Карантин

Вячеслав Шалыгин, 2014

Сезон Катастроф продолжается! «Серые», загадочные существа, способные принимать любой облик, терроризируют население территорий, прилегающих к аномальным зонам, которыми, как незаживающими язвами, покрылись все континенты Земли. Чтобы справиться с этой и другими напастями Сезона Катастроф, был проведен секретный эксперимент под номером 431. Последствия не заставили себя ждать. А разгребать их приходится ветерану Игры на Выживание, опытному сталкеру Андрею Луневу. Мастер Игры на его стороне, но и зловещий Претендент еще не сложил оружия…

© Шалыгин В., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Все началось осенью 2015 года. Реальность вдруг покрылась сетью трещин, Зловещее Нечто прорвалось через эти разломы бытия и установило вокруг точек прорыва свои, порой совершенно непонятные людям правила игры.

Найроби, Бангкок, Новосибирск, Дубай, Каракас, Детройт, Москва… Меньше чем за год число пугающих аномальных зон увеличилось до полусотни и продолжило расти. Никто не мог угадать, где в очередной раз рванет, поскольку не существовало никаких примет-предвестников, что именно здесь образуется разлом.

Нереальные амплитудные землетрясения, странные «застывшие» извержения вулканов и невообразимые по силе и продолжительности песчаные бури. Необъяснимые стремительные наводнения в маловодных регионах и тлеющие без пожаров земли. Болота, полные невозможных тварей, и странные территории, где время меняло свой ход. Города, в которых нельзя было найти нужный дом, потому что здания постоянно перемещались, как шашки на доске, и города, в одночасье замерзшие среди жаркого лета. Это лишь краткий список проблем, которые встречались на территориях вокруг разломов реальности. Ни в одном из мест прорыва сценарии вторжения не повторялись, но каждый раз из сопредельных пространств, времен или измерений в нашу реальность прорывалось худшее, что мог создать смежный мир.

Впрочем, имелись и общие признаки точек разлома мироздания: подавление всех видов радиосвязи, наличие в центре аморфной черной кляксы — собственно места разлома и загадочные однотипные вещицы — размером с ладонь квадратные металлические пластины непонятного назначения. Их обязательно находили в пределах аномальной зоны. Какое-то время спустя этим вещицам придумали название — «пакали», но их назначение и свойства еще долго оставались загадкой. До тех пор, пока в этот вопрос не внес ясность созданный бизнесменом Кирсановым Центр изучения катастроф. Именно ЦИК с самого начала активно занимался проблемой разломов и очень скоро превратился в единственную реальную силу, способную если не противостоять разрушению мира, то хотя бы помочь человечеству найти свой путь по лабиринту, созданному из осколков мироздания.

Так все и началось. Мир то ли перевернулся, то ли вывернулся наизнанку, не имеет значения. Важно лишь то, что ему пришлось принять новые правила существования. Правила жестокой Игры на выживание. Игры, названной ее участниками Сезоном Катастроф.

Пролог

Зона разлома 55 (Омская).

День «Д»

Перед рассветом все в природе на миг замирает, будто бы в ожидании гимна восходящему солнцу, и это единственный случай, когда гимном служит тишина. Краткий миг тишины, после которого мир наполняется звуками, красками и светом. Иногда бывает, что звуки, краски и свет смазываются непогодой, но гимн тишины перед этим обязательно звучит. Если, конечно, все не испортят люди.

Это июльское утро в центре зоны нестабильности с порядковым номером 55 выдалось хорошим, ожидаемо ярким, но миг тишины перед рассветом так и не наступил. Всему виной была деловая суета множества людей. Рокот техники, громкие разговоры, топот и бряцанье оружия так и не дали окружающему миру послушать гимн. Это не остановило восход, но пробуждение природы вышло смазанным, факт.

— А как начнется день, так и пройдет, — вслух закончил свою мысль журналист Александр Кривов. — Противоестественно.

— Что? — не расслышав комментария, переспросил немолодой пилот маленькой вертушки с логотипом крупнейшего федерального телеканала на борту.

— Не нравится мне все это, Петрович, вот что, — ответил журналист. — Попробую еще раз пробраться к разлому. Если не получится, будем снимать на длинном фокусе с воздуха. Будь готов.

— Да не вопрос. — Пилот отсалютовал, как в советском детстве. — Всегда готов.

Кривов как-то странно покосился на пилота и едва заметно поморщился, будто бы его покоробила какая-то из частей бодрого ответа Петровича.

