Фломастеры для Тициана. Рассказы

Вета Ножкина

«Фломастеры для Тициана» – сборник рассказов о людях самых разных возрастов, профессий, конфессий. Сопоставление каждого рассказа с цветом – своеобразная игра, позволяющая читателю ощутить природу цвета, музыки – через слово. Выбери свой цвет. Это рассказы-тесты. Они полны искренней правды о человеке, его понимании ежедневной жизни и выполнения своего назначения.

Конфетки

_{— киноварь}

Одни считали Валентину слишком доброй, другие крутили пальцем у виска. А Валька с каждой пенсии покупала конфетки-карамельки, пряники, и раздавала детишкам во дворе. Дотемна сидела она на лавочке у подъезда и, завидев ещё вдалеке какого мальчонку или девчонку, чуть не бежала навстречу ему, и рассовывала сладости по карманам.

Детишки любили эти дни. Они уже знали — когда выдают пенсию, и старались не пропустить щедрых угощений, или, как говорили более старшие — «халявы».

Халява длилась дня два-три. Потом наступало затишье до следующей пенсии.

— Ты бы, Валентина, не тратилась на ерунду-то, — наставляла её соседка Нина, — Ведь живёшь-то с хлеба на воду, да и вон сколько сейчас за квартиру надо платить, а у тебя и в зиме-то курточка на рыбьем меху…

— Ниночка, да ты не переживай, — оправдывалась слабеньким голосом Валька и тоненько смеялась, как будто голос её колыхался паутинкой на ветру, — Мне одной-то много ли надо?! Да и дочка моя с мужем вечно, как приедут в гости — понавезут всего, что девать некуда…

— Ой-й! Чё такое говоришь?! Давно они у тебя были?! — цокала и отворачивалась соседка, пряча сердобольные слёзы.

— Да давеча вон, в прошлом месяце приезжали мои золотинушки…

Соседка вздыхала, качала головой, глядя на Валентину, как на полоумную, да и спешила по делам.

А как приезжала дочка Вальки, соседка весь свой трепет, как есть, выкладывала ей — Рите.

— Нина Алексеевна, а вы ничего такого за мамой не замечали? — выдержав паузу, но как бы невзначай, спрашивала Рита.

— Ты о чём, Риточка? — заглядывала в лицо соседка, стараясь разглядеть в глазах вопроса дополнительные смыслы.

— Да я так… А у вас такие цветочки симпатичные!…это как их — крокусы? — переводила разговор на другую тему Рита.

— А ты надолго, али погостить на часок-другой? — спрашивала Нина, направляя на стол варенье к чаю.

— До вечера побуду. Завтра же на работу. Ладно уже, побегу я… Я ж маме сказала, что на минутку к вам, а сама…

— Да я ж чай нагрела, стакан-то хоть выпей…

— Не-е, тёть Нин, побегу. Спасибо вам. Вы, если что — звоните мне…

Рита совала под сахарницу денежку, и опускала глаза.

— Ой, да ну что ты, Риточка, мы ж как родные… — произносила второпях Нина и направлялась первой в прихожую, поворачивая ключ в двери, — А по вечеру, так может ко мне вместе с маменькой-то приходите, я пирожков настряпаю.

Рита для приличия кивала головой и исчезала за дверью.

А дома мать хлопотала у плиты и, рассовывая продукты и вещи по полочкам и шкафам, приговаривала:

— Вот зачем столько всего навезла? Куда я это всё дену… А чего Серёжа не приехал?

Это она спрашивала больше для порядку. Зять не любил навещать тёщу. С Ритой жили они уже десять лет. Серёжа оказался прирождённым бизнесменом. А ещё повезло ему, как говорила Рита. Его отец при Союзе был комсомольским шишкой. А как всё развалилось — вовремя подсуетился, и при перестройке сумел-таки хороший куш у себя оставить. С этого и достаток пошёл. И это же стало подпорой для образования сына. А после женитьбы они с Ритой благоустроили своё гнёздышко, по заграницам много ездили. Рита тогда всё говорила: — Не переживай, мам, вот накопим много денег, тогда и о ребёночке подумаем.

