Не плачь по мне, Аргентина

Виктор Бурцев, 2008

Ушедшие от возмездия нацистские преступники во главе с безумным оккультным доктором фон Зеботтендорфом, укрывшись в Аргентине, жаждут реванша. На сей раз их оружием стали результаты страшных экспериментов с человеческой психикой, основанные на древней индейской магии. Сотрудник советской разведки Антон Ракушкин и журналист Константин Таманский затевают опасную игру с целью разрушить планы нацистов. Однако противостоять им придется не только тайной полиции и повстанцам-террористам, но и чудовищным существам с противоположной стороны реальности.

12

1853 год. Санкт-Петербург.

Нехитрая процедура.

В небольшую медную трубочку наливается два миллилитра нитроглицерина, и помещается все это в небольшой тигель, наполненный песком. Обрывок воспламенительной нити… Взрывом разносит и сам тигель, и толстую каменную плиту, служащую подставкой. В пыль.

Удивление и восторг зрителей, среди которых Эммануил Нобель и его сын Альфред. Оба поражены.

Профессор Зинин удовлетворенно кланяется.

1862 год. Хеленборг. Городок под Стокгольмом.

Эммануил и Альфред Нобели основали кустарное производство нитроглицерина.

Через год Альфред изобретает инжектор-смеситель, который делает процедуру производства более безопасной. Однако в сентябре 1864 года лаборатории в Хеленборге взлетают на воздух! Сто килограммов нитроглицерина сносят с лица земли производственный и складские корпуса. При взрыве гибнут люди, среди которых брат Альфреда, Эмиль. От пережитого горя Нобеля-старшего разбивает паралич.

Катастрофа не останавливает Альфреда. Он берет дело в собственные руки и продолжает опыты. Нитроглицерин производят по всей Европе, в том числе и в России.

В это же время многие ученые относятся к практическому применению нитроглицерина со скепсисом, указывая на его нестабильность и опасность.

Нобель ищет решение.

И находит его в 1867 году, смешивая нитроглицерин с кремнистой горной породой.

Новое вещество, безопасный взрывчатый порошок Нобеля, он называет динамитом.

В этом не было никакой случайности. Никакого случая. Протечки нитроглицерина и так далее… Нет. Только работа, долгие и опасные исследования.

А через десяток лет, в 1887 году, Нобель делает мощный бездымный порох, превосходящий взрывчатыми свойствами черный.

Эти два вещества, бездымный порох и динамит, собрали и собирают по сей день кровавую жатву по всему миру. Никто и никогда не считал людей, убитых пулями и разорванных динамитом. Атомная бомба, газовые камеры, бактерии, все эти ужасы и кошмары войны — всего лишь шалости перед человеком с динамитной шашкой в руке.

Атомная бомба слишком страшна, чтобы быть примененной. Газы не подчиняются ничему, кроме переменчивого ветра. А бактерии не знают границ и пределов.

И только изобретение Альфреда Нобеля несет смерть и разрушение по всему миру, одинаково легко уничтожая и революционеров, и угнетателей, и мирных людей.

Говорят, что открытие было случайным. Говорят, что все, чего добивался Альфред, это облегчение горных работ.

Нет, нет. Взрывать горы и строить туннели прибыльно, но не настолько. Больше всего денег приносит война.

Говорят, что булыжник — оружие пролетариата. Не верно! Динамит — настоящее оружие пролетариата.

Эту нехитрую истину понимал и Кристобаль Бруно.

В Буэнос-Айресе было несколько мастерских, которые производили взрывчатку. Все они были хорошо законспирированы и размещались в помещениях совершенно безобидных производств. Одно, где работал Аркадио Мигель, на складах типографии. Другое в портовых доках, где даже днем появляться было небезопасно, а полиция была куплена и перекуплена. И еще одно в пригороде, на заднем дворе скобяной лавки. Последняя лаборатория была самой мелкой, там просто готовили сырье и ремонтировали оружие.

Ответом на рыночный погром стали развешенные по всему городу листовки, в которых говорилось все то, что обычно пишут революционеры. «Угнетатели». «Преступный режим». «Грядущая свобода». «Не останется без отмщения».

Заявление для прессы ушло в газеты, но ни одна редакция не отважилась напечатать этот текст. Поэтому «Открытое письмо» было развешено на всех столбах сразу же после того, как патрули прошли по городу и сорвали первую листовку.

