Если любишь – простишь…

Вета Маркова, 2021

Это истории основана на реальных страницах из жизни. Однажды утренний телефонный звонок чуть не перечеркнул всю жизнь героини, вычеркнув самую чистую страницу ее жизни. Любовь к Вячеславу – это ее первая, настоящая, всепоглощающая любовь, без обещаний, без обязательств, без границ… Любовь к Вячеславу не прошла бесследно, с годами она не исчезла, просто покрылась пылью. Смахни пыль, и чувства заиграют с новой силой… Совсем другая любовь у Виолетты была к мужу. Она любила Георгия. Любила всем сердцем. Это было нежное и взаимное чувство. Она была очень признательна и благодарна ему… Так и жила с любовью к двум мужчинам одновременно. Но… сможет ли понять и простить Виолетту Георгий, узнав это…

Глава 1. ЛЮБОВЬ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел

И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля…»

А. Ахматова

Телефонный звонок разбудил меня в 5.30. Кто это может быть? Сердце почему-то предательски забилось в груди, лишь я увидела номер звонившего. Он никогда так рано не звонил, он всегда оберегал мой утренний сон. Значит, это не он. Но кто? Дрожащей рукой нажала на кнопку соединения и шёпотом произнесла:

— Слушаю.

— Здравствуйте. Виолетта Николаевна? — спросил незнакомый мужской голос.

— Да, здравствуйте. Что случилось? Где Вячеслав Романович? Что с ним?

Я осторожно вылезла из-под одеяла и, чтобы не разбудить мужа, вышла в другую комнату.

— Извините, но Вячеслава Романовича больше нет… Примите соболезнование…

— Подождите, пожалуйста, как? когда это произошло?

— Сегодня ночью. Covid. Осложнение. Сердце не справилось, к сожалению. Поверьте, мы делали все возможное и невозможное тоже. Все, что было в наших силах, но…, — скупо и холодно ответил звонивший.

— Я верю. Он что-то просил передать? Ведь он же просил позвонить мне? — с какой-то нелепой надеждой спросила я, мозг отказывался верить в услышанное, хотя Слава пытался меня подготовить к этому пару недель назад.

Я понимала, что этот мужчина мог быть совершенно посторонним человеком, а мой номер в телефоне у Славы был забит под именем «Единственная» и только он был добавлен в избранные, но это была последняя ниточка, последняя весточка от любимого мною, хотя и не единственного, мужчины, последняя связь с прошлым.

— Да, это он просил позвонить Вам, если все произойдет так, как произошло. Еще на словах просил передать, что он любил Вас всю жизнь. И еще, на Вашу электронную почту я сейчас отправлю его последнее письмо и копию завещания. Нотариус Вячеслава Романовича свяжется с Вами позднее. Еще раз извините за такую весть в столь ранний час.

— До свидания, — попрощалась я.

Меня душили слезы. Ушла в ванную, включила воду и дала волю беззвучным слезам… Перед глазами проносились картины из жизни… из нашей с ним общей жизни…

После пятого курса на врачебную практику меня направили в городскую клиническую больницу. В это отделение на практику из нашей группы попали, кроме меня, еще две девчонки. Заведующая отделением, Анна Николаевна, к каждой из нас прикрепила опытного врача-куратора. Девчонкам достались две нормальные тетки, а мне, как всегда, мужчина. Ну, что за напасть такая. Опять ничему не научит, придется все самой узнавать. Плохие из мужчин кураторы. Девчонки ушли на обход со своими «няньками», а мой еще даже не удосужился прийти на работу.

— Что, Виолетта Николаевна, скучаете? Сегодня со мной погуляете по отделению. Я Вас немного познакомлю с правилом прохождения практики. В моем отделении есть свои особенности. Потом я отпущу Вас домой. Сегодня у Вас ночное дежурство совместно с Вячеславом Романовичем. У нас так — Вы привязаны к куратору. Куда он — туда Вы, как иголочка с ниточкой.

Анна Николаевна сделала обход. Немного поспрашивала меня по программе практики и отпустила, предупредив, что дежурство начинается в 18.00 и попросила не опаздывать. Вячеслав Романович это не приветствует.

Как и положено, я пришла на дежурство за десять минут до начала, постучалась в ординаторскую, из-за двери рявкнули:"Нельзя". Пришлось ждать. Минут через пятнадцать из ординаторской вышла молодой врач из второй терапии, презрительно взглянув на меня. Я поняла, что своим стуком помешала. Еще минут через пять в дверях ординаторской появился доктор.

