Впереди только тьма

Виктор Вражин

Единое Королевство здравствует уже много лет. На его землях правит Церковь Истинного Феникса, пресекая любое инакомыслие. Адриану Гофарду, одному из паладинов церкви, поручают охоту за магом-отступником Гироканом, вокруг которого вьётся достаточно противоречивых тайн. Мучимому кошмарами прошлого, церковнику предстоит тяжелое испытание веры на этой миссии, тогда как Гирокану нужно спасти от гнева церкви мечту всей жизни, в которой он видит только благие намерения. Невольным участником событий на пересекающемся пути паладина и мага станет дикий эльф Альнарон, которого в собственной деревне считают проклятым сородичем. Каждый из них находится в глубоком отчаянии или пал в бездонную яму эгоизма. Но у них ещё будет шанс спастись, когда их сведет вместе судьба женщины, чье имя никто не знает. В этой истории нет героев или злодеев, только люди, стремящиеся доказать свою правоту.

О чем шепчут листья

Сильные чувства всегда пугали меня. Будь то злость, радость или глубокая тоска — за ними всегда кроется сила. Когда страсть овладевает тобой, разве не чувствуешь ты себя бессмертным? Яростью можно выжечь деревни, убить и невинных, и осужденных. И от твоих же слепых чувств могут погибнуть родные.

Но есть чувство, которого я больше всего опасался. Отчаянье — второе дыхание для возможностей человека. Столь сильно оно, что не всем дано познать его величия. Слабые гнутся под ним, пожиная плоды своих сожалений. Чахнут и гниют изнутри эти трусы, в то время как другие направляют отчаянье в свою пользу. Страдания становятся щитом для них. Твердая воля перемешивается в дьявольском котле из всех горьких эмоций, становясь тверже стократ. Вспомните диких зверей, загнанных в угол. У них будет много общего с этими людьми.

Таким был и он — некогда честный и доброжелательный, опускается до интриг, принося зло окружающим. Поверни история по-другому, перед нами стоял бы герой. Не знал я его лично, но будто стал свидетелем каждого мгновения его жизни. Как наяву вижу его вновь, стоящего перед оскверненной ямой. Он проклял все живое; бросил в жертву всех, кто был с ним рядом, лишь бы достичь свою извращенную цель. Но его мысли чисты, не замутнен его взгляд. Глаза недвижимы, и только зловещий отсвет играет в них. Он знает, что он делает, каким чудовищем он стал, но только ему уже давно стало все равно. Он открыл для себя лживую истину, и никто не сможет переубедить его.

Это словно мираж в моем сознании, но я вижу с ним еще двоих, подобных ему. Их раны в сердцах также не заживают. Объединенные душевными болями, чувством долга, собственными желаниями, но путающиеся в них. Их воля — это ураган, сильный и непоколебимый. Их вера в собственную правоту сметает друг друга, истребляя всех, но, в первую очередь, их самих. Месть звучит жалким оправданием их действиям. Сам я никогда не придавал значения утратам. Может это всегда и спасало меня от безумия? Не могу сказать точно.

Наверно, с этого все и началось. Уверен, вы даже и не заметили ничего удивительного вокруг: солнце все еще встает по утрам, а луна светит ночью. Однако те события стали началом конца тысячелетней тропы для великого человека. Тропа, что не менялась для него все эти годы, когда для других весь мир перевернулся с ног на голову. Я думаю, сейчас вы в смятении. Не понимаете, о чем и о ком я веду речь. И, скорее всего, дослушав мою историю до конца, спросите себя: «Чего ради все это было?». Не волнуйтесь: всему придет свое время. Прожив слишком долго, я понял, что ответы на вопросы не многим понравятся. Здесь не спасут принцесс, и никто, тем более, не будет жить долго и счастливо. Нет границ между белым и черным, и злом не назовешь того, кто желал добра, усеяв свой путь трупами. Лишь вам решать, кто был прав или виноват.

Я — Многолетний рассказчик, и я вижу полную историю нашего бытия. Я знаю все, что было. Я знаю все детали давних времен, которые были решающими для одних и бессмысленными для других. Для меня нет преград. Я волен возвратиться в прошлое и поведать все, что когда-то там было оставлено. И иногда мне, обладающему этими знаниями, под силу приоткрыть дверь в будущее. Потому я понимаю, что сейчас поведаю вам историю о том, что станет причиной моей смерти.

Пролог

— Знаешь, это мило. Все твои ухаживания. Странно, что ты вообще обратил на меня внимание.

— Да ты оглянись вокруг: здесь довольно сложно не заметить тебя. У меня как у торговца наметанный глаз на лучшее!

Лживый смех прорезал мерный шум полупустой таверны. Они смеялись только вдвоем, и каждый понимал, сколь лицемерно звучит. Молодая женщина в красном облегающем платье прикрывала смущенно рот, зорким взглядом изучая нового собеседника. Да, он слажен, выбрит, хорошо одет. Его тулуп выглядит богато, что отличало его от остальных посетителей питейной. Они, мелкие торговцы и работники с полей, посматривали на парочку с напускным пренебрежением, маскирующим зависть. Всем бы хотелось сидеть за одним столом с такой прекрасной дамой.

— Ты знаешь, как сделать комплимент даме. Я это оценила, — надменно сказала она. Ее рука небрежно убрала волнистую прядь волос со лба, хоть та и не мешалась. Каждое движение было отточено годами, чтобы усыпить бдительность жертвы.

— Тогда это хорошее начало для нашего вечера, — радостно и громко заявил юноша. Подобно мухам, он в удовлетворении потер руки и сразу же окликнул проходящего мимо хозяина таверны, — Дружище, будь добр, дай нам еще самого лучшего эля для меня и моей спутницы!

Похоже, тот не особо оценил его резвости, бросив сдержанный, но недовольный взгляд. Что-то пробурчав себе в седеющую бороду, крепко сложенный корчмарь остановился возле грязного стола, за которым сидели эти двое. Это вызвало неловкое молчание, от чего юноша пугливо оглянулся сначала на незнакомку, потом на хозяина, а после снова на нее.

— Что он…

— Двадцать монет, — сухо пробасил старик, протянув большую мозолистую руку к лицу юноши. Его голос был способен заглушить любые разговоры вокруг. — За каждую пинту. Всего сорок монет.

— Ах, да, точно, — тут же парень стал спешно рыскать внутри тулупа. Зазвучал металл, и вскоре у него в ладони оказалась пригоршня медяков, которую сразу схватил хозяин таверны и тут же направился в сторону кухни.

Ничто не ушло от взгляда девушки: ни то, как удивился ее собеседник рьяности корчмаря, ни то, как после этого он еле выдавил из себя уверенную улыбку. Она лишь ответила ему тем же, про себя отмечая еще пару кошельков у юноши в карманах.

— Мне кажется, ты хочешь казаться кем-то особенным. Разве не так? — заманчиво продолжала дева в красном, запуская руки себе в волосы. Она любила кокетничать с незнакомцами, которые не так часто наведывались в это дрянное место. И, признаться, не всегда это бывало удачно. Чаще все заканчивалось тем, что какие-то простолюдины без гроша за душой лапали ее прекрасное тело. И зачем ей такие? Слишком скудные жертвы, не достойные ее очарования. Но видимо сегодня ей улыбнулась удача.

— Думаю, у тебя будет еще много времени, чтобы это понять, — не сдавал позиции миловидный юноша. Уверенная улыбка все еще не сходила с его губ, а сам он будто всем телом тянулся к ней, упираясь локтями в засаленные доски стола. — И вообще: что такая нимфа, как ты, делает в богом забытом месте?

Как неумело и глупо. Давно ее так наивно не кадрили. Конечно, сказывался юный возраст, его положение. На вид богатый ребенок из семьи, которая вечно оберегала его от всяких неприятностей улицы. Неловок в общении, хоть и держится уверенно. Может даже статься, она у него будет первой. О, такого неумеху она научит всему. Она научит его, как жизнь может оказаться жестокой.

— Скучаю, что же еще, — хищница пожирала его глазами, ведь он был ее добычей. И, похоже, ему это нравилось. — Быть может, я ждала кого-нибудь, кто смог бы скрасить мне вечер. Но, быть может и нет. Тебе решать.

Нужные слова в нужное время. Как же легко, бывало, увлечь нерасторопного дурака одной только своей речью. Слова для нее были как карты, которые она сама приготовила для партии. Умело прятать в рукавах, и доставать будто из воздуха, чтобы всегда оказываться победителем. Она обожала подобное сравнение для своего мастерства. Жаль, что никто не мог оценить это по достоинству.

— Уже решил, — ее собеседник устроился поудобнее на стуле, откинувшись на спинку. Он задумчиво продолжал, думая о чем-то своем. — Столько людей встречаешь каждый день. Не успеваешь понять, кому действительно можно показать всю свою уникальность. Кажется, нам обоим сегодня сильно повезло, раз мы встретились. Тебя ведь никто не ждет дома? Вдруг тебя кто потеряет, пока мы будем развлекаться.

— О, за это можно не беспокоиться, — поспешно ответила она. На миг стало тяжело лгать. — Меня никто не ждет.

Всякий раз ей хотелось, чтобы так оно и было. Ее муж давно перестал быть приятным человеком, готовым пойти на многие глупости, только чтобы она раздвинула ноги. Теперь для него запретный плод перестал таковым быть, да еще и ярмо обязанностей повесили. Совместная судьба не задалась, и они старательно портили ее и своему ребенку. Потому красотку вновь тянуло на тот образ жизни, к которому она больше всего привыкла. Она считала, что вспомнить былое — отличный способ переосмыслить настоящее. В итоге она почти каждый вечер проводила у стоек разных заведений. Так она снова чувствовала себя хищницей, в поисках наивных мешков с деньгами. Это была ее личная охота, которая превращалась в извращенное развлечение.

Для роковой женщины нет другого повода для радости. Дома ее ждали лишь озлобленный на весь мир муж, крики малолетнего сына. Что за жизнь, если такие неудачники тянут тебя на дно? Беременность не так сильно испортила фигуру, наоборот, в правильных местах добавились округлости. Все еще молода и не растеряла ни капли своего очарования. Эта особа не собиралась допустить, чтобы семья портила ей остаток жизни. О нет, она была умнее этого жалкого скота.

Тем временем хозяин таверны не спеша вынес им две деревянные кружки с элем. Поставив их на стол перед любвеобильной парой, он незамедлительно направился прочь по своим делам, бросив напоследок еще один недовольный взгляд.

Пойло может и было самым лучшим в этой таверне, но точно не во всем городе. Слегка отдавало кислым, но все же терпимо, попадалось и хуже. К тому же, коль угощают, то можно и не жаловаться.

Таверна все еще выглядела запустевшей, несмотря на наступившую ночь. Это было удивительно, ведь обычно здесь не протолкнуться. Все знали это заведение, хоть оно и находилось на отшибе города, в одном из злачных районов. Почти все столы были в неприглядном состоянии, а некоторые из них совсем ветхие. Многолетняя грязь оставалась между досок, блестя на свету свечей. Стулья угрожающе скрипели, норовя развалиться в самый неожиданный момент.

На глаза попались двое беспробудных пьяниц, что засели в углу, чувствуя себя как дома. Они о чем-то спорили между собой, но из разговора можно было различить только ругань. Были здесь и мелкие торговцы, коротавшие остаток дня за пинтой-другой пива. Компания работяг с полей жарко обсуждала вчерашние слухи: о пропаже людей, что-то о заговорах и диких эльфах. Бесполезные склоки, которые не волновали хищницу. Ничто из этого никогда не затронет ее жизнь.

— Что насчет тебя? Часто здесь бываешь? — не отрываясь от напитка, продолжала обольстительница. В свою очередь, юноша наигранно принял отрешенный вид, будто изучая питейный зал.

— Я здесь впервые. Мы с отцом не так часто останавливаемся в здешних краях, раз в сезон. Не ценят тут северные вина, редко, когда тут хорошая сделка подвернется. Но здесь от случая к случаю, как с людьми повезет. Бывает, торговля с ними не заладится: гнут свою цену, только потому, что я молодо выгляжу. Не всегда понятно, что этим людям нужно. Бывает ведь, и простая случайность может пойти на пользу, — юноша игриво подмигнул своей пассии, издав крякающий звук. — Ты же понимаешь, о чем я говорю?

— Более чем, дорогуша!

Они словно боролись в широте улыбок и глупых выражениях лиц. У его собеседницы от этого свело скулы.

— Вот ведь удивительно, какие бывают случайности, — продолжил он, опустив руку под стол. Через мгновение его ладонь заскользила по ноге женщины. Ее надрывный смех разлился незамедлительно, своей натянутостью омрачив настрой в трактире. Пьяницы из угла бросили взгляд на красотку, как на фальшивую монету.

— Но мне уже нравится этот город, — словно признаваясь в секрете, сказал молодой торговец. — Он даже ощущается иначе, не как остальные части Королевства. Тысячи людей, да еще в одном месте! Мне кажется, даже в столице нет столько жителей, как здесь. Такой большой и свободный, что можно потеряться.

Жестокая мысль была в голове прекрасной девушки, отражаясь в ее пустом взгляде. Эта тема была и близка, и неприятна ей.

— Довольно часто за такую свободу и плата высока. Иногда хочется, чтобы тебя и не теряли во всей этой кутерьме. Одиноко, когда вокруг так много ненужных людей.

Сколько месяцев она так живет? Уже не могла вспомнить. Слишком много событий, что стали похожи друг на друга. И даже сейчас эта роковая женщина перебрасывалась фразами, которые произносила уже сотни раз, не вникая в их смысл. По большей части она старалась слушать этого богатея. Такие, как он, ценили, когда их слушают. От этого им казалось, что, наконец-то, попался хороший собеседник.

— Быть может, нам стоит найти местечко получше этого? У такого важного человека, как ты, точно ведь найдется что на примете, — ее томный голос сладко повышал градус общения. Прошлые три кружки эля не прошли даром.

Торговец сделал вид, что задумался, стараясь скрыть уже принятое решение. Со стороны все еще ведет себя, словно мальчишка. Видимо, стесняется думать о ней как о шлюхе. Именно то, что ей и было нужно.

— Думаю, ради такой сеньориты, как вы, стоит поискать что-нибудь поуютнее, — перейдя от слов к делу, юноша возбужденно встал из-за стола, предложив галантно руку. — Тогда чего же мы ждем?

Она согласилась, приняв его ладонь. Прикрыла губы подобно смущенной девице. Ее красное платье заиграло цветом, стоило ей встать на ноги. Недопитый эль, самый лучший в этой таверне, остался киснуть в кружках на столе. Парочка резво покинула теплые стены таверны, и никто из гостей не обратил на них внимание. Лишь вышедший из кладовой грузный кормчий мельком глянул им вслед. И о чем только эти люди думают? Спешат куда-то за призрачными желаниями молодости. Нет бы тихо посидеть за столом да выпить хорошего пива вместе с другом.

— Арумн, твое пойло — дерьмо, — крикнули хозяину из уютного угла таверны. Эти слова вызвали первую настоящую улыбку за вечер. Такие грубости знакомых ему людей были приятнее лести прохожих.

***

— Ты бы только знала насколько прекрасен Сопирон! Он словно пылает, сверкает как звезды, — ее кавалер подкреплял слова жестами. — В нем словно все пропитано святостью и богатством. У вас город хоть и большой, но он ни в какое сравнение не идет с нашей столицей. Сколько мы с отцом ни путешествовали, краше Сопирона не найти!

Свободной рукой молодой торговец тянулся к темному небу над головой, как если бы погружался в реку. На другом плече надежно повисла его спутница.

— Наверно, это прекрасно. Я вот всю жизнь прожила в этом грязном городе, ничего больше не видела, — она перебила его восторг тоном, полным желчи. На миг захотелось открыться и вылить всю грязь своему собеседнику. Плевать, что сейчас подумает о ней еще одно смазливое личико. Она сильнее ухватилась за локоть своего нового увлечения, как если бы он собирался сбежать. — У меня была только мать. Отец явно жил где-то лучше, чем мы. Оставил нас, как только я родилась, словно испарился. По крайней мере, мне так и сказали. Сама я его ни разу не видела. Мать, как дура, до конца надеялась, что в мире появится справедливость, а у мужчин — совесть. И вот она мертва, а я даже не знаю, получил ли мой отец по заслугам или нет.

— Ну, если что, то моя совесть пока что на месте, — глупо произнес торговец. Чувствовалось, что у него не хватало слов поддержать этот разговор, но это его особо не смущало. Впрочем, сейчас чарующая спутница больше увлеклась своей историей.

— Моя глупая мать все время говорила, что весь успех должен быть у мужчин, а женщина — вовремя… — она слегка потерялась в своей логической цепочке. Девушка несла какой-то бред и уже начинала это осознавать. Сказывался эль, ударивший в голову. — …помочь вовремя, я бы сказала. Куда уж вы без нас, женщин!

Молодой торговец неловко подавил смех. У кого-то точно проблемы с оценкой своих способностей. Эта мысль проскочила у обоих. Может, это было единственное, что объединяло этих двоих людей.

Мимо них прошла жалкого вида старуха. Ее запаха сторонились бы даже крысы. Старая карга глянула с завистью на молодых, проклиная в душе всех, кто был счастливее ее.

— И то верно! Иногда так устаешь от всей волокиты. Хочется порой просто побыть в компании приятной дамы, расслабиться. Никто же не против хорошего отдыха? — юный купец склонился к волосам спутницы, словно невзначай.

Роковая женщина сильно мотнула свободной рукой в сторону. Если бы не этот наивный болван, она бы уже потеряла равновесие и плюхнулась на брусчатку.

— Все возможно! Я еще не достаточно пьяна, — фальшивый смех разлетелся над мостовой, отскакивая от нее дальше в закоулки. Бездомные ютились между домами, будто сильнее укрываясь своими тряпками от него. Ей самой не понравился собственный голос, а значит все же до конца не протрезвела. — Так и куда мы идем, дорогуша?

— Мы с отцом остановились неподалеку отсюда. Мне как раз надо взять кое-что из нашей повозки.

Хищница вспомнила, что напротив таверны был недорогой постоялый двор, но они его уже давно прошли. Странно, что такой богатей, как он, выбрал другое место для ночлега. Что ж, ей же это было на пользу. По этому поводу она не стала задавать лишних вопросов.

— Можно и там уединиться, — ветреная девица ласкала его обещанием, о котором нужно было догадываться самому. — Нам же никто не помешает? Только ты и я и еще что-нибудь интересное из твоих запасов.

— Все именно так, моя сеньорита! Ты же не будешь против эльфийского вина? Заверяю тебя, оно самое настоящее, привезенное с севера.

Одной своей фразой он вновь стал фаворитом в ее глазах. Немного веселья в ее беззаботной жизни не помешает.

— Ничуть. Такой расклад меня полностью устраивает, — она облегченно улыбнулась, машинально убрав надоедливые локоны со лба.

Появилась знакомая мысль, что все эти игры изо дня в день становятся жуткой рутиной. Наверно, стоит уехать отсюда прочь, только бы хватило денег. И так знала, что не пропадет, какая бы беда с ней ни приключилась. Улицы родного города многому научили эту женщину, а она с радостью бы применила эти уроки в других местах. Хватало беглого взгляда для понимания того, что щуплый человек рядом с ней впервые знакомился с жестокой жизнью, от которой его старались оберегать воспитанием. Скоро она преподаст ему ценный урок, в пользу для себя, конечно.

Истертые камни мостовой освещались уличными жаровнями и казалось, что только от них и зависит свет в этом полуночном городе. По краям чаш раскинули крылья каменные птицы, отбрасывая в стороны причудливые тени. Треск огня разбавлял атмосферу ночи, сплетённую из одиноких окриков и бессвязных звуков города. Где-то горели огоньки в окнах, но их почти было не различить. Темные обрывки облаков не пропускали свет луны. Скоро ли дождь? Время урожая было совсем близко.

Влюбленная пара резко свернула в проулок, прочь от главной дороги. Свет от огней отчаянно старался пробиться вслед за ними, но был недостаточно силен для этого. Смазливый, но точно богатый кавалер уверял ее в коротком пути. Может, она бы и не согласилась, будь она более рассудительной. Но сейчас, после вечера в кабаке, эта ночная тьма совершенно не пугала хищницу.

Они нашли укромное место между зданиями. Было темно и вокруг совсем безлюдно. Казалось бы, идеальное место для нее, чтобы на этом все и закончилось. Юноша прижал к стене свою спутницу и впился ей в губы. От него веяло дурманом, приятным теплом. О муже хищница и не думала. Может, это ее убедил алкоголь в крови, может, она уже давно не была с достойным партнером. Этот парень возбуждал ее, а ей как раз хотелось вновь почувствовать себя юной. Мужественные руки прошлись по ее легкому платью, не упуская возможности ощупать каждый дюйм ее тела под тканью. Его ладони спускались ниже, где молодая дева вовремя перехватила их и увела в сторону. Еще немного, и наивная жертва нащупала бы кинжал, верно служивший уже долгие годы. Достаточно удобный, чтобы незаметно носить его на бедре.

Еще рано, милый. Она хотела растянуть удовольствие, пока это было возможно.

— Нам же никто не помешает? — прервала поцелуй, запыхавшись.

— Никто, — только и сказал торговец, чтобы просто заткнуть ее. Заботливо он поправил спадающую на ее лицо челку и опять прильнул к губам. Точнее, попытался, ибо она упрямо выставила руки перед собой. Даже в ночной темноте можно было различить ее хитрый прищур.

— Только мы вдвоем и больше никого? — ложно мурлыкала охотница, поглаживая грудь своей добычи.

— И никого больше, — не менее томно отозвался он. Тогда хищница взяла его ладонь в свою, многозначительно указав вперед. Не стоило задерживаться, хоть ночь и была длинна. Она надеялась, что в том месте, куда они шли, будет еще чем поживиться, а не только средним пойлом с севера. Не любила она этих эльфов, даже их треклятое вино.

Свернули еще несколько раз, подозрительно никого не встретив по дороге. В проемах между зданиями перестали попадаться спящие бродяги. Торговец под боком все еще восхищенно говорил о столице. Этот треп наскучил девице, и она погрузилась сознанием в безлюдный город, так незнакомый ей сейчас. Несколько котов разбирались между собой в первенстве за самку. Их дикие крики звучали подобно воплям раненой жертвы. Птица, пристроившись на карнизе здания, напомнила о себе коротким вскриком.

Слишком пусто для такого ночного города. Она растворилась в нем, словно чувствовала всю его кажущуюся пустоту, наполненную мелочами жизни. Момент, который был только для нее одной. Ей стало жаль, что она никогда прежде не ощущала ничего подобного.

— Что ты, бегемот раздери, творишь?!

Это был крик негодования, который всеми силами пытались свести до шепота. Резкий и полный раздражения, он вернул женщину из собственных раздумий, серьезно перепугав.

Из самой густой тени здания показался некто в капюшоне, почти сливаясь с окружением, одетый во все невзрачное и потрепанное, так что она приняла бы его за бездомного. От него исходила неподдельная угроза, когда он с каждым словом медленно приближался к молодой паре.

Хищница в ужасе одной рукой прижалась к кавалеру, а другой уже была готова выхватить кинжал, спрятанный под платьем. Он предназначался к кульминации вечера, но, видимо, она все же сильно увлеклась. Нечего было витать в облаках.

Но несмотря на внезапную засаду, молодой торговец даже бровью не повел при встрече с грабителем. Какое облегчение, что ей повезло с защитником. Может и не зря она пока оставляла его в живых.

— И зачем так кричать, дружище? — голос юноши не дрогнул. Совсем. Все его тело было расслаблено, как если бы все шло по плану. Мысли вихрем проносились в голове у охотницы, и ее хватка стала слабеть. — Ну же! Это награда за наши труды. Не могу же я вечно торчать в этой дыре, не отхватив что-нибудь для себя?

Девушка в непонимании смотрела то на незнакомца в капюшоне, то на своего кавалера. В словах, которые она слышала, не чувствовалось логики, хоть все было очевидно. В голове застряли мысли, которые могли стать последними.

Теряя контроль над ситуацией, чувствуешь себя как при падении. Мир переворачивается с ног на голову, отсылая тебя к жесткой реальности. Ты понимаешь, что больше не ощущаешь почвы под собой, но за миг до падения все твое нутро еще не стремится вниз. Проникаешься иллюзией свободы, нет больше никакого давления, невесомость. Момент, который может длиться вечность, чтобы через секунду ты оказался на губительном дне, откуда уже не выбраться.

— Какая еще, к черту, награда?! Ютроп, ты совсем ополоумел. Мы битком уже загрузили телегу. Куда мы ее денем? — силуэт в капюшоне не унимался, обращаясь к юноше.

А ведь этот смазливый купец при встрече назвался другим именем.

Она допустила фатальную ошибку. Словно из ушата ее облили холодной водой, вытеснив весь хмель из головы. Женщина резко отстранилась от плеча своего спутника, но он тут же схватил ее жестко за горло. Минутами раньше она бы не смогла поверить, что этот хлипкий юноша вообще способен ей навредить. Это ведь он жертва, а она плела паутину. Она же не тупой скот. Просто хотела немного лучшей жизни для себя.

Все были против нее в этом нечестном мире, хоть она и сама пыталась несправедливо жить.