Не нравилась такая политика Валентине, но встревать в дела молодых она не смела. Глядела на взрослую дочку, и внутри еле стон сдерживала. Благоговейный такой стон, жалобливый, который она испускала ночами в подушку. А в дни пенсии торопилась накупить сладостей побольше, да раздать всем детям в округе, как будто вину свою за дочкино детство заглаживая. И всё чаще вспоминала, как в восьмидесятых…

Риточке было около пяти лет. Валентина «по собственному» ушла с завода. Не платили совсем. Рабочие места сокращались, жильё обесценилось. Люди бросали квартиры и уезжали — кто куда мог, по средствам: кто на историческую родину, а кто в область. У Валентины выбор был небольшой — либо под сокращение, либо по собственному. Да и перспектива отъезда — только в ближайший город. Квартиру пробовала продать — не получилось. А совсем за бесценок — так её итак займут. Собрала нехитрые пожитки, и с маленькой Ритой уехала в областной центр. Только там и было — к кому. Старые родственники встретили хорошо. В первый же вечер закатили вечеринку по поводу встречи. Пётр — сродный брат — с открытой душой приветил сестру. Аньке — жене своей представил Валентину, как полагается — с хвалебными речами, вспоминая, как в детстве он её на каникулах от всех защищал. На кухне усадил Валентину на табурет, одним махом сдвинул с края стола грязную посуду и продолжил:

— А чё! Правильно, что свалила из этой своей дыры! Здесь мы — городские, не то, что там у вас…

— Ты б за хлебом-то сбегал, — встряла в разговор обесцвеченная Анька, поставив руки в боки.

— Цыц, белая! — прикрикнул подвыпивший Пётр, — Ты, эт… Валька, располагайся. У нас всё-таки не хоромы, но три комнаты аж… А чё?! Вместо того, чтоб квартирантов пускать — лучше ж своих… Свои-то не облапошат! Анька, а ты гостям поллитру ставь! Дорогим гостям ни чё не жалко!

Анька шмыгнула носом и громко крикнула — куда-то вглубь квартиры:

— Ирка! Слышь, чё папаня умудрил? У нас теперь в твоей комнате квартиранты поселются!

— А ты вот Ирку в магазин и пошли! А то ишь, выросла лоботряска, сама нахлебница, а уже пузо на нос лезет.

— Мы ненадолго, только переночевать… — лепетала Валентина.

— Я сказал — так и будет, — ударил кулаком по столу Пётр.

Рита с испугу вжалась в мать.

К утру гулянка немного поутихла. Набежали какие-то друзья, дальние родственники… И всем Пётр радостно объявлял, что сестра приехала и за это надо выпить.

— А помнишь, как я тебя Валька-палька звал?! — наливал очередную стопку Пётр, обнимал Валентину за плечи и растягивал узкие губы в худосочной улыбке, оголяя два золотых зуба…

А на следующий день нашёлся ещё повод, потом ещё, и ещё…

Потыкалась-помыкалась Валентина в поисках квартиры. Да не тут-то было. Какой-то замкнутый круг: чтобы платить за квартиру — нужна работа, а чтобы найти работу, надо где-то жить, а ещё лучше иметь прописку. Попробовала в дворничихи — одно место нашлось, но временно, пока основная работница была на бюллетене.

И однажды увидела на подъезде объявление, что опрятная домохозяйка нужна. И приписка пониже — «без детей». Валентина работы не боялась, и готовить любила. Скрыть решила, что у неё дочка. Договорилась-то у знакомой дворничихи оставлять, а уж, коли некуда, так к Петру и его Аньке. Рита слезьми заливалась — как идти туда не хотела. Но выхода не было.

Перекрестилась Валентина, и соврала, что нет детей у неё. Хозяева взяли Валентину на испытательный срок. Огласили список работ и попросили приготовить на пробу её кулинарных способностей борщ. Экзаменовку Валентина выдержала с отличием.

«А чего ж не приготовить-то было…», — думала она, — «из таких-то свежих продуктов…».

А вскоре оказалось, что хозяева раз в месяц на неделю уезжают за границу за шмотками, а у них собака — овчарка Рик, которую выгуливать требуется. Потому и жить целую неделю надо в квартире. Валентина нарадоваться не могла — и деньги появились, и хоть ненадолго, а пожить они могут с Риточкой, как люди. Валентина всё подыскивала съёмную квартиру подешевле. Но куда там: цены так скакали, что в голове уже бродили очень опасные мысли — зачем же жизнь-то такая нужна…

Так, с горем пополам, год прошёл. Риту нужно было в первый класс определять. Валентина получила расчёт за июль. А тут хозяева квартиры привезли из-за границы новый товар, а там и формы школьные, и колготы для девочек, и банты белые-белые капроновые и в сеточку.

Ольга, хозяйка квартиры, заметила, как Валентина не может отвести взгляда от вещей.

— Валь, а ты помоги мне рассортировать одежду по размерам…

Валентина охотно согласилась, и в какой-то момент не сдержала подкативший ком к горлу и разрыдалась.

— Чего ж вы, Валюш? Чего так расстроились? Да, у всё у вас будет хорошо. Или мы чем обидели?

Валентина мотала головой, и навзрыд еле вытащила из себя застрявшее: — Дочка у меня…Риточка…

Ольга присела рядом:

— А чего молчала? Где она? Сколько ей лет?