— Что не заходишь? Заходи, — он обращался ко мне. Голос был очень приятный, бархатный, но с властными нотками.

Он широко распахнул передо мной дверь и жестом пригласил войти в кабинет, одарив медленным раздевающим взглядом, от которого меня окатило волной мурашек.

— Надо понимать ты Виолетта Николаевна? Моя подопечная? — Вячеслав Романович прошел и встал у окна, вальяжно опираясь о подоконник.

— Если Вы Вячеслав Романович, то да, — спокойно ответила я, скромно остановившись у дверей.

— Будем считать, что познакомились. Что стоишь, присаживайся, — он кивнул в сторону дивана. — У меня свой устав для студентов. Анна Николаевна тебе ничего не говорила?

— Нет.

— Поберегла значит любимую студентку. Тогда придется озвучивать самому: во-первых, находишься в отделении столько, сколько нахожусь здесь я. Меня не интересуют твои планы и твои заботы. У меня рабочий день начинается в восемь, заканчивается — всегда по-разному, обычно часов в пять-семь. Если меня вызывают на операцию, идешь со мной. Ходишь со мной везде: палаты, столовая, ординаторская, везде, кроме туалета, конечное. Если есть необходимость отлучиться — говоришь. В конце рабочего дня — подведение итогов. Желательно иметь небольшой блокнот, иногда могу что-то надиктовать. Во-вторых, буду задавать домашнее задание по тем темам, где почувствую нехватку знаний. Выполнение обязательно. Если пойму, что не выучила — накажу ночным дежурством и сдачей зачета. В-третьих, все домашние проблемы оставляем за порогом больницы. Здесь мы врачи, у нас хорошее настроение, здесь существуют только проблемы пациентов. Все понятно? — на его чувственных губах играла усмешка.

— Пока да. Что-то еще?

— Еще… Предпочитаю общаться на «ты», когда мы одни. Мне так комфортнее. Можно просто по имени.

Смотрел он на меня очень откровенно, раздевая взглядом, от этого мне было немного не по себе. Да, к такому общению я не привыкла. Но, для себя решила, если что-то пойдет не так, подойду к Анне Николаевне и честно объясню причину отказа от куратора. А пока потерплю.

— Хорошо, — согласилась я, пусть называет как ему угодно.

— А теперь познакомимся поближе.

Я, после такого предложения, немного напряглась и затаила дыхание, но Вячеслав Романович, явно довольный моей реакцией, продолжил:

— Чай? кофе?

— Кофе.

— Растворимый? заварной?

— Заварной.

— Великолепно. Права на машину есть?

— Есть, но практики вождения нет.

— Поправимо. Ленинградка?

— Нет.

— Живешь в общаге?

— Да.

— Замужем?

— Да. А эти вопросы как к моей практике относятся? — не выдержала такой наглости я.

— Еще не решил. Муж — студент?

— Нет.

— Тогда почему живешь в общежитии?

— Он уехал по распределению. Я заканчиваю институт.

— Дети?

— Есть сын.

— Живет с тобой?

— Нет. Живет у родителей. В Ленинграде я живу одна.

— Ясно. Это хорошо. Должны сработаться, — как-то странно улыбаясь, произнес он.

Пока мы беседовали, он заварил кофе, заварив, наполнил им чашечки, подал мне одну из них. На журнальный столик выставил коробку конфет.

В ординаторскую заглянула дежурная медсестра:

— Вячеслав Романович, больному из 10 палаты стало хуже. Посмотрите?

— Вперед, Виолетта Николаевна, — и он молниеносно встал с дивана, взял фонендоскоп и полетел к больному. Я за ним еле успевала.

Осмотрел больного, сделал назначение, дал указание медсестре.

— Пойдем разбирать мои действия. Все запомнила?

Я утвердительно кивнула. До ординаторской шли спокойным шагом. В ординаторской разобрали его назначение. Он все четко объяснил, почему сделал именно так. Кое-что поспрашивал у меня. Остался доволен.

— Молодец. Я обычно не беру студенток на практику, пустая трата времени. Если настойчиво попросят, то соглашаюсь, но работаю только со студентами. У мужиков мозг лучше работает. Анна Николаевна попросила взять тебя. Ты ее родственница?