Смазанные движения, почти неразличимые в темноте. Блеск металла в ее руке, появившийся словно из воздуха. Ютроп вскрикнул от боли, которая прошлась вдоль запястья. Проворно освободившись, девушка, сжимая свой единственно верный кинжал, метнулась назад, бросившись прочь от засады. Страх сковал ее шею, от чего она была не в силах оглянуться назад. Понеслись ей вслед громкие проклятия, всхлипы. Мир вокруг завертелся с бешеной скоростью. Беспечной молодой женщине казалось, что всего за секунды она способна оторваться от них. Это лишь еще одна из неприятностей, которые она всегда ловко избегала.

Что-то твердое влетело ей в спину. Перехватило дыхание от резко вспыхнувшей боли. У нее даже не получилось вскрикнуть, лишь испустить резкий удивленный выдох. Второй удар прошелся по ноге. Тупой предмет влетел в бедро с еще большей скоростью и насквозь прошел через плоть, потерявшись в темноте улиц. Дикая боль накрыла жаром, будто женщину клеймили железом. Раненная нога резко дернулась вперед, теряя опору. Мостовая встретила охотницу стремительным холодом и агонией. Она перестала чувствовать свое тело, двигаясь будто по инерции. Все это сон, глупый сон, который нельзя было изменить.

Почти в бреду, девушка хотела встать, но правая нога уже была не в ее власти. Упорно пару раз она попыталась подняться, но от этого опять неуклюже рухнула вниз. Агония достигла новой точки, и все тело вскипело от боли. Она всегда боялась боли за то, что ее надо ощущать.

Перевернувшись на спину, она бессильно уставилась в черное небо, а рукой тянулась к боли в ноге. Нащупала лишний отросток, покрытый теплой влагой, вызвав жгучий приступ боли по всему бедру. Кажется, это была ее кость.

Она смотрела на звезды, но не могла их разглядеть. Слезы от страданий и обиды размыли для нее мир. Она пыталась кричать, но не хватало воздуха. Пыталась стонать, но не хватало сил. Оставалось лишь держаться, только бы не потерять сознание.

— Вот и зачем ты, мразь такая, сдалась нам? — голос приближался, совсем уже близко к ней. Она была для них словно помехой, ничтожным забитым зверьем.

В удушающих муках она склонила голову набок и ужаснулась. Все это время она лгала себе. Та женщина, что лежит здесь — ничтожество. Она никто и всегда была таковой. Все было тщетно, за что бы она ни взялась.

Она пробежала самую малость от внезапной засады, и теперь она лишь хнычущий ребенок. Ей хотелось вопить, но голос звучал только у нее в голове.

Почему не осталась дома? Почему так не любила то, что имела?

— Как же вы все мне надоели, — тихо отозвался незнакомец в капюшоне самому себе. Женщину оттаскивали, словно куль с тряпьем, ухватившись за невредимую ногу. Жалкие всхлипы ее обманщика становились слышны лучше, но она видела лишь, как сменяют друг друга дорожные камни перед её лицом. Безликие и холодные, они будто прощались с ней. Силы покидали ее.

Холод, такой прекрасный. Обними же сильнее, чтобы все забыть.

***

Только ночное небо перед глазами. Словно гвозди, звезды вспарывали черное полотно, удерживая небо над головой. Звезды говорили с ней, утешали. Жива, все еще жива.

Весь мир ходил ходуном, с каждым толчком вбивая осколками головную боль. Ногу дико жгло от раны, и девушка не собиралась нарушать ее покой. Чувствовала себя измождённой, как если бы весь день обходила каждый закоулок города с мешком камней. Она помнила, видела в детстве, как монахи Феникса так наказывали воров.

Сознание металось, паника начала нарастать. Значит, это все правда. Хмель выветрился из головы, оставляя непонимание. Почему все случилось именно с ней? Как она смогла вновь ошибиться и настолько сильно? Хотелось, чтобы просто прекратилась боль.

Мир двигался, и она поняла, что была в повозке. Мало что можно было разобрать в темноте. Женщине было мягко лежать, сложно было угадать на чем именно. Заметила, что она была наполовину накрыта тканью, как накрывали товары от непогоды. Видимо, былая хищница и была теперь таким товаром.

Чувствовала влажный холод вокруг себя. Порываясь привстать, девушка лишь сдавленно ахнула и опять опустилась на место. Рукой попыталась нервно найти что-то. Попадалась ткань, напоминало одежду. Пальцы нащупали нечто склизкое и округлое. В отвращении и страхе женщина отдернула ладонь: она водила по чьему-то глазу.

Догадка пришла внезапно, разрушая остатки рассудка. Она лежала среди мертвецов в телеге, полной трупов. Только сейчас смрад крови и плоти ударил ей в нос, отодвинув в сторону боль.

В припадке ледяного страха, женщина завопила. Она кричала из последних сил. Нельзя было просто убежать и все забыть. Это все происходило не с ней, это все пьяный бред, ночной кошмар. Она завывала горестно, взывая всеми своим страданиями к черному небу. Услышьте, услышьте хоть кто-нибудь!

Сквозь свои панические крики она не услышала, как где-то рядом прозвучал знакомый голос. Он пытался перебивать ее, но невозможно было остановиться. Она выплескивала все отчаяние, а с ними и последние капли жизни.

Что-то мягкое опустилось на голову, и тьма накрыла ее вновь. Она на миг пропала в небытие, где ее ждал недолгий покой.

***

— Очнись, тварь, — холодные ладони хлопали по ее щекам, словно тяжелые камни. Пленница с трудом разлепила веки, чтобы встретиться взглядом с самодовольной рожей того молодого торговца. Как оказалось, внешность обманчива настолько, что даже она не смогла в ней разобраться. На деле он просто еще один грабитель, вор или наемник — кто угодно из этих мерзких личностей.

Похититель злобно оскалился, плюнул со всей злостью в лицо безвольной женщины. У нее не осталось сил, чтобы хоть как-то отреагировать. Ничего из этого не могло быть реальным. Ее стеклянные глаза смотрели сквозь похитителя.

Ей казалось, что ее затащили в подобие подвала. Сложно было понять в таком состоянии. Все вокруг до сих пор шаталось и расплывалось. Она чувствовала спиной шершавую стену, ее притяжение и сырость. Закрепленный на жерди железный фонарь освещал развалившуюся кладку, столь старую, что та проросла корнями. Как же глубоко под землей она оказалась?

Едва сохраняя сознание, жертва пыталась следить за нависшим над ней человеком. Тот грубо положил ее руку на ближайшие камни, похожие на кирпичи, но от времени потерявшие былую форму. Попытки пленницы хоть как-то двинуться не оправдывались. Ей оставалось лишь смиренно смотреть за действиями лживого кавалера.

Израненная женщина даже не уловила его резких движений. В следующий миг боль новой волной прокатилась по телу: правая рука выгнулась неестественным образом, из нее торчал большой осколок кости. Кровь начала толчками выплескиваться на пол, агония давила с новой силой. Рот обезображен безмолвным криком. Лишь постанывание, жалкое постанывание.

— Теперь тебе весело? Нравится, да? Тупая шлюха.

Ее угнетатель злорадствовал. Едва почувствовав удовольствие от свершенной мести нельзя просто остановиться. Ему было мало страданий невольной обидчицы. Таким людям всегда будет недостаточно извращенной справедливости.

Он злобно глянул на свою уже перебинтованную руку и окровавленными тряпками мотал перед своей жертвой.

— Резать меня удумала напоследок? Вот ведь какая удача, дорогуша, что я оказался действительно особенным.

«Особенным куском дерьма ты оказался». Ей так хотелось сказать все ему в лицо. Умирающей девушке много чего хотелось — кричать, брыкаться. Хотелось вырвать у этого ублюдка кадык зубами, вспороть брюхо. Она жаждала его смерти, мечтала наблюдать в его глазах угасающую мольбу. Но сейчас оставалось только завывать и надеяться, что все скоро закончится. Боль застилала сознание, стремительно покидающее ее тело.

— Зачем… все это? — она все же сумела надрывно сказать, не слыша своего голоса. Горло пересохло, а глаза были полны влаги. Ответом была лишь высокомерная усмешка, без фальши, которая была прежде. Пленница уставилась в разбитый пол, покрытый втоптанной грязью. Знала, что ее изверг стоял перед ней, скрестив руки на груди. Теперь уже он чувствовал все свое извращенное превосходство.

Кровь выливалась в зигзагообразные выемки на полу. Они смеялись над ней, даже они.

— Скоро узнаешь, если, конечно, доживешь. Тем хуже будет для тебя.

Похититель на что-то отвлекся, повернувшись в сторону. Уже падая в обморок, она услышала чьи-то шаги. Она надеялась, что это будет ее смерть.

***

Это были ее последние воспоминания. Изувеченную женщину тащили по грубой земле, взяв под руки. Она ощущала попадавшиеся мелкие камни, перекатывающиеся под ее телом. Агония полностью накрыла пленницу, и от этого та уже не осознавала, что отсутствие боли было вообще возможно.

Каждый раз, когда она приходила в сознание, время превращалось в вечность. Девушка будто заново переживала далекое прошлое, которое забыла. Она плохо помнила, кем являлась. Помнила, что жила в большом красивом городе, название его вроде короткое. Она помнила лес, которого все боялись, не решаясь в него заходить.

У нее вроде был муж? Слишком смутные воспоминания. Точно был ребенок. Кэлси, милый Кэлси. Она вспомнила, как он мило улыбался, когда звала его по имени.

Той роковой женщине было всегда плевать на подобное, ведь это не приносило ей никакого удовольствия.

Мир впереди стал проясняться, и ей думалось, что уже ничто не могло ужаснуть сильнее. Сейчас она с радость приняла бы объятья забвения. Открыв глаза, ее охватил необузданный ужас, который она могла испытать лишь в детстве. Все глубже ее сознание погружалось в бесконечный ад. Впервые за всю свою осознанную жизнь, глупая беспечная женщина из далекого города поняла, что ничего не понимает.

Это была огромная зала, потолок которой уходил далеко вверх и скрывался в подземной тьме. Бесконечная пустота нависала своей бесформенной черной массой над головами. Бурая земля выступала по бокам колоссальной пещеры, но ближе к полу проглядывалась древняя кладка, необъяснимо как сохранившаяся. В центре зияла широкая яма, из которой лился проклято-едкий свет. Это был ореол ржавчины, гноя и разложения. Полуживой пленнице пока не было видно, от чего исходило это тлетворное сияние, но приближаясь, чувствовала, будто все внутренности засасывает в этот зияющий проем.

Несли пленницу двое в темно-зеленых одеяниях. Молодые, такие же, как и ее похититель. По их одежде она узнала в них колдунов. Всего пару раз девушка видела чародеев. Видимо, злодейка-удача преподнесла ей последний подарок — встречу с отступниками. Женщина даже не думала, что могла попасть в лапы к чертовому культу. И почему их все еще так и не вырезали паладины Феникса? Быть может, тогда еще одна наивная жизнь была бы спасена.

Чертовы последователи, еще ученики, судя по возрасту. Она совсем близко видела робы, которые выцвели и засалились, как у бездомных пьяниц. Края их рукавов были истерты и в чем-то заляпаны, похоже, кровью. Разношенные сапоги не производили шума, мягко касаясь древнего пола.

Больше здесь не было звуков, кроме странного утробного гула. Сначала думалось, что это голова раскалывалась от боли, но гудела сама земля. Что-то внутри той ямы источало мощь, подобно горну взывало протяжным воем. Если бы горы могли разговаривать, то именно так они бы шептали.

Впереди стояли две фигуры. Их силуэты отчетливо вырисовывались на фоне едкого освещения, бьющего снизу. По обрывкам фраз было понятно, что кого-то отчитывали, хоть слова казались чужими. С их губ слетал набор звуков, в котором должен был быть какой-то смысл, но отчего-то он ускользал. Совсем немного оставалось до края ямы, когда раненная женщина смогла различить их лица. В одном она угадывала того смазливого подлеца, который привел ее к погибели. Ему как раз и выносили выговор спокойным и жестким голосом. В такие моменты лучше бы кричали, бесились и обзывали, ведь нет ничего более пугающего, чем хладнокровность.

–…и ты знаешь какая сейчас обстановка в городе. Вы и так уже достаточно засветились, слухи так и ползут повсюду. Ты, вроде, тут не первый год и знаешь, как все устроено, — речь стала связной. Говорил колдун, который был заметно старше заносчивого юноши. Спутанные кудрявые волосы спадали на плечи, сливаясь с его черной робой. Пробивалась седина на голове и в небольшой бородке. Складывалось впечатление, что седых волос было больше положенного для его возраста.

Чародей смотрел серьезно, но в тоже время не обращал внимания на провинившегося последователя, словно тот мало что значил для него.

— Я все понимаю, согласен. Но ведь, что такого… — оправдания юноши лились нехотя и совсем не искренне, как если бы ребенок защищал свои интересы перед родителями. Потому его грубо и резко перебили.

— Надо было сказать остальным, и тогда они бы тебе вбили правильную мысль. Ты повел себя безрассудно, Ютроп. Впредь все делай по сложившейся схеме, — кудрявый колдун указал на покалеченную руку подчиненного. — Наказание ты уже понес, так что не советую тебе больше испытывать судьбу. Пока что будешь охранять главный вход, чтобы быть подальше от искушений. Думаю, с этим ты справишься?

— Я вас понял, учитель Гирокан. Как вы скажете, — помедлив немного, едко ответил похититель и слегка поклонился, скорее для соблюдения этикета, чем из почтения.

На секунду его взгляд пересекся с ней, избитой, израненной женщиной. И ведь она с ним флиртовала, надеялась на лучшее. Ведь она берегла клинок для него, дабы воткнуть ему под сердце. Медленно умирающая девушка и не могла подумать, что по его вине ее затащат в какое-то дьявольское логово.

Все ведь могло случиться по-другому. Сейчас она могла быть уже дома и, спрятав от жадного мужа добычу, спокойно спать. Ее бы не нашли, никогда не находили. А ведь сколько наивных мужчин она окрутила вокруг пальца! Сколько было статных и зажиточных семьянинов, решивших с ней развлечься, позабыв о своем долге перед женами. Так и она, позабыв обо всем, перерезала им глотки в темных переулках города. Этому ее научил первый любовник, еще в юности. Тогда он будто открыл для нее потайной лаз из скучной жизни, в то время как глупые люди бились о закрытую дверь. Позже, конечно, она сама всадила любимому нож под ребра. Они были пьяны, и потому она тогда с легкостью скинула все бремя вины на выпивку.

Тогда ей уже хотелось стабильности, начать новую жизнь. Как оказалось, эта роковая дама совершенно не знала, чего именно хотела. Несмотря на попытки осесть и завести семью, она снова падала на дно общества. Люди в душе не меняются, и вот к чему это ее привело. Думала, что и все остальное будет повторяться изо дня в день, но случаются и роковые перемены. Эта перемена завела ее сюда, к похитителям, мясникам и убийцам.

Тот человек, который мог стать, как она думала, ее жертвой, развернулся и зашагал прочь из зала в один из многочисленных проходов. Ему совершенно было плевать на нее, поняла по его пустому взгляду. Она лишь наивная девица из грязной таверны. Она лишь его очередная жертва.

Оставшись наедине с собой, колдун Гирокан повернулся к яме, словно не замечая, что сбоку от него были посетители. Желчный свет вычерчивал его острые черты лица. Кожа, словно насильно надетая на череп, просвечивала. Тени подчеркивали его выпирающие скулы. От мага веяло молчаливой угрозой, предупреждая, что не стоит подходить близко. Его дряхлое тело казалось ловушкой. В глазах читался холод и отрешение от всего сущего. Учителем назвали его, и действительно по его виду можно было сказать, что он мог много чему научить. В нем была смиренная грусть, которая приходит с опытом.

Двое в мантиях, тащивших пленницу по полу, переминались с ноги на ногу, не зная, что и делать.

— Учитель? — неловко окликнул один из них.

Колдун продолжал, слегка сгорбившись, печально глядеть вглубь широкого желоба. Он словно видел в нем то, что другим было не под силу. Гирокан видел в нем свое прошлое.

Однако голос ученика заставил его неловко встряхнуть головой, уставившись сначала на двоих своих последователей, а потом и на тело, которое старалось сохранить остатки жизни.

— Так это она? — отрешенно спросил учитель. Он приподнял брови, смотря на девушку словно на недоразумение.

Это самое недоразумение смогло поднять взор на него, открыв чародею некогда прекрасное лицо, обезображенное сейчас гримасой страдания. Голос колдуна слегка смягчился, запинаясь, утратил оттенок безразличия:

— Ты, наверно, сильна, раз до сих пор в сознании. Я не хотел, чтобы ты все это видела. Обычно никто не доживает до этого момента. Но раз так совпало, я вынужден буду воспользоваться тобой. Мы как раз давно не использовали живых. Наверно, немного несправедливо по отношению к тебе, но это уже не имеет особой разницы. В конце все равно тебя ожидает только одно. Надеюсь, ты не долго будешь мучиться, — Гирокан опустился пониже, не отрывая взгляда от ее глаз. Он с сожалением читал в ней что-то, давно покинувшее его. — Ты так похожа на мою дочь. Наверно, сейчас она могла быть твоего возраста.

Колдун выдержал долгую паузу, вглядываясь в ее истерзанное муками лицо. Продолжил обреченным тоном, как если бы обращался не к ней:

— Прости, что так все получилось. Знай, что нам за все воздастся.

Это было странно, но она поверила ему. В его голосе звучало искреннее раскаяние, которое могло звучать только от хорошего, честного человека.

Громко вздохнув, Гирокан с заметным усилием встал и, кивнув ученикам, ушел прочь в темноту.

Наконец, пленницу поднесли к краю ямы, оббитому железом, и первородный страх обуял разум девушки. Резко начала бить дрожь, сжимая внутренности в единый клубок. Отвращение с паникой явились от картины перед глазами. Женщина не верила, что бог был способен допустить подобное.

Внутри провала, освещенного смрадным сиянием, лежали трупы, стелились беспорядочным месивом. В склизкой массе из плоти она узнавала людей, полуголых, избитых, израненных. Сотни мертвецов лежали друг на друге, будто воронкой заполняя пространство не слишком глубокого желоба. В нос ударял запах разложения, который клубился над всей этой бесформенной кучей. В центре бойни светился крупный кристалл, испускавший загробный едкий свет среди озера гниения. Сквозь этот свет она видела легион вытянутых рук. Они тянулись вверх, ведомые незримой силой, к бесконечной пустоте.

Мерзость и непотребный ужас зажгли в умирающей девушке огарок жизни. Она кричала, из последних сил молила о спасении. Когда ее сбросили вниз, она чувствовала, как летит в саму преисподнюю. Мириады стеклянных глаз уставились на нее, отражая блеск кристалла подобно звездам. Они звали ее, утешали. Мертвые длани, готовые поймать ее и навсегда заключить в объятья. Здоровой рукой женщина закрыла лицо, падая в хлюпкое гниющее месиво.

Она страшилась открыть глаза, паниковала как никогда в жизни, которая должна была вскоре закончиться. Мысли о долгожданной смерти улетучились вмиг. Только не так, только не в этой богохульной яме. Адреналин яростно толкал выжить любой ценой. Решившись, она открыла глаза, чтобы обнаружить весь обезумевший ад вокруг. От вида перехватило дыхание, но вместо воздуха лишь тлетворный смрад забивался в ноздри.

Но она не могла так умереть, не могла!

Перебирая конечностями, она попыталась ползти к округлой стене. В ней было все два метра высоты, просто невозможно преодолеть умирающей, но все равно она бессмысленно тянулась к ней. Под ее телом лежали мертвецы, молчаливые, покрытые вечно липкой кровью. Женщина чувствовала, как реальность завихряется вокруг центра ямы, вокруг кристалла, сияющего потусторонним светом. Медленно, но заметно, трупы переваливались в сторону незримой силой, словно находясь в воронке. Полуживая пленница не заметила, как сама пытается ползти среди вытянутых рук мертвых вдоль стены, повинуясь незримому зову. Она сама почти такой же мертвец. Случайно хваталась за их перекошенные лица, многие из которых разлагались. Кожа с них слетала под пальцами, склизким месивом расползаясь в стороны и оставаясь на ладонях. Настиг рвотный позыв, победивший пленницу, заставил остановиться. Из девушки ничего не вышло, о чем даже она сама жалела.

И в один момент эта израненная жертва поняла, что это был ее последний выдох. Больше не осталось сил держаться за этот мир, и она, опрокидываясь на бок, покатилась в центр гниющей ямы. Бессвязные руки цепляли ее тело, прогибаясь, но замедляя падение.

Ничего уже не важно. Все уже позади.

Боли больше не было. Не было могильной вони, зверской ямы и извращенных колдунов. Она снова шла по улицам своего города Гаспора. Да, это был солнечный, прекрасный день. Ей казалось, что все позади. Всю жизнь выживая в квартале бедняков, зарабатывая чужой кровью и своей плотью, тогда она почувствовала, что вся эта грязь уходит прочь. Начинался новый виток ее истории. В тот чудный день у нее была свадьба. Красивый пестрый венок в волосах, округлый, слегка заметный живот. Она счастливо смотрит на человека, который смог вытащить ее из ада скользких улочек. Они держатся за руки, произносится клятва: «Вместе, пока пламя ваших жизней не угаснет». Мать, так быстро постаревшая, утирает слезы счастья. Десятки знакомых людей и случайных прохожих поздравляют молодоженов.

Все будет хорошо, должно быть.

Как же там ее звали? Как звали ту красивую, столь наивную девушку?

Там, в последние минуты своей жизни, эта некогда счастливая женщина забыла свое имя. Забыла всю свою судьбу, уставившись вверх стеклянным взглядом в непроглядный мрак пещеры. Клубившийся едкий туман завихрялся, унося ее сознание прочь. Тьма поглощала ее, она чувствовала легкость. Руки мертвецов обнимали ее, приглашая в свой новый дом. И она никак не ожидала, что вечность встретит ее словами:

— Спасибо тебе. Теперь я вспомнила себя.

Карающий Меч

Слова эхом раздавались в скромной келье. Глаза монаха сосредоточенно были закрыты. Пальцы сжимали железный кулон, словно тот был готов выскочить из рук.

–…И очистятся души заблудших, что толкали слепых к обрыву. И тогда простит нас Истинный Феникс, восстав из пепла, дабы вновь обратить нас в прах. Прах к праху.

Он встал с колен с чувством обновления, которое всегда настигало его после утренней молитвы. Это такая малость — каждый день повторять одно и то же, но столь верующему, как он, слова из Послания Пламени давали новые силы. Повседневность дарила ему ту уверенность, с которой он мог перебороть любые сомнения. Возможно, благодаря одной своей непоколебимости он и дослужился до звания паладина.

Умылся в бадье перед старым зеркалом. На лице вновь щетина. Каждый день простые вещи давали ему силы. Лезвие покорно лежало рядом, отражая лучи из единственного окна. Не спеша побрившись, еще пару мгновений монах разглядывал себя. Стоило остричь волосы. Последний раз месяца три назад он брился наголо, и сейчас его темная шевелюра была длиннее положенного. Вечно он не следил за ними.

Одевшись в свежую монашескую робу, он не забыл полить растение перед уходом. Оно одиноко распустило длинные листья в горшке на подоконнике. Монах даже не знал, что именно за растение росло с ним уже несколько лет. Ему просто нужно было за кем-то следить и заботиться. Что-то, что давало ему больше повседневных обязанностей.

Он вышел в просторный двор монастыря Истинного Феникса. Утро только начиналось, и десятки служителей церкви уже сновали по округе. В кузницах разгорался огонь. Молодые послушники разгребали вчерашний мусор у стоек с оружием. Все проходило так, как полагалось. Как и вчера, как и неделю назад и раньше.

Адриан Гофард был доволен непрекращаемой рутиной.

Это был самый масштабный монастырь во всем Едином Королевстве, и был он построен, конечно же, в главном ее городе — в столице Сопироне. Их здания возвышались над остальными домами в самом его центре, подобно пылающему сердцу, от которого расходились вены-дороги. Священное место состояло из четырех комплексов, соединенных между собой коридорами. Они заключали в кольцо обширный двор, в котором проводились построения и тренировки. Величественные остроконечные башни устремлялись к небу по всему периметру сооружений. Тут и там громоздились каменные драконы у шпилей. Стаи птиц спокойно уживались между неподвижными фигурами, не чураясь вить гнезда у их лап. В сотнях окон пестрящие красками витражи рассказывали сцены из Послания Пламени. Почти на каждом из них была пламенная птица, вознесшая крылья к небесам.

Даже королевская резиденция не так восхищала своим стилем и величием. Монастырь Истинного Феникса походил на неприступный замок, отражающий всю мощь человечества. В свою очередь, усадьба короля скорее напоминала еще одну достопримечательность города. Все понимали, у кого действительно было больше власти над народом. Никто не хотел оспаривать право церкви.

Новый день должен был принести знакомую обыденность. В последнее время жизнь в монастыре становилась еще более спокойной, и потому верилось в ее непоколебимость. Сегодня Адриану предстояло снова принять участие в скучном обсуждении дел церкви, которое проводилось каждое утро. Монах не беспокоился, что могут быть большие проблемы в стране. В Едином Королевстве царило затишье, которое, как надеялись, продлится долго.

***

— Снова письмо из этого захолустья, пропади оно пропадом, — заявил худощавый монах, перебирая бумаги в кабинете настоятеля. Молодой и не особо отличающийся здоровьем, он занимал должность писаря. В его обязанности входило и многое другое, что могло прийти в голову начальству.