Александр проверил, на месте ли пластиковая карточка с журналистской аккредитацией, включил камеру на запись, шумно выдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и решительно двинулся в сторону оцепления, которое плотно перекрыло все подходы к непримечательному вроде бы перелеску. В окрестностях Омска таких перелесков было множество, лесостепь все-таки, но именно за этим «околком», как называли подобные рощицы местные жители, прямо в чистом поле чернела подвижная клякса разлома реальности.

Кривов на секунду остановился, сделал пару снимков и двинулся дальше, продолжая записывать видео.

— Третий день как мы в зоне разлома номер пятьдесят пять, — прокомментировал он. — Надеюсь, хотя бы сегодня не придется хитрить, прорываясь к разлому всеми правдами и неправдами. Генерал Соболев лично пообещал, что журналистов подпустят к разлому хотя бы на полкилометра. Вообще, конечно, опасения военных понятны. Эксперимент задуман сложный, опасный, даже дерзкий. Ведь ученые пока так мало знают о разломах. С другой стороны, мы все взрослые люди, понимаем, на что идем. А какие-то технологические секреты… нам они к чему? Да и смешно оберегать то, что станет секретом Полишинеля через два-три часа. Шило в мешке не утаишь. Как только экспериментальная установка заработает, всем станет ясно, что конкретно она из себя представляет и какую цель преследуют ученые. Ну ладно, позавчера, допустим, сохранение тайны еще имело смысл. Вчера тоже. Но сегодня… это формализм чистой воды.

Александр вышел на дорогу, которая еще три дня назад была узким и заросшим травой проселком, а теперь превратилась в широкий серый тракт, укатанный до каменной твердости многочисленной военной техникой. Отсюда уже были видны армейские посты и снующие по опушке перелеска специалисты в штатском, а также машины и палатки.

Издалека донесся рокот, посвистывание и характерное лопотание вертолетов. Две боевые вертушки прошли над рощицей и улетели куда-то на восход. Скорее всего, просто зашли на круг. Обстановка складывалась напряженно-торжественная, как перед боевой операцией.

— День «Д», — продолжил комментировать Кривов. — Финальный этап эксперимента. Вон там справа стоит машина с будкой, а рядом на раскладных столиках и штативах установлены приборы. Это вотчина метеорологов. Насколько я понял, успех эксперимента сильно зависит от погодных условий. Поэтому сейчас наверняка проходит сто первое снятие показаний метеорологической аппаратуры. Хотя и без точных данных понятно, что день будет ясный. Это стопроцентно. Взгляните на небо и на траву. Небо чистое, под ногами обильная роса, а воздух стремительно прогревается. Что и требуется для успеха эксперимента. Почему я так уверенно об этом говорю? Признаюсь, кое-что за прошедшие два дня мне все-таки удалось узнать. И это не слухи и домыслы бойцов оцепления или вспомогательного персонала полевой лаборатории. Это информация «источника», близкого к руководителю эксперимента, известному в научных кругах чешскому ученому Роману Кукумбергу. Кстати, отличный дядька, умнейший, контактный, хорошо говорит по-русски и не шарахается от прессы, что, сами понимаете, с моей точки зрения, особо ценное качество. Из Европы с ним приехали два коллеги-помощника, а прочий персонал предоставили наши военные. Нет, не все сотрудники полевой лаборатории армейские специалисты, довольно много гражданских, но ведущего инженера пану Кукумбергу навязали военного. Кстати, вот он, как раз у машины метеорологов. Подполковник Худобин. Как я и предполагал, в сто первый раз уточняет метеоданные. Стоит отдать должное господам военным, подготовка ведется очень тщательно. Даже пан Кукумберг это отметил.

Кривов медленно увеличил изображение, затем так же медленно вернул общий план.

— Интересный момент. Мы находимся в зоне нестабильности, никаких сомнений в этом нет. Ведь за перелеском чернеет разлом, а радиосвязь не работает в радиусе пятидесяти километров. Поэтому вы, друзья мои, смотрите этот репортаж в записи, а не в прямом эфире. Но, что удивительно, здесь нет никаких других признаков аномальной активности. И это не только мое личное впечатление. Это научно доказанный факт. Северо-восточнее того места, где я сейчас нахожусь, развернут еще один научный лагерь. В нем также работают военные специалисты, но изучают они не разлом, а прилегающие территории. Ищут признаки проникновения в наш мир чего-нибудь аномального или, как теперь принято говорить, «потустороннего в прямом смысле». Насколько мне известно, до сих пор были замечены только три признака, типичных для любой зоны, можно сказать, «классических»: разлом, подавление радиосвязи и пакали. Да, да, в этой зоне практически сразу же были найдены несколько пресловутых пакалей, загадочных артефактов, которыми, как известно, очень сильно интересуются в Центре изучения катастроф. Какие, где, когда и кто их нашел, остается закрытой информацией. Но, как вы понимаете, сам факт того, что данные засекречены, дает ответ по крайней мере на один из вопросов. Без сомнений, пакали были найдены армейскими квестерами… извините, разведчиками — слово «квестер» приводит их в ярость. Вы спросите, как разведчики умудрились опередить квестеров всемогущего Центра изучения катастроф? Все просто. Слева от меня, буквально в нескольких километрах, расположен учебный центр ВДВ. А эти поля и перелески — тренировочные площадки и полигоны. Теперь уже бывшие.