— Нет. Она просто мой преподаватель.

— Хорошо. Тогда так: кто такой Самохотский?

— Это декан нашего курса, — ответила я и отвела глаза. Мне не очень хотелось, чтобы меня расспрашивали про декана (одно время он был для меня не только деканом, но и любовником, хотя это было два года назад).

— Не хочешь, не говори… Виолетта, а почему не спрашиваешь обо мне? Ты не задала ни одного вопроса, — он не отрываясь смотрел на меня, поглощая меня своим взглядом.

— Зачем? Я собираюсь проходить практику, а не быть Вашим… Вашей… — я замялась, подыскивая нужно слово.

— Ладно. Тогда сам расскажу. Ленинградец, живу один в своей квартире, не женат. Женат не был и не собираюсь. Предпочитаю любовниц.

Я смотрела на него и не понимала, зачем мне эта информация. Хотела спросить, потом передумала. Он улыбнулся.

— Ладно, проехали. Решил узнать, как ты ко всему этому отнесешься. Некоторые сбегают сразу, некоторые начинают строить глазки. Ты испытание выдержала. Теперь давай по делу. Если честно, я просил Анну Николаевну выделить мне в помощь умного студента, что она и сделала, только полом ошиблась, — ухмыльнулся он. — Работа будет сложной, но обещает быть интересной. Нужно помочь мне с диссертацией. Готово все, но нужен свежий, не замыленный взгляд. Время ограничено.

Он рассказал о своей работе над диссертацией, пояснил в чем сложность, на что нужно обратить внимание. Тема была действительно очень интересной «Психо-вегетативно-соматические соотношения у больных острым коронарным синдромом». Мне же больше нравилась неврология и, если удастся поступить после окончания института в ординатуру, специализироваться буду только по неврологии, если нет — поеду работать обычным терапевтом. Но поработать с кардиологом было тоже интересно.

В десять Вячеслав Романович предложил «прогуляться» по отделению, заглянул в каждую палату, где еще не спали, спросил у пациентов про их самочувствие и пожелал «Спокойной ночи». Сегодня тяжелых больных в отделении не было, наше отделение не приемное по графику, да и мест свободных нет, из приемного покоя тревожить не должны. Ночь должна пройти спокойно.

— Я на перекур. Ты куришь? — спросил он.

— Иногда. Сейчас не пойду, если можно.

— Как хочешь… Тогда жди в ординаторской.

Он ушел на перекур, а я направилась в ординаторскую, свет включать не стала. Подошла к окну и засмотрелась на улицу, на ночной город, мелькание огней автомашин, мигание светофора. Задумалась.

От первого вечера с моим куратором сложилось двоякое впечатление. Как врач — шикарен. Грамотный, отзывчивый (я впервые видела такой вечерний обход, обычно дежурный врач из ординаторской выходил только на настойчивый зов медсестры), готовый поделиться своими знаниями с практикантом.

Как человек? С ним придется общаться целый месяц, почти каждый день. Я не могла сказать, что была в восторге. Я не привыкла к такому общению, разговаривал он со мной в надменном, повелительном тоне не терпящем возражения, не говоря о его взгляде… Бр-р-р…

Как мужчина, он, бесспорно красив: высокий, статный брюнет с шикарными голубыми, как два сапфира, глазами, в которых можно утонуть, если потерять голову. Мне нравились такие мужчины, но этот почему-то не зацепил. Почему? Да и голову я терять не собиралась. Ведет себя надменно, может поэтому… Мне нравятся галантные, обходительные, а он… Я привыкла быть в центре мужского внимания. А этот немного резковат и нагловат, во всяком случае, мне так показалось. Женщина для него чуть больше, чем пустое место, с ее мнением и считаться особо не стоит.

Зашел Вячеслав Романович. «Мышка, я же просил не приходить, у меня теперь есть тень», — сухо произнес он и включил свет.

— Извини, обознался. А сюда никто не заходил? — уточнил он, нисколько не смутившись.

— Нет. Тень — это я?

— Ну, и славно. Еще раз извини, не бери в голову. Давай попробуем отдохнуть. Поскольку диван у нас в ординаторской один, спать предлагаю по очереди. Если хочешь, можем, конечное, и вместе. Я не возражаю, — ухмыльнулся он.

— Нет уж, спасибо. Я лучше книжку почитаю, если это не запрещено Вашим уставом, — съязвила в ответ я.