— Шесть… В школу пора, — и ещё пуще разрыдалась Валентина, — Дак, вы ж писали, чтоб без детей…

— Валя… Вы и так для нас всё с душой делаете… Я уже вас как за родную считаю… Чего молчала? Успокойся…

Ольга приобняла Валентину.

— Мы вечером с Павлом обсудим всё… Ну, перестаньте… У нас-то своих детей не может быть — проблемы у меня… Паша потому, ну, так сказать, травмировать не хочет…

Валентина стала успокаиваться.

— Ой, простите меня… Чего я со своими тяготами…

А вечером они решение приняли, что помогут Вале с Ритой снимать квартиру. И ещё Ольга спросила размеры Риты и на следующий день вручила огромную сумку одежды. Там, среди всего-всего были и школьная форма с фартуками — белым и чёрным, и гольфы, и колготы, и банты, и беленькие туфельки с золотистыми застёжками. Радостная Валентина, с сумкой в обнимку, вечером не бежала даже, а летела радовать свою доченьку.

Рита в этот день была у Петра с Анной. Гудежи у них поумерились после того, как Ирка родила. Но разве что реже немного стали. Рита уже и с ребёнком нянчиться научилась. А как Ирка бросила грудью кормить, так по ночам пропадать стала. Пётр с Анькой в загуле вечном, а ребятёнок — чёрненький такой, совсем не русских кровей — под присмотром то маленькой Риты, то по ночам на Валентине.

С порога Валентина сразу к Рите:

— Девочка моя, айда чего покажу…

Она доставала из сумки вещи и наблюдала за глазами своего счастливого ребёнка.

— Мама, а это всё мне? А что Русланчику?

Валентина посмотрела на спящего малыша и слёзы накатились:

— Мы ему потом как-нибудь…

Рита стала примерять одежду, кружилась по комнате, напяливая на себя сразу несколько вещей. И когда мама достала туфельки, Рита не удержалась, схватила их и побежала хвастать обновками перед тётей Аней и дядей Петей.

Вернулась она, поджавшая губы:

— Тёть Аня сказала, что ты разбогатела и на всякую дрянь деньги транжиришь…

А наутро, складывая подарки, Валентина не досчиталась нескольких вещей.

— Может, среди тряпья где-то не разглядела, — подумала она.

— Я… мы, — начала она свою подготовленную для брата речь, — Спасибо вам, родные. Вот я вам деньги оставляю. Съезжаем мы.

— Как — съезжаете? — Пётр вытянул из рук Валентины пачку денег, тут же начал пересчитывать, — Мы же уже сжились, пообвыкли… Да и разве так съезжают — надо проставиться по правилам, а потом… чёт вы так спешно?

— Да ещё чемодан-то проверить надо… — расчёсывая залежавшиеся волосы, вставила Анька, кося на чемодан и сумку с обновками, — Как бы чего лишнего не прихватила…

— Да как ты можешь? — сжала зубы Валентина.

— Ладно-ладно… нам делить нечего. Ты бы вот нас, бедных пожалела, — продолжил брат, — Мы к тебе от всей души — и кров дали, и своё родное доверили! Чё ж ты с нами, сестра, не по-человечески?! Давай-давай, иди в комнату, ставь чемодан на место, вечером придёшь, и всё обговорим…

Валентина повиновалась, да и в комнате уже во всю плакал Русланчик, а Ирка дрыхла непробудным сном. Валентина унесла в комнату вещи, взяла на руки Руслана и стала укачивать. Мальчонка посмотрел на неё чёрными бусинами глаз, уткнулся в шею и замолчал.

— Ты, Риточка, присмотри ещё сегодня за Русланчиком. А вечером я приду с работы… там видно будет.

А вечером у Петра вечерял гость. Страшный такой, низенький качок, в наколках на пальцах, и с бегающими маленькими глазами.

— Валентина! Дело есть, — сразу с порога выпалил Пётр, — Вот, познакомсь — друган мой лепший — Николай. Ты присаживайся, Валь, вот тебе стопочка… ай, брось свои «не буду», за хорошее дело…

И рассказали они о планах. Ограбить решили её хозяев. Говорили, что, мол, буржуи они. Несколько точек держат, зажирели мол.

Валентина встала, попятилась назад, мотая головой.

— Петя, так нельзя, Петя…

— А чё «нельзя-то»? Колбасу нашу жрёшь? А это я её купила! — еле ворочая словами, выговорила Анька, подняв от стола голову и пытаясь удержать её на тонкой качающейся шее.

— Хм, она её купила! — наливая стакан воды, завозмущалась Ирка, — Вещи ваши загнала, вот и накупила жратвы и водяры… Хоть бы молока взяла внуку!

