Между Первой и Второй

Виктор Алексеевич Гончар, 2016

«МПиВ» это приквел первой части «Мескалин и Ко». Здесь рассказывается история бесстрашного разведчика – Тетеря. О секретных операциях итальянских боевых пловцов в Латинской Америке, о разведшколе НКВД в пустыне Наска. О мужественных, но доверчивых индейцах и ещё много о чём. Сведения, содержащиеся в этой книге, являются сов. секретными. Прочитав её вы становитесь соучастником преступления и берёте на себя тяжкие обязательства по нераспространению секретной информации и уничтожению оной любым из доступных вам способов. В рекомендациях ЧК-НКВД-КГБ-ФСБ чётко прописана инструкция на этот счёт: По прочтению – съесть.Содержит нецензурную брань.

Индейцы Гуарани

Первая встреча с Большим Белым человеком у Маленького Лиса произошла на крокодиловой тропе. Там ещё камень похожий на руку с оттопыренным средним пальцем. Маленький Лис на него натолкнулся в тот момент, когда Большой Белый зачем-то захотел срезать осиное гнездо.

Позже Белый рассказал, что принял его за съедобный плод хлебного дерева. Вообще-то такие растут в Новой Гвинее, но не у нас в Парагвае.

Лисёнок решил было предупредить его, но постеснялся. Он такой всегда — то суёт свой нос куда ни попадя, то стесняется собственной тени. Пока он думал, — что да как, — Белый, возьми, да и воткни нож прямо в самую сердцевину гнезда.

Зря, он так.

Осы лютовали, наверное, целый час. Когда в болоте наконец-то стихли крики пришельца, Лисёнок решил вернуться. Ему было интересно узнать будет ли Белый сам выходить из воды или станет дожидаться, когда его начнут кусать пиявки, а у нас в Парагвае они, ох и злющие. Мигом выскочишь.

Для справки:

Амазонская пиявка — (лат. Haementeria ghilianii) «Самая большая пиявка в мире». Это тварь была открыта ещё в 1849 году и была настолько несимпатичной, что уже к концу ХIХ века считалась вымершей.

Но вот, где-то в1970 году, во Французской Гвиане доктор Рой Сойер поймал в своём пруду пару взрослых особей, которые прославили его. Правда, перед этим был небольшой скандал с соседями. Рой сгоряча обвинил их в несоблюдении санитарных норм на своём участке — развели, понимаешь, черти что, понимаешь, вот оно и лезет. Соседи оправдывались, что после того, как тут построили космодром Куру и стали запускать чёртовы ракеты, тут ещё и не то заведётся.

Как бы там ни было, одна из этих пиявок, получившая имя «Бабушка Мозес» стала родоначальницей популяции из нескольких сот особей, живущих сейчас в лаборатории Университета Калифорнии в Беркли и радующих глаз всех… любителей.

Лисёнок сел на корточки на берегу, поодаль, чтобы не смущать пришельца и приготовился ждать. Белый не выходил. Похоже он всё-таки решил дождаться пиявок.

«Наверное он от страха теперь совсем ничего не видит кроме ос» — подумал Лисёнок, приветливо глядя на торчащую из болота грязную макушку — «А у наших пиявок есть «хоботок», — длиннющий. Как представлю себе эту картину, в дрожь бросает».

Ан-нет — Белый заметил-таки, Лисёнка. Правда только после того, как Лисёнок заскучал и начал кидать камушки в воду. Белый вскрикнул, чуть не захлебнулся, судорожно откашлялся и уставился на Лисёнка выпученными глазами. Лисёнок подумал, что, вот так таращиться на человека, словно ты опился отвара Айяуаска или увидел лесного духа, наверное, совсем неприлично, и в ответ состроил страшную рожу. Белый вздрогнул, потом что-то проговорил на неизвестном языке. Лисёнок вздохнул — опять попался иностранец, который языкам не обучен.

Иностранцев тут, ни то, чтобы недолюбливали — остерегались.

Как сторонятся, бывало, городских сумасшедших, цыган или вздорных старух; беспокойство от них, да и хлопот не оберёшься. То на Священного Аллигатора наступят, то ещё чего…

В прошлом году прошли тут двое, говорят, — Мы американцы! Можно подумать, что все остальные приезжие. Прожили полгода, вроде всё тихо — благородно, а когда ушли, у вождя выходной плащ пропал. Зачем он им сдался? Ни тепла от него, ни от дождя не спасает — чисто ритуальная вещь, отороченная мочевыми пузырями Капибара. Хотели было погоню организовать, да тут охотники вернулись. Принесли Священного Аллигатора с плащом в пасти. Дохлого.

Похоже он вышел тем американцам навстречу. Приучен, Священный, как видит ритуальный плащ — значит праздник, значит пир горой. Он же ручной совсем, сызмальства с людьми бок о бок. Его ещё лягушонком нашли — белый аллигатор — это большая редкость. А те, видать, как увидели это белое чудо, так от страха на него нападать стали. Кричали, палками били. Разве ж так можно?

Вот бедолага подавился плащом, да и околел.

