Белуха. Выпуск №6

Виктор Васильевич Свинаренко

Литературный альманах «Белуха» – это девиз: «Ваши произведения увидят свет!» Цель альманаха – раскрытие забытых страниц истории Сибири, показ современности, помощь русскоязычному автору в самореализации своей творческой личности. В этом номере альманаха продолжается ведение рубрики «Славное прошлое». Альманах поднимает из ушедшего времени имена, звучавшие в досоветской литературе, т. е. до 1917 года.Часть рассказов и стихов также можно найти в сборнике «Спаси и сохрани».

ЧАСТЬ 2. СТИХИ СОВРЕМЕННЫХ АВТОРОВ

Вскружились небо и земля,

И слились звёзды с буйством бездны.

Напрягшись телом и душой,

Я вырвался из этой круговерти,

Раскрыв пером в пространство жизни дверь, —

К любви, свободе мысли и бессмертью!

Виктор Вассбар

Борис Винарский

Жила—была девочка

Мой мир забыл, что значит ливень.

Я возвращаюсь в свой миллениум

как кот, который всем противен,

уснув на новеньких коленях.

Устав от южных крепких поил,

ночной прохладою прозябнув,

когда тебя я успокоил,

вдруг сам занервничал внезапно.

И там, у дикого причала,

глотая горлом иглы комьев,

ты истерила, ты кричала,

во мне Его зачем—то вспомнив.

«Зачем, мой зверь, меня целуешь?

Как я, ты мёртв уже давно, —

Ты прошептала. — Одному лишь

навечно сердце отдано».

Умчалась в окнах поездов

в тумане раннем.

Я ко всему опять готов…

и в сердце ранен…

Хребет

Лопнув графином,

ветхим графином,

сердце взлетало как птица в небо

от лёгких мыслей

о непоправимом;

и поезд мчался в межгорный Небуг.

Блеклое солнце,

белого цвета

воздух

и небо — глаза слепого —

так и застыли с эпохи Завета.

Домик примазан к горе.

Липома.

И чувствуешь тут ты

гораздо сильней

в ночную мглу,

как ветер с берега

доходит,

мысли не о ней

и прочая… и прочая…

Истерика.

***

примириться, стереть из памяти

орхидеей из камбия — мне бы—де.

вы тогда б захлебнулись в камеди:

не читали, как любят лебеди

запретила ласкаться звуками —

всё одно, докоснусь я строками,

обоняй же: тебя баюкаю

как младеницу бездноокую

и прочувствуете навряд ли вы:

/лишь один испытал вкус той крови я/

на любви моей непонятливой

не поставить вовек надгробия

Тот день, которого не жду

Тот день, которого не жду,

С меня, как нелюдь, как мздоимец,

Ежеминутно тянет мзду.

Я столько вынесу… И вынес.

Тушую память, как жена,

Которую не красит басма.

Ведь память вся заражена.

Я столько понял… И напрасно.

Скатившись с пика, утонул

На дне карьера кучкой щебня.

Не дрогнет полумесяц скул.

Я так тебя любил… Но тщетно.

Шторм

Знаешь, с тех пор как утратил способность согреться,

без спазмов под рёбрами, чаянья, что фаворит,

я погружаюсь стрелой с головой в непотребства,

наверно, в надежде, тебя отыскав, повторить.

Снова посуда разбита, по курсу обломки,

той ненасытной старухой сижу у волны,

бьются подруги её монотонно об лодки.

Я заблудился, не чувствуя больше вины.

Море шумит, отбиваясь от сонного ливня,

звуки доносит немыслимо издалека,

рядом Тамань, и блеснёт в темноте заунывно

еле заметный и беглый фонарь челнока.

Всюду ныряют в воде незнакомые лица,

трение тел порождает безжизненный скрип,

моря поверхность так мраморно—чисто червится

от бледных людей, как от страшных, причудливых рыб.

Может быть, просто вставать по утрам не хотели,

или, как всем нам, наскучили эти дела —

словно беспечных младенцев в большой колыбели,

сети качают не нужные больше тела.

Время сотрёт остроту прежних встреч, тем не менее

не оправдание — рваные раны в судьбе.

Знай, что любое шальное в ночи дуновение

с моря

мне напомнит о тебе.

Здесь

любой злодей здесь пацифистом

всё ж стать смог,

здесь не пройти, не поцепив нас

на сапог,

здесь так открыто не осклабишь —

креп надень:

ты, как и все, под сенью кладбищ

только тень,

и этот день у жизни отнял

на пустяк,

но есть приметы, что сегодня

всё не так,

над грудью только мёртвость мяты

мочит дождь,

и вот сегодня до меня ты

не дойдёшь,

на камне «Господи, помилуй!»,

иней, плащ…

— Ты не ходи мне на могилу

и не плачь.

Конец ознакомительного фрагмента.