История одного Рода

Виктор Георгиевич Гришаев

Художественный роман охватывает большой исторический период времени с 1185 г. до ХХI столетия. Это история о жизни славян, пришедших с Чалы и Дона в Сибирь задолго до Ермака. Эпопея пронизана постоянной борьбой за лучшую жизнь, приключенческими моментами. Волшебные истории любви переплетаются с трагическими событиями. В романе красочно описывается живая природа, неразрывно связанная с бытом славян и угров. Отражено и отношение к обучению, воспитанию детей и юношества в разные периоды истории.

Глава 3. Тенгиз

К середине лета обоз беженцев подошел к пойме неизвестной реки. Пологие холмы по берегам рек да дубовые леса с ландышевыми дубравами, дышащие легкой прохладой, постепенно сменили знойную степь с ее палящим солнцем и обжигающим летним суховеем. Свежий аромат леса, трав и листвы в одночасье погрузил людей в состояние покоя.

— Это, кажется, река Яик, — охватывая взглядом буйную зелень лесов и высокотравных лугов и долго всматриваясь в незнакомые места, рассуждал Любомир, — а если это так, то мы следуем в правильном направлении, указанном моим отцом. — И, привстав в стременах, он еще раз окинул взором пойму реки. — Ну что, Ядрило? Надо бы оповестить люд о привале. Отдохнем в тени дубрав, помоем комоней, поохотимся. А завтра на свежую голову и подумаем, каким путем двигаться дальше. И вот что еще, скажи Путиле, чтобы привел он ко мне плененного басурманина, говорить с ним буду.

Расположились неподалеку от реки на солнечной луговой поляне в окружении черемуховых кустов. А уже немного погодя затрещали костры, и забурлила вода в котлах, и повеяло запахом вареного вкусного мяса. И дым, расстилаясь по ложбинам, повис над рекой.

— Тенгиз, как тебе у нас? — с ходу спросил Любомир у только что приведенного кипчака.

— Как может быть в плену? — не опуская пронзительного взгляда, буркнул пленник.

— Чой-то ты чересчур осмелел, как я погляжу, — грозно сверкнув глазами, вспыхнул вожак.

— Давай-ка мы ему врежем для острастки, чтобы неповадно было, — подскочив, прогремел Путила.

— Не мешало бы, — поддержал друга рядом стоящий Калина.

— Чуток погодь, успеется еще, — враз урезонил друзей Любомир. И, укоризненно посмотрев на них, уже более миролюбиво прибавил, — вы лучше развяжите его.

— Вот это другое дело, — растирая запястье, процедил сквозь зубы Тенгиз, — теперя и поговорить можно.

И, ухмыльнувшись, в ожидании устремил взор своих огромных раскосых глаз на предводителя русичей. Высокий, стройный, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и вьющимися белокурыми волосами — он был прекрасен в этот миг.

«Красивый, чертяга, не одну нашу бабу с ума свести сможет», — мелькнуло в голове у Любомира. И, встряхнув головой, как от наваждения, спросил:

— Откуда, басурманин, язык-то наш знаешь?

— Да у меня ж матушка-то русская, — незамедлительно последовал ответ.

— А отец?

— Он из знатного кипчакского рода, — и, потупив взор, задумался. Но через мгновение, вновь устремив свой ясный взгляд на Любомира, заговорил, — во время одного из походов в русском селении он и увидел Елену Прекрасную. Они полюбили друг друга, она и согласилась с ним уйти.

— И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? — стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:

— Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! — и, помолчав, уже более спокойно продолжил, — она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.

Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:

— И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.

— Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?

— Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! — вновь возмутился Тенгиз. — Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.

— И что, не лишал? — вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. — Это же невозможно! Ты же воин!

— Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.

— Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.

— Значит, материнское благословение действует, — уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.

— Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.

— Опять заладил. И никакой я ни нехристь, а такой же крещеный, как и ты.

