 г. она стала дипломантом VII областного конкурса «Владимирская книга года».

5. Лингвистическое толкование происхождения и способов образования топонимов юга и юго-востока Владимирской области

В главе «Введение в топонимику» было отмечено, что топонимика имеет дело с именами собственными (онимами), то есть словом или словосочетанием. Поэтому следует рассмотреть происхождение и способ образования топонимов с точки зрения языкознания.

После знакомства с этнической историей, историей юга и юго-востока Владимирской области в период XV — XX вв. можно с уверенностью говорить о выделении трех хронологических пластов происхождения топонимов:

а) исторические названия, появившиеся до XI века;

б) топонимы, возникших с XI по XVI вв.;

в) онимы, появившихся в XVII веке, и позднее.

По мнению доктора филологических наук А. С. Щербак, в первом хронологическом пласте основное количество топонимов имеет угро-финский субстрат, возможно присутствие балтийской основы онима. Третий хронологический период отличается наибольшей однородностью в выборе названий населённых пунктов. «Почти все они восходят к русским патронимам, т.е. к именам, фамилиям, отчествам (реже!) владельцев сел и деревень. Сложным представляется генезис топонимов, образовавшихся в период от XI до XVI вв.» [45. — с. 25].

Обращение к истории края убеждает нас в том, что его топонимию нужно разделить на славянскую (русскую), субстратную и смешанную. Доктор филологических наук Ю. И. Чайкина утверждает: «… следует ожидать, что самая значительная группа славянских топонимов в выбранном нами крае по происхождению будет восходить к антропонимам (личным именам, прозвищам, фамилиям). В подавляющем большинстве случаев уже неизвестно, имя или фамильное прозвище какого конкретного лица легло в основу формирования ойконима или гидронима. Только в редких случаях, благодаря памятникам древней письменности, можно подтвердить достоверность лиц, имена которых легли в основу именования географических объектов». [40. — с.11]. Очень активно посессивные (названия по человеку (основателю или владельцу селения) топонимы возникали именно в XV — XVI вв. (Андреевка, Борисово, Войново). В это время даже «наблюдалось постепенное вытеснение других групп топонимов посессивными» [40. — с.12]. Например, в конце XVI века село Волково стало называться Борисово [92. — л.791], а деревню Великое Селище переименовали в Иванково [92. — л.843].

Часть русских топонимов являются локативными (названы по расположенному рядом предмету), так как отражают особенности территории, на которой расположен объект. К основным признакам относятся рельеф местности и особенности растительного мира и почвы того места, где находится объект (Безлесная). Почвенно-геологическими условиями объясняются названия деревни Каменки. Особенности местной растительности отразились в названиях селений (Березовка).

Русские топонимы также могут быть образованы от

— общерусских нарицательных имен существительных (Лужи);

— диалектных слов (Рамень).

В основе названий некоторых географических объектов лежат различные его признаки. Это квалитативные топонимы, в которых подчеркиваются размеры, расположение относительно какого-то другого объекта, время возникновения, социально-экономические признаки, исторические события (Старое Бибеево, Новоселки). В иных случаях внутренний смысл (мотивировочный признак) топонимического наименования нельзя уловить при поверхностном рассмотрении (Рамень).

С распространением христианской религии связаны такие названия селений, как Дьяконово, Святцы. В течение ряда веков славянские по происхождению топонимы, как и субстратные, претерпевали различные фонетические и грамматические изменения [40. — с.16]. Например, деревня Кольцово, называемая так в конце XVI столетия, в первой половине XVII в. уже стала наименоваться Большое Кольцово [92. — л.791]. А деревня Высоково на рубеже XVI — XVII вв. была переименована в Грибково [92. — л.1430].

С точки зрения отношения к ранее существовавшим названиям, топонимы делятся на первичные и вторичные. То есть некоторые ойконимы края возникли в результате переноса, например, названия реки на название населенного пункта (река Ушна — деревня Николо — Ушна). Не исключено, что в случае небольшого размера водного источника название поселения могло стать основой для наименования источника (деревня Левенда — река Левендянка). Ю. И. Чайкина утверждает, что в каждый исторический период была своя «мода» на называние географических объектов: в один период называли по именам людей, в другой — по особенностям самого объекта, в третий — по соседнему географическому объекту [40. — с.18].

Знакомство с субстратной топонимией необходимо начать с определения субстратов как следов побежденного языка в составе языка победителя. Доктор исторических наук В. Б. Кобрин трактует слово «субстрат» как подслой. «Субстратом принято называть пласт названий, происходящих из языка народа, раньше жившего на данной территории. В русской, украинской и белорусской топонимии можно найти иранский, балтский, угро-финский субстраты. Изучение субстрата дает возможность проследить исторические судьбы территории, процессы этногенеза». Он же считает, что «… для лесной же зоны (то есть нашего края) более характерен финно-угорский субстрат» [18. — с.162].