Александр почти поравнялся с первым постом, поэтому был вынужден поставить запись на паузу. На этом этапе пути обычно трудностей не возникало, но мало ли что? Однако скучающие в оцеплении вот уже двое суток подряд десантники лишь скользнули взглядом по журналисту и даже не потребовали предъявить пропуск. Кривова за два с лишним дня все успели запомнить в лицо.

В тени деревьев, под которыми был разбит лагерь научной экспедиции, как упорно называли свою походную лабораторию ближайшие помощники Кукумберга, на журналиста и вовсе не обратили внимания. Всем было не до гостя. Движение суетливого народа по всему перелеску можно было смело назвать броуновским. Все куда-то спешили, делая весьма озабоченные лица, но выявить единый центр притяжения не представлялось возможным. Казалось, что все двигались во все стороны, умудряясь оставаться в границах перелеска. И каждый делал это с таким видом, словно был глубоко убежден, что именно от него зависит успех эксперимента. Будто бы стоило ему опоздать, и кранты, «гипс снимут, клиент уедет, все пропадет». Будь Кривов вражеским разведчиком, он сошел бы с ума, пытаясь понять по лицам и поведению персонала, где тут находится штаб или спрятан главный секрет.

Но Александр знал все, что нужно, и без подсказок озабоченного персонала. Он уверенно двинулся по «главной аллее» — узкой тропе, протоптанной сквозь весь перелесок. Тропа дважды изгибалась, поэтому сразу увидеть, что творится по ту сторону зарослей, Кривов не сумел. Но после второго поворота он все-таки поймал в объектив то, за чем охотился вот уже третьи сутки.

Раньше над заветным секретом была натянута маскировочная сеть, но теперь ее аккуратно снимали, и Александру постепенно открывалась пресловутая установка Кукумберга. Во всей красе. Если можно так сказать о здоровенном, на базе бронетранспортера, нагромождении механических деталей, каких-то электронных блоков и электромоторов.

Кривов замер на месте и взял крупный план. Восходящее солнце эффектно подсвечивало механического монстра, и он будто бы реагировал на живительные лучи светила. Сервоприводы тонко жужжали, а несколько деталей наверху установки едва заметно двигались в такт этим звукам. Установка будто бы самонастраивалась. Хотя, возможно, настройкой руководили операторы. То, что их не было в кадре, ничего не значило.

Впрочем, несколько человек в кадре все-таки были. Двое военных, двое гражданских и сам профессор Кукумберг. Он что-то увлеченно разъяснял помощникам, указывая то на восходящее солнце, то на разлом. С позиции Кривова можно было увидеть почти половину огромной кляксы с подвижными, постоянно «куда-то бегущими» краями. Падающий на поверхность кляксы свет, как бывало всегда, не отражался, поэтому разлом казался абсолютно черным. И даже не черным, а… никаким. Просто прорехой в мироздании. Или как-то так. Даже опытному журналисту и блогеру Кривову трудно было подобрать нужные слова, чтобы описать разлом.

— Насколько я понимаю, проводятся последние тесты перед запуском, — вспомнив о камере, негромко прокомментировал увиденное Александр. — Те штуковины наверху приводятся в движение электромоторами. Зачем? Пока непонятно. Но это как-то связано с солнечным светом. Понаблюдайте за жестикуляцией пана Кукумберга, он стоит ближе всех к установке. Ученый то и дело указывает на солнце, а затем на установку и разлом. Кстати, вот вам традиционный крупный план разлома реальности. Кроме довольно обширных размеров, в нем нет ничего нового, но лично меня это зрелище не перестает удивлять и отчасти пугать.

— Внимание, готовность три! — донеслось вдруг из спрятанных в лесу громкоговорителей. — Всему персоналу занять места согласно штатному расписанию. Оцеплению и подразделениям огневой поддержки боевая тревога. Повторяю, готовность три…

— В сторону!

