Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести

Виктор Горбачев, 2010

Прошлое, настоящее, будущее… Светлое или тёмное, близкое-далёкое, счастливое или не очень… Но всегда живое, преходящее, творимое… На виду и герои каждого времени. «Есть люди прошлого, люди будущего, люди вечного», – утверждал Николай Бердяев. Забыли про преждевременное… Скорее всего, не хотим в нём копаться, ибо оно всегда безрадостно и обречённо… Если преждевременные открытие, философия, искусство или ремесло – они безлимитны, они дозреют, то человек зажат временем, как смертник гарротой… Печальна судьба преждевременных… Пресс времени – это молва и мода, каноны и близорукость, косность и инстинкты, традиции и склад-уклад… Преждевременный всегда одинок. Стадом выживать легче, поэтому оригиналов выживают, чтобы не мутил воду, не смущал и не возмущал… У преждевременных во всём – налёт гениальности и эксклюзивности, поэтому они честолюбивы и обидчивы… Их жгли на кострах, превращая в исчезающий пепел, пытали до отречения, гноили в забвении, и только наивная Вера в святую Истину помогала им выживать… Семья им помеха, женщины – только те, что за ними в костёр… Квёлые телом, легко ранимые душой, они любят славу, но больше всего боятся забвения… Преждевременные всегда упоённо учатся, интуитивно чувствуя: чтобы «выстрелить», нужен солидный базис… Удалённость их от времени настоящего есть прямая функция от степени цивилизации социума… Правда, сильный маргинал имеет шанс стать на время вожаком, двинуть прогресс, подтянуть время, только вовсе не факт, что сонному стаду это во благо… В норме же преждевременность – это осознанная обречённость, но для наблюдателя – отнюдь не тоска, а тайны и интриги… Они, преждевременные, местами и временами случаются, и как с ними быть – никто толком не знает… Стаду трудно понять, что выскочки эти – его, стада, золотой фонд… «Повесть о преждевременном…», быть может, лишний раз заставит нас оглядеться и задуматься и где-то даже сориентироваться… Свои герои у прошлого, настоящего и будущего… И у преждевременного свои. Александр Леонидович Чижевский, «Леонардо да Винчи 20 века», – один из них…

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 9. «Род проходит, и род уходит, а земля пребывает вовеки…»

В очередной свой приезд домой, в Калугу, на Рождество 1925 года, Александр задумал спровоцировать отца.

«Господин генерал! А каким образом вы собираетесь отмечать сто лет со дня восстания декабристов?!»

Генерал подвох учёного сына раскусил сразу, поэтому с ответом не спешил, лишь ухмылялся и поглаживал в раздумьи бороду.

Морозным декабрём 1825 года кучка дворян порешила свергнуть российского самодержца. Присягавший царю генерал по идее должен его защищать, а посягнувших на трон по всем статьям презреть.

Большевики-революционеры, которым теперь служил бывший генерал Чижевский, на почве ненависти к самодержавию записали дворян-революционеров к себе в союзники.

Очередной провокационный вопрос сына по сложившейся между ними традиции подлежал объективному обсуждению, безоговорочно честному и, по возможности, бескомпромиссному.

Устоявшаяся во времени догма, что везде и повсюду революционеры — это честные борцы за благо народа, оказывается, довольно живуча. Это теперь череда военных хунт и переворотов изрядно этот миф поистрепала. А в 1925 году большевистское «ура!» всё ещё сотрясало планету. Немудрено, что честный дворянин и патриот, движимый благими намерениями, вполне добровольно примкнул к революционерам.

Но на заре 19 века Россия представляла собой нескольуко иную страну, а менталитет народа российского был совсем не тот, что теперь. Россия была патриархальная страна, на восемьдесят процентов крестьянская, с казавшейся незыблемой идеологией — православием.

«Царь — помазанник Божий! Посягнувший на царя — посягнул на самого Господа!»

А в планы декабристов среди прочего входило убийство царя и всех возможных наследников. Впрочем, эти декабристские планы как раз не были оригинальны: редко какие дворцовые перевороты обходились без цареубийства.

Какой уж тут процент успеха, если те самые восемьдесят процентов — это кососмотрящая оппозиция…

Правда, революционеры-теоретики уверяют, что тихая или затюканная оппозиция вождям революции только на руку.

Как-то той зимой всё пошло наперекосяк. Взял и где-то в командировке умер Александр Первый, и убивать его мятежникам не пришлось. Междуцарствование — это же для повстанцев подарок судьбы!

Невольно дискредитирован Николай Первый: то он давеча отрёкся от престола, принёс присягу Константину, а теперь вот воду мутить вздумал, в цари лезет.