Большую часть комнаты занимали три стола. Обрамленный узорами, самый крепкий из них стоял напротив входа — для настоятеля, остальные два — по разные стороны от него. Слева предназначалось место для секретаря, справа — место для человека, который был ответственный за выполнение более сложных задач. Как раз здесь и восседал Адриан. Перед ним были разложены несколько отчетов, предоставленные его подчиненными. Несколько минут назад Гофард только закончил зачитывать их. Эти отчеты почти ничем не отличались по содержанию от остальных, составляемых уже на протяжении года.

У секретаря рабочее место было хаотично завалено кучей писем и различными свитками. Несколько чернильниц стояли в ряд, словно идеально выстроенные солдаты. Кажется, это было единственное, что осталось на столе хоть в каком-то порядке. Все остальные принадлежности и бумаги были беспорядочно раскиданы, и одному писарю была ведома закономерность.

В отличие от этого, перед настоятелем листы пергамента были сложены аккуратно вместе с набором для письма. По правую руку от него громоздилась железная статуэтка птицы, чей грозный взгляд сверлил каждого, кто заходил в кабинет.

— Из Петрикса пришла просьба урезонить банду разбойников, — устало продолжил писарь, набожно закатив глаза. — Каждый месяц одно и то же. Опять якобы нападение на наших сестер. Даже не знаю. Уверен, что этих женщин мы даже не найдем в списках служителей. Какие ваши указания, Верный?

Настоятель Дранас задумчиво сложил руки на столе, погружаясь в пустоту перед собой. Морщины и седина. Взгляд не мутный, а острый. Сказываются долгие года на поле брани. Перебитый нос и лицо в размытых шрамах. Несмотря на возраст, настоятель церкви сидел с прямой спиной и усталой гримасой. Позади него большие красные стекла пропускали свет в комнату, бросая тень на поверхность стола.

Его звание Верного было высшей наградой, которую служители могли получить за годы безупречной службы. Нужно было действительно доказать свою безукоризненную верность Фениксу, чтобы стать достойным, пройдя через десятки битв, показать свою непреклонность и остаться в живых. Годами Дранас кровью и потом заслуживал свое звание, сокрушая врагов Истинного Феникса и увеличивая влияние церкви. Уже на середине своего жизненного пути он получил серьезную травму. Только после того боя заслуги Дранаса были признаны по достоинству. В то время, по совпадению, место настоятеля освободилось, когда того внезапно одолела болезнь. Кроме как Дранаса, лучшей кандидатуры на пост Верного было не найти.

Адриан следил за движениями Дранаса, за его мимикой, как когда-то и сам Верный смотрел на прошлого настоятеля. Чаще всего именно люди по правую сторону от главного стола и наследовали высшее звание, а вместе с ним — и всю власть над церковью, а значит и над всей страной.

— Игнорируй, никого не отсылай, — голос у настоятеля стал хриплым от старости. Не ровен час, и придется сменить его, не в этом году, так в следующем. Снова будет собран совет из настоятелей других церквей, чтобы выбрать нового главу. Не исключено, что именно Гофард будет значиться как главный кандидат. Адриана эта мысль несколько пугала. Он даже не мог решить, чем именно. Может тем, что ему не хотелось ничего менять в своей жизни.

Писарь отложил письмо в отдельную стопку, которая сплошь состояла из отказов. В этой кипе бумаг могли с легкостью скрываться десятки разрушенных жизней. Речь из уст настоятеля несла в себе силу, власть над людьми. Адриану подчас становилось от этого не по себе. Паладин не хотел быть ответственным за то, что одним своим словом он обречет безликого для него человека на гибель. Хоть и не каждое решение настоятеля было на это способно, но когда отказывают в помощи, обычно это ни к чему хорошему не ведет.

Встречать судьбу с глазу на глаз. Плечом к плечу с соратниками ради веры идти на смерть, видеть гибель врагов, павших от его собственных рук — вот чего хотел Адриан. Таков был его обычный подход к решению проблем.

Решениями Верного можно убить сотни. Адриан был способен сделать это сам, лично, и только во благо человечества и Истинного Феникса.

— Еще одно письмо из Петрикса. От настоятельницы, опять же, — писарь сильнее скривил лицо. Он с презрением удивлялся тексту просьбы. — Пишет, что тюльпаны не растут, почва плоха, запрашивает от нас удобрение, чтобы…

Он еще раз пробежался взглядом по письму. Не верилось, что по такой мелочи беспокоят самого Верного. Вечно эта настоятельница из портового города требовала всякие глупости.

— Несуразица какая-то. Отказ?

Ответом стал взгляд из-под кустистых седых бровей. Он выражал молчаливое согласие Дранаса.

Адриан даже подивился, как быстро юный монах нашел взаимопонимание с этим скупым на слова настоятелем. Хоть послушнику и не удалось проявить себя как воину, но добиться расположения самого влиятельного человека он смог. Адриану казалось, что даже к нему, одному из лучших защитников церкви, относились предвзято.

Отложив в стопку отказов и второе письмо, писарь выбрал следующее, поколебавшись.

— Письмо из Орфона, Верный. Местные фермеры отказались платить налог церкви. Сообщают о беспорядках и поругании бога с их стороны…

— Адриан, — перебив юношу, настоятель обратился уже к Гофарду. Холода в его голосе было не занимать. — Отправишь туда всех, кого сочтешь нужным. Но не уделяй этой проблеме много времени.

Паладин в ответ только слегка качнул головой в согласии. Здесь было нечего обсуждать. Тем временем секретарь отложил письмо уже в соседнюю стопку и достал другое. Со стороны у писаря был потерянный вид.

— Да, да, продолжай, — настоятель вспомнил о нем словно о надоедливом ребенке.

— Верный, я не хотел поднимать вопрос этого письма, — слишком неуверенно оправдывался послушник. — Видите ли, оно от архимага Анктуса…

Седые брови настоятеля медленно взмыли вверх. Давно мир не видел столь широко открытых глаз Дранаса.

— Анктус? Этот старый ублюдок? — удивленный голос старика звучал моложе, чем обычно. Верный даже заерзал на своем кресле в возбуждении, которое еще мог позволить в свои годы. — Давно этот сучий сын ничего о себе не заявлял, давно я не видел это бегемотово отродье.

Дранас обычно не скупился в выражениях, обзывая почти каждого богохульным существом. Слова и сейчас полны брани, но его глаза выдавали интерес, будто в них разгорелся огонь. Что обычно читается во взгляде стариков, вспоминающих прошлое? Они вспоминают молодость, полную великих возможностей, какой бы трудной она ни была.

— Ты не волнуйся, продолжай, — ехидно приободрил Верный своего подопечного, заметив его неловкость. — Выглядишь, будто тебя эта бумажка напугала. Чай маги не научились еще через пергамент порчу насылать.

Смех его звучал так, словно прочищали засорившийся дымоход. Эти надрывные звуки вызывали лишь чувство жалости к тому, кто уже отжил свое.

С сомнением в голосе писарь продолжил:

— В письме сказано о пропаже ценных книг и инструментов с приборами. И совсем немного сказано о ситуации с отступниками.

Дранас глубоко вздохнул. Ничего в этом мире не меняется. Всегда будут люди, что отвернулись от учения церкви. Всегда люди будут желать большего. И потому всегда нужна будет сила, которая сможет их остановить.

Верный достаточно много времени провел в своем кресле. Задолго до его посвящения в настоятели, он только и делал, что устранял внутренние угрозы, охотился на еретиков. Он нес слово Пламени, когда зачищал север от повстанцев среди северных эльфов. Мечом своим он разрубал опьяненных магией колдунов. Тогда Дранас думал, что меняет этот мир, каждый день по крупицам. Настоятель уделял время молитве, веря, что все было не зря. Вскоре жизнь его будет совсем на исходе, а он так и не почувствовал, что действительно привнес больше спокойствия в этот мир. Одни враги сменились другими. Отступники всегда были проблемой и до сих пор остаются. Это вечная борьба. Круг смерти и возрождения.

— Сколько людей ему надо на устранение его недоразумения? — проговорил серьезно настоятель. Он вырвался из размышлений, переключаясь на деловой тон.

— Как обычно: отряд Ведомых. Тут даже подчеркнуто — нужны лучшие из лучших, — писарь позволил себе усмехнуться. Не найдя поддержки в лице настоятеля, монах решил побыстрее избежать неловкость. — Еще здесь пишется, что отступник — очень способный маг и к тому же бывший учитель. С ним ушло около дюжины воспитанников, точной цифры нет, но, по большей части, все они неопытны. Последний раз их всех видели близ Гаспора: останавливались в каком-то кабаке недели две назад и ушли на юг, в сторону леса.

— И откуда же, интересно, они все это знают? — неожиданно подал голос Адриан, молчаливо выжидавший все это время на своем месте за столом. Он перестал облокачиваться о спинку стула, сложив задумчиво руки перед собой. Эта просьба его сильно заинтересовала. Ведь только ему и могли поручить подобное, главному паладину монастыря — Карающему Мечу.

Лицо молодого секретаря исказилось неприкрытым недовольством от того, что его перебили. Думалось, будто юнец слишком возомнил о себе, чувствовал себя всесильным, находясь ближе к настоятелю. Не хватало еще увидеть, как этот писарь лижет Дранасу сапоги. Послушник слишком много времени проводил в этом кабинете, забывая все тяготы монастырской службы, с которыми сталкивались его собратья. Всего нескольких месяцев ему хватило, чтобы поставить Адриана ниже себя.

Проскальзывала мысль о ревности. Кажется, кто-то хотел занять место за центральным столом. А ведь такой неоперенный птенец мог легко расшибиться, упав с высоты.

— Я это к чему, — деловито начал Адриан. Он любил жестикулировать, словно раскладывал по полочкам свои мысли. — Около дюжины учеников — не особо точная информация. Они что там, не могут перекличку сделать? Однако кто, когда и где сунулся в другой город — это знают. Да еще и просит сам архимаг, а не какой-нибудь его советник, что отнюдь на колдунов не похоже. Сами они руки марать никогда не будут.

На него смотрели с подозрительным ожиданием, но Адриан остановился, лучше обдумывая слова. Он всматривался в лицо юноши, которое явно выражало как минимум высокомерие. Как же его зовут, кстати? Имя вылетело из головы. Паладин не часто присматривался к писарю, считая его одним из надежных собратьев. Стоило больше времени уделить окружению Верного. Гофард даже толком не засиживался в кабинете у Дранаса — работы всегда хватало снаружи.

Чуть погодя, воин продолжил, дернув рукой словно отмахнувшись от всех возможных доводов:

— Да и не помню, чтобы они так сразу бежали к нам за помощью. Вечно они ничего не знают, умалчивают. Пока новости о безумных колдунах не облетят страну, никто и не говорит, куда нам стоит податься. Подозрительно все это, не находите?

Особо не вникая в суть сказанного, молодой писарь пожал плечами и повернулся к настоятелю. Тот словно покинул этот мир и сидел с пустым взором, подперев голову руками. Эту неловкую заминку прервал Адриан:

— Все это смахивает на внутренние распри. Не стоит слепо верить каждому…

— Тише! Я думаю, — грубо заткнул настоятель паладина. Его раздражение граничило с пренебрежением. Ничего нового. Так было уже несколько лет, когда Гофард пытался сказать, что думает.

Дранас несколько раз облизнул пересохшие губы.

— Чертов змей, прикрывает свою задницу, как есть чую. Еще и хватило смелости ему просить церковь, — он что-то еще пробубнил неразборчиво, что-то о родстве матери архимага и ее прошлом.

Пауза снова повисла в воздухе. С усилиями настоятель перебирал в мыслях возможные решения вопроса.

— Там точно ничего более важного не написано? — хрипота выдала нервозность в старческом голосе.

Юный монах раскрыл пергамент желтоватого цвета, еще раз пробежался по нему взглядом, всем своим видом показывая сосредоточенность. Даже Адриан различал насколько самому писарю надоело заниматься этим вопросом.

— Нет, ничего больше. Несколько слов о важности миссии церкви, целая череда лицемерия, бахвальства, — монах отвел в сторону пергамент, но чуть погодя вернулся к нему. — Еще выделена одна фраза, не пойму только зачем. «Долг будет оплачен тогда».

После напряженной паузы, настоятель тяжко вздохнул, уткнувшись взглядом в поверхность стола. Вещи, что были забыты, дали о себе знать. Это словно находить гниющие доски в своем доме. Знаешь, что протекает крыша, хотел давно залатать, но всегда находятся отговорки этого не делать. Люди всегда становятся неожиданно занятыми, если можно повременить с важным, но неприятным делом. Настает час, и все рушится на голову. Только потом приходит осознание, что вместо одного дня работ, придется еще неделю все исправлять.

— Тогда это несколько меняет дело, — Верный Дранас размерено подбирал слова, оттягивая неминуемое. От последней фразы писаря настоятель будто преобразился. — Думаю тогда, ответ положительный. Долги надо отдавать, какие бы они ни были. Какая нам разница кому именно мы помогаем? Главное, чтобы нашей пастве было во благо. И нам спокойнее, и им хорошо.

— Наверное, я о чем-то не догадываюсь, настоятель, — сдержанно говорил Адриан, хоть все равно звучал напряженно. Поспешное решение его явно не радовало. — Какой вообще может быть долг у церкви, да еще…

— Достаточный, чтобы мы великодушно откликнулись на просьбу. Большего вам знать не следует, — надменно отрезал настоятель, взглянув на Адриана. Он продолжил говорить, не утаив издевку в тоне. — Гофард, мой Карающий Меч, вот тебе и поручение. Наведайся завтра к моему старому другу, архимагу Анктусу, и сделай все так, как он скажет. Уже сегодня ты подготовишь отряд Ведомых, чтобы в ближайшее время выступить.

Глубоко в своем сознании паладин пришел в бешенство от явного пренебрежения, но не смел перейти опасной черты. Он подался вперед, продолжая сдерживать нарастающий гнев. Не для того Гофард потратил столько лет на блестящую службу, чтобы терпеть подобное. Он доказал свое превосходство делами, и ждал соответствующего отношения.

— И что все это значит? Как мне видится, здесь просто воспользуются церковью в корыстных целях. Мало ли какие дрязги среди этих магов? Мы должны сначала разобраться во всей ситуации. Мне казалось, что мы не так слепы, чтобы сразу отзываться на подобное, — Гофард оставался с виду спокойным, вкладывая желчь в каждое слово. Он старался помнить о звании Дранаса. — Вы же понимаете, что все это несколько опрометчиво? Не идет ли это вразрез…

— А я вот надеюсь, что это вы понимаете, почему я до сих пор во главе церкви, Адриан Гофард, — настоятель пресек любые доводы враждебностью в своих словах. Он буравил взглядом воина, подобно ястребу. — Вы доказали свою веру церкви, так поверьте и мне, ее главе: отступников надо карать, неважно, что кому-то от этого будет выгодней. Это мой приказ. Здесь не может быть и речи о чем-то личном. Так вы сделаете лучше всем, и Истинный Феникс оценит это по достоинству. Разве не в этом суть? Или вы забыли?

Адриан знал, что сейчас будет. Не впервой Дранас решал эти споры Истиной. Он каждый раз напоминал о самой сути их веры, зачитывая отрывки из Послания Пламени — священных текстов церкви. Обычно именно так открытые трения подавлялись, даже толком и не начавшись.

— Не важно, что мы потеряем, если ничего не сможем дать другим. Не важно, что кидать в костер, если мы не замерзнем. Не важно, если никто так и не увидит Его свет в темноте, — напыщенно цитировал Верный Дранас, гордясь праведными фразами. Адриану же нечего было на это ответить. Слова из писания играли против его личного чувства справедливости. Снова разрываясь внутри от сомнений, единственное, что он мог сейчас сделать — это смириться.

Все еще подавляя в себе гнев, Гофард шумно встал из-за стола, будто ужаленный. Он злобно сжимал губы, а взгляд его был пронзителен, как у стальной птицы на столе настоятеля. Как никогда, церковнику хотелось занять место этого старика, чтобы, наконец, показать, что значит по-настоящему служить церкви верой и правдой.

— Я не забыл, Верный Дранас, — слова колко летели в настоятеля. Гофард с презрением повторил за ним приказ. — Сегодня я отберу себе людей для отряда, а завтра обязуюсь зайти к архимагу.

Адриан слегка склонил голову, будто в почтительном жесте, но, скорее, подчеркивая недовольство. Он коротко закончил вопросом:

— Еще будут указания, Верный Дранас?

Наставника только забавляла беспомощность паладина в этом разговоре. Он даже не хотел этого скрывать, широко расплывшись в улыбке. Уже долгие годы ничто не могло перечить воле настоятеля.

— Вы свободны, Карающий Меч. Прах к праху.

Воин не заставил себя долго ждать, направившись к выходу. Адриан выпустил всю копившуюся злобу, с силой захлопнув дубовую дверь за собой. Она готова была сорваться с петель, но чудом осталась на месте. Впрочем, монахам было не впервой ее чинить.

***

Гофарду всегда нужна была четкая мотивация, цель, которой он мог отдаться до конца. Он всегда должен был знать, что все идет во благо самой Истины. Потому слова в письме и реакция настоятеля сильно покачнули уверенность паладина. Церковь обладала неоспоримой властью, и ничто не могло заставить ее быть обязанной кому-то, тем более колдунам.

Адриан предвзято относился к этим шарлатанам. Его вера не клеймила их деяния как нечто греховное, нет. Но паладин достаточно хорошо вчитывался в писания, и в текстах почти всегда маги выставлялись не в лучшем свете. Они были сборищем предателей и лжецов, преисполненных властью. Не зря в Послании был свой собственный свод законов для магов и их учений. Каждый из них должен был соблюдать их, дабы не пресытиться этой безмерной мощью, корни которой уводят в грех.

Несмотря на все это, колдуны считались важной частью Королевства, хоть они и вели свой образ жизни обособленно. За столетия они сильно продвинули науку, улучшив быт жителей. Но, как было сказано в священных текстах, из-за возможного всесилия им воспрещалось нести магию во вред живому, в любых проявлениях. Магам даже нельзя было участвовать в войнах, сколь бы ни было велико искушение командующих. Любой чародей, пренебрегший священными запретами, считался отступником, нечестивцем. Для этого Адриан и был рожден — находить тех, кто забыл нерушимые постулаты. Многие годы жизни он потратил, чтобы собственноручно карать эту погань. Ведь если что-то получается лучше всего, то, может, в этом и есть твое истинное призвание.

Да, он был согласен, что этот мир нуждается в магах, живущих в своих башнях, в Оплоте Чудес. Да, они все искры от огня Феникса. Но в чем же причина его внутренней нелюбви к ним? В этой неприязни отражались годы охоты на отступников, что взрастили твердое недоверие ко всем представителям этой элитной касты. Он видел достаточно горя, сотворенного ими, чтобы перестать верить в любое возможное добро от них.

Хватит накручивать себя. Душевное буйство нужно было утихомирить, Адриан понимал это. Спустившись из покоев наставника, он проходил по коридору, что тянулся по периметру внутреннего двора монастыря. День только начинался, и мир грелся под палящими лучами солнца. Блестели оружия на стойках. Блики на стальных щитах ослепляли любого, кто на них посмотрит. Гофард рассматривал через частые проемы между колоннами молодых послушников церкви. Подальше от них группами расхаживали закаленные воины, решившие поупражняться. Звон железа разносился вместе с выкриками монахов. Кто-то из других паладинов, одетый в сверкающую кольчугу, выстроил нескольких новобранцев в ряд. Зычный голос раздавал подчиненным приказы на сегодня.

Каждый выполнял работу, угодную Фениксу, какой бы она ни была, и в этом постоянстве Адриан хотел обрести свое спокойствие.

Он приметил, как по траве волокли чугунный чан, думалось, что на кухню. Среди нескольких монахов, тащивших тяжелую ношу, один что-то громко обсуждал с другими, смеясь слишком заразительно. Для Гофарда слова доносились как будто со скрежетом, царапая его чувства. Глупости какие-то, ведь смеялись не над ним. Несколько раз мстительно бросив в их сторону взгляд, он все же решил пройтись до них. Нечто скрытое не давало ему покоя. Внутри снова поднималось нехорошее чувство.

–…но смотрю, что она совсем глупая. Ну я и говорю ей: «Так себе реликвия, просто кусок камня, видал и получше. Но если ты так хочешь, могу тайком к Пепельной Чаше пропустить тебя. Давай для начала только ты мне что-нибудь покажешь взамен.»

Чернявый монах смеялся над собственными словами, глупо и мерзко. От этого Гофард только ускорил шаг, от чего его уже заметили ближайшие послушники, почтительно отходя в сторону. Все видели, что кому-то не повезло разозлить Карающего Меча. Его ярость должна была настигнуть виновного, где бы Адриан его ни нашел.

— Ну и говорю ей дальше: «Феникс такое наоборот одобряет, ты не знала? Так в писаниях и написано, что должны услужить нам во…»

Кулак с треском заткнул парню рот, принеся дикую боль. Как такие чванливые юнцы вообще попадают в святую святых! Немыслимо! Преисполненный удивления, монах мешком упал на траву, взирая снизу на паладина и своих собратьев. Адриан возвышался над ним с неподдельным возмездием в глазах, будто обвиняя во всех грехах, которые юноша еще не совершил.

— Что там Истинный Феникс говорил? Повтори-ка это громче, слабак! — слова вылетали из уст, сжигая все добродушие вокруг. Монахи узнали Гофарда, наслышаны были о его вздорном характере. Почти все они молча прятали глаза, искоса все же поглядывая. Никто не хотел попасться под горячую руку. — Вставай! Ну же! У тебя нет сил даже сказать что в ответ?

Послушник лежал во дворе церкви, беспомощно озираясь по сторонам. От своих собратьев, нерешительно наблюдавших за сценой, он так и не дождался помощи. Он просто не понимал, за что на него налетел старший по званию и чем он провинился перед ним. Слегка дотрагиваясь до разбитой губы, монах трясся от страха, не представляя, что ему делать дальше.

— Уже не так легко сказать мерзость о нашем боге?! Думаешь, ты здесь самый умный, мелкий ублюдок?! — тяжелый сапог с силой влетел под подбородок юноше, кровь каплями оросила траву. Где-то рядом на землю упал зуб. — Теперь ты у нас увидишь Истину!

Бить лежачего? Плевать о своей чести, когда у соперника ее и не было. Последовали еще удары, приносившие удовольствие Гофарду. Кулаками он выбивал из чахлого юнца всю грязь, копившуюся в душе. Ярость окрыляла его, затмевая взор. Он видел лишь кровь, необходимую для очищения, превращая лицо монаха в кровавую маску. Неважно, что будет дальше. Для паладина был важен лишь этот праведный миг. Он верил, что делал только лучше этому хнычущему послушнику.

— О пламя! Адриан, что ты, черт возьми, делаешь?

Сквозь толпу монахов пробирался высокий рыжий паладин в кольчуге. Добравшись до Адриана, он схватил его сзади и попытался убрать подальше от еле живого послушника на земле. Это оказалось не так просто, как думалось. Все тело Адриана было свито из крепких мышц. Он оставался на месте, словно не замечая, как его пытались оттаскивать в сторону.

— Вы все слышали?! Он не достоин быть в святая святых! Вышвырнете его к чертям, к Бегемоту! Я убью каждого слабака, если услышу от него подобные богохульства! — Гофард сотрясал воздух руками, несмотря на то, что его упорно тащили прочь от личной бойни. На его сапогах блестели капли крови. В глазах клубился алый туман, святое безумие.

— Ты сдурел совсем?! — воин смог силой отвести Адриана в сторону и отшвырнуть его на землю. — Думаешь вообще, что ты творишь?!

Тот приподнялся на локте, громко втягивая воздух. Волна праведного гнева как резко накатывала на него, так и стремительно отступала из сознания. Гофард попробовал сплюнуть, но ярость выжгла всю влагу во рту.

— Иногда мне кажется, что только я один здесь могу думать, — он поднялся на колени и начал медленно вставать. — Да ты послушай их: только и хотят залезть под юбку, поганя собой облик нашей веры. Втаптывают ее в грязь своей похотью, не проявляя никакого уважения. Они просто живут и не знают, для чего.

Адриан близко подошел к рыжему паладину, который был на пол головы выше него. Тот недовольно смотрел на Гофарда, как смотрят на ребенка, заигравшегося допоздна.

— Они зубрят эти фразы из Послания и не понимают смысла в нем. Просто слова, чтобы использовать для своих благ, — произнося это, Адриан смотрел слишком уверенно на собрата. Он будто знал обо всех мыслях, проносившихся у того в голове. — Кто-то же должен их поставить на место. Это наша церковь, и все должны быть верны лишь Истинному Фениксу, а не своим желаниям.

— Ты только что избил молодого послушника, и мне плевать, что он там сказал, — монах в кольчуге жестко выговаривал каждое слово. Своим холодом он будто остужал нрав Гофарда. — Ты так и убить мог того паренька. Разве этого ты хочешь — забить насмерть кого-то? Это не стоит того. Займись уже своим характером, тут его проявлять вообще не к месту.

— Может и так, мой друг. Но когда все забудут Истину, мне не стыдно будет взглянуть в зеркало.

Дыхание еще учащенное, капли пота по лбу. Гофард вытер лицо рукавом, а после осуждающе посмотрел на своего собрата по вере. Быть может и правда, Адриана никто не понимает. Он медленно подался назад, указательный палец направляя в сторону рыжего воина:

— Скоро мы идем за отступниками, Рельнадо, — с ехидной усмешкой произнес Карающий Меч. — Ты и еще несколько твоих людей пойдут со мной. Пусть к завтрашнему дню уже будут готовы.