К субстратным топонимам, как правило, относятся названия рек, озер, ручьев (Ока, Унжа), реже — населенных пунктов (Пенза, Пьянгус). Гидронимы, по мнению ученых, наиболее древние и «наиболее стойкие» [18. — с.162], ойконимы теснее связаны с исторической судьбой народов. Субстратная топонимия нашего края характеризуется рядом устойчивых элементов, повторяющихся в составе многих географических названий: это топоформанты (суффиксы) и топоосновы. Может быть, что топоформанты и топоосновы, бытующие в одном и том же топониме, восходят по происхождению к разным языкам. Но существует закономерность: топоформанты или одного временного среза с топоосновой, или более поздние по происхождению, а не наоборот [40. — с.23]. Например, основой ойконима Карачарово стало тюркское слово — карач, а в качестве форманта выступил русский суффикс — ов-.

Рассматривая способы образования топонимов, необходимо отметить, что они могут состоять из приставки, топоосновы, топоформанта (суффикса — аффикса) и окончания. При этом способы образования топонимов бывают разными:

— прямой переход из нарицательного или собственного имени существительного в топоним. (Лужи);

— переход из нарицательного имени существительного в топонимическую категорию при помощи приставки и суффикса (Безлесная);

— образование многословных топонимов при помощи прилагательного и существительного (Старые Котлицы);

— образование топонимов при переходе прилагательного в существительное. Этот процесс называется субстантивацией (Бабье);

— образование топонимов при помощи словосложения (Новоселки);

— образование топонимов путем сложения слов словосочетания (количественное имя числительное + нарицательное имя существительное (Двоезеры).

Еще В. А. Никонов, один из основоположников топонимики, утверждал, что «названия появляются вследствие действия принципа относительной негативности, т.е. за основу топонима берется признак дефицитности, а не массового распространения какого-либо признака в данном ландшафте» [42. — с.41].

Обязательной частью топонима является топооснова. На юге и юго-востоке Владимирской области выявлены основы следующих типов. Самая малочисленная — балтовская, представленная, очевидно, гидронимом Ока. Наиболее массовой является группа топонимов со славянской (русской) топоосновой, представленной собственнами именами существительными (Алешково, Андреевка, Борисово, Глебово, Григорово, Данилово, Денисово, Есипово, Захарово и т.д.) и нарицательными именами существительными (Барсуки, Безлесная, Верхозерье, Высоково, Городищи т. д.). В исследованном нами регионе были выявлены несколько онимов, имеющих в качестве основы финно — угорские слова (Картынь, Пенза, Пьянгус, Унжа и т.д.) и тюркские слова (Бибеево, Карачарово, Муратово, Санчугово и т.д.).

Разговор о топоформантах начнем с определения суффиксации В. А. Никоновым как господствующего типа образования топонимов в славянских языках. По его данным, в соседней Ивановской области суффиксальным способом образовано 94% всех известных названий деревень [40. — с.21]. Следует ожидать, что наиболее употребляемые в топонимах юга и юго-востока Владимирской области будут суффиксы (аффиксы) славянского (русского) происхождения.

Р. Я. Халитов относит к суффиксам славянского (русского) происхождения: — ов-, — ев-, — ин-, — овк-, — евк-, — инк-, — инк-, — к-, — ск-, — ен-, — н-, [87. — с.19]. По мнению В. А. Никонова, в северных и центральных областях Российской Федерации господствует суффикс — ов-/-ев — (Абрамово, Бойцово), в то время как в ее южных областях преобладает суффикс — к-. Среди производных однословных ойконимов преобладают наименования в форме единственного числа, образованные морфологическим способом — суффиксацией. Наиболее продуктивными являются модели ойконимов с суффиксами: — овк-/-евк — (Андреевка, Березовка) [117].

А. С. Щербак утверждает, что фамильный формант — к — указывает, как правило, на признак «принадлежность одному человеку». Например, деревня Андреевка свое название получило по имени Андрей. Форманты топонимов — ов/-ев, — ин/-ын отражают «принадлежность роду». Т.е. село Борисово названо по роду Борисовых [45. — с.45].

Суффиксы — ск-, — овск-, — инск — имели значение не личной принадлежности (поселок Осинковский). [45. — с.46]. Доктор филологических наук М. В. Горбаневский утверждает, что «топонимы, построенные на основе топонимических аффиксов (-ово, — ево, — ское, — ищ, — ка), представляют наибольшую сложность, так как славянский топонимический тип является суффиксальным, и большинство топонимов сформированы по этому образцу, однако, проследить морфологическую этимологию не всегда удается. Например, Горохово можно проанализировать как происходящее от наименования овоща или от варианта антропонима Горох/Горохов» [6. — с.12].

Иногда в топонимах встречаются суффиксы: — ец-, — иц-, — ица-, — н-. Существует мнение, что суффикс — иц-, восходит к финскому — иха, означающему «веселая, хорошая, радостная» [40. — с.56]. Например, Глушица. Ю. И. Чайкина, говоря о заимствовании в топонимии суффиксов у имен нарицательных, отмечает, что некоторые суффиксы стали в топонимии активнее, а другие, например, — их — (Лукояниха) стали употребляться реже. По ее же мнению, суффикс — их — возник в народной среде. [40. — с.18].