Джунгли, одно слово.

Лисёнок махнул рукой чтобы Белый выходил на берег. «Времени совсем осталось немного, скоро стемнеет, а мне ещё пиявок снимать с этого Белого» — подумал Лисёнок — «Сам то этот тави-дурак вряд ли справится. Что же они как дети малые, лезут и лезут в лес, а сами несмышлёныши, даже хуже маленьких».

Всё случилось, как и предполагал Маленький Лис. От вида присосавшихся к нему болотных пиявок Белому сделалось совсем худо. Он даже ещё больше побелел. Пришлось повозиться. Лисёнок дал ему понюхать водяного жука. На чьё брюхо нажмёшь, там такой едкий запах исходит, что глаза на лоб и чихаешь и плачешь потом целый день. Зато Белый мигом в себя пришёл. Верное средство.

Наконец, после того как Лисёнок освободил его от последней, самой жирной, (честно говоря, такую он специально оставил напоследок, чтобы помучить Белого), Белый немного пришёл в себя и началась церемония знакомства.

Это они любят.

Белый хлопал себя ладонью по груди и издавал какие-то звуки, которые видимо должны были обозначать его имя. Потом он вопросительно смотрел на Лисёнка и показывал на его грудь, справедливо ожидая услышать в ответ имя спасителя.

Тоже мне: Я — Робинзон, а ты — Пятница!

Лисёнок промолчал — не хотелось портить игру.

Белый терпеливо повторил пантомиму видимо полагая, что дикарь не понял его с первого раза. Опять прозвучало что-то шипяще-цокающее.

Неужели его так зовут?

Лисёнок смотрел на него своим самым бессмысленным взглядом. Что-что, а так смотреть, это он умеет — чемпион деревни в гляделки. Бывало, вечерами как начнут играть, так до утра один Лисёнок и досиживал.

Белый вдруг заговорил на ломаном испанском, да с таким чудовищным акцентом, что тут уж даже Лисёнок не выдержал и фыркнул. Да и как тут сдержаться, если тебе говорят:

— Покойся с миром весёлый бурундук!

Видели бы вы лицо этого Белого, когда он услышал в ответ на приличном испанском:

— Если так будет удобнее уважаемому сеньору, то мы можем перейти на английский.

Они же, главное дело, все уверены, что живут тут дикари-дикие. А то, что Лисёнок, Росинка и ещё кое-кто учились читать и даже писать у миссионеров католических, так это им даже в голову прийти не может. А, зря.

Потом, опять же, ещё и эти — американцы, немцы какие-то приходили, а индейцы народ очень любознательный.

Правда, Миссионеры те, быстро сбежали домой на плоту, потому как дизентерия, она не выбирает. Совсем худо им было. С американцами тоже не сложилось.

Но, кое-чему научить они успели.

Так произошла первая встреча индейцев Гуарани с очередным Большим Белым Человеком.

Сергей Иванович Брусникер, русский офицер-артиллерист, бравый штык-юнкер, Георгиевский кавалер, ровесник века, а ныне эмигрант Беляевского призыва прибыл в Парагвай с самыми благими намерениями и сразу же заблудился.

Вообще-то он приехал в Парагвай чтобы помочь угнетённым индейцам в их борьбе с поработителями. С любыми. Особенно с теми, кто против.

Его политическое кредо, можно охарактеризовать одной фразой, произнесённой им в разгар первого дружеского ужина с вождём племени, которая переводится примерно так:

«Я вас научу Родину любить, Мать вашу!»

Хотя, скорее всего никакого кредо у него не было; не до того было: сначала война, на которую он попал ещё мальчишкой, потом эмиграция. Выживал как мог.

Теперь вот индейцы.

Надо сказать, что контакты с русским не прошли для индейцев даром.

Во-первых, они наконец-то узнали от него, что такое Родина. Точнее — тоска по родине. Это вам ни какая-то там интеллигентская ностальгия. Это такая — настоящая тоска.

Во-вторых, в племени резко повысилась рождаемость за счёт появления на свет множества сильных, светловолосых детей.

Но это произойдёт чуть позже.

Для начала индейцы убедились, как именно нужно тосковать о родине, когда русский прожил в племени свои первые три дня. Вечером он заявил, что сегодня Пятница, а впереди выходные. Так индейцы узнали, что начиная с Пятничного вечера и два последующих дня, без перерыва, можно петь заунывные песни, пить алкоголь (любой), невнятно грозить неведомому врагу, который злокозненно не пускает тебя обратно на Родину. Обещать ему самые страшные кары, зачастую сексуального характера.

Опять пить и опять петь.

Такая беззаветная любовь к далёкой и непонятной «Росииматушка», вызывала у индейцев искреннее уважение. В течении месяца этот ритуал, русский неукоснительно совершал каждую Пятницу и ещё два дня после неё. По Понедельникам Брусникер бывал грустен и тих.

Индейцы его жалели.

Наконец, сердобольные, они не выдержали и обратились к шаману племени с просьбой устроить для несчастного обряд «путешествие».

Уж больно убивается человек.