Кривова толкнули в спину, и он был вынужден резко податься влево и прижаться к ближайшей березе. Мимо пронеслись два десятка десантников в полной боевой выкладке. Бойцы проворно рассредоточились и взяли установку под прицел. Почему именно установку, а не разлом, Александр не понял. Но ему важнее было то, что бойцы не прогнали его из «репортерской ложи». Из-за дополнительного оцепления видимость стала чуть хуже, но ведь не пропала вовсе. Кривов по-прежнему мог снимать установку и разлом, просто в чуть худшем ракурсе.

— Готовность два, — вновь ожили скрытые в листве «матюгальники». — Начать калибровку изделия. Тестовый сигнал подать.

Снова зажужжали сервомоторы, и Александр вдруг понял главное — компоновку и основной принцип действия установки. То, что двигалось наверху, это были обрамленные замысловатыми рамками зеркала. Очень маленькие, немногим больше ладони, но идеально отполированные и какие-то будто бы не зеркальные вовсе, а… металлические? Четыре странных зеркальца ловили солнечный свет и фокусировали его где-то в глубине установки. Может быть, на главном зеркале? И что дальше? Этот свет проходил через какую-то систему линз и попадал на некую матрицу, как в фотокамере? И в чем тут смысл?

— Очень странные зеркала, — пробормотал Александр, забыв, что камера записывает и комментатору полагается говорить более внятно. — Явно не вогнутые зеркала, плоские… и какие-то… очень уж… странные, в общем. Черт! Неужели…

Кривов покосился на свой «Кэнон» и замер от невероятной догадки. У него даже шевельнулись волосы от такой грандиозной версии. Металлические квадратные зеркала размером чуть больше ладони! Ассоциация с пакалями напрашивалась сама собой! Неужели установка Кукумберга фокусировала свет, отраженный от зеркальных пакалей? Но зачем и на какой матрице?!

— Уж не на разломе ли? — совсем тихо выдохнул Кривов.

Взгляд журналиста невольно переместился на кляксу разлома. Пока ничего особенного с ней не происходило. Да и не факт, что должно было произойти! Но Александр почему-то продолжал пялиться на кляксу, глубоко в душе ожидая, что вот-вот с ней начнет твориться нечто особенное.

«Не знаю… волны пойдут или фонтан черной субстанции ударит, — мелькнула мысль. — Или цвет поменяет. Ну, то есть обретет. Может, не сразу, постепенно…»

Ничего из перечисленного не произошло ни сразу, ни постепенно. Клякса оставалась непроницаемо черной и гладкой, с подвижными краями.

— Готовность один, — продребезжал механический голос из динамиков.

Кривов вздрогнул от неожиданности. Только теперь он понял, что ничего не случилось, поскольку еще не время.

— Ложись! — пронеслась команда над перелеском и окрестностями. — Приготовиться к вспышке прямо!

— Повторяю! Готовность один. Начать фокусировку. Открытие диафрагмы на ноль. Десятисекундный обратный отсчет. Десять… девять… восемь…

— Кривов, какого хрена… — рядом вдруг возник офицер из научной роты, который отвечал за общение с прессой. — А-а, теперь поздно, но вы хотя бы совесть имейте!

Он положил руку на камеру и вынудил Александра направить объектив в землю.

— Два… один… ноль! — торжественно продребезжал голос из динамиков. — Поехали!

Ничего особенного после неуставной, но традиционной и многозначительной команды вроде бы не произошло. Кривов во все глаза смотрел на установку, но не видел ни малейших признаков того, что непонятная штуковина перешла в какой-то особый режим работы. На счет «ноль» сервомоторы в последний раз вжикнули, а на «поехали», вопреки команде, замерли. Только и всего. Александр даже хотел разочарованно выдохнуть, но в последний момент придержал выдох и тоже замер. Все потому, что его взгляд невольно переместился чуть правее, на то место, где чернела клякса разлома реальности. Где она чернела буквально секунду назад. Теперь, за малым исключением, там была ровная, покрытая веселой зеленой травкой земля!

Кривов невольно подался вперед и вправо. И стоящий рядом офицер не сумел его удержать.

И вот уже с новой позиции Александр увидел самое важное. Разлом стремительно сжимался! Откуда-то из недр установки в центр черной кляксы бил яркий тонкий луч солнечного спектра, и эта ультрафиолетовая игла будто бы проткнула бесформенный аномальный пузырь вселенской пустоты. Куда «уходила» сквозь образовавшийся прокол загадочная «пустота», можно было лишь фантазировать, но факт оставался фактом. Разлом уменьшался прямо на глазах.