— Это как же? — пробормотал пораженный Любомир.

— Да, матушка моя втихаря меня окрестила. — И Тенгиз, распахнув ворот косоворотки, показал нательный медный крестик на простом черном шнурке. На какое-то время наступила ошеломляющая тишина.

— Ну, что пораскрывали рты? Невидаль какая. Выходит, не все кипчаки безбожники, — прервав молчание, прикрикнул главарь. И, обведя беглым взглядом сородичей, вновь остановил свой взор на пленнике, — а ты что умолк? Продолжай.

— А что рассказывать-то? Все земли, что находятся между реками Итилем и Яиком, контролируются куманами. Так что в этих местах нужно быть поосторожнее, так как здесь часто кочуют волжские и яицкие половцы вплоть до бурной и мутной реки Иртыш, что за Каменным поясом.

— А сам-то ты знаком с оной местностью? — не отрывая острого взгляда от Тенгиза, спросил Любомир.

— Да, бывал и не раз. Единожды даже до реки Иртыш пришлось хаживать.

— А ведаешь, как лучше добраться до сей самой реки?

Тенгиз, опустив голову, призадумался.

— Вдоль реки Яик следовало бы держаться, — поразмыслив, через некоторое время уверенно ответил он.

— Хорошо, — немного помолчав в раздумье, согласился Любомир, — думаю, послезавтра и тронемся в путь-дорожку. А вот ты и пособишь нам в этом деле.

И, повернувшись к Калине и Путиле, как бы невзначай обронил:

— А этого больше не связывать. Я тут покумекал и решил, что он больше принесет нам пользы, если свободным будет.

— А если драпанет к своим? — недовольно шмыгнув носом, возмутился Калина.

— Да куда он удерет-то? Что, не видите, как он глаз на Смеяну положил? Да и она неравнодушно постреливает озорными глазками в его сторону. — И Любомир, усмехнувшись, остановил свой лукавый взгляд на мгновенно покрасневшем парне. — Правильно, я говорю, Тенгиз?

— Что верно, то верно. Видать, от судьбы никуда не убежишь. Да и прикипел я к вам всей душой. Так что до конца пойду.

И, встряхнув буйной головой, обвел славян преданным взглядом.

— Ну что, братцы, поверим супостату?! — поднявшись, зычно обратился предводитель к соплеменникам.

— Проверить бы надо, — зашумели со всех сторон.

— Вот в походе и проверим, — решительно и уверенно бросил в толпу вожак. — Половцы, конечно, коварный народец, но все мы знаем, что у них есть и врожденная честность, и верность хозяину.

Услышав последние слова, Тенгиз, с благодарностью глянув на Любомира вмиг просветлевшими глазами, что-то очень тихо прошептал.

— А ты можешь погромче, а то бубнишь себе под нос, что ничего не слышно, — наклонившись, прогремел Путила.

— Да отстань ты от него, — вступился Любомир, — не видишь, человек от радости дар речи потерял. Пусть немного успокоится, а потом, если захочет, всё сам и скажет.

— Он дите малое, что ли? — не унимался Путила. — Мы ему, почитай, жизнь даруем, а он, цаца такая, даже разговаривать с нами толком не хочет.

— Истину глаголет Путила, — вновь завозмущались мужики.

— Что расселся-то?! Давай-ка, живехонько вскакивай! И кланяйся, кланяйся народу, пока не разорвали тебя в клочья, — подталкивая в спину кипчака, полушепотом проговорил Любомир. Тенгиз, признательно посмотрев на вожака, быстро встал и, поклонившись люду в пояс, заговорил:

— Простите меня, люди добрые, коль кого обидел. Никак не желал я этого. Вовек доброты вашей не забуду. И пока жив, верой и правдой служить буду русскому народу. — И он еще раз поклонился до самой матушки-земли.

— Вот это совсем другое дело, — одобрительно загудела толпа.