— Книжка художественная?

— Да. А что?

— Я не разрешаю читать учебники на работе. Их нужно не читать, а штудировать с карандашом в руке. И не в отделении, а в читальном зале или дома. Художественную можно. Я тоже немного почитаю. Разбудишь в три. Хорошо?

— Как скажете.

Я села в кресло, включила настольную лампу и открыла"Скарлет”. Он лег на диван, открыл свою книгу, судя по обложке — фантастика, но читал не долго, минут десять, и уснул, положив книгу себе на грудь.

Из окошка повеяло прохладой. Недавно закончился дождь, но порывы ветра еще не стихли. Я поежилась. На тумбочке рядом с диваном лежало два пледа. Встала, взяла себе один. Постояла, подумала и укрыла вторым пледом Вячеслава Романовича, он улыбнулся не просыпаясь. Во сне он был приятнее, чем наяву, наверное, потому что не было его колючего раздевающего взгляда. Я вернулась в кресло, укуталась в плед и продолжила чтение.

В три часа я его не разбудила. Проснулась в шесть от стойкого аромата кофе.

— Виолетта, ну ты и спать. Даже малознакомый мужчина не помешал, — пошутил куратор, протягивая мне чашку кофе и бутерброды.

— Два глотка кофе, затем марш умываться, потом допьешь кофе и позавтракаешь.

Пришлось подчиниться, настаивать на своем не хотелось, от неудобного положения во время сна затекла шея и разболелась голова.

Сходила в туалет, умылась. Отделение только начинало просыпаться. Общий подъем в семь. Вернулась в ординаторскую. Вячеслав Романович сидел на диване, пил кофе и читал свою книжку. Я вытащила из сумочки таблетку, он это заметил.

— Что за проблемы?

— Голова болит.

— А анальгетик здесь при чем?

— Чтобы не болела, — огрызнулась я.

— Виолетта, голова болит от кислородного голодания, спала неудобно. Таблетку убираем.

Что за напасть такая, почему все мужчины считают своим долгом мною командовать? Но повиновалась. Он встал, поставил свою чашку с недопитым кофе на стол.

— Сядь на стул, расслабь плечи и немного наклони голову вперед. Сейчас сделаю массаж и все пройдет.

— Не надо.

— Не надо что?

Я не ответила, но на стул села.

— Если не надо, чтобы не болела, то это садомазохизм называется. Если не надо массаж, то здесь тебя никто спрашивать не собирается. Поэтому сиди, молчи и наслаждайся.

Он положил руки на мои плечи и стал подушечками больших пальцев разминать мне мышцы шеи. Боже, как это было приятно. Какие у него сильные и, в то же время, нежные руки. Эти руки и эти прикосновения останутся со мною на всю жизнь, в то время я этого еще не знала. Я действительно расслабилась. На удивление голова перестала болеть.

— Спасибо.

— Это плата за плед. А ты внимательная и заботливая, Виолетта.

— Вы тоже.

— Пей кофе быстрее и трескай бутик: кофе стынет, бутик ждет.

Я выпила кофе с бутербродом, жизнь налаживалась. Но спать все-равно хотелось, хотя и проспала всю ночь.

— Пошли, время утреннего обхода. Уже почти половина восьмого.

Мы прошли по всем палатам, Вячеслав Романович со всеми побеседовал, всех послушал. У меня была задача мерить давление и следить за пульсом. У некоторых пациентов куратор попросил послушать сердце и все запомнить. Не надеясь на блестящую память, я кое-что записала.

В ординаторской он сделал отметку в историях болезни пациентов, со мной, по ходу работы с историями, разобрал весь обход.

— На сегодня все. Дежурство закончено. Спасибо. По домам и спать. Завтра в восемь на работе. И еще: повтори все о коронарной недостаточности. Да, Виолетта, халат и сменку можно оставить в моем шкафчике. У нас свободных нет, поэтому вселяйся ко мне, чтобы не таскать все это каждый день. На улице дождь. Зонт есть?

— Нет. До метро добегу.

— Сейчас подвезу. У меня машина. Подожди только.

Он куда-то ушел. Я ждать не собиралась. Спокойно переоделась, натянула джинсы, обула кроссовки. Халатик и туфельки убрала в шкафчик к Вячеславу Романовичу, положила фонендоскоп в сумочку и медленно вышла из отделения. По дороге встретила девчонок. Они только пришли, хотя уже было около десяти. У них практика начиналась в десять и в два они уже были свободны, о ночных дежурствах им никто не говорил.

