О, мой босс!

Ви Киланд, 2016

Очередное неудачное свидание Риз Аннесли грозило перерасти в катастрофу, но подсевший к ней и ее спутнику за столик беспардонный красавчик Чейз Паркер неожиданно спас вечер. Заинтригованная, Риз решает подсмотреть за Чейзом в соцсетях, но необходимость в этом отпадает очень быстро. Вот так сюрприз, мистер Паркер – ее новый босс. Наглый, развязный, но… твою мать, какой же он горячий. Вот только о любви и речи быть не может – Риз зареклась от служебных романов, а у Чейза, как и у любого красавчика, в голове слишком много тараканов и одна-очень-паршивая-тайна в довесок.

Глава третья

Чейз — семь лет назад

Я смотрел на огромных размеров лицо Пейтон, жадно глотая воду из бутылки. Рекламный щит закрывал стену восьмиэтажки на угловом здании напротив моего нового офиса.

— Хватит уже утолять жажду, возвращайся к работе. — Пейтон в натуральную величину вошла ко мне в кабинет, бросила на диван гитару в чехле и подошла к окну. — Поверить не могу, что плакат такой огромный. Ты сказал мне, что это будет обычный рекламный щит, а тут полотнище во всю стену дома. Крошечная щербинка между передними зубами теперь в метр шириной.

— А мне нравится эта щербинка.

— А я ее терпеть не могу. Режиссер вчера сообщил, что мне надо от нее избавиться и похудеть на пять килограммов. — Она подняла руку ко рту. — Нужно пластинку, винир или что-то в этом роде.

— Не надо ничего делать, этот режиссер просто полудурок с полным отсутствием вкуса.

Она вздохнула:

— Я не получила роль.

— Видишь? А я что говорю? У него нет вкуса.

— Ты пристрастен, поскольку я с тобой сплю.

— Неа. — Я притянул ее к себе. — Я высидел до конца этой гребаной оперы на прошлой неделе, поскольку ты со мной спишь. Но я говорю тебе, что ты отличный музыкант, поскольку я был на всех твоих концертах еще с колледжа, даже когда тебя не видно было в оркестровой яме. С тех пор, как ты начала играть, я видел все твои внебродвейские шоу.

— Не просто вне-, а вне-вне…^[2]

— Разве термин «внебродвейский» не включает в себя все, что идет не на Бродвее?

— О нет, внебродвейские постановки — это небольшие спектакли на Манхэттене для менее чем пятисот зрителей. А вневнебродвейские — это шоу типа того, что я устраивала в кофейне в Вилладж.

— Но у тебя отлично вышло.

Пейтон скептически взглянула на меня.

— И кого я играла?

— Сексуальную цыпочку.

— Я играла мать, умирающую от туберкулеза. Ты все время просидел, уткнувшись в кроссворд.

Ах, речь про ту пьесу.

— Наверное, я что-то упустил. В защиту могу сказать, что я отгадывал пошлейший кроссворд с загадками. Вопрос звучал так: «то холодный, то горячий, то висячий, то стоячий», три буквы, посередине «у». Я долго ломал голову, можно ли писать в кроссворде нехорошие слова, а потом до меня дошло, что это «душ»!

— Ты такой извращенец.

Я быстро чмокнул ее.

— Куда пойдем на ужин, Щербинка?

Она прикрыла рот, но улыбнулась.

— Не называй меня так. Можно было пойти в тайский. Как насчет того маленького ресторанчика в Челси, куда мы ходили в прошлом месяце?

— Хорошая идея. — Я в последний раз взглянул на новый рекламный щит, выключил свет и закрыл дверь в офис.

На улице я повернул налево, чтобы дойти до ближайшей станции метро, но Пейтон устремилась направо.

— Можно мы сядем на третью ветку на Бродвее, а не поедем по обычному маршруту? — спросила она. — Хочу заскочить в Литтл-Ист.

— Разумеется.

Пейтон еще в колледже начала волонтерить, раздавая еду нуждающимся или работая в ночлежке. Мне нравилось, что она с таким жаром помогает другим. Но в этом месте бывали грубые бродяги. Пару раз в неделю происходили драки. Я пытался обсуждать с ней вопросы личной безопасности. К несчастью, волонтерская деятельность была одной из немногих областей, в отношении которых Пейтон была непоколебима.