Валентина бросилась в комнату. Зареванная Рита сидела у кроватки Руслана.

— Мам, они мою форму забрали, вот только туфельки остались, потому что на мне были, а тётьаня не увидела их… — Рита закрыла лицо руками.

— Одевайся! — Валентина похватала, что попалось под руку из разбросанных вещей из открытого чемодана, и потянула Риту в коридор.

— Куда?! — перегородил дорогу Пётр, а за ним, раскручивая на пальце ключ от входной двери, стоял Николай.

— Теперь будешь делать то, что я скажу! — как пригвоздил к стене Николай.

— Адреса нашего у них нет. Так? Завтра по моим подсчётам они сваливают из хаты, да и наши накурлыкали, что завтра у них только продавцы остаются. Так что это наш, как говорится, шанс! — выложил Пётр…

На следующее утро Ольга поглядывала на часы и нервно покусывала губу:

— Где же Валентина? И вчера без спросу не пришла… Может заболела?

— Оль, ну, у неё же есть ключ… Давай уже, выходим, ещё не хватало на рейс опоздать… — утвердительно произнёс Павел.

Закрывая дверь, Ольга обернулась и вздохнула:

— Не спокойно как-то на душе… Может, всё-таки она заболела?

— Оля! Я тебя прошу — не переживай. Рику мы корма много насыпали, вода для питья в ванной в тазу — если что. Да и летим-то всего на три дня. Ну, давай-давай…

В такси Ольга смотрела по сторонам, как будто выглядывая знакомую фигуру Валентины.

Пётр и Николай выждали, когда хозяева отъедут, и поднялись к квартире. Николай открыл дверной замок ключами, которые силой забрали у Валентины. Пётр, озираясь жадными глазами, стал шарить по квартире, вытащил из подмышки припасённые клетчатые баулы. Они по-хозяйски пошли по комнатам и стали двигать ящиками и дверцами шкафов.

Рик спокойно проковылял из ванной, где он лежал на своём коврике и уверенно расположился в коридоре, загородив входную дверь.

Наполнив вещами баулы, Пётр и Николай направились к выходу.

Рик поднял голову и грозно зарычал…

Рейс по техническим условиям отложили сначала на два часа, потом на четыре. Ольга, уже вконец изнервничавшаяся, настояла, что нужно сдать билеты и вернуться домой.

Подъезжая к подъезду, они увидели хромающего низкорослого мужчину, с искаженным от боли лицом, придерживающего одной рукой порванную штанину, а другой волокущего огромную тяжёлую порванную сумку.

И уже у распахнутой двери квартиры, услышав грозное рычание и лай собаки, увидели лежащего на полу лицом вниз вора, и сложившего на него массивные лапы Рика.

Милиция приехала, как обычно — не сразу. Через задержанного Петра нашли и Николая, и пьяную Аньку, и запертую в комнате с Русланчиком и Ритой Валентину.

Потом разбирательства, суд. Валентине тоже вначале выдвинули обвинение в соучастии, и грозило это и сроком, и лишением родительских прав.

Риту поместили в приёмник-распределитель.

Но судья попался честный и адвокат непьющий. Полное наказание с лишением свободы было назначено всей пьющей кампании — и брату Петру и жене его Аньке, и Николаю. Валентине же было дано предписание — в месячный срок найти прописку, иначе всё могло навсегда закончиться лишением родительских прав, как это произошло с малолетней мамашей Иркой. Квартиру за долги конфисковали. Ирку поселили в комнате швейного общежития. А над Валентиной и Ритой взяли поручительство Ольга с Павлом.

Вот, казалось бы, и вся история, если бы не… туфельки, которые Валентине пришлось продать, чтобы заплатить госпошлину за участие в суде. Когда она оплачивала квитанцию, кассир выдала ей сдачу — один рубль двенадцать копеек. Валентина, собираясь поехать на свидание к дочери, зашла в магазин. Денег оставалось на автобус в один конец. Оставшиеся копейки Валентина протянула продавцу бакалеи и попросила взвесить на них конфетки. Продавщица хмыкнула, положила на весы пять конфет, и презрительно посмотрела на Валентину.

Рита пошла в свой первый класс в приёмнике-распределителе. На ногах её были ботинки чуть больше размера ноги.

Валентина смогла забрать дочь уже в конце первой четверти. Маленькая, худая, в безобразно подвязанной юбке, белой мальчишечьей рубашке, вязаной кофте и несуразных ботинках, Рита стояла на крыльце приёмника и не решалась подойти к матери.

Валентина раскрыла объятья, потом, как будто спохватившись, вынула из кармана куртки горстку конфеток, протянула открытую ладонь дочери, и заплакала.