Кривов замер с отвисшей челюстью. Офицер тоже. Зрелище было невероятное. Самая пугающая в мире загадка вдруг сдалась под натиском человеческой научной настырности. Пусть ученые использовали против неизведанного чужие технологии, пусть к решению проблемы они пришли явно экспериментальным путем, а не в результате какого-то выстраданного в мозговом штурме открытия. Какая разница?! Они добились результата, вот что имело значение.

— Обалдеть, — вырвалось у офицера. — Редукция! Пан Кукумберг был прав! Эта штука реально работает!

— Еще не полная редукция, — Кривов указал на центр разлома. — Клякса замерла. Смотрите…

— Да и ладно, — офицер заметно разволновался. — Разлом был почти пятидесятиметровым, а теперь… сколько там… метра три? Это победа, Кривов! Научная победа! Мы доработаем эту штуку и залатаем все дыры!

— Я сниму? — Александр вновь направил камеру на разлом.

— А-а, валяй! — радостно отмахнулся офицер.

Кривов заглянул в видоискатель, нажал на спуск, но снимка не получилось. Видеть разлом ничто не мешало, но камера почему-то не отреагировала. Александр пощелкал рычажком включения-выключения, быстро сменил аккумулятор, но так ничего и не добился. Камера по неведомой причине «умерла».

Кстати, и все другие механизмы и приборы вокруг тоже зависли. Это было нетрудно определить по тому, что стихли все «технологические» звуки. Украденная у рассвета секунда абсолютной тишины наступила с запозданием в час.

Кривов бросил взгляд на часы. Швейцарский, хороший, но все-таки «кварц» тоже стоял. Стрелки замерли в пресловутой комбинации «полшестого».

— Что-то не так, — сообщил Александр офицеру. — Электроника висит.

— Что? — офицер обернулся и вдруг изменился в лице. — Нет! Кривов, беги!

— В чем дело-то? — Александр поднял удивленный взгляд на военного.

Увиденное лишило журналиста не только дара речи, но и всех сил. И физических, и моральных. Офицер, буквально на глазах, превращался в подобие человека-свечи. Он «оплывал», теряя одежду, волосы, кожу и подкожную клетчатку. Казалось, что невидимое, но мощное и чистое, без копоти пламя охватило и теперь стремительно пожирает этого человека.

Кривов попытался сдвинуться с места, но не сумел. Ноги будто бы прилипли к земле. Он опустил взгляд и вдруг понял, что тоже превратился в невидимый на фоне солнечных лучей факел. Боли при этом не было. Была только обида. На самом интересном месте и такая вот незадача…

* * *

Петрович еще затемно почуял, что за лесом в центре зоны сегодня случится неладное. Опыта в таких делах ему было не занимать. И аномальная зона не первая, и, в принципе, чутье отточенное. У пилотов ведь оно особое, поддающееся тренировке.

Поэтому, когда Кривов ушел в разведку, пилот почти сразу же начал готовиться к вылету. И профессиональное чутье не подвело. Над перелеском только прозвучало «готовность три», а в зарослях уже замелькали подозрительные тени.

Петрович бывал с отчаянными журналистами в разных переделках, поэтому научился безошибочно отделять опасные подозрительные тени от просто подозрительных. Эти были явно опасны. Серые, будто бы затянутые в облегающие комбинезоны фигуры промчались сначала в одну сторону, затем в другую, а после рванули в сторону разлома.

То есть эти подозреваемые мало того что скрытно метались по лесу, так еще и в серых комбинезонах. А кто такие по нынешним временам эти «серые»? Правильно, хрен поймешь кто. По версии авторитетного ЦИКа «серые» особой опасности не представляли, поскольку были заняты какими-то своими делами и в дела людей вмешивались очень редко. Петрович знал одного человечка из ЦИК, и слышал от него, что квестеры считают «серых» скорее конкурентами в какой-то непонятной Игре, а не врагами, но лично для пилота мнение квестеров было не настолько авторитетным, как подсказки собственного чутья и опыта. Петрович однажды видел своими глазами, что один из этих «серых» стрелял из странного оружия. Не в людей, просто ему зачем-то потребовалось расчистить завал, но зрелище все равно впечатлило и напугало пилота. А значит, что бы там ни говорили квестеры из Кирсановской конторы, потенциально «серые» были врагами.

Так что, завидев «серых», Петрович принял единственно верное решение. Сразу же забрался в кабину и запустил двигатель. В случае реальных осложнений ему оставалось только добавить оборотов и взлететь.

Собственно, так он и поступил, когда через полминуты после разлетевшегося над лесом сообщения о «готовности два» на борт запрыгнул запыхавшийся, с вытаращенными глазами Кривов.

— Ходу, Петрович! — крикнул журналист. — Как только сосчитают до одного, электромагнитным импульсом все кругом накроет. Знаешь, что это?

