«…Голков — поэт незаурядный, без вычисляемых предтеч. Муза его разумна и временами, урывками, сурова, понимая, что для веселья мир-олам мало оборудован, зато жесток и расшатан — „так осыпается песчаник под башмаками на ходу, и муке музыки изгнанник внимает, как Орфей в аду“. Родившись и сформировавшись в Бессарабии — еврейство без араба — во радость, казалось бы! — в кишащем добрыми крушевано-погромными традициями столичном местечке — и Кишинев не клюнул, а поцеловал его в темечко „киш ин…“ — Голков неуклонно оборачивается и вглядывается в прошлое — „в мое лицо глядят провалами два черных выбитых окна… на месте детства только впадина за этой сломанной стеной…“ Кишинев, город детства и геттства, сродства и инородства — застрял, как гвоздь, как кость в горловине памяти — „вижу как звездой старинной Кишинев встает, мозг из первозданной глины слов не создает“…»