От дославянского периода на территории юга и юго-востока Владимирской области сохранилось некоторое количество топонимов. Субстратная топонимия характеризуется рядом устойчивых элементов, повторяющихся в составе географических названий — топоформантов, которые представляют из себя повторяющуюся часть топонима — суффикс, совокупность суффикса и грамматического окончания. Топоформанты очень древнего происхождения обычно короткие, этимология многих из них неясна.

Познакомимся поближе с топоформантами прибалтийско-финского происхождения. Наиболее распространенными среди них являются грамматические окончания на — га; — та; — ша; — ма [Хисамов.2008. — с.37]. Формант — га называют речным суффиксом. Пример, Выжга. Член-корреспондент РАН А. К. Матвеев считает — га финно-угорским элементом, восходящим к нарицательному имени существительному joki в значении «река» [82. — с.19]. Другие ученые полагают, что топоформант — га является грамматическим показателем пролатива — переместительного падежа в мордовском языке, употребляемого после согласного, передающего смысл передвижения по чему-либо: по участку земли, освобожденному от леса выжиганием деревьев. Наглядный пример тому — все та же Выжга.

По мнению В. А. Никонова, типичным формантом балтийской гидронимии является формант — ус-. Он проанализировал данный тип в фонетическом аспекте и пришел к выводу, что как «балтийский» формант — ус — в названиях может быть показателем адъектива, множественности или места (Пьянгус) [24. — с. 89].

В. Б. Кобрин рассматривает окончания — кша/ — кса как древнейшие финно-угорские форманты, которые в древних языках этой группы, вероятно, означали «реку» или «ручей». С этими же племенами они связывают форманты — ога\-ега, — уга\-юга, означающие «река» [18. — с.162]. Доктор филологических наук Г. П. Смолицкая полагает, что формант — ша мог существовать как самостоятельный термин со смыслом — «поток», «вода». Например, озеро Виша (Владимирская область, село Алешунино).

Формант — ма большинство лингвистов связывают с финским существительным маа — «земля» [40. — с.25]. В случаях с названиями рек доктор филологических наук Л. А. Климкова считает, что наблюдается перенос наименования: название местности на наименование реки, протекающей по этой местности [66. — с.23]. Академик Академии Наук СССР Б. А. Серебренников, анализируя работы А. К. Матвеева по топонимии, выявил возможную природу происхождения — ма:

— как составная часть географического термина в названии;

— как географический термин в значении «место», «земля»;

— как составная часть основы названия «вода».

Некоторые исследователи, в том числе советский диалектолог Г. Я. Симина, считают, что уже само конечное — а в неславянских названиях рек на — ма, — га, — ша, — да, — та, — ла является результатом их адаптации на русской почве, то есть славянизации [77. — с.90]. В нашем крае — это Левенда, Нула, Большая Сала. П. Рахконен обратил внимание, что «фиксируются названия рек с окончанием — ра. В одном из древних языков Центральной России существовал апеллятив — ra — «река, поток». По его мнению, этот язык лежал в основе мордовского и мерянского языков (Вахра, Мотра). [74. — с.33].

К финно-угорским топоформантам Л. А. Климкова также относит формант — ярви, в русской переделке — ерь, — ер, — оро; а также — гер, — ерь, — нер, происходящий из значительно трансформированного марийского «энгер», означающего на русском языке «речка» [66. — с.83]. В эту же группу Ю. И. Чайкина включает аффиксы — сор, — зор, — шер, по-русски означающие «ветвь, ответвление, приток, небольшая речка»; [40. — с.21]. Б. А. Серебренников утверждает, что — куша, — кужо являются мордовскими единицами и выступают в качестве этнических индикаторов [76. — с.46].

К топоформантам тюрского происхождения Р. Я. Халитов относит аффиксы: — ли, — ла, — ле, — ло, — лык, — лек, — кан, — кон (Бакла — Алешеньки, Большая Сала). Такие аффиксы, как — лор, — лар, — тар, — зар, — дар, он определяет в качестве признаков множественного числа [87. — с.19]. О. Р. Хисамов считает, что окончание — да привязано к именам малых рек (Коварда) [82. — с.37].

С течением времени многие субстратные топонимы приспособились к законам русского языка, адаптируясь, поменяли свой звуковой облик и грамматическую структуру. Часть из них «обросла» русскими суффиксами (Унжа, Ушна). Другая часть, приспосабливаясь к русским топонимическим моделям, видоизменялась более существенно. На базе части топоформанта — езь, — есь формируется суффикс — ец-, иногда меняется фонетический облик основы. В ряде случаев субстратные топонимы настолько видоизменяются, что уже не воспринимаются, как слова чужого языка (Бердищево, Муратово) [40. — с.112].

Конец ознакомительного фрагмента.