— Не дурак, школу закончил без троек, — пилот потянул рукоятку на себя и аккуратно поднял вертушку в воздух. — Вся электроника войдет в штопор. На базу?

— Куда хочешь, только чтобы подальше от разлома! И поскорее, Петрович! Кроме импульса еще и радиация будет. Да такая… Хиросима без взрыва! И вспышка возможна!

— Ты откуда узнал?

— Ученые просчитали. Только не все согласны с теорией. Ну, знаешь… там… у них ведь всегда споры научные. Гамбургерами не корми, только дай гипотезами пофехтовать.

— В таких спорах лично я занимал бы сторону пессимистов.

— Вот и я так думаю. Жми, Петрович!

— Жму, не волнуйся. Камера твоя где?

— Накрылась, — после секундного замешательства ответил Александр. — Ничего, нужный кадр я и смартфоном сделаю. Улететь бы подальше.

— Не волнуйся, говорю же, — Петрович покосился на Кривова. — Не в себе ты что-то, Саня. Вроде бы не из пугливых, а переполошился, как моя теща при виде колорадского жука. В натуре там все настолько серьезно? Неужто серьезнее, чем в Москве или Питере?

— Может, и хуже! Скоро узнаем.

— О чем и говорю, — пилот вновь покосился на Кривова. — Странно, что ничего пока не случилось, а ты уже в панике.

— А мне странно, что ты рассуждаешь, вместо того, чтобы выжимать из своей стрекозы максимум, — вдруг холодно заявил журналист. — Не искушай меня, Петрович. Вниз без парашюта не самый лучший маршрут. Или хочешь проверить?

Последние фразы показались холодными потому, что не имели никакой интонации. И звучали слова будто бы отовсюду, а не из одного конкретного источника. Пилот бросил удивленный взгляд на пассажира и вдруг обнаружил, что рядом с ним сидит никакой не Александр. Рядом сидел худощавый «серый». Безликий, затянутый в комбинезон и пугающий одним фактом своего присутствия. И он держал пилота на прицеле своего странного, похожего на обычную эстафетную палочку или беспроводной микрофон, оружия.

Как было уже сказано, Петрович не раз видел «серых» и даже стал свидетелем того, как действуют их «пушки», поэтому сохранил почти полное спокойствие. Удивляться тут было нечему, подумаешь, вооруженный «серый», эка невидаль! Пугаться тоже не следовало. Ну, стрельнет, и что дальше? Сам-то куда денется? От выстрела ведь всю вертушку раскурочит, и на чем он тогда полетит, даже если умеет управлять вертолетом? На эстафетной палочке своей верхом? На юного волшебника он не похож, рухнет однозначно. Короче говоря, опасаться на самом деле было нечего, поэтому Петрович и сохранял почти полное спокойствие.

«Почти», а не абсолютно полным было его спокойствие по двум причинам. Во-первых, пилот все-таки впервые видел, чтобы «серый» маскировался под обычного человека, и это сбивало с толку. А во-вторых, Петровича беспокоила судьба реального Кривова. Похоже, в результате проделанного «серым» трюка Петрович невольно подставил своего напарника-журналиста.

Впрочем, тут уж ничего не поделать. Хоть беспокойся и мучайся угрызениями совести, хоть — нет. Внизу, в центре Зоны 55 уже наверняка прозвучала заветная фраза «готовность один» и начался обратный отсчет. Спасать настоящего Саню было поздно. Оставалось спастись самому. Хотя бы ради разоблачения этого хитрозадого «серого». В память о Сане, если все действительно взорвется.

— Нормально, прорвемся, — непонятно, себе или худощавому «серому» сказал пилот и выжал из «стрекозы» максимум.

— Приготовься, — вновь прозвучал в кабине голос без интонаций.

Пилот вдруг осознал, что слышит голос вполне отчетливо, без помех. Не мешали ни наушники, ни звук работающего двигателя.

«Звук работающего двигателя?!»

Петрович почувствовал, что холодеет. Он не слышал звука двигателя потому, что тот не работал! На смену привычным звукам пришла полная тишина.

Петрович сдернул наушники. Теперь он слышал вой ветра и вялое, полусонное посвистывание и похлопывание лопастей. Вертушка с заглохшим двигателем перешла в режим авторотации, но это не утешало. По-прежнему рассекающие воздух лопасти могли только чуть замедлить падение, но не предотвратить его.

Петрович бросил взгляд на приборы. Ни один не работал. «Стрекоза» превратилась в неуправляемый двухместный саркофаг.

— Падаем, — выдохнул пилот и криво усмехнулся. — Твоя работа, гладкомордый?