— Так вот оно что значит, да? Опять с настоятелем, выходит, повздорил? — сказал монах, в недоумении подняв руки. Гофард лишь отвел взгляд. — И поэтому ты устроил взбучку тому парнишке? Выпусти пар лучше в другом месте. И чего ты вообще добился сейчас?

— Сегодня церковь получила еще одного истинного верующего, в этом я не сомневаюсь.

Адриан взглянул последний раз на того, кто сейчас получил ценный, хоть и радикальный урок. Сохраняя отрешенный вид, молодежь разошлась по сторонам. Монахи, что несли чугунный котелок, пытались осторожно поднять пострадавшего собрата. Тот болезненно стонал при каждом движении. По шее вниз под балахон стекала кровь из рваных ран. Лицо опухло, а один глаз не мог раскрыться. Во рту зиял черный провал, которого несколько минут назад еще не было. Кажется, он до конца жизни будет пугать прохожих своим видом. Думалось, послушник еще легко отделался. Адриан был способен сделать намного больше, все ради его столь любимой веры, и столь ненавистной власти церкви.

Рельнадо проследил за его взглядом:

— Если паренек переживет сегодняшний день и не сломается, то мы получим еще одного полоумного фанатика, — уже грустно заметил Рельнадо. — Я, видимо, никогда не привыкну к твоим методам, Адриан. Думаю, у тебя и без этого есть дела. Завтра мы все обговорим еще раз.

Демонстративно отвернувшись от своего друга, он направился подальше от лучшего из лучших служителей церкви. Монахи вокруг тоже пытались найти занятия в стенах монастыря. Несмотря на кроткие взгляды по сторонам, Адриан оставлял впечатление довольного собой паладина, хоть и пожираемого внутри противоречиями.

***

— Прости мне мой гнев, хоть и направлен он во благо. Прости мне мою слабость, что я веду своей силой.

Стоя на коленях в своей келье, он смотрел в узкое окно. Руки сжимали железный кулон на шее, истертый пальцами до блеска. Своей формой он напоминал оперение стрелы. Гофард дорожил им, ведь это единственное, что осталось от его прошлой жизни. Единственное, что давало ему повод жить дальше.

Он молил о прощении, но не знал, нужно ли оно ему. Как пересилить гнев, свое праведное безумие? Лишь уповать на Его волю. Истинный Феникс заберет к себе его пламя. Он направит его душу к свету. Он направит его руку на заблудших, на слабаков. Он даст силу ему, он покарает их…

— Нет, все не то! — крикнул в пустоту Адриан, и слова эхом возвращались к нему, неся в себе обвинения.

Страх снова поселился в голове. Каждый день он боролся с ним, что уже казалось ему сумасшествием. В моменты бешенства жизнь представляла из себя сон. Все это дурной кошмар, в котором он терялся и не понимал, почему не может им управлять. Своей яростью он хотел чувствовать себя живым, делая больно другим. Должно быть что-то, что удержит его. Нечто постоянное, неизменное.

— Истинный Феникс, услышь меня. Озари меня своим светом, укажи мне путь.

Единственное, что было примечательным в скромной серой келье, это горшок с растением, тем самым на окне, аккуратно загораживающим одинокий свет. Длинные тонкие листья поднимались вверх и под своей тяжестью опускались на подоконник. Остров спокойствия, частичка жизни, которую ценил Пылающий Бог. Адриан любил подолгу смотреть, как лучи солнца проходят сквозь зелень.

Адриану оставалось жить только ради своего бога и, как думалось, ради молчаливого друга на окне.

Как бы противоречиво ни вел себя Гофард, он не считал себя дурным фанатиком или сумасбродом, не способным контактировать с людьми. Были личности, что считали его хорошим человеком, хоть и с натяжкой. Адриан был тем человеком, который может и не отличаться при знакомстве от других волевых личностей. Вы общаетесь с ними, и они в ответ не кажутся вам такими уж безумцами. Просто не поднимайте темы, которые им не понравятся. У них всегда найдется парочка слов, которые уже вам могут не пойти на пользу. Тем более, не пытайтесь больше узнать об их жизни и, тем самым, чаще проводить с ними подолгу время. Вы даже не заметите, как этот с виду уравновешенный человек подумает, будто вы готовы принять его таким, какой он есть на самом деле. И, поверьте, вам это точно не понравится.

И потому, растение на окне было эталоном друга для Адриана Гофарда, и лучше него нельзя найти.

***

Весь день он провел в подготовке к священной миссии, даже толком ничего не зная о ней. Сомнения стравливались с доводами, которые Гофард использовал в собственных мыслях, ведя ожесточенный спор в своей голове. Он старался верить в честность помыслов, важность предстоящей вылазки, но осторожность по отношению к людям брала верх. Пока он не докопается до истины, не будет ему покоя.

Еще днем он составил список тех воинов, которые войдут в его состав Ведомых. Со многими он не единожды ходил на охоту за отступниками. Троих монахов решил взять из новичков, но способных. Писарь наставника обещал оповестить всех на вечернем сборе во дворе и вывесить список на доску объявлений при дворе монастыря. Хоть этот щуплый юноша и не заслуживал уважения, однако свое дело делал вовремя и правильно. А Гофард привык, чтобы его приказы выполнялись, и выполнялись беспрекословно.

День проходил буднично, как по расписанию. Эмоции, разрывавшие его утром, совсем стихли. Иногда, когда Гофард ловил на себе неловкие взгляды в коридорах, чувство вины появлялось вновь. Однако это длилось недолго. К вечеру от давящих мыслей не осталось и следа. Адриан будто не придавал значения недавним событиям.

В тот же день паладин заходил в оружейные комнаты, лично проверял имущество монастыря. Всё было на своих местах: с десяток старых кузнецов, их подмастерья, следящие за складом. Появилось несколько новых рабочих, занятых мелкими делами. Были подсчитаны необходимые снаряжения для отряда. Отданы приказы по снабжению.

Двенадцать натренированных воинов входили в состав отряда его новых Ведомых, которых Гофард с уверенностью отобрал. Каждому из них приписывалось стандартное снаряжение для исполнения долга. Адриан проследил, чтобы все из него было учтено: тяжелые стальные доспехи, меч со щитом, которые, ввиду особенностей, использовались лишь один раз за всю охоту.

Их церковь хранила великое доказательство бога, что до сих пор помогало им сражаться — чашу с пеплом умершего Феникса, реликвию всего мира, святыню святынь. Феникс завещал свой бесконечный прах человечеству, дабы противостоять алчным властителям магии. В ночь на отправку в Гаспор все обмундирование обработают этим священным пеплом, а после вновь обожгут металл. Благословенны будут тогда доспехи Ведомых, и ни один отступник не сможет помешать свершению праведной воли.

Но всему была своя цена. Со временем, через месяц-полтора освященная сталь мгновенно пожиралась ржавчиной, совершенно необъяснимо. Ничто не могло выдержать силу Пламенного Бога. Как говорили в церкви, Феникс снова все обращал в прах.

Чудо было. Каждый раз Адриан убеждался в этом, когда еще один отступник, загнанный в угол, молил о прощении. Чудо было, когда меч вонзался в плоть, обжигая внутренности грешника. И от этого Адриан получал истинное удовольствие.

***

Солнце почти ушло на покой, когда все дела Адриана были сделаны. Работа приносила ему больше спокойствия, чем тишина. Знакомая рутина бальзамом разливалась по сердцу. Каждое его решение было успешным, каждый приказ учтен и выполнен. Даже ужин в столовой прошел как по маслу.

В просторной столовой не было толкотни, что случалось довольно редко. Монахи ели, как и полагается, стоя возле длинных высоких столов. Подавали уху из речной рыбы. Если Адриан не ошибался, бульон варился на осетре. Он как раз обитал в здешних водах реки Камаяла. Сдобренный приправами бульон содержал в себе кусочки картошки, иногда попадалось и мясо самой рыбы. Однако обилие трав выдавало не первую свежесть продуктов. Паладин, впрочем, не ощутил заметного отличия во вкусе. Подавался ужин с еще теплым хлебом. Братья-монахи искусно добавляли в тесто вино, привнося в него необычный пряный вкус.

Паладина трапеза успокаивала, особенно если это такой сытный и простой ужин. Тяжелый день подходил к концу, и в оживленной столовой легко забывались все проблемы, все накопившиеся тяготы. Люди вокруг занимались тем, что должны делать в первую очередь для себя — насыщаться. Можно было снова вспомнить священные тексты, сравнить цикл жизни с жизнью Феникса.

Но не сейчас. Ужин был важен по-своему. Вечером, наслаждаясь пищей, понимаешь, какие трудности были пройдены, и можно спокойно разложить мысли по порядку. В каком-то смысле, Адриан считал ужин священным временем трапезы. Не понимал, как вообще можно о нем забывать в дни, не отягощенные более важными делами. Даже в походах, когда солнце скрывалось за горизонт, к этому времени его отряд уже должен был быть готов к трапезе. Какие могут быть с утра силы, если ложишься с пустым брюхом?

Ужин с ним обычно разделял Рельнадо, его друг с молодых лет. В плавном потоке из служителей монастыря Гофард так и не смог выловить его взглядом. Он надеялся, что вспышка гнева с утра не сильно задела товарища. Хоть Гофард и считал его неженкой, Рельнадо всегда оставался верен ему, каким бы только он ни видел Адриана. А неконтролируемые приступы у него были обычным делом. Он ничего не мог с собой поделать. Гофард почти всегда считал свои действия оправданными. Ведь только силой можно достичь желаемого, а гнев — зерно этой силы.

Покончив с едой, Гофард направился в собор, который находился в главном корпусе. Именно там была сама жемчужина церкви, достояние самого Феникса — ценнейшая Пепельная Чаша, сохранившаяся со времен пришествия божества на землю. Ее охраняли даже лучше короля. Дозорные у главного входа по карнизам башен, готовые пустить стрелы в неприятеля. Десятки монахов, облаченные в парадные доспехи, сменялись каждые несколько часов на своих постах, вооружившись алебардами. Сотни людей каждый день приходили со всех уголков Единого Королевства, чтобы своими глазами увидеть прах Истинного Феникса. Неусыпная стража следила за рьяными верующими. Ближе, чем на десять шагов воспрещалось подходить к чаше. Никто не смел перечить такому укладу, и на то были причины. Скорее не чашу хотели защитить от богохульников или воров, а самих верующих — от реликвии.

Священный прах Феникса был бесконечен, сколько бы его ни брали. Он был способен на чудеса, большая часть из которых обращала вещи в ничто.

Адриан зашел в большой собор со стороны одного из коридоров монастыря. Почтительно склонив голову, он направился под главный купол. Потолок уходил высоко вверх, оставляя место красочным барельефам и фрескам, изображающим картины прошлого. Почти везде на них огненная птица сражалась либо с людьми, либо с чудовищами. Статуи в нишах пугали своими размерами, скалились на посетителей.

Ступеньки, ведущие в сторону абсиды, торца собора, поднимались с перерывами, образуя площадки для небольших осветительных жаровен. Безмолвные стражи стояли рядом с ними, строго на своих постах. Все, как и всегда. Уже наступила ночь, и в витражных стеклах можно было различить в какой стороне взошла луна. По полу стелился багровый ковер, начинавшийся от уже закрытых главных ворот. Долгий путь нужно было преодолеть, чтобы дойти до божественной реликвии.

Она была впечатляюще простой. Каменная угловатая чаша, в ширине чуть больше человеческого роста. Края ее были украшены зубьями, подобными клыкам хищника. Святой пепел таился внутри чаши и своим видом ничем не отличался от обычного. В нем не было ничего особенного, совершенно. Просто огромная куча пепла, как если бы монахи собрали его из всех щелей кузницы.

За подобные мысли Адриан и выбивал зубы глупцам.

Карающий Меч Феникса припал на одно колено перед Пепельной чашей, не нарушив дозволенных границ. Одной рукой он достал свой кулон в форме оперения стрелы, поцеловал его, лишь слегка коснувшись губами, и приложил ко лбу.

— Истинный Феникс, если позволяешь мне просить, так дай мне слова, дабы ты услышал их, — Гофард произносил молитву, с которой он всегда начинал. Его голосу лишь вторил ветер, что завывал в щелях стеклянных витражей, да слышалось потрескивание огня в жаровнях позади. — Ведь молю я о свете твоем, который изливаешь. Молю о страсти и желании жить для тебя, ведь без огня твоего нет тепла в наших сердцах. Путь наш милосердный, что выкован злом, должны пройти превозмогая. И простит нас тогда Истинный Феникс, восстав из пепла, дабы вновь обратить нас в прах. Прах к праху.

Он на мгновение смутился отчего-то, словно для него в осознании открылась новая дверь. Что-то щелкнуло в голове, погрузив мир вокруг в тишину, поглощающую звуки. То, что произошло сегодня днем, донеслось до него смятым эхом.

Сейчас Адриан преклонял голову перед пеплом великого существа, которое было творцом всего сущего. Именно он, Истинный Феникс, показал, как от его огня зародилась вся жизнь. Он, явившийся тысячу лет назад, свергнул злостного Бегемота, бесчестного демона, что, затаившись в идолах, отравлял души людей. Мерзкий Бегемот, пасть с миллиардом зубов, пожирал своих служителей в тайне ото всех, а люди почитали его своим создателем. Если бы не Феникс, кто показал бы истину? Кто смог бы изгнать лживого монстра, как не Истинный бог?

И сейчас, спустя столько лет, что выросло на величии Истинного Феникса? Мощь, огненный кулак из десятков тысяч людей, готовых биться во славу имени Его.

Имени, но не истинной сути Феникса. Все забыли, чему действительно учат писания. Мысль поселилась в этот момент по соседству с остальными, заражая их. Что, если сейчас уже завелся новый Бегемот?

Гофард сам подивился собственной мысли. Что за чушь! Видимо, он сегодня совсем утомился, и такие рассуждения должны быть изгнаны, и чем быстрее, тем лучше.

Но все же… Деяния настоятеля и до этого иногда ставили под сомнения его мотивы. Руководствовался ли он волей Истинного Феникса или ради личной выгоды? Ведь постулат Бога был прост — почитайте огонь в своих сердцах и зажигайте новые. Истинный Феникс велел им жить и преодолевать все трудности, дожидаясь его прихода. Тогда он подарит вечную жизнь тем, кто был ему верен до конца.

Верному Дранасу было плевать на вечную жизнь. Он больше не хотел нести огонь Истины в сердца других. Он угас, покорившись власти и старости. Настоятель стал словно этот пепел, покоящийся на одном месте уже почти тысячу лет.

Адриан отложил эти мысли в сторону. Не стоит о них забывать, но и мешать ему они не должны. Сейчас есть куда более важные дела, о которых стоит задуматься. Завтра он обязан будет навестить Оплот Чудес. Предстояла встреча с этим архимагом Анктусом, который никогда не покидал свои чертоги. Гофард еще ни разу не виделся с ним, и не ощущал большого желания. Он был уверен, что разговор предстоит не из приятных.

Гофард еще раз взглянул на свой стальной медальон. Он был неестественно теплый, истертый до блеска. Пальцами провел по слегка выпирающим петелькам. Он чуть встряхнул его, почувствовав внутри перекатывание песчинок. Адриан верил в чудо, ведь он в каком-то смысле сам его сотворил. В его руках было одно из них, и это что-то да значило.

О чем шепчут листья

Оставим в покое церковника и поговорим о том, что вы, наверное, забыли в истории нашего Единого Королевства. Да, я, конечно, не зря упомянул этого импульсивного монаха, чей характер может вводить в недоумение. Он тоже сделает решающие ходы в этой истории. Его время настанет, и об этом вам еще предстоит узнать.

Но пока что перенесемся далеко к югу от Сопирона, ближе к границе Единого Королевства. Здесь находился крупный город Гаспор, просто переполненный людьми. Отличный перевалочный пункт, удобные пути между соседними городами для торговли. Люди стекались сюда не меньше, чем в столицу, чаще всего из-за его доступности. Влияние церкви с годами здесь слабело, позволяя богатым людям ближе подобраться к власти.

Этот город граничил с густым и древним лесом Тинраль, заимевшим в народе плохую репутацию. Всякий, кто туда заходил, больше не возвращался. Еще в далекие эпохи, до пришествия Феникса, ходили байки об оживших деревьях, смертоносных ветвях, шепчущих листьях. Конечно, у страха глаза велики, учитывая, сколько людей к тому времени бесследно сгинули в темной чаще. Лишь спустя столетия сказки о живом лесе частично были развенчаны.

Их называют дикими эльфами — с виду похожие на своих собратьев на севере, только особо не любящие мороз. В отличие от северян, кожа у них не бледная, и почти не отличается цветом от кожи любого здорового человека. Заостренные уши, как и полагается их народу. Но вот волосы их всегда были зелеными, чаще темного оттенка. Иногда, однако, встречаются локоны почти ядовитого цвета.

Сейчас прошло чуть больше века с тех пор, как в королевстве объявили лес Тинраль запретным. Его границы казались нескончаемы, перекрывая собой проход на юг. Массивные деревья упирались на востоке к Лживому морю, а на западе вплотную подступали к горам, которые прозвали Рогами Слепого.

Все живые существа отличаются своей любознательностью. Жажда знаний толкает в темную пропасть, полную ответов. Так и люди раз за разом пытались покорить этот лес, узнать его тайну. Даже несмотря на вечные политические распри во времена, когда о Едином Королевстве даже не было речи, люди хотели достигнуть юга. Они не желали покорять морскую стихию, горы на западе их не прельщали. Позже север сам отдался во власть Истинного Феникса. В своем безрассудстве человечество поставило цель — юг должен быть достигнут.

Любая попытка пересечь Тинраль всегда оказывалась безуспешной. «Духи леса не пускают» — говорили выжившие и гордились в тавернах своей сохраненной жизнью. «Духи леса охраняют» — говорили авантюристы, лорды и смелые воины. Все более желанной становилась идея. «Здесь меня точно никто не найдет» — говорили воры, убийцы и прокаженные. Только они достигали своей цели. Больше о них никто не слышал.

То, что случилось тысячу лет назад, пронеслось огненным вихрем по землям. Тогда все разрозненные королевства объединились под крылом Феникса. Тогда мы поняли, что есть нечто большее, чем мы способны представить. Ссоры между соседями, воодушевленными Посланием Пламени, сходили на нет. Многие из них покорились от страха перед носителями Имени Его. Церковь Истинного Феникса объединила все земли, становясь богаче и целостней год за годом. Войны потеряли всякий смысл, ведь Пламенный Бог наказал ценить жизнь во всех ее проявлениях и создавать новую. На этой почве и взросло Единое Королевство, что здравствует до сих пор.

Однако в те стародавние времена власть досталась влиятельному лорду, которого и нарекли королем. Почему? Спросите это у Голоса Феникса, пророка, написавшего Послание. «Своих детей, что отдали пламя жизни мне, я поведу сам. Повести свой народ должен человек, которого он выберет». Пройдут еще сотни лет, прежде чем титул короля растеряет всю власть, перейдя в церковные руки.

К слову, люди никогда сильно не стремились покорять морские дали; лишь недавно смогли обогнуть по воде проклятый лес и встретить поселения других народов. Почему же жители Королевства не нашли их раньше? Может, были так увлечены тем, что происходило совсем рядом. Может, не пытались мечтать о непостижимом и далеком. Каждый думал об уютном гнездышке у себя дома, о своей безопасности. Сначала молили судьбу, чтобы на утро проснуться живыми. Молили лордов о безопасности, чтобы не быть убитыми соседями. Теперь каждый молится Фениксу, но ни один из прошлых страхов так и не исчез.

Почти пятьсот лет назад, король Иармо был ослеплен своим величием. Проблемы извне давно перестали существовать из-за отсутствия соседних держав. Мысли о большей власти опьяняли его, питая все самые смелые решения. Он желал, чтобы именно его имя написали под значимыми событиями в истории Единого Королевства. Конечно, напишут, но только на ее черных страницах.

Король Иармо, с позволения церкви, организовал самую масштабную кампанию со времен объединения земель. Ораторы короля и монахи церкви разбредались по всему королевству, призывая на покорение Тинраля. Тот проклятый лес называли угрозой, и на каждом углу восславляли грядущую победу над ним. Матери прощались с сыновьями, которые гонялись за сказками: за тайнами, что в них хранились. Наемники видели небывалую награду меж темных деревьев. Узникам и предателям обещали свободу. Все королевство позабыло о рутине, воцарившейся с приходом Феникса. Все королевство верило, что уже завтра прольется свет истины на юге.

Больше полугода заняли сборы первой экспедиции. Воодушевление и единый замысел сдвигали горы, сжигали в головах лишние мысли. В то время Гаспор был лишь деревней, и жители его были переполнены энтузиазмом. Тысячи людей ютились у костров, проверяли по несколько раз снаряжение. Воины готовились к неизвестности, полируя мечи. От скуки и пылких идей балагуры выпускали копившийся пар на окружающих. Пересчет провизии, пересчет обмундирования. Легион топоров. Пустые обозы. Крики в темноте, столпотворения, проклятия.

Здесь предадут огню десятки людей за ересь и трусость. Сотни даже не доживут до дня наступления. Тысячи не вернутся после него.

Сейчас оба народа называют тот день Днем Листопада. Тогда экспедицию отбросило к границе леса, не успели люди толком ее пересечь. В этот день незваные гости задыхались со стрелами в горле. Стеклянный взгляд жертв смотрел в небо из ям, полных острых кольев. Ловушки нещадно поджидали жителей Королевства на каждом шагу. А когда первопроходцы встречали смерть в капканах, остальных с деревьев стрелами начинали теснить дикие эльфы.

Еще один миф перестал существовать. Для человечества сказка стала осязаемым врагом, без предупреждения готовым убить любого, кто переступит порог его дома. Это было дикостью, схожей с животной. Лесной народ по праву заслужил свое прозвище — дикий.

Много было кровавых лет у Гаспора. Деревья пропитались ненавистью и со злобой глядели на Королевство еще многие века. Были и победы, но разве можно их таковыми назвать, если в итоге ничего не достигнуто? За все время люди и эльфы устали от этой бесполезной войны, и сейчас каждая сторона старается не замечать друг друга. Диким эльфам никогда не были нужны чужие земли, а человечество обрело смирение. Теперь Тинраль считается запретным лесом. Все понимают, что ничего не изменилось, хотя мы и перестали бояться. Теперь духи из прошлого — вредные соседи, которых лучше не трогать.

Но сегодня их потревожили вновь.

Проклятый

Вся его жизнь была большой загадкой для него самого. Никто не мог ответить на его вопросы, которые мучили с детства, потому что ответов, наверно, и не было. Он достаточно прожил, чтобы принять свою судьбу, но полностью избавиться от раздумий было сложно. Такой простой пустяк, малое отличие от других сделало его отверженным среди своего народа. Но никто его не изгонял или открыто не жаждал смерти, по крайней мере сейчас. Альнарона лишь обходили стороной, будто зная его грязный секрет, о котором он сам не догадывался.

Дикого эльфа перестала донимать эта отчужденность уже несколько лет. Отмахнулся от других, как от назойливых мух, вечно жужжащих под ухом. Он свыкся, признал самого себя и свое место в этом мире. Бывало, на него накатывали мысли покончить со всем этим абсурдом. У него было много вариантов: правильный разрез на руке, веревкой на ветке или просто наткнуться на разъяренного медведя. Но ничего из этого не давал ему сделать его собственный страх. Просто жил дальше, как того хотели родные, только не понимая зачем.

И ведь проблема была только в одной детали. Единственное, что отличало Альнарона от остальных — его полностью черные глаза. Само ночное небо не могло сравниться с мглой, поселившейся в глазах эльфа. Их пустота пугала его дикий народ, и с постоянным страхом, окружавшим Альнарона, приходилось только мириться.

Дозор проходил без происшествий. Изо дня в день ничего не менялось, отчего можно было сойти с ума. Шелест листьев, далекие отголоски животных. Где-то перекликались птицы. Вокруг царила безмятежность, которая Альнарону уже осточертела. Там внизу, под ветками, стелился ковер из травы и пожухлых листьев. Из него проростали густые кустарники, готовые спрятать любую живность. Весь лес был живым, находясь в постоянном движении. Однако здесь ничего значимого просто не могло произойти.

Было время, когда эта часть леса Тинраль казалась ему необъятной. Тогда еще здешние места были незнакомы Альнарону, отчего он с легкостью мог заплутать. Когда отец учил его Пути Леса — искусству бега по деревьям — мнилось, что еще многое нужно узнать о своем родном доме. Вскоре, даже если пейзаж вокруг не сильно менялся, для восприятия дикого эльфа любые мелочи становились особенностями. С годами он стал ориентироваться в пограничных районах, с виду почти не отличавшихся друг от друга. Теперь ощущалось, как будто его лес стал намного меньше.

Деревья были стары и надежны. Высоко поднимаясь к небу, они распускали десятки крупных веток, пересекающихся между собой. Эльф не колеблясь сменял их под ногами, стремительно проносясь среди желтой листвы. Широкий плащ, сплетенный из листвы, колыхался позади него, сливаясь с окружением.

Дикий эльф не боялся упасть, пробегая на большой высоте по деревьям. В его движениях виделось мастерство, отточенное годами. Умение и ловкость были самыми важными качествами у стражей диких эльфов. Альнарон видел путь из переплетений ветвей впереди, оценивая их хрупкость под собой, замечая преграды. Путь Леса стал настолько прост, что эльф даже не мог представить, как тяжко давалось это мастерство в начале обучения. Этим знаниям научил его отец много зим тому назад, когда Альнарон был еще юнцом.