— А теперь сказывай, чем можно в этих дивных краях поживиться. А то скоро совсем есть нечего будет. Наши-то запасы почти полностью оскудели. Да и оставшуюся скотину пускать на убой, ох как дюжа¹² не хочется, да и молодняк для приплоду оставить надобедь, — больше обращаясь к предводителю, чем к кипчаку, рассудительно провещал Ядрило.

— С интересом внимаем тебе, Тенгиз. Видишь, как людям не терпится узнать, на кого же здесь можно поохотиться, — наклонив голову набок, будто нехотя обронил вожак.

Тенгиз, подперев кулаком подбородок, призадумался, не замечая десятки глаз, устремленных на него. И в этой вновь наступившей тишине, лишь изредка нарушаемой голосами птиц, люди, изможденные и обессиленные длинными переходами, жаждали услышать только хорошую весть. Наконец, встав лицом к народу, заговорил:

— Брати, слушайте меня! Это я говорю, ваш брат по духу и по крови. Что вы вот сейчас видите перед собой?

— Лепота неописуемая! — раздался восторженный голос из толпы.

— Да, верно. Но это не только красивые, но и очень богатые места. Не зря же половцы, вытеснив печенегов из кипчакской степи, устремили свой взор именно сюда — в сторону Каменного пояса и дальше вплоть до Иртыша. Всякий раз, когда нам приходилось бывать здесь, мы никогда отсюда пустыми не уходили. А почему? Да потому, что урочища поймы этой реки облюбовали косули, лоси, кабаны и даже медведи. Здесь нашли свое приволье и норка, и бобр, и выхухоль, тут же гнездятся гуси, утки и многие другие птицы, а дубравы богаты ягодами и грибами. Ижно¹³ завтра будет, где разгуляться, всем работы хватит. И тогда, пополнив свои съестные запасы, можно будет смело отправляться дальше, а по ходу пути пополнять охотой закрома.

— Так зачем же тогда отсюда куда-то срываться, если здесь так привольно и хорошо? — расширив глаза, неожиданно выкрикнул Путила.

— А затем, что небезопасно здесь. Чем вы слушали-то? — удивленно отрезал вожак. — Вам же ясно было говорено, что все земли от Дуная до Иртыша захватили половцы. А как вы знаете, это кочевой народ, и они будут стремиться заселить свою территорию.

— И эти просторы они уже и назвали по-своему: Дешт-и-Кипчак, — уверенно добавил Тенгиз.

— Днесь-то¹⁴ слышите. Вы что, хотите снова терпеть их издевательства, как это было на Дону? Тогда ж зачем надо было бежать от этих извергов? Сейчас-то понимаете, что не дадут они нам покоя!

— Понимаем, понимаем! — послышалось со всех сторон.

— То-то, — кратко изрек предводитель, успокаивая взволновавшуюся толпу поднятием руки.

— Ты уж, Любомир, прости нас за нашу темноту, — тихо промолвил за всех Ядрило.

— Очень вкусно. Первый раз мясо кабана ем — причмокивал от удовольствия Ядрило, вытирая рукавом рубахи жир, медленно стекающий по его окладистой бороде.

— Да уж, знатная была охота, — погрузившись в свои мысли, невпопад поддакнул ему Любомир. И окинув взглядом мужиков, усердно жующих мясо, впервые за последние дни рассмеялся, да так весело, да так громко, что все в недоумении обратили взоры на своего вожака. А Дарина, проходя мимо и услышав смех мужа, исходящий из глубины его широкой души, приостановилась и радостно улыбнулась. Не улавливая происходящего, люди какое-то время непонимающе смотрели на Любомира. Но его заразительный смех, вначале вызвавший такое замешательство, вдруг заставляет всех расплыться в улыбке. И вот уже раскатистый гогот, покатился по дубраве, пугая пернатых птиц.

Примечания

12

Дюжа — очень.

13

Ижно, ижна — так что, если, даже.

14

Днесь — теперь.