— Моя, — как всегда, бесстрастно ответил «серый». — Тяни до границы зоны.

— Крылья выпустить и помахать? — Петрович стер со лба капли холодного пота. — Ур-род!

— Держи аппарат ровно.

— Да пошел ты! — пилот заглянул в боковое окошко со своей стороны. — Метров триста до земли! Молись, ящерица!

«Серый» дернулся, словно ему не понравилось сравнение. Или напомнило ему о чем-то неприятном. Но комментировать реплику пилота он не стал.

Вертушка прошла над несколькими крохотными перелесками, и Петровичу стало ясно, где конкретно через считаные секунды упокоится его бренное тело. Это было ровное, почти квадратное поле между двумя дорогами, проселком и большим шоссе.

— Эх, до тракта бы дотянуть, — негромко проронил Петрович.

— Все верно, это граница зоны, — вдруг опять нормальным человеческим голосом прокомментировал «серый».

Пилот покосился на пассажира. Он снова принял облик Сани Кривова. Как, черт возьми, это ему удавалось, Петрович не понимал, но сейчас и не собирался загружаться. В последние мгновения ему хотелось думать о чем-то более важном. О семье, детях, прожитой жизни. Она была разной, иногда удачной, иногда — нет, местами скучноватой, а местами, наоборот, ураганной, а потому безумно интересной и сейчас вспоминалась как-то по-особенному, в подробностях, но в то же время и целиком. Так ярко и объемно свою жизнь Петрович не воспринимал еще никогда. Поэтому отвлекаться на фокусы «серого» ему не хотелось.

«А вот на новые странности, пожалуй, можно и отвлечься, — вдруг пришла мысль. — Что с глиссадой? Какая-то она странная получается, очень уж пологая. Ветер нас приподнял, что ли?»

Петрович невольно подался вперед и замер в напряжении. Вертолет по-прежнему снижался, но не так круто, как секундой раньше. Его будто бы догнала, чуть подкинула и заставила ускориться упругая воздушная волна. Она же заставила вертушку развернуться боком, и Петрович увидел то, что творилось в зоне.

Далеко — с минимальной высоты казалось, что почти у горизонта, а на самом деле в центре зоны — в воздухе разливалось нечто, похожее на северное сияние. Но радужная иллюзия была неглавным. От центра к периферии двигалась черная волна. Большой «круг на черной воде» стремительно расходился во все стороны к границам зоны, а перед ним, словно пенное обрамление, двигалась стена огня. Чистого, яркого, золотистого, как солнечный свет. При этом огненное обрамление разливающегося черного озера не сжигало леса и поля, а будто бы плавило или растворяло их. Деревья, кустарники, трава и редкие постройки оплывали, словно свечи, на миг превращались в бесформенные комки радужной субстанции, а затем исчезали в черной волне.

Зрелище было потрясающим. Замер даже Петрович, закоренелый скептик, прагматик и вообще не большой любитель щекочущих воображение спецэффектов. Он был не в силах оторвать взгляд от наполовину огненно-яркой, а наполовину космически черной картины.

Вертолет вдруг сильно тряхнуло и вновь развернуло в первоначальном направлении. Только эта встряска и помогла пилоту выйти из ступора. Сначала мелькнула паническая мысль о жесткой посадке, но ее тут же вытеснила вспышка эмоций, за которой мгновенно последовала целая вереница рефлекторных движений. И только после всего этого Петрович осознал, что происходит.

Во-первых, он обнаружил, что асфальтовое шоссе, ранее известное как Черлакский тракт, а теперь — как граница Зоны 55, осталось позади. Во-вторых, вертушка «ожила» точно так же внезапно, как до этого умерла в момент взрыва — а произошедшее в центре зоны иначе как взрывом Петрович назвать не мог. Без сомнений, это был аномальный, больше похожий на размазанный фейерверк, но все-таки взрыв. И в-третьих, сработав на въевшихся в подкорку профессиональных инстинктах, пилот сумел взять ситуацию под контроль. Вертушка уже почти коснулась посадочными «лыжами» поверхности раскинувшегося в километре от шоссе Иртыша, но Петровичу удалось выровнять полет, и в следующую секунду он даже ухитрился поднять и разогнать машину.

— Снижайся вон там, — по-прежнему замаскированный под журналиста «серый» указал вперед, на перелесок, зеленеющий немного южнее дачного поселка на левом берегу Иртыша.

— То есть дальше границы зоны эта черная дрянь не разольется? — Петрович с опаской покосился вниз.

— Нет.