Все было проще в то время. Именно те годы, которые Альнарон провел в учении с отцом, были ему по-настоящему дороги. Тогда он чувствовал себя более значимым. Альнарону, бывало, думалось, что сейчас он сам теряется в череде лет и проживает чужую жизнь в далеком будущем, как бы абсурдно это ни звучало. Вот-вот он проснется и поймет, что это лишь видения, мнимые воспоминания.

Но он не просыпался. Альнарону хотелось изменить что-то, лишь не знал, какой мог быть у него выбор.

Он был одним из стражей леса, первым, кто встретит опасность извне. И эта работа, которую он должен был выполнять, являлась, наверное, самой бесполезной. Последние несколько десятков лет дозоры стражей — скука несусветная. В крайнем случае, можно было наткнуться на испуганного человека, но тот скорее себе навредит, чем жителям Тинраля. Не имея толком цели, стражи только и делали, что бессмысленно слонялись по лесу, но все равно продолжали гордиться своим долгом охранять пустой лес. Таков был уклад в клане, и менять его никто не собирался.

Традиции здесь чтили и чутко хранили, боясь нарушить устоявшуюся схему. Здесь все было построено на знаниях предков. Дети наследовали обязанности родителей, не пытаясь найти собственный путь. Династии резчиков по дереву и камню, строителей, охотников и прочих — каждый дикий эльф должен был передать потомкам свои умения. Достойно было продолжать дело своих предков, и потому считалось обязательным иметь по два ребенка в семье. Как и дело отца, так и дело матери должны были передаться будущему поколению. Потеря стареющих знаний и уход от своего наследия считались позором.

К слову, в их клане давно никого не изгоняли по такому поводу. Как ни противилась молодая кровь, неизменный цикл продолжался. Настолько дикие эльфы привыкли к такому укладу жизни, что и не старались менять его. Альнарон из рода Деноров тоже не стал спорить с этим порядком, понимая всю его важность. Но это не дало ему уверенности в правильности выбора, который сделали за него.

Альнарон остановился на миг оглядеться. Всматриваясь в однотипный пейзаж, дикий эльф будто утонул в идиллии леса. Листва покрывалась осенней ржавчиной и начинала ровно стелиться по земле. Где-то внизу промелькнул силуэт кабана, донеслось негромкое чавканье. Страж даже не обратил на это внимания.

Мало что вообще могло случиться в этом вечном лесу. К сожалению эльфа, здесь всегда все будет таким же умиротворенным, как и вчера, как и неделю назад и больше.

Надо было хоть как-то провести время с пользой, пока дневной свет пробивался сквозь густую листву. Расправив плащ, эльф аккуратно присел на толстую ветвь. Спина уперлась в шершавую кору, по которой сновали мелкие муравьи. Альнарон снял свой лук, повесил его на ближайшую надежную ветку. Туда же повесил и свой кожаный колчан. Каменные наконечники зашуршали в нем, напоминая о кончающихся запасах. Впрочем, незачем было таскать с собой целую кипу стрел.

Не менее аккуратно Альнарон Денор вытащил из своей кожаной походной сумки книгу. Состояние ее было просто ужасным: переплет исшаркан, корешок порван. Нескольких страниц не хватало, а те, что остались — пострадали от времени и влаги.

Эльфу нравилось читать. Этот процесс доставлял ему удовольствие, неважно что за чтиво ему попадалось. За возможность ознакомиться с людскими книгами Альнарон все же был благодарен судьбе — лишь кастам стражей и летописцев позволялось изучать человечество, обучаться их языку и письменности. Надо всегда знать то, что у врага в голове. Кто же думал, что люди могут оказаться настолько интересными для Альнарона?

Молодой страж прочитал достаточно много трудов, написанных людьми, но все равно эта книга местами была ему непонятна. Язык людей давался не так сложно, как считалось. Некоторые слова были в новинку. Некоторые, думалось эльфу, он сам неправильно истолковал, хоть это и не сильно влияло на общее впечатление от прочитанного.

Альнарону было не так важно, о чем книга. Прошлый раз он читал некий трактат о пользе конских хвостов в медицине. Дикие эльфы даже и лошадей не держали, так что для него это были совершенно бесполезные знания. Сейчас он едва бы вспомнил, о чем именно говорилось в книге. Для эльфа главным был сам процесс чтения.

Сначала он совершенно не понимал, о чем идет речь в романе, который читал сейчас. Альнарон пытался снова и снова подбирать правильный перевод, выделял угольком неизвестные термины. Позже он вернется в деревню, чтобы свериться с некачественным, на его взгляд, словарем, который хранился в библиотеке клана. Ему будто хотелось одолеть эту книгу, чтобы она стала его личным трофеем. Это давало ему смысл хоть к чему-то стремиться. Такая бесполезная цель была лучше, чем полное ее отсутствие.

Книга ощутимо оттягивала сумку, хоть и не мешала стражу проноситься по ветвям. В обучении Пути Леса отец Оррик не раз привязывал к ногам сына камни. Он никогда не щадил его, обучая важному мастерству. В то время Альнарон часто злился на него, как и все подростки в своем возрасте. Сейчас, вспоминая те дни, дикий эльф не раз мысленно соглашался с отцовскими методами: только через сложности можно было добиться большего. Навыки давались с болью, но от этого тренировки становились эффективнее. Если у Альнарона когда-нибудь будет ребенок, не исключено, что он получит те же уроки. Если бы когда-нибудь…

Денор потер большим пальцем багровый переплет книги, отгоняя от себя тревожные мысли. Вспоминались мелочи, которые били больно, складываясь в одну большую картину. Проклятому не дозволено иметь детей, никто даже и не согласится возлечь с ним. Хоть он и не желал заводить семью, такая несправедливость терзала душу. Удивительно, что многое становится желанным лишь после запрета. Интересно, что бы сказал отец на его мысли? Молодой эльф почти никогда не делился с ним подобными рассуждениями. Обычно он старался впитывать каждое его слово, слушая сильный голос.

Остановился в книге чуть дальше середины. В ней была история об успешном дворянине, что пользовался успехом у пышных дам. Подавляющая часть текста была заполнена описаниями романтических похождений светской личности. Сцены соития, местами в красках, нарушали естественный уклад природы. Это и забавляло, и вводило в недоумение. Неужели подобные истории могли быть реальны? И это правда, что такие вещи можно засовывать в человека? Он читал, пытаясь понять логику, но все больше появлялось желание обратиться к медицинским трактатам о строении людей.

Альнарону думалось, что было бы, имей он такой же успех у девушек? В его возрасте он давно должен был найти себе пару, да и как стражу ему пора было уже и ребенком обзавестись. Все равно стражей ждала вечная жизнь в дозорах. Старший брат на несколько зим старше него, а его жена уже была беременна вторым. Но вот младшая сестра, хоть и достигла нужного возраста, пока не собиралась выходить замуж. Она была слишком поглощена кожевничеством и почти догоняла уровень матери. «Я всегда могу успеть найти себе дурака для замужества», — говорила сестра и зарабатывала недовольный тычок от матушки. Мать любила подкреплять жестами свое мнение, чаще даже не высказывая его.

Все реже Альнарон уделял время своим родным. У всех была своя жизнь. У всех свои обязанности.

Он прочитал меньше четверти книги, когда услышал тревожную трель птицы. Доля фальшивости в ней, которую не смог бы распознать городской житель Гаспора, резала слух Альнарону: звучал предупреждающий сигнал другого стража, где-то восточнее. За всю жизнь только в паре случаев ему довелось слышать сигнальные свистки. Последний раз их использовали год или два назад, когда люди забрели в соседний район леса. Тогда это были наивные подростки, решившие найти здесь приключения. Они верили, что с ними не могло произойти ничего плохого. Видимо, никогда не встречали опасностей. Теперь из их костей дикие эльфы сделали какие-нибудь украшения.

Не перевелись глупцы среди людей. Другого незваного гостя, кроме как человека, здесь быть не могло.

Альнарон бережно вернул в сумку истерзанную книгу, особо не спеша на зов сородича. Небось, опять несколько отчаянных душ пришли либо спрятаться, либо что-нибудь спрятать. Один раз, помнится, попался ему старик. Тот горестно кричал, ругая свою судьбу. Альнарону стало настолько интересно тогда, что он спустился к нему с ветвей. Без сожаления он пустил ему стрелу чуть ниже кадыка, наблюдая за вытекающей человеческой кровью. В последние свои секунды старик смотрел на него с долей облегчения и, в то же время, осуждая. Он будто не ожидал такой боли, не знал сколь мучительно расставаться с жизнью.

Люди, подобные ему, приходили сюда найти скорую смерть, и эльфу не важно было, по какой причине. Денор был не против пострелять в чужаков, это хоть как-то разбавляло скуку.

Легко перебегая с ветки на ветку, Альнарон поправил для надежности колчан. Лук держал в руке для удобства. Страж быстро пересекал расстояния высоко над землей, оставляя за собой только шелест листвы. Это был словно полет совы, летящей к далекому гнезду. Как белка, не замедляя шаг, эльф находил надежную опору и тут же сменял позицию. Для любого человека эта неземная акробатика была чем-то недостижимым. Альнарону же она стала рутиной.

Чудеса, что происходят каждый день, перестают считаться таковыми.

Прозвучал еще один сигнал, уже ближе. Страж заметил затаившуюся среди ветвей эльфийку. Он знал ее, Ламьяму. Она, как и Альнарон, почти сливалась с окружением, облаченная в золотистый плащ. Ламьяма, казалось, переусердствовала с маскировкой, пытаясь полностью запахнуться в накидку. Только несколькими месяцами ранее эльфийка прошла инициацию в стражи. Неопытна и импульсивна, сказал бы Альнарон, если его спросят. Но нет, никому особо не было интересно его мнение.

На ходу подготовив стрелу, Альнарон тихо опустился на ветку пониже. Его цель была снизу, даже не пытаясь скрытно себя вести. Человек десять, пыхтят и неуклюже пробираются, словно кабаны. Они еще не слишком глубоко ушли в лес, но уже достаточно далеко от границы, что было необычно. Альнарон внимательно следил, притаившись среди увядающих листьев, изучал каждую мелочь у чужаков.

И эльф понимал, что они явно не собирались здесь просто так помирать. Люди целенаправленно шли за чем-то конкретным, знали, что их ожидает. Группа двигалась по парам, стараясь образовать кольцо. Это смотрелось несколько потешно, особенно когда они наступали друг на друга, но все же подобное оправдывалось эффективностью построения. Половина из них наготове держала в руках по луку, напряженно направляя его на все подозрительные ветви. Остальные несли громадины из сбитых досок, служащие щитом для лучников. В таком тандеме они могли хорошо согласовать оборону, даже при внезапной атаке. Они знали, куда идут, и приготовились, как могли. Люди за эти годы тоже хорошо изучили тактику своего неприятеля.

— Роза! — неуверенно крикнул человек, седой и гладковыбритый. Его зов был полон глупой надежды, будто сам понимал, что на него никогда не откликнутся. Люди вокруг начали перешептываться, явно утихомиривая его.

Роза? Помнилось, есть такой цветок у людей, кажется, красный с шипами. В книге как раз такие цветы дворянин дарил своим женщинам в обмен на их распутность. Альнарон как-то читал о металлических штуках, способных соперничать с этими розами. Вроде их называли монетами.

Зачем тогда этому человеку звать цветок? Они даже не растут здесь в лесу, это точно.

Эльф почувствовал, как на ветке повыше Ламьяма начала двигаться. Слегка натянулась тетива.

— Стой, — еле слышно прошептал Альнарон, но достаточно, чтобы эльфийка поняла. Не лучший первый опыт для новоиспеченного стража после безмятежных месяцев дозоров.

Каждый мужчина внизу был крепкого телосложения. Похоже, все они рабочие с ближайших полей. Они вели себя организованно, но все же ощущалась их неуверенность и явное волнение. Сейчас чужаки превосходили стражей числом. Несмотря на свою лучшую позицию, здесь не стоило геройствовать. Оставалось только ждать.

Люди осторожно ступали вперед, целясь почти во все стороны и надежно выставив щиты. Они что-то высматривали и похоже, что не только эльфов. Может, Роза — это чье-то имя, а не растение? Эта мысль тихо прозвучала в голове, и Альнарон решил, что она имеет право на жизнь. Скажем, они потеряли некую Розу, пришли ее здесь искать. Но с какой стати им было настолько далеко заходить в лес? Все знают, что в этих местах любой человек уже сразу считается трупом.

Приходилось только ждать и прислушиваться к тихим разговорам.

— Зря все это мы затеяли, — ныл детина с густой шевелюрой. Он мотал деревянной конструкцией, словно уже отмахивался от невидимых стрел. — Мы совсем отклонились от следов. Ни одна повозка здесь точно не проедет.

— Заткнись, Хамли, черт возьми. Просто заткни свой рот, пока я тебя сам не пристрелил, — низкорослый лучник рядом нервничал сильнее, упрямо целясь перед собой.

— Следы совсем пропали, надо возвращаться, — голос еще одного, бородатого в грязной одежде.

— Корнель, мы сделали все, что могли, возвращаемся, — произнес самый молодой из них, но не менее крепкий. Кажется, он обращался к старшему этой группы. Им, как понял Альнарон, являлся суровый на вид воин, единственный в грубой кожаной броне. Если остальные походили на работников с полей, то этот производил впечатление умелого солдата.

— На месте, — отозвался их лидер. Работяги остановились и даже слегка расслабились, убедившись в отсутствии хозяев леса. Чужаки стояли почти под ветвью, с которой Альнарон усердно вслушивался в их переговоры. Отсюда люди были открыты как на ладони. Первая стрела пробила бы череп солдата. Затем последовала бы резкая смена позиции, за время которой Ламьяма могла подстрелить другую жертву.

Все можно было закончить сейчас, без вреда себе и неопытной эльфийке. Разве не надо было показать, кто главный в лесу? Для этого стражи и тренировались, оттачивали навыки. Давно уже дикие эльфы могли осыпать стрелами чужаков, перебить их всех, не задумываясь. Может так бы и сделали другие. Немного геройской уверенности, из-за которой ощущаешь себя бессмертным. Такое чувство заглушало все вокруг, скрывало правду за огромным пластом собственного эго.

Альнарон же продумывал все изъяны, способные раскрыться в его идеальной картине победы, и их было здесь предостаточно. Он скорее поверит, что случится одна из возможных ошибок, чем доверится судьбе, будто все пройдет идеально. Обычно мы получаем не то, что хотим, и надо быть готовым ко всем последствиям.

Денор все еще ждал. Даже Ламьяма доверяла чутью более опытного стража и не производила лишнего шума. Похвально. Хотя, скорее всего, она больше боялась быть замеченной.

Командир чужаков нервно пожевывал губы, всем видом выдавая свои тяжелые мысли. Несколько раз оглядев подопечных, он мотнул головой в сторону, откуда пришли:

— Дойдем до того места, а там решим. Может, мы что-то упустили.

Руки человека крепко сжимали лук не то от злости, не то от нервов. Его товарищи молча кивнули и попятились назад. Их лица выражали облегчение, что затуманивало их внимание. Все могло закончиться и без пролитой крови, если они сейчас покинут лес.

Группа людей отдалялась, и Альнарону это тоже принесло некоторое облегчение. Стоит убедиться, что они покинут владения природы.

— И мы так просто их отпустим? — сверху неуверенно донесся голос молодой стражницы. Кажется, она рассчитывала на другой, более радикальный исход.

— Они могут сами уйти. Надо проследить за этим, — Альнарон посмотрел наверх, сквозь листву, где ему встретился послушный взгляд эльфийки.

И этот взгляд моментально улетучился. В следующий момент Ламьяма изменилась в лице, стараясь скрыть неловкость. Она только сейчас поняла, кто именно пришел ей на выручку.

Вмиг обида зажгла в Альнароне нехорошее чувство. Снова этот страх, который испытывали к Денору, причинял боль ему самому. Дикому эльфу захотелось тут же выместить всю свою злость. Пусть же другие страдают, как страдает он. Это знакомое разрушающее чувство, с которым он сталкивался почти каждый день. Не раздумывая больше, он тут же поменял свое решение:

— Вдоль востока созови еще стражей. Сейчас мы в меньшинстве. Потом по следам возвращайтесь, и поскорее. Не дадим им покинуть Тинраль.

Ламьяма молча кивнула и, мгновение спустя, уже удалялась вглубь леса по широким ветвям. Этот взгляд, который напоследок она бросила на Альнарона, выжигал нутро. С детства все сородичи отгораживались от него, пренебрегали им, отстранялись в страхе, стоило им взглянуть в его полностью черные глаза. До сих пор он сталкивался с подобным и все равно не мог к этому привыкнуть. Всю жизнь его встречало отчуждение. С каждым днем оно проникало к нему в сердце и поедало изнутри.

Как же он устал от самого себя.

На востоке должны были быть два дозора. Четверых стражей будет достаточно, чтобы из засады перебить чужаков. В подступившем раздражении он вспомнил о долге стража — никакой пощады чужакам, только смерть. Сотни лет его предки отстаивали границы своей родины от тщеславных людей. Этот лес приютил множество кланов диких эльфов, и их клан Молодой Листвы, ближайший к границе Единого Королевства, был ответственен за остальные. Это была обязанность Альнарона как стража, положенная традициями, которые он не выбирал, но и предавать не собирался. У этого эльфа по многим вопросам было свое мнение, подчас противоречивое. Его жизнь, состоящая из одних наблюдений, дает широкий кругозор, но довольно малые возможности.

Осторожно выбирая ветки на пути, Альнарон неспешно направился вслед за незваными гостями. Страж краем глаза заметил нечто проворное и темное. Наверное, какой-либо зверь, кабан, учуявший чужаков. Группка людей была еле видна, то и дело пропадая из виду за многочисленными стволами деревьев. Для дикого эльфа их человеческая неуклюжесть словно подавала сигналы далеким колокольчиком.

Динь-динь.

Альнарон следил за ними, как охотник следит за добычей. Кровь разгонялась по телу, пробуждая звериное начало эльфа, будто зов предков откликался в ушах. Где-то внутри него было другое желание, отличное от его рассудительности. В такие моменты он понимал, почему их народ прозвали диким.

***

Близилась ночь. Последние лучи солнца еле пробивались в густой лес. Окружающие звуки меняли свой ритм, когда дневные птицы переставали щебетать, и на охоту выходили ночные хищники. Раздавались уханье, далекие писки. Каждый шелест становился заметным.

— Роза! Роза, где ты? — пронесся жалобный зов седого человека. Он слепо мотал головой, пытаясь рассмотреть тени в сгустившихся сумерках. На него тут же набросились остальные товарищи:

— Что ты творишь?!

— Мы тут тебя одного и оставим!

— Всех угробить хочешь?

Безумец лишь смотрел на них пустым взглядом. Он страдающе кривил свое безутешное лицо. От этого сильнее выделялись морщины.

— Она должна быть тут, моя девочка! — уже тише говорил горожанин. Он жестикулировал, то показывая вглубь леса, то со злости сжимая кулаки перед собой. Свой самодельный щит он прислонил к ближайшему дереву. — Мы не можем ее там бросить! Вы же видите, тут явно где-то есть проход.

— Вот и помирай тут, а я не собираюсь, — наотрез воспротивился самый низкий из толпы, вплотную подойдя к седому. — Уже ничего не видно, след потерян. Хочешь дальше копаться в земле, пока тебя эльфы не сожрали? Пожалуйста! Но мы уходим.

Сидя на ближайшем камне, лидер группы задумчиво уставился себе в ноги. Он не хотел встревать в бесполезную перепалку. Воин взвешивал все за и против, и уже был готов дать окончательный приказ, но не решался.

Альнарон проследил за ними почти до границы леса. Чем ближе они подходили к полям, тем больше эти люди становились беззащитны. По их разговорам дикий эльф понял, что они высматривали телегу, следы которой сам четко различил в нарастающей темноте. Они тянулись со стороны Гаспора прямо между древних деревьев. Несколько раз группа чужаков доходила до следов, и шла обратно в лес, будто выстраивая ход движения по колеям от колес.

Вся эта ситуация всерьез заинтересовала Альнарона. В том подозрительном месте деревья словно росли реже, образуя прогал. Как раз здесь хватило бы пространства для повозки. Примятая трава говорила о том же: совсем недавно кто-то без препятствий въехал в чащобу. Следы заканчивались не так далеко от границы леса и просто пропадали, упираясь в уже непроходимую стену из деревьев и кустарников.

По виду можно было сказать, что здесь довольно часто проезжали, и это взволновало лесного стража. Это был не его участок патруля и, если он не ошибался, здесь дозор несли эльфы родом не из его деревни. Невозможно, чтобы люди беспрепятственно могли так хозяйничать долгое время.

И сейчас группа чужаков вновь вернулась на то место, где заканчивались следы от телеги. Люди бранились между собой, поднимая шум на всю округу. Альнарон замечал, как мелкие зверьки выбегали из своих укрытий, когда какой-нибудь из жителей королевства повышал голос.

Теперь чужаки мало что нового могли поведать. Пора было покончить с ними.

Не так долго пришлось ждать подмогу. Альнарона все же нагнала Ламьяма с двумя другими стражами. Они, не проронив ни слова, сразу заняли выгодные позиции. Денор прекрасно видел в надвигающихся сумерках лица новоприбывших и ни одно из них не узнал. Скорее всего, это они и должны были патрулировать этот участок леса. Оба старше Альнарона, более опытные. Стражи другой деревни четко и слаженно двигались, каждый из них был уверен в собственных силах.

Интересно, Ламьяма уже рассказала им, вместе с кем они охотятся на людей? Казалось, она все еще неуютно чувствовала себя в присутствии Денора. Даже отсюда, он замечал, как эльфийка с осторожным интересом косится в его сторону.

Тем временем внизу уже завязалась драка. Седой мужчина хотел вновь позвать некую Розу, но другой человек грубо пытался заткнуть ему рот. Слышны были бессвязные захлебывающиеся звуки, еще больше ругани. Несколько чужаков подбежали разнимать их, создав неразбериху. Командир в кожаных доспехах резко встал, твердым голосом приказывая прекратить, но зачинщики не унимались.

И это был идеальный момент, которого так ждали стражи леса.

Один из стражей натянул лук, подав этим условный сигнал. Треск тетивы был слышен лишь диким эльфам, способным выделить его из общего шума. Остальные лесные лучники также приготовили свое оружие для выстрела.

Альнарон целился в самого подготовленного воина, что как раз стоял к нему боком. Этот лидер группы яростно жестикулировал перед рассорившимися людьми. Он больше всего походил на легкую жертву.

Каменный наконечник направлен в шею. Главное не промахнуться. Сейчас закончатся все ожидания.

Чья-то стрела первой сорвалась в толпу. Вскрик боли заставил людей резко встрепенуться и податься в стороны. Еще две стрелы незамедлительно влетели в тела: одна попала в глазницу какому-то детине, а другая осталась торчать в груди человека рядом. В тот же миг, когда стрелы стражей просвистели в воздухе, Альнарон выстрелил, сразу доставая еще одну стрелу. Промахнулся, шаркнув наконечником по плечу солдата. Воин успел дернуться в сторону, как только эльфы дали о себе знать. Денор уже заранее думал, что его цель — не жилец, и оттого был неприятно удивлен.

Через секунду, оправившись от ступора, люди как по команде запаниковали. Они беспорядочно понеслись из леса, словно напуганные звери. Петляя между деревьями, они держали перед собой свои самодельные щиты, но то и дело запинались и падали. Лидер чужаков, легко отделавшись от первого выстрела, схватил деревянную баррикаду. Чуть погодя в нее влетела еще одна стрела.

— Отступаем! Быстрее! Бросайте все! — кричал он непонятно зачем. Все вокруг уже давно это поняли, думая только о собственных шкурах. Некоторых из его людей все равно настигли стрелы диких эльфов, как те ни старались бы убежать. Воин еще некоторое время старался отступать со своим ненадежным щитом, но все же бросил его и что есть мочи помчался к полям Гаспора, вслед за товарищами.

Ни одна стрела его не настигла. От этого Альнарон почувствовал новую волну раздражения. Даже здесь никакого толку от него не было.

— Вы оставайтесь на месте, — указал остальным эльфам один из опытных стражей жестким, не терпящим отказа, голосом. Он вместе со своим товарищем устремился по ветвям в сторону сбежавших. До границы леса было не так далеко, вряд ли бы они успели перебить всех выживших.

Альнарону не оставалось ничего, кроме как подчиниться приказу. Легко передвигаясь по растущим снизу веткам, эльф быстро спускался с дерева. Почти бесшумным прыжком на землю он закончил свой спуск.

Теперь здесь царила тишина, привычная для леса. Перед ним лежали пятеро убитых, но никто из них не был сражен от его руки. В колчане позорно осталась пара стрел. Никудышный из него был страж, и он злился на свою бесполезность.

Альнарон прошелся мимо тел. Всего несколько минут назад вон тот человек пытался врезать другому. Сейчас для них ничто не важно — они оба лежали мертвыми. Носком кожаного сапога Альнарон поддел труп, перевернул. Стеклянные глаза ничего не отражали. Сняв с мертвого тела полный колчан, Денор с неприязнью отбросил его в сторону.

Чертово железо. Дикие эльфы никогда не пользовались металлом, считали его попиранием законов природы. Потому почти все оружие и инструменты этого народа были сделаны из камня и кости. От этого эльфы сильнее виделись дикими в глазах Единого Королевства, и в какой-то момент лесной народ стал гордиться этим. Невежество людей ничуть не волновало жителей Тинраля. Такие глупцы сейчас и лежали в собственной крови, на чужой земле среди опавшей листвы.