Пока мы болтали, появился Вячеслав Романович.

— Я передумал. Поехали в библиотеку института. Поможешь литературу подобрать. Спать будешь ночью, — на ходу скороговоркой проговорил он и увлек меня за собой.

На ступеньках услужливо открыл зонт и спрятал меня от дождика. Добежали до стоянки, он открыл дверцу авто, я нырнула в машину.

— Едем в студенческую библиотеку. Она в твоей общаге? — спросил он, садясь в машину.

— Да.

— Вот и прекрасно, — он был немногословен.

Это было наше знакомство, первая встреча, первые сутки вместе. С этого момента я перестала принадлежать себе.

В общаге он направился к читальному залу, не давая мне возможности слинять к себе в комнату. Но я попыталась его остановить, в конце концов я не была его собственностью, да и дежурство закончилось, я согласна помочь, но не ценою своего желудка и комфорта.

— Извините, Вячеслав Романович, но можно я поднимусь к себе. Мне нужно переодеться и очень хочется нормально позавтракать.

— Хорошо. Показывай, где ты живешь, — неохотно согласился он.

— Вам идти со мной не обязательно, — я попыталась остановить его, — через полчаса я к Вам присоединюсь.

— Веди. Я должен знать, где тебя найти, если мне это будет необходимо.

Я не стала с ним спорить, и мы поднялись ко мне в комнату. Его не нужно было приглашать: он прошел сам, в ожидании завтрака устроившись на диване и рассматривая убранство моей общаговской «квартирки». Мне пришлось переодеваться в его присутствии. Не перед ним, конечное, но…

Приготовила завтрак, сварила кофе. Предложила ему. Он не отказался. За завтраком сказал:

— Знаешь, Виолетта, меня иногда нужно останавливать. За работой я забываю про все земные радости. Спасибо за завтрак. А где можно покурить? Люблю сигарету в сочетании с кофе.

— Можете открыть окно и покурить здесь. Пепельница на тумбочке.

— А компанию не составишь?

— С чашечкой кофе присоединюсь позднее. Сначала уберу со стола.

Он стоял у окна, курил, выпуская струйки дыма, медленно пил кофе и наблюдал за мной. Взяв свою чашечку, я села на диван. Кофе пили молча.

— Я готов.

— Я тоже. Одну секунду только, Вячеслав Романович, сейчас помою чашечки. Грязной посуды быть не должно. Стасиков разводить нельзя, — посмеялась я.

Он улыбнулся, промолчал, просто ждал. Выходя из комнаты, тормознул.

— Вета. Можно так? Это же производное от Виолетты?

— Да, можно.

— Вета, если тебе не удобно на «ты», то давай хотя бы без отчества. Ты теряешь драгоценные секунды нашего времени, — он снова улыбнулся.

Улыбка шла ему, он становился каким-то особенно нежным и притягательным, на щеках появлялись милые ямочки.

— Хорошо, постараюсь, — пообещала я, закрывая дверь.

— А Анатолия Семеновича ты тоже по имени-отчеству называешь?

— Во-первых, называла, во-вторых, да.

— И в постели?

— И в постели, если Вас интересуют такие подробности, хотя в постели я стараюсь обходиться без имен. Но Вам такое не светит, — резко ответила я.

Меня это уже начинало бесить. Работа это одно, но в свою личную жизнь пускать его я не собиралась.

— Это мы еще посмотрим… — нарочито серьезно произнес он, а потом наклонился ко мне и прошептал. — Однажды ты позволишь мне гораздо больше, и это произойдет совсем скоро…

Первая неделя была кошмарной и шикарной одномоментно.

Рабочий день с восьми и до шести-семи вечера полностью выматывал меня. Поблажки от куратора ждать не приходилось. Вячеслав не уходил из больницы до тех пор, пока не был убежден, что там все нормально. Больных у него также было больше, чем у всех остальных врачей отделения. В перерывах между больными успевали еще поработать над диссертацией, исправляя слабые ее места, переделывая выводы, редактируя текст.

Компенсацией за такую работу был ежедневный ужин в ресторане и личное такси. Вячеслав меня забирал утром от общаги, туда же привозил вечером.