— Слышь, гладкий, — пилота трясло от пережитого стресса, в то же время зашкаливающий уровень адреналина придавал ему бесшабашной смелости. — Только не вздумай жахнуть по мне из своей клистирной трубки, когда приземлимся. Не для того я тебя вывозил! Уж будь человеком.

— Человеком? — «Кривов» на миг озадаченно замер. — Я и так человек.

— Да ладно! — Петрович хмыкнул. — А я тогда гуманоид в сером трико. Ты не бойся, я про тебя никому не скажу. Хотя, конечно, надо бы. За границы зон, как понимаю, вам не полагается выходить? Или ошибаюсь?

— Особый случай, — нехотя ответил «журналист».

— Случай или это ты такой «особый»? — дотошный пилот хмыкнул. — Другие «серые», как понимаю, сгорели вместе со всеми.

— Много вопросов, Петрович, — холодно ответил «Александр». — Я человек и могу ходить, где хочу.

— Лады, лады, — ослабил натиск пилот. — Ты — человек. И поступишь по-человечески, да? Отблагодаришь меня за спасение.

— Я мог спастись и другим способом.

— Чего ж не спасся, если мог? — Петрович прищурился. — Не-ет, серко, лукавишь. Не мог ты без меня из зоны выскользнуть. Как тот артефакт. Без контейнера — не мог. Вот и запрыгнул в мою «стрекозу» вместо контейнера. Ну что, договорились?

— Ты выживешь, — немного помедлив, пообещал «Кривов». — И вернешься в зону, когда мне это потребуется.

— В зону? — Петрович покачал головой. — Не обещаю.

— Вернешься. Я же сказал, за это ты выживешь.

— А-а, ты в общем смысле? — пилот кивнул. — Другое дело. Обращайся, если что. Без проблем. Хоть ваш брат мне и не очень… но тут, как повернуть. Ты так и будешь рассекать в этом обличье?

— Вне зоны — да.

— Тогда совет… «Саня». Купи себе фотокамеру. Без нее в твою эту… аутентичность… никто не поверит. Настоящий Саня на свою «Пушку» разве что не молился. Ни днем ни ночью с ней не расставался. Уж маскироваться, так качественно, по-человечески. Да?

— Я учту. Еще вопросы?

— Крайний вопрос остался. Мог там кто-нибудь выжить? — Петрович кивком указал в сторону зоны.

— Там никто не погиб. Но никто уже не вернется. Они изолированы навсегда.

— Загадочно вещаешь, — пилот хмыкнул. — То есть народу как бы «пожизненное» впаяли ни за что ни про что. Тоже ничего хорошего, но лучше, чем могло быть. Успокоил. И на том спасибо…

* * *

Высадив худощавого «серого», Петрович бодро поднял вертушку в небо и взял курс на свою базу. Площадка для малой авиации и передвижные студии телеканалов базировались неподалеку, на окраине Омска, в районе, называемом местными жителями Московка.

Оставаясь в облике Кривова, «серый» проводил «стрекозу» взглядом. В какой-то момент рука сама скользнула в карман и нащупала оружие. Специфическое оружие «серых» создавало ударную волну разной силы, по желанию владельца. Одного выстрела на полной мощности было бы достаточно, чтобы зафутболить легкий вертолет на три километра в западном направлении, прямиком в «пылающую» зону. Этот трюк мог гарантировать «серому» полную конспирацию. Но «серый» предпочел рискнуть и оставить ушлого Петровича в живых. Пусть «серый» начал новый этап Игры по новым правилам самостоятельно, но вовсе отказываться от помощников он не хотел. Он разжал пальцы и вынул руку из кармана.

Когда вертушка скрылась вдали, «серый» перевел взгляд на огненную стену, которая теперь ярко и четко обозначала границу зоны разлома.

В необычном «пожаре» действительно исчезли не только люди и все, что было в зоне. В нем сгинули многие «серые». Нет, они не сгорели, ведь вспыхнувший в зоне аномальный «пожар» на самом деле был не пожаром, а явлением особого рода. Правильнее было бы называть его метаморфозой. Но, в любом случае, все, кто попал в полыхающую аномальным «пламенем» зону, теперь были надежно изолированы. И это означало, что Игра больше не будет той же, что прежде. Теперь это будет Игра высшего уровня.

— Хотели игры по-крупному? — процедил сквозь зубы «Кривов». — Она началась. Делайте ставки. Лично я ставлю все на серое.

Он натянул серый капюшон костюма и решительным шагом двинулся к границе зоны. У последней черты он на миг остановился, а затем шагнул через отчетливую, будто бы прочерченную карандашом, границу. Прямиком в призрачное «пламя» бушующей над Зоной 55 аномальной метаморфозы.