Спустилась Ламьяма. Она все еще держалась на расстоянии от Альнарона, с недоверием поглядывая в его сторону. Пытаясь вести себя естественно, эльфийка присоединилась к обыску мертвецов. Стражи скидывали все железо в кучу: стрелы, деньги, ножи, застежки на ремнях. Сапоги с металлическими набойками полетели в эту же свалку. У одного в кармане обнаружилась вилка, не понятно только для чего.

Закончив с ними, Альнарон еще раз внимательно осмотрел место засады. Ламьяма продолжала делать вид, что все еще рыщет в одеждах чужаков.

Кого-то не хватало. Денор вспомнил седого безумца, который своим криком будто ворошил осиное гнездо. Эльф заметил, что его нет среди мертвецов, хотя отчетливо помнил, как того ранили. Он не смог бы далеко убежать.

Тот человек был преисполнен горем, и Альнарон знал таких людей. Они теряли близких и, поборов весь здравый смысл, шли наперекор судьбе. Дикий эльф вспомнил, как читал похожую историю. Какой-то глупый рассказ о человеке, который отомстил за свою семью во имя Феникса. Один человек не дрогнул, остался верен своим убеждениям и пожертвовал собой в неравной битве с матерью всех монстров, но зато смог ее победить. С тех пор человечество называло его героем. В книге было слишком мало от реальности, ведь таких людей не бывает. Такие личности сами ломались быстрее. Мир вокруг менял их, а не они — этот мир. И такими дураками бывали не только люди.

Денор направился вглубь леса, всматриваясь в заросли между деревьями. Последние лучи солнца уже были бессильны здесь. Хоть зрение диких эльфов от природы позволяло лучше видеть в темноте, Альнарону было сложно что-либо различать. Оглянувшись через плечо, заметил, как на него смотрит Ламьяма. Ей стало любопытно куда он идет, но, встретив взгляд, эльфийка сразу продолжила копошиться в вещах.

Альнарон не далеко отошел, когда услышал его, где-то по правую руку в нескольких шагах. Тяжелое дыхание выдало присутствие человека. Молодой страж не спеша направился в ту сторону, пытаясь различить силуэт среди теней.

— Нет, ты не Роза, — старик говорил с кем-то. От боли в его голосе стало понятно, как тяжело ему давалось каждое слово.

Дикий эльф напрягся, уже приготовив кривой костяной кинжал, перевязанный на рукояти оленьей кожей. Тихо раздвинув ветки кустов, Денор осторожно всматривался вперед.

Седой человек сидел у крупных корней дерева, прислонившись к древней коре. Он со страдальческим лицом держался за стрелу, которая глубоко вошла под ключицу. Руки его были в крови. Уставившись во тьму перед собой, мужчина что-то шептал. Он медленно задыхался, ранение мешало ему говорить:

— Нет, нет, нет. Моя Роза… Она почти ребенок. Но такая же милая. Скажи, ты видела Розу, мою доченьку? Ты же видела?

Рядом с ним не было ни души. Слезы текли по щекам человека. Ясно виделось, что он был в бреду, его начало знобить. Дикий эльф уверенней прошел сквозь заросли, уже не скрывая своих намерений. Здесь нечего было опасаться.

Внезапно сработали инстинкты: ощущалось рядом еще чье-то присутствие. Резко остановившись, Альнарон проникался всеми своими чувствами. Сколько бы он ни вслушивался, ни всматривался в темноту, ничто не выдавало опасности. От этого только сильнее заиграли нервы.

Тем временем, человек слабо повернул голову в сторону эльфа. Мужчина смотрел на него с самой наивной просьбой в глазах:

— Ты же видел мою доченьку? Вы должны были ее видеть.

Альнарон вглядывался в плачущего чужака, вызывающего знакомую жалость. Где-то в глубине души эльф понимал этого человека. Слишком хорошо он изучал жизнь и культуру людей. Бывало, он незаметно наблюдал за их работой в поле, высоко засев на дереве у границы леса. Видел, как они общаются, радуются, ссорятся из-за мелочей. Замечал, как в нарастающих сумерках молодые пары уединялись на сеновалах. Чувства, эмоции, слова.

Почти, как и у диких эльфов. Почти все время, заклейменный проклятьем у своего народа, Альнарон наблюдал и за их жизнями. Только его родственники были с ним рядом. Родители и сестра никогда не бросали его, не сторонились, как другие. И кроме них у него никого не было.

Он понимал людей, как понимал и диких эльфов. Тонкая грань между ними размывалась. Отличия народов виделись иногда такими глупыми для Альнарона. Ведь каждого из них так же заботили сон, голод, комфорт. Все они вне зависимости от расы думали о продлении рода, о своих родных и близких. И мерзавцы среди них попадались, без разницы — родом из леса они были или из Единого Королевства. В простых обыденных вещах все похожи друг на друга.

Но это были всего лишь размышления, утопичные мысли Альнарона. Реальность всегда сурова к таким выводам. В его руке был костяной кинжал, а перед ним — враг леса. И как бы он ни понимал боль, чувства и стремления этого человека, дикий эльф не забывал, чему его учили.

Чужаки не должны выжить. Не забывать долг перед своим народом. Убивать без сожаления, как наказывал им Терзаемый Бог.

Страж вновь направился к раненому, оставаясь начеку. Всматриваясь в соседние заросли, ничего подозрительного он так и не обнаружил.

Альнарон вплотную подошел к умирающему человеку, сел напротив. Тот разразился новыми рыданиями о своих незавершенных делах, упрямо держась двумя руками за окровавленную стрелу, но все боясь ее вытащить. Он понимал, что это конец, но продолжал твердить одно и то же:

— Ты же найдешь мою, дочку? Ее Розой зовут.

Последние мольбы, которые никто не услышит. Тебе говорят, что все будет хорошо, но ты сам понимаешь горькую правду. Ничего уже не станет лучше. Врут в лицо, хотя и не верят собственным словам. Отвечаешь согласием, ведь смирился или может обидеть не хочешь. Ты соглашаешься, потому что самому хочется верить в эту ложь, о которой все давно знают.

В глазах раненого виделась глупая надежда на то, что мир может быть другим. Альнарон давно уяснил, насколько он несправедлив.

— Нет, — мрачно ответил дикий эльф, воткнув кинжал под подбородок чужаку. Его лицо на миг исказилось болью, чтобы навечно обрести покой.

Со смачным хлюпом костяное острие вышло из черепа. Теплая кровь выплеснулась с напором, еще сильнее оросив ладонь. Человек завалился на бок и смиренно замер на земле.

В этом убийстве не было особого удовольствия. Только обязанность и никакого сожаления.

Вытерев руки и кинжал об одежду чужака, Альнарон встал, не отрывая тяжелого взгляда от трупа. Он вспомнил, зачем пришли люди. Следы от колес, некая Роза. Слишком много событий для обычного дня в дозоре. Нужно было возвратиться в деревню и рассказать отцу.

Напоследок проверив карманы человека, Альнарон уже собрался идти дальше. Но того, что случилось после, он совершенно не ожидал.

Снова чувство чужого присутствия остановило эльфа. Сначала был звук, подобный закипающей воде. Он нарастал со всех сторон, сжимая в тиски. Альнарон от неожиданности резко соскочил с места, спиной прислонившись к ближайшему дереву. Слева в непроглядной тьме что-то двигалось. Подобно бурлящей жиже, тьма колыхалась словно ткань. Она возмущалась, чувствовалось, как в ней нарастает сила. Дикий эльф в неуверенности вжался в ствол, даже не представляя, что происходит.

— Кровь! Моя кровь! Убийца! — стража оглушил тонкий визг, от которого сводило челюсть. Он машинально прикрыл уши, непроизвольно сгорбившись от боли и неподдельного страха. Немыслимое творилось вокруг, и Альнарон совершенно не понимал, что делать. Ничего вокруг не могло издать подобные вопли. Только живая тень леса, кипящая в воздухе.

Альнарон сконфужено стоял, обхватив голову руками. Он боялся пошевелиться, кровь тяжело налилась в руки. Он был не в силах даже взглянуть на клубящуюся тьму, что опасно шипела. Денор в испуге ожидал новых вскриков, но ничего не происходило.

Только бы это все прошло. Только бы ничего больше не случилось.

— Я все сделала правильно, — леденящий шепот прошелся по коже. Он был мягким, сожалеющим. Голос будто заползал в сердце, сдавливая органы.

Немыслимое.

Альнарон завороженно уставился во мглу. Нечто изменилось в воздухе, пронеслась искра, и его стало неумолимо тянуть в мрачную круговерть. Денор потерялся в своих ощущениях. Он чувствовал, будто вся его душа падала в бесконечный колодец, на дне которого ожидала эта тьма. В ней стало проглядываться что-то манящее, затягивающее в себя. Словно тьма была частью его самого.

Если у тени были глаза, то сейчас она начала вглядываться в дикого эльфа. Они были как два бесконечных водоворота из тьмы, подобной цвету его глаз. Денор переставал замечать вокруг листву, кусты, траву. Незримые линии протянулись в воздухе, создавая между Альнароном и мглой глубокую связь.

И внезапно все оборвалось.

Сознание эльфа резко вернулось в этот мир, отчего в голове все смешалось. Как испуганное животное, клубящаяся тень встрепенулась. Дернувшись в стороны, будто вырываясь из оков, она устремилась прочь, вглубь леса, обтекая деревья.

— Нет! Стой! Подожди! — опомнился Альнарон не понимая, зачем вообще зовет это существо обратно. Он резко подался вперед, теряя равновесие. В последний миг удержавшись, выпрямился, пытаясь привести мысли в порядок. Он медленно подошел к месту, где только сейчас было это нечто.

Эта тьма теперь казалась ему такой уютной, продолжением его истинной натуры. Они будто были знакомы всю жизнь, а он даже не понимал, что за существо только что видел. Дикий эльф знал о ней все, но не мог передать словами ничего. Денор не понимал, что именно сейчас произошло, но, кажется, знал, как это назвать — судьбой.

Он еще несколько раз схватил пустоту перед собой в тщетной попытке почувствовать недавние переживания. Все ушло, вмиг унеслось далеко в глубины Тинраля. Человек все еще смотрел пустым взглядом в темную даль леса, умиротворенно опустив уголки рта. Дикий эльф все же вернулся к нему опустить веки.

***

Альнарона еще трясло, когда он вернулся на место засады. Двое незнакомых ему стражей переговаривались между собой, собирая все железное, чтобы потом выкинуть к людям на поля города. Лесу не нужен был мерзкий металл на своей земле. Каждый раз этот жест выражал предупреждение. «Вот что останется от вас среди наших деревьев», — кричали одиноко лежащие мечи и стрелы.

Альнарон шел как в тумане, поглощенный остатками необычных чувств. Он чуть не налетел на Ламьяму, которая вовремя отшатнулась от него. Та посмотрела в его черные глаза все с тем же пренебрежением, подкрепленным страхом. Ее подбородок потемнел от крови, а из походной сумки торчали бедренные кости. Эльфийка знала порядок вещей и сделала все, как и полагалось стражам. Позже она отнесет эти кости к ремесленникам деревни, где они пригодятся в хозяйстве. Из них выточат ножи, столовые приборы, расчески. Множество других полезных применений найдутся для такого материала.

Альнарон увидел вспоротые ноги у людей. У одного из них была вывернута наружу грудина, из которой торчали сломанные ребра. Ламьяма помнила обычаи и чтила их безукоризненно. Сердце врага завершало хорошую охоту.

Один из старших стражей подошел к Альнарону со стандартным приветствием — рукой провел сверху вниз по глазам со словами:

— Да пройдут страдания, брат.

Денор в ответ повторил жест. Слегка оглянувшись назад, он проследил, как Ламьяма, ловко подпрыгнув, ухватилась за ближайшую ветку. Через секунду она уже уносилась прочь, теряясь среди листвы.

Смущало то, насколько сородичи были спокойны. Леденящий визг тьмы они должны были слышать. Окружающее умиротворение не вязалось с тем, что только недавно произошло в дюжине метров отсюда.

Слишком подозрительно.

— Ты хорошо проявил себя, — довольно продолжил страж. Его другой товарищ размеренно навешивал на себя колчаны людей. — Проследил за чужаками, вроде даже одного подстрелил. Молодец.

Альнарон будто видел перед собой беспомощное лицо человека, его единственной жертвы. Тьма бурлила в голове эльфа, пропуская мимо ушей слова одобрения.

— Остальные все же убежали, человека четыре. Но это уже не важно. Они и так уяснили урок.

Страж задержался на глазах Альнарона, пытаясь уловить движение в них, но после сдержанно сделал ожидаемый вывод:

— Из рода Денор, так ведь? — эльф жестом указал на глаза, недвусмысленно намекая. — Я уже заметил. Мы слышали о тебе, но меня особо не волнует твое проклятье. Мы в деревне Белослез смотрим больше по поступкам, а не по родству. Так что, спасибо тебе, страж, за исполненный долг.

Он в пол оборота повернулся, собираясь вернуться к напарнику. Напоследок бросил Альнарону:

— Здесь мы закончим сами, а ты можешь возвращаться в свою часть леса. Легкого шага тебе.

Они действительно ничего не слышали. Никто из них не догадывался, что произошло совсем рядом с ними. Здравые мысли ускользали. Альнарон начал сомневаться, стоит ли говорить о совершенно непонятном событии.

Нет, не нужно. Никто не поверит ему. Так он даже хуже сделает самому себе. Ведь, кто он, собственно? Проклятый из рода Денор, видевший живую тень, черную как его глаза.

Когда всю жизнь тебя не слушают, ты привыкаешь к этому. Это становится частью жизни и пропадает само желание делиться мыслями с другими. И как бы плохо ни было, как бы ни вихляла судьба перед носом, ты привыкаешь все это держать в себе. Даже близким, с которыми проживаешь многие годы, сложно рассказать свои переживания. Чувства — это нечто сокровенное, которое могут испортить другие. В сердце кроется недоверие ко всему, ведь места в нем для веры почти не осталось. Слишком много вокруг пренебрежения, чтобы довериться.

Куда бы он ни пошел, он чувствовал себя одиноким, даже в окружении семьи.

До этого момента.

Там, в лесном мраке, Альнарон на миг перестал ощущать себя покинутым всеми. Он понимал, что рядом была родственная ему душа, и это чувство эльф не хотел потерять.

Альнарон вышел из ступора, вернувшись к холодной реальности. Надо было все же сообщить о находке людей.

— Насчет чужаков. Там дальше на севере следы от повозки, — он начал было рассказывать, но к нему резко повернулся страж, предупредительно подняв руку.

— Мы тоже их нашли. Мы сами во всем разберемся, Денор, — последнее слово эльф высказал с особым нажимом, не требующим споров. Несмотря на добродушие, Альнарона только что недвусмысленно поставили на место.

Да будет так. Альнарон лишь смиренно кивнул, в мыслях даже не удивившись такой реакции. Ничего не менялось по отношению к нему. Но теперь дикий эльф знал, что это не так и важно. Он должен найти эту тьму, чувствовал, что теперь он связан с ней. Может, так он найдет ответы на вопросы, что мучили его с рождения. Он надеялся, что узнает суть своего проклятия.

Альнарон Денор покинул двух своих сородичей с мыслью, что теперь все может измениться. Это именно то, чего он ждал многие годы. Конечно, подкрадывались сомнения, будто все это был мираж, видение его больного сознания. Он боялся даже думать, что это могло быть правдой.

Ему все же стоило многое рассказать об обнаруженном. Пусть его услышит тот, кто действительно будет слушать. Только отец мог действительно поверить словам Альнарона. Может, он сам что подскажет. Не исключено, что странное явление было не впервой, хоть сам Альнарон не мог припомнить такого в истории Тинраля.

Когда идешь на поиски неизведанного, стоит узнать, насколько оно таковым является.

Карающий Меч

Этот день выдался особенно теплым. Последнее время по утрам сильнее чувствовалось дуновение зимы. Спустя несколько часов оно тут же улетучивалось, прогреваясь палящим солнцем. Под его лучами город Сопирон словно блестел золотом. Черепица цвета охры отбрасывала блики, сочетаясь с выцветшей побелкой зданий. Одинокие деревья, раскинувшие широкие ветви над мостовой, покрывались естественной желтизной. Рядом сновали жители по аллеям, вымощенным серым камнем. На главной северной дороге уже открывались лавки ремесленников, торговые навесы с овощами, привезенными из соседних городов. Здесь можно было найти даже рыбу с берегов Лживого моря. Все новые и новые телеги сворачивали на эту оживленную улицу, дабы разгрузить товар. Широкая дорога позволяла почти не стопорить движение, хоть иногда доносилась ругань извозчиков.

Адриан без труда продвигался по улице, направляясь к Оплоту Чудес. Прогулочным шагом маршрут займет меньше часа, да и паладин особо не спешил. Как по команде, Гофард проснулся еще рано утром, провел безукоризненно свой ежедневный обряд. Пока оставалось время до общего завтрака, он успел уже начистить свои парадные доспехи. От этого на солнце его бронзовые пластины переливались пламенем. Массивные наплечники были выплавлены в форме лап величественной птицы. Алый плащ трепетал при ходьбе, почти достигая колен. На его ткани словно золотом был вышит Феникс, расправивший свои крылья. Багровая материя местами переплетала доспехи, подчеркивая статус.

Он любил носить этот комплект, не упускал случая покрасоваться в нем. В этих доспехах паладин всем своим видом показывал величие церкви.

Гофард двигался по одной из самых оживленных улиц, размерено ступая по брусчатке в бронзовых сапогах, заостренных подобно клювам птиц. Адриан уверенно шел, и люди вокруг смотрели на него с благоговением. Он жадно ловил эти взгляды, что тепло отзывались в его сердце.

Не сказать, что Гофард тешил свое самолюбие. Доля этой правды, конечно, есть. Но в первую очередь он чувствовал гордость за свою веру, за то знамя, которое нес. В глазах простых жителей вспыхивал благодатный огонь. Дети, что бегали друг за другом, играя в салки, останавливались, указывали пальцем в его сторону.

Помните, знайте, кто оберегает вас. Истинный Феникс всегда с вами, в ваших сердцах.

Проходя мимо открытых лавок, здоровался с их хозяевами, многие его знали. Кто вообще мог не знать Карающего Меча Феникса? Его слава побед над отступниками давно сопутствовала ему. Молодые девушки, встречая массивную фигуру Адриана, кротко смеялись, ускоряя шаг. Попадались знатные знакомые, лестно отзывавшиеся о деяниях церкви. Командиры городской гвардии отдавали воинское приветствие. Тепло было в сердце паладина, и, смотря на царящий мир и общую благодарность, он понимал, что все в его жизни было не зря.

Такие прогулки по городу всегда ему нравились, поднимали настроение. Ему особенно это нужно перед встречей с архимагом Анктусом.

Гофард почти дошел до конца торговой улицы, выходя на широкую площадь с фонтаном. Дома словно суетились, тесно жались друг к другу. Столица скорее казалась большой из-за своих широких дорог и зданий, которые будто выстраивались друг на друге. Тысячи граждан города шли по своим делам, бедняки валялись в канавах или сидели на углах перекрестков, моля о милостыне. Везде сновали рабочие, таскающие различную кладь. Жизнь кипела и шла своим чередом.

Церковь оберегала их всех, и, как думалось Адриану, этого было недостаточно. Он прошелся среди людей, и они вспоминали лишь его подвиги, восславляли церковь за былые битвы. Он не услышал благодарностей Верному Дранасу в чем-то обыденном. Обездоленные не радовались помощи церкви. Она стала военной мощью, которая давно почивает на лаврах былых времен. Конечно, служители иногда напоминают о себе, о собственной важности, чтобы вновь осесть в своем соборе.

Дранас собирал десятину, собирал налоги. Для кого и чего? Время распрей и войн закончилось, а они все равно сидят на месте. Куда ведет церковь, если не собирается выходить из жилища, но и не обустраивает свой дом? Этот старик затаился в своем кабинете подобно Бегемоту.

Сомнения в верности политики настоятеля давно зарождались в голове, но после вчерашней молитвы они поедали его беспрерывно. Адриан помнил историю церкви Истинного Феникса. Время застоя длится уже достаточно долго. Назовите Гофарда консервативным, и он бы согласился, ибо был верен той церкви, что была сотни лет назад. Когда северные эльфы преклонили головы пред ликом Истинного Феникса, это было явление мощи, сдвигающей границы. Когда под пламенным крылом зародилось великое Единое Королевство, это был дар мира, сострадания.

Обрюзгли, пожирнели, и каждый день сейчас они попирают старые догматы. Словно Бегемоты.

Резкая головная боль пробила висок, отчего Адриану даже пришлось остановиться. Последние месяцы мигрень стала сильнее. Он даже немного усмехнулся, будто именно такие радикальные мысли и были причиной недомогания. Но как бы грубо они ни звучали, с каждым разом он все тверже был в них уверен. Он решил, что после миссии займется этими идеями, чтобы воплотить их в жизнь. Ведь Гофард знал, для кого он будет стараться, шествуя по улицам Сопирона в бронзово-пылающих доспехах. Он знал, что все будет не зря.

Так, с этими размышлениями паладин и дошел до Оплота Чудес — величественного старого здания со множеством пристроек, выложенных из красного кирпича. Одна высокая грандиозная башня, от которой с шести сторон уходили широкие крытые коридоры, что соединялись с другими башнями. Такая конструкция напоминала Адриану огромного паука, и это отлично передавало суть колдунов. Главную центральную башню венчал черный купол, который будто плавился от солнечного тепла.

Весь Оплот Чудес по периметру был окружен высоким, раза в три выше Адриана, забором из того же кирпича, что и само здание. Если собор был подобен замку, то Оплот напоминал частное элитное владение. Впрочем, это утверждение было недалеко от правды.

Широкие ворота были открыты нараспашку, и паладин беспрепятственно в них вошел, даже подивился такой беззаботности. С насмешкой Гофарду представилось, что будь его воля, он бы построил стену еще выше, а вход замуровал. Все для безопасности простых людей, конечно. Во дворе, все так же к удивлению Адриана, играли дети разных возрастов. Кто-то из них катал кожаный мяч. Рядом, то и дело прячась за кустами, играли в салки. Слишком беззаботно для места, где учат многогранной силе. Тут были и взрослые няньки, облаченные в одежды магов — просторные, не сковывающие движения мантии темных тонов. Женщины с недоверием бросили взгляды на воина, но дети стали радостно звать человека с огненной птицей на плаще. Адриан лишь искренне улыбнулся им, мягко кивнув головой в знак приветствия. В этом жесте противоречиво проявлялось высокомерие.

Сыро и холодно — первые мысли, которые посетили паладина, когда тот вошел под своды Оплота. Давно он здесь не был, еще со времен юности. Перед ним был коридор, ведущий на лестницу, которая расходилась в две стороны по ободу башни, поднимаясь все выше и выше. Темно-зеленые ковровые дорожки вели к ступенькам и пересекались с другими коридорами. Света здесь явно не хватало. Со стороны лестницы было несколько больших окон, пропускавших неравномерно свет. Почти на равных расстояниях в стенах слабо мерцали небольшие кристаллы, служащие здесь в роли фонарей.

На первом этаже одинокий уборщик подметал и без того чистый каменный пол. В соборе всю работу выполняли сами монахи, но здесь были другие законы. Здесь вместо магов трудились нанятые рабочие, зарабатывающие лишь крохи, чтобы просто выжить. Бесстыдство, что колдуны такое позволяли. Не исключено, что они каждый день кормили свое самолюбие, наблюдая бедняков, что сдувают пыль у их ног.

По-видимому, сейчас здесь больше никого не было. Деревянные двери, за которыми может и была охрана, оставались закрытыми, несмотря на громкие шаги церковника. Создавалось впечатление, что любой мог зайти в Оплот без спроса. С тем же успехом, беззащитным видом чародеи могли говорить всему городу: «Нам нечего бояться. Заходите, если осмелитесь».

Глупо, но Адриану пришла мысль о ловушке. Он бы с радостью пустил в ход свой меч, покоящийся в ножнах. Дайте повод, и он приведет армию, чтобы сжечь здесь все до основания.

Так и не обнаружив в коридоре более осведомленное лицо, паладин отрывисто обратился к сонному простолюдину:

— Я пришел по делу к архимагу.

Адриан смотрел на него сверху вниз, даже не удостоив приветствием. От уборщика, одетого в лохмотья, пахло чем-то кислым, с долей спиртного. В густой не расчесанной бороде виднелись крошки хлеба и блестели сопли. Оборванец еле поднял взор на Гофарда, будто вчерашняя попойка лишила его последних сил. По виду, он даже не мог различить, кто стоит перед ним.

— А? Что? — опираясь на метлу, пропойца собирался с мыслями. Через мгновения его восприятие вернулось к нему, различив грозную физиономию паладина. — Да, да, точно. Архимаг Анктус, с бородой такой, да. Знаю такого, да.

Повисла неловкая пауза. Оба человека нетерпеливо ждали друг от друга ответной реакции.

— А к кому вы, вообще, пришли? Вам может чем-то помочь? Я-то может и смогу. Почему и нет?

Простолюдин продолжал, глупо почесывая затылок. Адриан хорошо подготовил свое внутреннее состояние и заранее, пересекая ворота Оплота Чудес, достаточно набрался терпения. Оно сейчас ему как раз было нужно.

— Это какая-то проверка? Я ее не сдал, да? — разочарованно вопрошал пьяница, пытаясь разгадать тайну гневного взгляда паладина.