Я не могла сказать, что мне не понравилось работать с ним, не понравилось его общество. Нет. Мне очень даже всё понравилось.

Работать с ним было одно удовольствие. Я забывала, что вокруг существует другой мир. Ежедневные обходы в отделении, консультации больных в других отделениях, пару раз вызывали в хирургическое отделение на операцию, работа над диссертацией — и все это в бешеном темпе. Как он все это выдерживал? Лично я к концу недели падала от усталости.

Я прекрасно понимала, что работать так, как он, с такой самоотдачей, я не смогу никогда. В отличие от Вячеслава Романовича, дома меня всегда будет ждать сын, и после работы я всегда буду спешить домой. Сейчас мы далеко друг от друга лишь только потому, что мама — студентка. А так, в реальной жизни, после работы мне будет чем заняться, как и любой женщине. На моих плечах будет семья, кухня, уборка и так далее, и тому подобное. А это то самое время, из тех же 24 часов наших небольших суток.

Вячеслав Романович был прекрасным собеседником: знал очень много, кроме медицины увлекался искусством, театром, поэзией. Но беседами сыт человек не бывает.

Ему было около тридцати пяти, но он был один, ни семьи, ни любимой, ни детей. Одинокий волк. И это не случайно. Находиться рядом с таким эгоистом тяжкий крест. У него на главном, самом почетном месте — его Я. Почему? Возможно этому были объяснения. Но в тот временной отрезок меня это не интересовало.

В пятницу освободились рано, часа в четыре.

— Поехали ко мне. Я покажу тебе свое творение, вчера забрал отпечатанную диссертацию. За выходные нужно проверить на опечатки. Поможешь?

К концу недели он разговаривал со мной уже не как со своей рабыней, а как с равной, ну, или почти с равной себе. Это было приятно. Он постепенно открывался для меня с другой стороны. Я уже видела в его лице не только куратора, но и интересного мужчину. Поздно поняла, что зря… Лучше бы я этого не заметила.

Я не смогла отказаться от его предложения по двум причинам.

Во-первых, зачем? Если ему это показалось возможным и нужным — это все-равно произойдет, лучше это сделать сейчас, не тратя силы на бесполезное противостояние. Надеялась, что времени это много не займет. Зато я буду свободна все выходные и, наконец-то, смогу сходить с девчонками на пляж.

Во-вторых, чистой воды любопытство. Мне предложили посмотреть готовую кандидатскую диссертацию. Почему бы и нет?

Я согласилась, но с одним условием: мне вечером нужно быть в общежитии. Мы с девчонками собирались сходить в кино на последний сеанс. Вячеславу хотя и не очень понравилось мое условие, но он согласился.

Жил он на Гражданском проспекте. Это новые районы, многоэтажки, открытость для ветра и солнца, в отличие от центра Ленинграда. Поднялись на верхний двенадцатый этаж.

— Выши меня только Боги, — самонадеянно посмеялся Вячеслав Романович. — Вета, не страшно?

— Не страшно чего? — не совсем поняла я.

— Меня.

— А я Вас должна бояться? — не могла не улыбнуться я.

— Я все-таки мужчина… — многозначительно ухмыльнулся он в ответ.

— И…

Во-первых, я даже не подумала в тот момент, что я должна его бояться. Угрозы от него я не ощущала, даже малейшей. Во-вторых, я же не невинная девочка. Если что, он не будет первым, а я получу удовольствие, такое забытое и такое желанное за полгода.

— Виолетта, извини, если мама не приходила, дома может быть не очень чисто. Постарайся на мужской бардак не обращать внимание.

Он открыл дверь квартиры.

— Проходи.

Я остановилась на пороге как вкопанная, замерев от страха. На меня смотрел огромный пес, здоровый представитель породы немецкой овчарки. Только этого не хватало. Я панически боялась собак, даже маленьких, а такого…

— О, Чип, привет, дружище. Сегодня ты оставлен у меня? Прекрасно. Проходи, не бойся, — обратился он ко мне, — Чип не укусит.

— Только съест, — попыталась пошутить я, но с места не сдвинулась.

Вячеслав посмотрел на меня, на Чипа. Вернулся ко мне, приобнял за плечи и почти втолкнул в квартиру, захлопнув за мною дверь.

— Чип ко мне. Сидеть, — четко прозвучали команды.

Пес подошел, сел перед нами.