Революционерам не нужно искать повод, чтобы кинуть бомбу. Но вдвойне приятно делать это, когда повод имеется.

Через сутки после того, как солдаты ворвались в ворота рынка, у КПП казармы, где располагалась национальная гвардия, на воздух взлетела начиненная взрывчаткой машина. Взрывной волной был уничтожен блокпост с часовыми и грузовик с провиантом. Осколками посекло автобус. Среди пассажиров были раненые — в основном рабочие, оттрубившие смену на заводе.

Еще один взрыв прозвучал через несколько минут после первого. Разлетелась в клочья патрульная машина с солдатами.

Все время, пока гигантская шестеренка двигалась, перемалывая людей, Кристобаль Бруно сидел в баре и пил виски. Акцию со взрывом машины у казарм можно было назвать его победой. Самому Кристо не пришлось делать ничего, он только подтолкнул механизм, и огромный маховик сдвинулся со своего места. Маленькие винтики революции, люди, пришли в движение.

Но почему-то Кристо не ощущал триумфа.

Он пил дешевый, пахнущий сивухой виски. Морщился от удушливого запаха пота, казалось насквозь пропитавшего эту забегаловку. Какие-то матросы шумно кутили в углу, кто-то спал, упав на стол возле недопитой рюмки.

Неожиданно Кристо подумал, что его самого ждет такое же будущее. Допьет эту бутылку, начнет следующую, а потом сознание отключится, и он упадет. А очнется где-нибудь в подворотне с вывернутыми карманами. Чудная перспектива для революционера.

Он опрокинул еще стакан.

На душе было мутно.

Вообще запои случались с Кристобалем Бруно редко. Борьба не давала времени для таких слабостей. Но у каждого, даже самого сильного человека должна быть какая-то отдушина. Обычно это или наркотики, или алкоголь, или женщины.

Наркотики Бруно презирал. Они делали из человека раба, а именно рабство было главным врагом Кристобаля. От женщин тоже веяло опасностью. Они делали человека слабым. Например, Аркадио Мигеля, который из-за любви не мог взорвать трибуны. Оставался только алкоголь. Редко, но, как говорится, метко.

Бруно сидел лицом к двери, когда она распахнулась и в душное помещение вошла девушка. Она отмахнулась от матросов, приглашавших ее к столу, поморщилась и нашла взглядом Кристобаля.

— Только не начинай, — простонал Бруно, когда девушка решительно села напротив.

— Чего не начинать, Кристо?

— Того, что я пьян, что я… Ты знаешь, Леонора, я не пью просто так. И не пью часто. Сейчас я никому не нужен, все дела двигаются без меня. И от моего пьянства нет никакого вреда.

— Мне плевать на то, что ты пьешь. Мне это не мешает. Но мне не наплевать на то, что ты делаешь.

— Я тебя не понимаю, Лео…

— Отлично понимаешь! — Леонора стукнула кулачком по столу. — То, что ты делаешь, настолько безнравственно… Что я даже не знаю, зачем я пришла сюда.

— О чем ты?

— Ты уничтожаешь все. Уничтожаешь нашу мечту! Нашу борьбу! Идею! Как ты не понимаешь, что так… так нельзя?!

— Я по-прежнему тебя не понимаю. — Кристо налил себе еще виски.

Леонора вышибла стакан из его рук. Бруно поморщился и пододвинул к себе бутылку.

— Номер на рынке — твоих рук дело?!

Кристобаль вздохнул.

— Это были солдаты национальной гвардии…

— Вздор! Бруно, солдаты были в казарме. Не было никакого налета! Ты знаешь это не хуже моего! Солдат не было на рынке. Не могло быть!

— А с чего ты взяла, что я имею к этому отношение? Солдаты — нет, а я — да. Кто из нас пьян?

— Ты сам признавал, что народ надо подхлестнуть! Ты говорил, что провокации имеют право на существование! Ты приветствуешь террор! Ты к нему стремишься только потому, что хочешь отодвинуть Комитет! Тебе только повод нужен!

— Иди домой, Лео. Ты не в себе. И не понимаешь, что говоришь…

— Я отлично понимаю! — Леонора вскочила. Хотела еще что-то сказать, но только возмущенно фыркнула и метнулась к двери.

— Лео! — вдруг крикнул Кристобаль.

Она обернулась на мгновение.

— Я этого не делал… — сказал Бруно.

Хлопнула дверь. Девушка исчезла.