— Ничего хорошего не будет, если не подскажешь где именно мне найти Анктуса, — размеренно сказал Гофард. Такое ничтожество не могло вывести его из себя. Но если разговор продолжился бы в той же манере, Андриан не стал бы себя сдерживать.

Хотя, признаться, было забавно смотреть на потерянного оборванца.

— А, да, точно! Архимаг это да, человечище! — схватившись свободной рукой за голову, обрадовался уборщик. Далее он пытался жестами показать путь, но отчего-то его рука рисовала в воздухе только овал. — Вот, значит, идешь ты по этой лестнице. Поднимаешься вверх и вверх. Потом коридор переходишь, прям напротив еще лестница. И пешочком еще много-много…

Слова стали менее разборчивей, как и смысл сказанного. Теряясь в собственной логике, пропойца повторялся на одном и том же месте, сам себя запутывая. Адриан не стал дослушивать описание занимательного маршрута, поняв, что попусту тратит время. Надеялся, что дальше он встретит более полезного собеседника.

— Благодарность ему передайте тогда! Когда найдете, конечно, — вдогонку понеслись заискивающие слова простолюдина. — Я же прошел проверку? Пусть только не выселяет! Мне же совсем негде жить.

Они набирают бездомных. Просто прекрасно. Рассадник какой-то. Адриан никогда не понимал, как это совершенно отколотое от всего мира место процветало прямо под боком у церкви.

Но, если подумать, подобное было легко объяснимо. Оплот Чудес олицетворял другую мощь, которая держала сильной хваткой Единое Королевство. И если церковь была преданным псом для своего народа, то маги — хитрой кошкой, что сама решает, когда ей появиться на людях. Чаще всего, конечно, когда хочется поесть. И силой, которой овладели хозяева Оплота, было богатство. Здесь, где обучали тайнам природы, процветала коррупция в огромных масштабах. Чтобы попасть сюда в ученики, достаточно было заплатить крупную сумму, которую могли позволить лишь зажиточные граждане. Люди обрекали себя на затворничество, строгий обет чтить законы магии, но эта была малая цена пропуска в элиту общества.

От Оплота к югу с запада и востока уходили такие же многолюдные улицы, как та, по которой только недавно ходил Адриан. Там были лавки с диковинными товарами, которых нельзя было встретить где-нибудь еще. Их хозяева, маги, ведали тайны свойств различных металлов, веществ, что приводило к новому заработку.

Как насчет духов с ароматами, которые вы и представить себе не могли? Взгляните — ткань, покрытая чешуей, отлично спасает от дождя! Вкуснейшие пироги, которые затмят любые труды искусного пекаря. Нигде было не найти чудес, подобных тем, что предоставляли колдуны. Каждый мог быть предпринимателем, ведь уже входил в элиту. Только не забудьте, конечно, о ежемесячных отчислениях в казну.

Каждый маг был сам за себя, соблюдая строгий свод законов Феникса. Меньшую власть над ними имел архимаг и его советники, которые напрямую не влияли на деятельность остальных чародеев. Архимаг являлся, скорее, представителем всей этой касты, но за большую часть этих колдунов ответственности не нес. Они сами выбирали, что им делать, куда стремиться, ведь у них было два козыря: знания и деньги. К ним ходили с просьбами о содействии, а они сами выбирали, стоит ли им идти навстречу. Их отказ не считался недопустимым, и это бесило Адриана. Сила без ответственности. Впрочем, другая сторона медали была в том, что им воспрещалось лезть куда не следует. Дела церкви и королевства их не должны были волновать. Думалось, что они все равно получат достойный отпор, если решатся покуситься на больший кусок.

Гофард слышал о колдунах многое, но он просто не мог воспринимать их в лучшем свете. Они были корыстны во всем, без исключения. Это сборище торговцев, которые нашли новые знания для своей выгоды, но не собирались их раскрывать другим. Паладин был наслышан о чародеях, что посвятили себя науке мироздания, открывали новые возможности, покоряя стихии. Они словно упивались своей властью и ни с кем не делились ею, углубляясь сильнее в изучения. Это были светила науки, толкавшие медленно и верно прогресс, но явно не для всего человечества.

Но сам Адриан лучше всего знал этих богатых самодержцев за их темные стороны. Всегда находились люди, развращенные властью. Именно за такими, именуемыми отступниками, паладин и охотился всю свою жизнь. Маньяки среди них были самыми безобидными, если, конечно, такое можно сказать о людях, пускающих из пальцев свет, способный разрезать металл. Чародеи, которые стали простыми преступниками, для паладина не были такими уж занозами. По крайней мере, они были предсказуемы.

Но был еще и другой сорт отступников. Истинный Феникс не зря предупреждал всех о недопустимых гранях магии. Их воспрещалось изучать во всем Едином Королевстве. Но ведь запретный плод сладок, не так ли? Каждый год находились десятки богатых глупцов, решивших, что достойны большего. Они лезли туда, куда не надо, раскрывали новое, неизведанное, богомерзкое. Адриан помнил многих из них. Расправиться именно с ними чаще всего отправляли Гофарда. Он помнил скрюченные, деформированные тела с сотнями глаз. Огромные дьявольские крылья хлопали над головой в темных полях. Первые годы ему часто снились кошмары. С безумием просыпался, хватаясь за свой кулон.

Омерзительные сны снятся ему до сих пор. Только теперь он не просыпается от них.

***

Адриан уже покорил несколько лестниц, но так и не понял, в правильную ли сторону он идет. Сколько ни плутал, он не смог найти хоть одну живую душу. Все словно разбежались от него, ловко спрятавшись за дверями, а их была уйма. Выйдя на один из этажей башни, паладин просто встал посреди большого коридора. В стороны от него уходили еще три ответвления, в которых царило безмолвие. Наверно, чародеи уверены, что найти дорогу можно интуитивно, раз исключили любые видимые знаки направлений. Адриан уже надеялся встретить еще одного уборщика, хотя бы кого-нибудь.

— Ой, надо же! Какие гости у нас! — эхо игривого голоса заставило вздрогнуть мужественного воина. Словно из укрытия, хрупкая девушка выглядывала из проема двери в отдалении. — Сейчас, сейчас!

Что ж, это будет получше оборванцев. Оставалось надеяться, что у этой молодой особы хватит ума доступно объяснить дорогу.

Адриан, рефлекторно выпрямившись, устремился по коридору к девушке. Та в свою очередь, кажется, наспех надевала обувь и была готова пойти навстречу.

— Карающий Меч Адриан Гофард, — на ходу он поприветствовал уже приближавшуюся чародейку. Ее длинные волосы цвета корицы были растрёпаны, словно она только встала с постели. Темно-лазурная мантия выдавала в ней ученицу.

Ее внешность слегка смутила Гофарда. Приятная курносая девица улыбалась ему с неподдельным интересом, что невольно он стал более расположен к ней.

— А вы, юная дева, кем будете?

— Для вас я буду Кассия, — она деловито протянула ему хрупкую руку, пылая дружелюбием. Адриан сначала взглянул на ее ладонь, потом на саму девушку, вновь на ладонь. Поколебавшись, он все же осторожно пожал ее. Его кольчужная перчатка скрыла ее руку.

Здесь никаким нормам приличия не учат?

— Рад встрече, Кассия, — только и смог ответить Адриан секундами погодя. Ее уверенность и милое личико оставляли на душе следы шарма, а его было в достатке. Светло-голубые глаза маняще блестели от света из окон со стороны лестничных площадок. — У вас здесь как-то безлюдно. Всегда такое запустение царит?

— Ой, да что вы, шутить изволили! — ученицу развеселил вопрос. — Вы просто пришли не в то время. Все на занятиях сейчас, в делах. Вот к вечеру здесь постоянно шумиха. Вам повезло, что я решила сегодня остаться у себя в комнате.

Слабо поддержав ее веселье, Адриан невольно улыбнулся. Жаль, что такая милая девушка жила в прогнившем Оплоте. Он мягко перешел к сути:

— Я здесь по важному делу к архимагу Анктусу. Ты не могла бы мне подсказать, где его можно найти?

Ее лицо тут же приобрело заинтересованный вид, как у ребенка.

— А зачем?

От одного этого простого вопроса внутри Адриана что-то взорвалось. Что вообще возомнила о себе эта девка?! На его вопросы нужно отвечать, а не задавать новые!

Злость заполнила мысли, но он старался держать себя в руках.

— Как я уже сказал, милая Кассия, — паладин осторожно подбирал слова, — я здесь по важному делу…

— Так что за дело-то? — девушка все так же улыбалась, словно не замечая, как пару раз дернулась бровь у воина.

— Важное дело, которое вас не касается, юная дева, — уже недоброжелательно уточнил Адриан. Кассия стояла, все еще улыбаясь, но уже натянуто. В глазах проглядывалось нечто едкое. Она будто тоже старалась не сболтнуть ничего лишнего.

— Видите ли, в чем дело. Я первая ученица Инфантия…

— Да мне плевать какая и чья ты ученица! — прогремел Адриан, все же не удержав копившееся раздражение. Это место бесило его от бестолковых собеседников. — Мне нужно увидеться с вашим архимагом и больше ничего! Это так сложно — сказать, где он?!

Кассия сдержанно прослушала гневную тираду, недовольно скривив губы. Она смотрела на напыщенное лицо паладина и видела вместо него спелый кричащий помидор в своих фантазиях. Не удержавшись, она издала тихий смешок.

— Я первая ученица Инфантия, — более серьезно повторила Кассия, не упуская возможности добавить колкие нотки. — И, как я поняла, вы понятия не имеете, что он один из советников архимага. Меня тоже касается все то, что может быть важным моему учителю. И как бы вы ни хотели хоть что-нибудь узнать, вам придется сначала сказать мне, ради чего вы здесь.

Еще ни одна пигалица не обращалась к нему в таком тоне. Его приказы выполняются, так было всегда. Что вообще эта разбалованная молодежь думает о себе? Что за притон здесь такой, что не освещается пламенем Феникса?

Как же хотелось тут все сжечь и сравнять с землей. Особенно эти чертовы лестницы вместе с этой зазнавшейся девицей.

Надо держать себя в руках, не посрамить Истинного Феникса. Как виделось, от этой упертой девчушки грубостью ничего не добьешься. Несколько мгновений Адриан приводил чувства в порядок. Ему просто надо быстрее со всем покончить в этой бегемотовой башне и вернуться к своим прямым обязанностям.

Наконец, придя к слабому равновесию, он потянулся к небольшому свертку, покоившемуся за поясом рядом с мечом. Как бы ему хотелось вытащить клинок и посмотреть, как эта дурочка не стала бы с ним сотрудничать.

— Он прислал запрос, — паладин нехотя протянул из свертка слегка мятое письмо. Кассия ловко схватила его, и, быстро раскрыв, пробежалась по строчкам на пергаменте. — Ситуация с отступниками в Гаспоре.

У нее вновь на лице засияла заинтересованная улыбка, как если бы она нашла новую игрушку. С недовольством Адриан наблюдал за ее восхищением. Видимо, уже и забыла о недавних грубостях.

— А, так вот оно что! — искренне обрадовалась ученица. Гофарду думалось, что у всех в Оплоте Чудес были проблемы с адекватностью. Кассия резко вернула письмо в сложенное состояние и вручила обратно паладину. — Ну что ж не сказали, что вы по такому важному делу?

Да она просто издевается. Адриану даже не хотелось реагировать на такую явную провокацию.

— Идите до конца вон того коридора, — немного приподнявшись на носки, колдунья указала пальцем за спину воина. — Вверх по лестнице до упора, потом проходите коридор и опять наверх. Там сами уже дальше разберетесь.

Закончив, Кассия игриво подмигнула, весело хмыкнув себе под нос. Она будто не воспринимала напряжения, которое витало рядом с паладином. Скорее, ученица получила от этого разговора удовольствие.

— Желаю вам легкой дороги, Карающий Меч Адриан Гофард.

Последние слова Кассия вызывающе растянула, а после, как ни в чем не бывало, направилась обратно к себе комнату. Копна волос взметнулась на миг, когда она резко отвернулась от воина. Тот лишь молча проследил за ней взглядом, постепенно затушив свой гнев. Адриан ничего не ответил девушке на прощанье, надеясь, что скоро у него больше не будет нужды общаться с подобными личностями.

***

В массивную дверь постучали.

— Да, входите.

Все, как и сказала наглая девка. Пройдя по пути, который она указала, Гофард без особых трудов нашел нужную дверь. Как назло, дальше по маршруту уже были расставлены правильные указатели. Оказалось, что Анктус был на самом верху башни, и это еще сильнее возмутило паладина. Не могли же чародеи каждый раз проходить столько лестниц! Наконец-то Адриану стали попадаться навстречу люди, но к ним обращаться уже не было желания. Хватит с него этих копошащихся змей. Они наблюдали за ним как за диковинкой, что сильнее раздражало его.

Осталось теперь выяснить все, что нужно и больше сюда не возвращаться.

Толкнув обитую железом дверь, Гофард оказался в просторной комнате, которая больше походила на обсерваторию. Потолок тянулся вверх, упираясь в черное покрытие крыши. Чувствовался жар от него. Ощущалась духота, несмотря на хорошее проветривание. Множество узких окон размещались по всему периметру комнаты, так что дневного света здесь было в достатке.

Посреди комнаты широким полукругом стояла высокая библиотека, на которой сверху была выстроена небольшая площадка. С места, откуда смотрел Адриан, было не разглядеть, что именно там находилось. Лишь силуэтами виделись на столах незнакомые ему приборы, кристаллы, мензурки. Лестница на пристройку почти незаметно таилась позади книжных шкафов.

В центре полукруга Гофард мог наблюдать следующую картину: некий старик чуть ниже среднего роста в белоснежной мохнатой мантии пытался разобрать свой захламленный стол. Книги на нем поднимались стройными башнями, соседствуя с разбросанным пергаментом, различными вариациями карт Единого Королевства и прочим колдовским хламом.

Да, так паладин бы и назвал это — колдовской хлам. Адриан не был силен в определениях витиеватых железных и стеклянных конструкций. Некоторые из них могли напоминать спусковые механизмы на арбалетах, колеса от телеги или даже кочаны капусты.

— Значит, Верный Дранас не смог отказать в моей маленькой просьбе? — нарушил тишину архимаг, не отвлекаясь от своих дел. — Прислал самого лучшего своего воина. Что ж… Какая честь.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Анктуса, это его густая борода. Та была аккуратно пострижена, равномерно по форме массивной челюсти. Кристально-белые волосы на лице дополняли его идеальную лысину. Изредка вычерчивались морщины, больше всего в уголках глаз.

Адриан подходил к архимагу, оглядываясь по сторонам кабинета. Казалось, что все необходимое тот держал либо на своей пристройке, ютившейся прямо над его головой, либо перед собой на столе. Паладин уже было раскрыл рот, как вдруг старик резко оторвался от упорядочивания вещей и уставился на гостя.

— Можешь не представляться. Тебя же этому выдрессировали дома? Как же там называют вас, лучших ищеек? Пылающий Меч?

Обоюдная неприязнь оказалось взаимной. Адриан тогда не будет ходить вокруг да около, играя любезностями, а продолжит сражаться колкостями. Всю жизнь ему только и приходилось воевать с этими чародеями: оружием или словом. Без оружия такая битва вроде называлась дипломатией.

— Карающий Меч, — поправил Гофард, самодовольно ухмыльнувшись. Он совсем невзначай положил руку на рукоять клинка. — И, как я понимаю, без меня вы не можете разобраться со своей проблемой. Прошу, не стесняйтесь просить помощи.

Анктус будто выжигал взглядом на месте Гофарда зияющую дыру. Видимо, архимаг мысленно перебирал всевозможные варианты оскорблений, но все-таки остановился на улыбке. Его пышные усы сдвинулись в разные стороны, придавая его лицу немного комичный и по-настоящему дружественный оттенок.

Дипломатия.

— Тогда не будем терять времени, дружочек. Прошу, — архимаг жестом пригласил его присесть. Насколько Адриан заметил, здесь поблизости не было какой-либо мебели. Однако он удивился, обнаружив позади себя низкое деревянное кресло из качественного дерева, обитое красной тканью.

— Достаю только, когда приходят гости, — пояснил Анктус с той же улыбкой на губах. — Садитесь, не стесняйтесь. Никуда оно не исчезнет.

С подозрением Адриан несколько раз двинул мебель кованым сапогом. Убедившись в ее существовании, гость с неохотой все же принял предложение. Сам архимаг уверенно подался назад, присаживаясь в свое только что появившееся кресло с высоким подголовником.

— Простой фокус, кстати, — невзначай подметил Анктус, довольный собой. — Так что вы можете мне поведать?

— Скорее уж, что вы могли бы. Как вы поняли, Верный Дранас согласен помочь вам, — Гофард решил сразу перейти к делу. Нечего задерживаться там, где не рады. — Отряд Ведомых собран, как и просили: двенадцать воинов, готовых к встрече с отступником. Надеюсь, этого не будет мало. Однако в вашем письме мало что говорится конкретного, и это привело меня сюда.

— Так это все потому, что я хотел поговорить с вами лично, Адриан Гофард, — ехидно усмехнулся старик, что не могло не взволновать паладина. Он сжал непроизвольно кулаки, раздумывая свой следующий шаг для нападения.

— Да что вы все, как на иголках, честное слово, — в сердцах архимаг всплеснул руками, почувствовав возросшую напряженность. — Вы чуть что, так сразу готовы наброситься. Я, может, просто хотел удостовериться, что мне выделили действительно достойного воина в помощь. Мы на одной стороне, дружочек, и вы должны будете скоро в полной мере это осознать.

Его слова были просты для понимания, но вели к иной сути. В каждом новом заявлении Адриан чувствовал двусмысленность. В ответ на свой недоверчивый взгляд он получал лишь улыбку довольного старика.

— Что ж, расскажу вам, в чем, собственно, дело, — Анктус подался вперед, скрестив пальцы перед собой. Голос понизился и утратил былую расслабленность. — Надеюсь, вы знаете, у меня несколько советников. Каждый из них имеет доступ в этот кабинет, а также в ближайшие подсобные помещения. И, к сожалению, один мой дорогой друг выкрал отсюда очень ценную вещицу для своих личных целей.

— История не нова, уважаемый архимаг, но я не понимаю, для чего нужно мое личное присутствие здесь? — Гофард напыщенно откинулся на спинку кресла, вновь потихоньку закипая от мысли, что его потревожили зазря.

— Эта история может для нас всех обернуться не в лучшую сторону, — хмыкнул лысый колдун. Он посмотрел на паладина, как смотрят взрослые на самоуверенных глупых детей. — Конечно, вы же не разбираетесь в наших инструментах. Что вы! Они для вас одинаково бесполезны. А ведь та вещица довольно опасна в чужих руках, и будет становиться губительней с каждым промедлением. Много будет смертей, если вовремя не остановить его. Человек, который обокрал меня — убийца, лжец и безумец. Мой советник Гирокан был мне другом и жестоко воспользовался моим доверием. Найдите, выследите его, но ни в коем случае не убивайте.

Последнюю фразу архимаг произнёс, акцентируя внимание на каждом слове. Требовательный тон Анктуса показался воину совершенно неуместным.

— Постойте, я же не ослышался? Вы хотите, чтобы колдуна, владеющего смертоносной мощью, и намеревающегося, как я понял, перекосить уйму народа — хотите, чтобы мы его не убивали? — недоумевающее лицо Гофарда говорило само за себя. — Я правильно понимаю?

С горькой улыбкой Анктус ответил совершенно серьезным голосом:

— К сожалению, дела обстоят именно так. Боюсь, его смерть может сделать ситуацию намного хуже.

Да, такого в его практике еще не было. Обычно никому больше нет дела до отступников, как только они переходят черту. Гофарду условие архимага определенно не нравилось.

— Надеюсь, у вас есть объяснение такой странной просьбе? Вы же не надеетесь, что я просто соглашусь с вами и побегу слепо искать вашего советника? — паладин медленно срывался в голосе. Вечные тайны, недомолвки — зараза, против которой и была направлена Истина Его. И сейчас Адриан видел, как эта погань пытается им командовать.

Пальцы старика барабанили по древесине. Руки в кольчужных перчатках с силой сжимали подлокотники от нарастающего гнева. Архимаг явно не хотел делиться информацией. Он несколько раз оглядел стол, останавливаясь взглядом на причудливых инструментах. Анктус искал ответ, но не мог подобрать правильных слов. Видимо, их и не существовало.

— Вы упрекаете меня в скрытности, — все так же печально улыбался архимаг. — Мы все помним урок алчности Бегемота, пришествие Феникса и далее по списку. Понимаю, я прошу вас о помощи, почти не объяснив, с чем вы столкнетесь. Простите, Карающий Меч, но я не в праве вам это сказать, по крайней мере сейчас. Может, когда вы станете старше и получите звание Верного — вот тогда вы поймете меня и даже не осудите.

— Я спрашиваю о том, что угрожает мне и жизням моих подопечных, а вы предлагаете мне повзрослеть?!

Накипевшее недоумение вырвалось с волной злости. Адриан больше не мог сидеть на месте. Он резко вскочил с кресла, едва не опрокинув его. В сторону архимага обвинительно направил перст:

— Вы знаете что-то важное, но боитесь грязи на руках! Может, это вы хотите спасти свою шкуру, выдав вашего коллегу? Или здесь что-то еще? Не поделили с кем-то власть? Убираете конкурентов? К Бегемоту и его матери все! Я не собираюсь плясать под ваши приказы! Вы мне скажете все, архимаг…

— Я ничего вам более не скажу, — не теряя лица, жестко перебил Анктус, не спеша поднимаясь. Кончики усов поникли, потеряв дружественный вид. Мех на белой мантии слегка затрепетал от усилившегося сквозняка. — Лишь предупрежу о еще одном условии. Компанию вам составит мой другой советник. Он явится следующим утром к вашему блаженному собору. Доставайте его своими вопросами, а уж он проследит за вами и вашим нравом, чтобы вы нас к чертям собачьим не отправили.

— О, нет, Анктус. Я не собираюсь вместо вас глупо помирать, — не унимался Гофард. Праведная ярость вновь накрыла его с головой, он перестал различать вещи вокруг себя. Держа рукоять меча на поясе, монах решительно направился к столу архимага за ответами.

Воздух затрепетал с большей силой, едва воин сделал пару шагов. Краем глаза паладин заметил, как на нагруднике заиграла искра. Яркая краткая вспышка ослепила его, начисто опустошив голову от диких мыслей. Резкий толчок выбил дыхание из груди. Почти неслышный стук о дерево, с которым он влетел в кресло, сломав ему ножки. Гофард прочувствовал, как по коже прошла болезненная дрожь и упокоилась где-то внутри тела. Сознание полностью прояснилось, и, недоумевающе вращая глазами, он выловил силуэт архимага. По взгляду Анктуса стало ясно, насколько тот устал как физически, так и морально. Его печально-понимающая улыбка вновь не сходила с лица, но голос отдавал предвзятостью:

— Прошу, больше не испытывайте мое гостеприимство. Просто выполните приказ, как полагается, и долг будет уплачен. Можешь передать это своему хозяину. Ты же у нас бешеный пес на привязи?

После удара молнией координация Адриана хромала. Инстинктивно стирая рукой липкую кровь с лица, он лишь сильнее ее размазал. Багровая влага размеренно продолжала поступать из носа. Переваливаясь, он смог подняться со сломанного кресла, пытаясь не смотреть в сторону Анктуса. В голове не было ни единой мысли. Пропал весь яростный запал, оставив лишь пугающую пустоту. Адриан даже не понимал, что и думать о своем унижении. Словно во сне, не чувствуя тела, он дошел до двери вялыми шагами. Опираясь на стальную ручку, он пытался хоть что-то сказать. Через силу Гофард все же решился задать вопрос:

— Что же за долг у настоятеля перед архимагом?

Кончики пышных усов вновь озорно поднялись вверх. Колдуна привело в восторг неведение паладина:

— Спроси самого Дранаса, если осмелишься укусить хозяина.

Проклятый

Ночь он провел в дозоре. Годами ранее Альнарон уже обустроил себе гнездышко на одном из деревьев. Долго он искал в своем районе удобное расположение, и нашел место, где не так высоко росли близко две крупные ветки, переплетаясь между собой. Здесь Альнарон закрепил веревками теплые шкуры, сделав для себя постель. Сверху укрывала густая листва, слегка спасающая от возможного дождя. Ночь можно было спокойно проводить, не опасаясь хищников и непогоды.

Сама природа помогла ему. Ну, или ему просто повезло, что было более правдиво.

Перед сном он тщательно осмотрел свое окружение: оббежал местность рядом, переходя от дерева к дереву. Луна своим тусклым светом изредка высвечивалась сквозь пробелы в листве. На ней Альнарон дольше всего задержал свой взгляд. Сегодня луна с особенной ехидностью следила за эльфов, словно знала все ответы, но делиться ими не собиралась из вредности. Стражу почувствовал себя неуютно от такого высокомерия, но обижаться не стал.

Лес казался пустым, холодным, одиноким. Чутким слухом можно было расслышать, как дневные птицы жмутся друг к другу в гнездах. Внизу предупредительно шелестела листва, в которой таилась лесная змея. Никаких признаков людей, никакого ощущения присутствия теневого существа. Лишь еще одна ночь в знакомом лесу.

Завернулся в мохнатую шкуру. Приятное тепло медленно разливалось по телу, в то время как между ветвями начал гулять стылый ветерок. Прошел насыщенный день, который оставил противоречивый привкус.