Когда ей было пять или шесть, ее отец-неудачник бросил мать с Пейтон и еще двумя детьми. Мама с трудом сводила концы с концами, даже когда они с мужем работали оба, теперь, живя только на свою зарплату, приходилось выбирать между едой и арендной платой. Она выбрала арендную плату, а это значило, что они стали завсегдатаями местных «пищевых банков» несколько лет, пока все не наладилось.

Один из постоянных посетителей ночлежки сидел перед дверью, когда мы добрались туда.

— Привет, Эдди, — поздоровалась Пейтон.

Я уже встречал этого парня раньше. Ему было, наверное, всего чуть за сорок, но на улице быстро стареют. Он мало говорил, но казался довольно безвредным. Пейтон с ним связывали особые отношения, с ней Эдди общался куда больше, чем с остальными.

— Что с головой? — Я наклонился, осторожно соблюдая дистанцию, поскольку знал, что это необходимо. У виска Эдди запеклась кровь.

— Что случилось, Эдди? — спросила Пейтон.

Он пожал плечами:

— Мальчишки.

В последнее время участились случаи, когда подростки нападали по ночам на бездомных на улицах. Эдди не нравилось спать в ночлежках, поскольку они почти всегда были забиты под завязку, а он не терпел, когда к нему подходили слишком близко.

— На Сорок первой улице открылась новая ночлежка. Проезжал там недавно. Может, она еще не слишком переполнена, поскольку совсем новая, да и на улице тепло.

— Ага. — Для меня лишь односложные ответы.

— Мне кажется, стоит обратиться в полицию, Эдди, — сказала Пейтон.

Несмотря на все то время, что Пейтон провела в подобных заведениях, она так и не поняла главного. Бездомные не обращаются в полицию. При виде полицейских они поворачивают в другую сторону.

Эдди сердито покачал головой и подтянул колени к груди.

— Выглядит серьезно. Наверное, стоит наложить швы. Дети, которые это сотворили, приходили к нам в ночлежку? — спросила она.

И снова Эдди покачал головой.

Через несколько минут я наконец убедил Пейтон оставить беднягу в покое и зайти внутрь, чтобы сделать то, зачем она пришла. Когда мы вошли, администратор ночлежки Нельсон прибирался.

Пейтон тут же накинулась на него с расспросами.

— Ты в курсе, что случилось с Эдди?

Нельсон перестал протирать стол.

— Неа. Я спросил. Получил обычный ответ — «ничего». Ты единственная, кому он говорит больше, чем просто «пожалуйста» и «спасибо».

— Ты знаешь, где он спит?

Нельсон покачал головой:

— Прости. В этом городе больше сорока трущоб, не говоря уж о том, что некоторые просто устраиваются под эстакадами, где душа пожелает. Он может спать где угодно.

Пейтон нахмурилась:

— Ладно.

— Понимаю, это непросто. Но мы не можем помочь тому, кто эту помощь не принимает. Он в курсе, что может остаться здесь в любое время.

— Да, я знаю. — Она показала на кладовку в дальнем конце. — Я забыла взять опись инвентаря. Завтра у меня прослушивание, сделаю ее онлайн из дома.

Пока Пейтон ходила за описью, я огляделся. Ночлежку только что покрасили, и каждый из волонтеров подарил постер в рамочке со своей любимой мотивирующей цитатой. На длинной стене столовой висело около дюжины таких постеров в черных матовых рамках. Надпись на первом из них гласила: «Даже после самой темной ночи снова взойдет солнце».

— Это твой? — спросил я у Пейтон, когда она вернулась с папкой.

— Нет. — Она чмокнула меня в губы. — В другой раз можешь прочесть их все, и я тебе вручу награду, если угадаешь, какой купила я. А сейчас я хочу догнать Эдди, пока он не ушел. — Она потянула меня за руку. — Пошли!

Эдди уже не сидел перед входом, хотя его легко было заметить. Он ковылял, преодолев половину квартала. Эдди хромал на правую ногу, а на левом плече болтался мусорный мешок.

Пейтон увидела его как раз перед тем, как он свернул за угол.

— Давай проследим за ним. Посмотрим, куда он идет.

— Категорически нет.

— Почему?

— Потому что это небезопасно и нарушает его приватность. Мы не будем следить за бездомным.

— Но если мы узнаем, где он ночует, может, полиция поможет.

— Нет.

— Прошу тебя…

— Нет.

— Ладно…

Мне стоило догадаться, что она так просто не откажется от этой идеи.

Примечания

2

Так называют крошечные нью-йоркские театры с количеством мест меньше ста.