«Видишь ли, Шура, — рассуждал генерал Чижевский, — давай не будем забывать, что свои революционные идеи господа Пестель, Трубецкой и иже с ними почерпнули у своих коллег во Франции, где многие из них бывали в составе регулярной российской армии. Только вот революцию французскую тамошний народ выстрадал и жаждал всеми фибрами. А наш-то российский люд вовсе никакой революции не хотел.

Все эти крестьянские бунты имели скорее хозяйственные цели, если позволительно будет так выразиться, политические лозунги бунтари как-то не формулировали.

Но дело даже не в незрелости повстанцев. Могу тебя удивить убеждением, бывшим в ходу в нашей среде во времена, когда на плечах у меня были ещё погоны поручика.

Декабристам никто бы не дал “победить” в их понимании. Посуди сам: изначально гиблый расклад — три полка поднимут многие другие части, сметут царя — и вот они: свобода, равенство и братство.

Да против-то был весь санкт-петербургский гарнизон Милорадовича, а это куда как поболе, чем три полка. Мало того, из офицеров тогда редко кто сомневался, что оба “диктатора” мятежников — чин-то какой придумали, прости Господи! — Трубецкой и Оболенский — были как раз людьми Милорадовича.

И планы реальные, скорее всего, были нацелены на нового царя-малолетку, регенство марионеточной императрицы-бабушки Марии Фёдоровны, то есть на реальную, всеобъемлющую власть людей типа Милорадовича. Тебе ситуация 1917 года не кажется более успешным дублем?!

Не возьмусь расценивать, каково бы нам с тобой теперь жилось при таком раскладе…

Одно могу утверждать: сплоховал сам Милорадович, за что и погиб. И, наоборот, сильный ход сделал не хотевший погибать Николай Первый: картечь из трёх пушек по его приказу повергла в шок не только повстанцев, но и сочувствующих. И всё было кончено!

И всё-таки за те четыре часа суматохи на Сенатской площади шанс у заговорщиков был вполне реальный. И царя могли арестовать, и войска склонить. Революционеры-дилетанты, что тут скажешь…

Смотри, как оно вышло с крепостным правом. Вопрос этот назрел, тогда уже ясно было всем: с таким анахронизмом Россия обречена быть аутсайдером.

На смертном одре Николай Первый берёт слово с наследника решить этот вопрос. И вот, спустя тридцать с лишним лет появляется “Манифест об отмене крепостного права”.

Только вряд ли декабристы так это себе представляли. Крепостное право отменили, но зависимость крестьян от помещиков фактически осталась, как они могли свою же землю выкупить по высоким ценам…»

Генерал замолчал в раздумье…

«Правда, при Николае Втором его экономисты эту ситуацию всё-таки разрулили…»

«Скажу тебе больше, — продолжил Александр, — за время работы в архивах мне попадались на глаза прелюбопытные докладные записки начальника Третьего отделения Бенкендорфа и шефа жандармов Дубельта. Смысл их поначалу обескураживал: почти все имения декабристов были заложены в казну, то есть все они были должники царя…»

Подтвердим слова молодого Чижевского запиской генерала Дубельта:

«Самые тщательные наблюдения за всеми либералами, за тем, что они говорят и пишут, привели надзор к убеждению, что одной из главных побудительных причин, породивших отвратительные планы “людей 14 декабря”, было ложное утверждение, что занимавшее деньги дворянство является должником не государства, а императорской фамилии.

Дьявольское рассуждение, что отделавшись от кредитора, отделываются от долгов, заполняло главных заговорщиков, и мысль эта их пережила…»

Ох, пережила… Да, и поныне живёт…

«Как думаешь, отец, были у Бенкендорфа и Дубельта причины сочинять?!»

«Да уж теперь-то на них всех собак вешают, — кхекнул генерал, — a между тем, и это не только по моим убеждениям, это — люди чести, боевые офицеры, герои 1812 года. И профессионалы, надо признать, весьма матёрые. Так что очень вероятно, что дело так и обстояло».

«Но ты посмотри, какая умница Пушкин! — Александр полистал толстую потрёпанную тетрадь, в которую имел обыкновение записывать заинтересовавшую его информацию. — Двадцати трех лет от роду, сам дворянин и владелец крепостных, но ограничения дворянством самодержавия не одобрял… Вот, полюбуйся: ”Владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили бы или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и затруднили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных”. Есть ещё любопытная информация на эту тему… — Александр опять полистал тетрадь. — Вот: “Молодёжь, то есть дворянчики от семнадцати до тридцати лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные формы и чаще всего прикрывающийся маской русского патриотизма”».

Мы спать хотим… И никуда не деться нам

От жажды сна и жажды всех судить…

Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..

Нельзя в России никого будить…

Наум Коржавин

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я