Даже не знал, что и думать. Слишком много вопросов накопилось, которые не давали покоя. Не мог закрыть глаза, слушал собственное дыхание. Может, вся эта чертовщина и привиделась ему.

Нет. Просто не могло. Он терзал себя доводами, пытаясь найти весомые аргументы. Помнил те чувства, связь, что образовалась между ним и бездонной пустотой. Здесь точно могли быть замешаны люди, не зря они появились именно в один день. Тот дикий крик, что издала тень. Ее ли они искали?

Вопросы, столько вопросов! Альнарон просто не мог уснуть, представляя всевозможные варианты будущего. Он словно стал героем книг, который столкнулся с неизвестностью, попал в водоворот событий, что приведет его к великим подвигам. Он даже не представлял, как недалеко он отошел от правды.

***

Он проснулся, почувствовав знакомое тепло. Лес снова наполнился звучанием жизни: трели птиц, нескончаемый шелест, пробегающее среди кустов зверье. Уже наступал день, солнце медленно двигалось к зениту. Альнарон предполагал, что проспал всего несколько часов. Ему запомнилось, как долго он бесполезно размышлял о таинственной тени, сильнее себя запутывая, прежде чем задремать.

Пора было возвращаться в родную деревню. Хоть заряда бодрости в нем не было, Денор все же скинул с себя теплую шкуру, скатал ее обратно в рулон. Эльф накинул на себя лиственный плащ поверх легкой одежды, сплошь усеянной костяными пластинами, вшитыми в ткань. Все снаряжение покоилось на соседней ветке, там же, где эльф и оставил его перед сном. Забрав вещи, страж начал свой Путь Леса, направившись прямиком домой. Через несколько часов, не сбавляя скорости, он уже мог быть на месте.

В его сознании что-то поменялось. Альнарон уже по-другому стал видеть себя со стороны, ощущать течение времени. Ему казалось, что вчерашний день для него стал переломным моментом, точкой невозврата. Несколько минут лишили его былого спокойствия, и на месте молодого Денора был уже словно другой. Он представлял, что в параллельном мире есть точно такой же дикий эльф, который как и прежде будет дальше нести свой скучный дозор в компании с книгами. Тот будет и дальше думать о том, как нечестна к нему жизнь, чувствовать сжигающее одиночество. Теперь настоящий Альнарон Денор не пересечется с этим жизненным путем. Он чувствовал, верил в это.

Новый день принес ему больше уверенности. Всегда ближе к ночи тревожные мысли нападали на него яростнее, не давая уснуть. Проснувшись, его уже не так волновали вчерашние проблемы, и тогда он мог по-другому взглянуть на них. Конечно, в следующий вечер тревога вновь поднималась, но эльф знал — к утру все эти чувства пройдут.

Так было и сейчас. Перебегая с одной ветви на следующую, Альнарон ощущал себя совершенным. Весь бардак в его голове разобрался, превращаясь в четкий план действий, которого он должен придерживаться.

Пробираться по лесу оставалось уже не так долго. Альнарон рассчитывал устроить себе передышку лишь пару раз, что было неплохим показателем для него. Повезло, что как раз сегодня день смены караула. Три ночи дозора, три ночи в деревне — такое правило для каждого стража. Он мог уже встретиться со своей заменой, но надеялся, что ему повезет не пересечься с ним. По правилам, Альнарон должен был лично передать ему вахту, но для проклятого всегда делали исключение.

Его деревня считалась пограничной, одной из поселений стражей. Оттуда выходили многие благородные родом защитники. Они несли в себе кровь тех воинов, которые смогли отстоять первые атаки людей. Те времена стали темными страницами в их истории, но дикие эльфы гордились ими. День Листопада, которым человечество некогда само нарекло то событие, стал переломным моментом в обществе. Усиление обороны на границе, уход от традиционного наследования профессий. В те времена многое менялось в культуре и быте диких эльфов, приобретая человеческие черты.

Но все это давно прошло. Войны закончились чуть больше века назад, и его народ снова возвращался к корням и традициям.

Иногда Альнарон желал родиться в другую эпоху, чтобы не наблюдать всего этого, как он считал, регресса в обществе. Система работала как часы, готовые снова сломаться от любого толчка извне.

Уже виднелся невысокий частокол, в отдалении сливающийся с деревьями. Местами совсем ветхий, местами уже поваленный. Снизу зелень давно укрыла его, оплетая колючим сорняком. Частокол до сих пор не снесли, оставили его как памятник того времени, когда солдаты Королевства волнами пробивались глубже в лес.

Альнарон спустился с деревьев, как по лестнице, только ступеньками служили толстые ветви. Он заметно сбавил шаг, уже почти дойдя до высоких кольев. Через проем в частоколе он вошел в деревню, чья будничная шумиха достигала ушей: хруст дерева под костяной пилой, треск костров, досужие разговоры.

Пред ним лежала его родная деревня Белокости клана Молодой Листвы. Дикому эльфу каждый раз непривычно было видеть свой родной дом после дозора. Здесь была полная противоположность всему тому, что его обычно окружало: огромное пространство вырубленных и выкорчеванных деревьев, вытоптанная столетиями трава. Видно, как растительность выступала от частокола, но, приближаясь к поселению, утрачивала свою власть. Десятки деревянных домов ютились близ тонких дорожек, по которым могли свободно пройти лишь двое.

Сами жилища диких эльфов, беспорядочно раскиданные по деревне, едва ли могли похвастаться своей надежностью по сравнению со зданиями людей. Приземистые хижины почти не отличались друг от друга. Множество крепких бревен, вкопанных в землю, образовывали почти идеальный пятигранник, являясь каркасом для дома. К другим, поперек привязанным ветвям, крепились теплые шкуры, чаще всего медведей, которых в отдельных районах леса было в достатке. Караваны с пушниной, приходившие с юга, всегда радовали разнообразием и стабильностью. От времени года шкуры сменялись, заменяя теплую шерсть на менее густую. Крыша венчалась низким куполом, сплошь состоящим из переплетенных веток, листьев и жесткой кожи. В центре темнели небольшие проемы для выхода дыма. Края крыши, где скапливалась дождевая вода, слегка загибались.

Сегодня народа было не густо в деревне. Охотники снова ушли за добычей. Стражи сменялись в этот день и некоторые из них, вернувшиеся домой, уже попадались на пути. Без сомнений, они хотели провести свободный день в своей хижине с семьей. Им было сейчас не до других забот деревни, к ним они вернутся завтра.

Альнарон ступал по полупустым дорогам между скоплениями хибар. Беременные женщины не скрывали свои выпирающие животы. Пробегали дети, совсем юные, пока не готовые обучаться ремеслу родителей. Проносились изворотливо, не замечая взрослых, что-то таскали с собой. В свою очередь, эльфы постарше выполняли свои каждодневные обязанности, чтобы только к вечеру вернуться по домам.

Денор вышел на широкую протоптанную улицу, вдоль которой дома стали более упорядоченными. Слышен был беспрерывный скрежет из пары хижин, соединенных между собой. Здесь братья Конрики вдвоем вытачивали изделия. Один из них, с перевязанными в конский хвост волосами, бил тяжелым заостренным куском булыжника о другой, еще больший, откалывая от него части. У другого, младшего, на рабочем месте лежала груда костей с кусками бурого мяса на концах. Похоже, Ламьяма уже вернулась со своими трофеями. Младший Конрик тщательно правил человеческие кости острием каменного ножа, который был не хуже железного аналога. Мимо бродили юные подмастерья, некоторые из них были детьми мастеров. Большая часть их работы состояла в выточке наконечников и креплению их на стрелы. Готовые древки для стрел им приносили из другой части деревни. Альнарон плохо знал тех мастеров по дереву. Удивительно, как Альнарон, прожив всю жизнь в деревне, почти не знал большую часть ее обитателей.

Стражу казалось, что братья-ремесленники никогда не отдыхали. Поглощенные работой, они совсем не замечали ничего вокруг. Они считались самыми востребованными мастерами в общине. Часто к ним наведывались ради инструментов и оружия.

Эти умельцы были из тех немногих, кто лояльно относился к Альнарону. Дикий эльф не так часто заходил к ним заходил за новыми стрелами, но Конрики, сколько он себя помнил, всегда были добры к нему. Еще с детства, когда Денор забегал поглазеть на их работу, те не выгоняли его, даже иногда давали подержать инструменты в руках. Два добродушных брата, которые любили свое дело и прекрасно с ним справлялись.

Они постарели. У старшего брата начала блестеть седина в темно-зеленых волосах. Младший отпустил козлиную бородку, в уголках глаз глубоко расходились морщины. Это большой миф, о том, что дикие эльфы долгожители. В этом люди часто путали их с северными родственниками. Вот они действительно могли долго прожить в своих холодных горах. О них Альнарон почти ничего не знал. Иногда ему попадались человеческие книги, в которых что-то писалось о них, но особо не вдаваясь в подробности. Иногда Альнарон жалел, что в своей жизни никогда не сможет увидеть морозную гряду гор снежных эльфов.

Денор на секунду решил подойти к Конрикам, завязать разговор. Хотелось поделиться мыслями, которые его тревожили, особенно после вчерашнего. Передумал в последний момент. Все же, были дела поважнее. Страж ускорил свой шаг.

Сородичи за двадцать пять зим почти смогли привыкнуть к его присутствию в деревне. Проходя по широкой главной дороге, поселенцы не чурались Альнарона, как бывало раньше. Эльф помнил, как в детстве от него уводили других детей. Вокруг него медленно пропадали из виду деревенские жители, которые находили занятия подальше от юного Денора. Тыкали пальцем, обзывали, плевали в ноги, но мальчик не понимал, отчего такое отношение. Он даже толком и отражения своего нигде не видел, лишь в лужах да корытах с водой, которые приносили водоносы каждый день. Какая простая мелочь — полностью черные глаза — возвели огромную стену между ним и остальными дикими эльфами.

Обидно и бессмысленно, ведь больше ничем другим Альнарон не отличался. Печально, что с этим ничего нельзя было поделать. С таким приходится только смириться. И хорошо, что теперь это было взаимно. Его присутствие терпели или вовсе не замечали. Если Денор пытался с кем-то заговорить, на него смотрели как на мелкую смердящую неприятность, потому он уже привык не общаться с сородичами.

Все что угодно превращается в рутину, теряя первоначальные краски. Даже сейчас, на Альнарона не обращали особого внимания, настолько, что это было заметно. Лишь одна беременная эльфийка с опаской зашла в свою хижину, не отрывая презрительный взгляд от глаз проклятого.

Так он и дошел до своего дома. Большая, просторная хижина, обвешанная новыми теплыми шкурами. Оставаясь здесь, Альнарон почти все время проводил со своей сестрой Лирией. Часто мать оставалась с ней, чтобы обучить ее тонкостям ремесла. Лирия училась быстро, схватывая на лету особенности обработки шкур и кожи, и, казалось, ей самой нравилось это занятие. Когда же матушка удалялась по другим делам, сестра только и сетовала на свою тяжкую долю. Даже когда она жаловалась, это звучало как сарказм.

Хоть родная семья принимала его таким, какой он есть, все же Альнарон больше любил уйти чуть подальше от деревни, в тихий одинокий лес. Там он вновь предавался чтению, полностью погружаясь в другой мир. Его освободили пожизненно от работ в деревне, и это было огромной поблажкой для проклятого. Конечно, в большей степени это было, чтобы Альнарон просто лишний раз не показывался в деревне. Сам он был не против такого.

Даже свободные дни он проводил будто в дозоре, только без обхода местности. В такие моменты его совершенно не смущало уединение. Он так привык к одиночеству, что ему самому стало комфортно находиться в нем.

Альнарон отодвинул дверной полог, заходя в хижину, теплым светом освещенную из узких окошек. Здесь все было на своих местах: постели из веток, накрытые шкурами, несколько каменных столов и стульев. Посередине в земле вырыта небольшая яма для очага. В ней с вечера остались недогоревшие ветки. В дальнем углу, как всегда, кучей лежали заготовки из кожи.

Сзади чьи-то пальцы резко влетели под ребра Денору. Дернувшись от неожиданности, дикий эльф издал крякающий звук. Сразу зазвучал звонкий хохот.

— Как же смешно, наверно, — тепло, но с недовольством отозвался Альнарон, поворачиваясь к сестре. Кто же еще мог так его поприветствовать?

Лирия Денор едва доходила ему до плеч. Обернутая в хитон из оленьей шкуры, ее фигура была почти неразличима, но лицо обладало женским притяжением. Она, прекращая смеяться, прошла мимо брата к кипе необработанных шкур.

— Ух, это каждый раз смешно, поверь мне, — ровным голосом уверила Лирия, не упуская момента издевательски состроить физиономию. Схватив несколько свернутых заготовок, она на своих босых пятках развернулась и присела на низкую постель. — Ты что-то рановато, братец.

— И я тоже рад тебя видеть, — бросил ей Альнарон так же саркастически. Он все еще стоял в проходе. — Вижу, у вас ничего не изменилось. А где, собственно, матушка?

— Она опять пошла уму-разуму учить охотников, — сестра достала костяную заточку, начав очищать новую партию кожи от неугодных волосков. — Портят шкуры последнее время, приносят обрывки какие-то. Ну, ты знаешь ее — она всем там сейчас покажет, как надо правильно.

— Это да, точно, — усмехнулся эльф, задумчиво перебирая пальцами дверной полог. — А отец? Надеюсь, он уже в деревне?

Сестра ехидно бросила в его сторону:

— Соскучился, что ли? Тогда тебе как раз повезло. Вчера вернулся. Злой только какой-то. Видимо, что-то не срослось в западных кланах.

Их отец, Оррик, был командиром стражи, влиятельной личностью в деревне, представителем клана в других частях леса Тинраль. Заключения сделок, контроль обмена товаров между поселениями — это и еще многое другое было на его плечах. Он был находчивым эльфом, умеющим добиться своего. Не только в Белокости его уважали. Былые заслуги рода Деноров также помогали ему в делах. Может, благодаря отцу и предкам Альнарона еще не зарезали собственные сородичи.

Но при всем этом у Оррика была слишком большая ответственность, каждый раз сильнее давящая ему на плечи. Слишком мало времени оставалось на родных, которые иногда так в нем нуждались. Он посвятил всю жизнь своему народу, смешав семью с остальной безликой толпой.

— Он, стало быть, у шамана сейчас? — спросил Альнарон, уже подозревая ответ. Страж скинул с себя лиственный плащ, совсем запарившись в нем. В его темной боевой тунике с костяными пластинами пока не слишком холодно. Положив накидку на свою постель, он уже собирался выходить.

— Где же ему еще быть, — напряженно ответила Лирия. Она отложила на миг свое занятие, оценив брата взглядом. — Ты хоть ел вообще сегодня? Какой-то ты совсем бледный стал.

И то верно. Желудок, словно услышав это, решил сильнее о себе заявить. Слегка неприятные колики намекнули о том, что пора трапезничать.

— Я, может, потом зайду…

— Никаких потом, — наотрез сказала сестра, словно переняв черты матушки. Наклонившись вбок, она отодвинула кусок древесной коры, закрывавший углубление. Эльфийка вытащила скромный сверток из тонкой кожи со следами жира.

— Со вчерашнего ужина немного осталось от зайца. По дороге хоть перекуси, — она передала Альнарону остатки мяса. Тот принял их несколько смущенно.

— А когда это вы перестали есть кабанов? Обычно вы только их и готовите на вечер, — иронично подметил эльф, вновь стоя у порога.

— Прости уж, но кабана тебе просто не досталось. Иди уже, торопыга.

Лирия принялась снова приводить звериные шкуры в порядок, утратив интерес к брату. Тот вышел, на ходу уминая слегка пережаренную ножку.

Как он и думал вначале, путь его лежал к шаману, старейшине деревни. Домой Альнарона потянуло скорее из привычки, желания увидеть знакомое лицо. Все-таки, он иногда скучал по родным, хоть и не достаточно для признания в этом самому себе.

Шаман Гунмах жил на другом конце деревни, рядом с библиотекой, куда молодой страж не раз наведывался. Если бы не старейшина, Альнарона сейчас уже не было бы в живых. Именно он не дал хаосу поглотить весь род Деноров и привести его к гибели.

Альнарон не знал точно, что именно тогда случилось. При его рождении дикие эльфы в страхе требовали расправы, узнав о тьме в глазах младенца. Мать нехотя рассказывала, как они прятались у старейшины, как отец с его верными друзьями сдерживали беснующуюся толпу на подступах к Логову. Никто не знал причину таких беспросветно черных глаз, по которым нельзя даже было понять, куда смотрит эльф. После долгих минут ожидания и криков, шаман вышел к народу деревни и нарек ребенка проклятым и объявил его неприкасаемым. Сказано было, что любой, причинивший вред проклятому, мог разделить с ним его участь. Сказано было устами старейшины, что Альнарон несет в себе расплату за страдания других. Будто в нем воплотилось возмездие природы за все грехи диких эльфов.

Толпа смутилась тогда, требовала любых ответов, но даже у старейшины их не было. Разосланы были гонцы в ближайшие деревни известить о событии. Все узнали, что за трагедия произошла, сочувствовали и радовались, ведь это произошло не с ними.

И спустя годы, Альнарон понимал, насколько все это было чушью. Никто не знал, что действительно с ним такое. Все либо боялись, либо им было наплевать, чтобы попытаться выяснить настоящую природу проклятия. Все поверили в байку старейшины, который, к счастью, был одним из хороших друзей его отца. Сам Оррик поговаривал о том, будто именно шамана Гунмаха стоит благодарить за его доброту. Альнарону все равно легче не становилось от такого неведения.

Дикий эльф дошел до высокой арки, выстроенной из связанных меж собой костей — символичные врата на территорию старейшины. Сотни различных белесых останков были обмотаны между собой полосками кожи, составляя основание двумя толстыми колоннами. Сверху они соединялись такой же изогнутой балкой из костей. Альнарон вспомнил, как отец пояснял ему значение арки. Говорилось, что эти врата означают вечный восход солнца по утрам, даже если от диких эльфов останутся только кости.

За аркой открывался вид на длинную хибару, хранящую в себе сотни книг обоих народов: людей и диких эльфов. Летописцы, служащие в этой библиотеке, каждый день перебирали книги, переписывали старые трактаты, хранили историю. Альнарон тянулся к этим знаниям, и он бы с радостью поменялся местами с любым из этих летописцев. Жаль, что ему это было не суждено.

Сам Гунмах обитал под землей, в Логове, как это и полагалось шаманам диких эльфов. Темный провал начинался почти сразу за костяной аркой. Вкопанные в землю бревна служили ступеньками и уходили под крутым углом глубоко вниз. Эльф спускался по ним в темноту и холод, в котором привыкли жить шаманы.

Лучи солнца почти не достигали дна, а сверху виделся прямоугольник яркого света на глубине. Обожженные стены подземного коридора по обе стороны освещались встроенными лампадами из кости. На изделиях красовались вырезанные лесные животные, настолько живо сделанные, будто они сейчас начнут издавать звуки. В нескольких метрах у подножия лестницы среди неясного освещения вырисовывалась каменная дверь, откуда эхом доносили разговоры. Подойдя к ней ближе, Альнарон различил знакомые голоса.

–…даже часть дозоров не собираются переносить ближе к границам. Клан Каменных Ветвей сейчас серьезно взялся за свои чертовы камни. Зато они согласны на обмен.

— Какой смысл в этом, Оррик? Ты сам говорил, что нам не хватит стражей уже в следующем году. Тот несчастный случай нам все попортил. Хорошо, но если не этот клан, то кто тогда? Я сам на деревья не полезу. Ты вот еще в неплохой форме, сможешь сам все сделать.

— Твое пузо растормошить, ты и не так побегаешь.

— Нет уж, дружище. Другим у меня голова занята.

— Отец? — слегка приоткрыв дверь, заглянул Альнарон неуверенно. Первым его встретил недовольный взгляд шамана. — Да пройдут страдания, старейшина Гунмах.

Двое сидели на бревенчатом полу, сложив ноги под себя. Громко трещала большая жаровня за их спинами, больше отдавая тепло, чем озаряя небольшую комнату. Пара дверей по бокам вели в личные покои шамана. Альнарон, каждый раз, попадая в Логово старейшины, чувствовал себя не в своей тарелке. В стенах белели отшлифованные временем кости дюжины скелетов, вмурованные в пещеру. Черепа бывших шаманов, казалось, следили за каждым шагом, готовые поведать о скорой беде. Когда-нибудь и Гунмах займет свое место среди них.

— Альнарон? Не думал, что сегодня тебя увижу.

Добродушие и непринужденность улетучились в голосе старейшины. Его жировые складки живота почти располагались на его поджатых ногах. Как всегда, несмотря на сырость, Гунмах носил лишь набедренную повязку из медвежьей шкуры. Белоснежные волосы, заплетенные в тугую косу, почти достигали пола. Большие щеки делали его взгляд постоянно прищуренным.

В лице шамана вообще мало какие эмоции можно было распознать. На нем белели костяные наросты, которые срослись с черепом старейшины. Они покрывали полностью брови, подобно лучам солнца расходились на лбу, повторяли форму подбородка. Весь его лик словно состоял из костяной маски.

Таков был удел шаманов — носить на себе кости своих предков. Великую боль должен был пережить каждый из них, завершая обряд инициации. Процесс шел целый день и сопровождался дикими муками. Это было необходимостью, ведь только через эти останки бывших старейшин, такой эльф как Гунмах мог говорить с предками.

— Что ты вообще тут делаешь? Разве сейчас ты не должен быть в дозоре? — произнес строго Оррик Денор. Он не менялся, отличаясь своей нетерпимостью. Суровый взгляд из-под тонких бровей, что знаком с детства. Все та же прическа — зачесанные назад волосы, собранные в короткий хвост, только с годами, будто пеплом, окрашенные в темно-серые тона.

— Нет, отец. Я как раз сегодня сменился, — чуть осмелев, Альнарон зашел, несмотря на недовольство. Этого он уже натерпелся, не так страшно. — Мне нужно многое вам рассказать.

— И потому ты просто можешь ворваться посреди нашего разговора? Просто влететь сюда, как к себе домой? — холодный голос Оррика ставил его на место. Как всегда, отец старался показать себя выше других, утвердить свой статус на виду. Правила, традиции и уважение значились выше интересов родни.

— Хватит с тебя, Оррик. Для кого ты тут так надрываешься, — старейшина Гунмах смягчился, словно в противовес старому другу. — Присаживайся, рассказывай, если это так важно. Все равно в наших личных делах мы зашли в тупик.

У Альнарона даже на душе отлегло. Его хотя бы выслушают. Молодой эльф с радостью прошел к деревянному настилу и уселся напротив. Выпятив недовольно губу, Оррик посмотрел на шамана, явно не одобряя.

— Предки говорят, что ничего в этом плохого нет, мой друг, — скорее в шутку произнес Гунмах. Отец Альнарона с легкостью мог воспринять эту фразу всерьез.

Два влиятельных диких эльфа сейчас сидели перед Альнароном. Именно отец и его верный друг действительно руководили деревней, и все это признавали. В самих же кланах не было главных, лишь в военное время созывался совет из всех старейшин клана и глав стражей для решения важной задачи.

От того, что эти двое эльфов скажут на его вчерашние находки, зависит, насколько быстро он продвинется в поиске ответов. Альнарон поведал им о вчерашней стычке с людьми, стараясь кратко рассказать все самое важное. По лицам слушателей стало видно, что эта новость их явно не сильно удивила.

— Да, уже утром мне доложили, — без энтузиазма отреагировал Оррик, поправив свою боевую тунику. Она почти ничем не отличалась от той, что была у сына. — Если не ошибаюсь, Ламьяма Вивик была с тобой, она мне все и рассказала. Надо же, она только недавно стала стражем, а уже повстречалась с чужаками. Что ж, это похвально, что вы вместе с ней справились и не растерялись.

В глазах седого эльфа сверкнула гордость за свое чадо. В глубине души Оррик Денор любил свою семью, какой бы она ни была. Вот только эта привязанность терялась среди его обязанностей. Он продолжил с тем же деловым тоном:

— Но мне ничего не докладывали о следах повозки. Это… несколько меняет дело. Какого лешего вообще люди так далеко забрались в лес?

Старейшина поднес пухлый палец к губам, предупредительно шикнув:

— Не упоминай лешего. По крайней мере, не у меня в Логове.

Запнувшись, Оррик попытался разгадать долю шутки в серьезном лице друга. Каждый раз для него это оказывалось сложным занятием. До отца Альнарона никогда не доходил юмор шамана.

— В конечном счете, мне все это не понятно. Недопустимо, чтобы люди могли так спокойно у нас расхаживать. И как я понимаю, это уже не в первый раз. Думаю, мне стоит наведаться в деревню Белослез, все-таки это их часть территории, — закончил глава стражи, качая головой в согласии со своими мыслями. Гунмах присоединился к нему, не проронив ни слова.

Теперь настал самый тяжелый этап рассказа. В сомнении Альнарон посматривал то на старейшину, то на отца.

— Это еще не все, — он неуверенно растягивал слова, пытаясь подобрать нужные. — Там же случилось нечто, что я не могу понять и объяснить. Это звучит как совершенно ни на что похожее. Можете подумать, что мне просто показалось, но что-то странное произошло со мной вчера.

— В каком смысле? — непонимающе спросил Оррик. Отец эльфа ожидал услышать какую-нибудь будничную глупость, которая случалась с новичками в бою. Все-таки его сын еще недостаточно смертей повидал.

Конец ознакомительного фрагмента.