— Посмотри на эту добродушную морду. Он без моей команды и мухи не обидит. Он отлично дрессирован и хорошо воспитан, женщин не трогает.

Вячеслав Романович взял мою руку и положил на морду пса. Я попыталась его погладить.

— Понятно. Придется тебе Чип сегодня пожить в спальне. А то гостья может умереть от страха. Труп в квартире в мои планы не входит, — пошутил Вячеслав, указав Чипу на дверь в спальню и отправив пса в ссылку. — Если Чип здесь — значит была мамуля, если была мамуля — значит квартира сияет чистотой. Можно проходить смело.

Я сняла туфельки и прошла в комнату следом за хозяином. Это был рабочий кабинет. Письменный стол, стул, софа, два кресла, журнальный столик, телевизор, музыкальный центр и книжные шкафы, на полу мягкий ковер, вот и все убранство этой комнаты. Никаких лишних вещей. Сразу видно, хозяин квартиры — мужчина.

Вячеслав подошел к столу, прочитал записку.

— Мама, как ты любишь все испортить и все усложнить, — возмутился он, и сняв телефонную трубку, набрал номер.

Ответили почти сразу.

— Мамуль, привет. Спасибо за уборку. Как ты себя чувствуешь в такую погоду?.. Я завтра не смогу приехать. У меня другие планы… Ма, я не хочу знакомиться ни с какой Леной… Хорошо, с Ирой, но тоже не хочу… Я не собираюсь жениться ни сейчас, ни через год… На этот счет у меня другие планы, ты же знаешь… У меня есть невеста, ну, не совсем невеста, но девушка… Когда познакомлю? — Вячеслав обернулся, оценивающе посмотрел на меня и ответил маме. — Завтра. Во сколько нам подъехать?.. Хорошо, мамулечка, обязательно будем вдвоем в три у вас на даче… И я люблю тебя. До завтра, — и положил трубку.

Я молча смотрела на этого мужчину, слушала, как он воркует с мамой и понимала, что это был совершенно другой человек. С ней он был совершенно другим, в каждом его слове было полно нежности и трепетной заботы. Он даже преобразился во время разговора с мамой, лицо засветилось, на нем заиграла улыбка.

— Завтра поедешь со мной на дачу к моей маме. Будешь моей девушкой. Надо ее бдительность немного усыпить. Очень рьяно стала искать мне невесту. Сын-холостяк ее явно не устраивает.

Все! Нежный сын исчез, снова был надменный мужчина.

— А если я не могу?

— А ты не можешь? — от удивления у него приподнялась бровь.

— Да. Я собиралась с подружками пойти на пляж.

— Подружки могут сходить на пляж и без тебя. Пляж я тебе обеспечу шикарный, но на нашей даче. Завтра увидишь и не пожалеешь. Это я тебе обещаю. Займемся диссертацией? Или? — он как-то странно посмотрел на меня.

— Диссертацией. Но,… от чашки кофе я бы не отказалась…

— Диссертация вот, — он открыл папку с ровной стопкой бумаги, — вот карандаши для правки. Хотя, Ангелина Валиевна, печатает без ошибок, но… прочитать все же надо. А я пошел заваривать кофе.

Я села за письменный стол и начала читать этот труд… Стиль написания был изумительный. Такой четкости и лаконичности в научной литературе я еще не встречала. На чистом листе бумаги я делала пометки тех мест, что мне не очень пришлись по душе…

— А вот и кофе. Иди сюда, хватит колдовать, — Вячеслав явно был не настроен работать.

«Иногда боги тоже отдыхают», — мелькнула у меня в голове.

Я, отложив диссертацию, подошла и села в кресло, к нам пришел Чип, я машинально поджала ноги. Вячеслав улыбнулся, но пса из комнаты не выгнал.

— Телевизор или магнитофон? — спросил Вячеслав. Он очень любил задавать такие короткие вопросы.

— Магнитофон.

— Зарубежное или отечественное?

— Смотря что?

— Классика или современное?

— Классика.

— Что из классики?

— Можно орган, фортепиано. А что есть?

— Многое. Вчера слушал это…, — и он включил магнитофон, зазвучала музыка Бетховена. — Пойдет?

— Еще бы…

— Тогда пей кофе…

Я пила кофе, наслаждалась музыкой и на мгновение совсем забыла, что я в чужой квартире и не одна…

— Кофе еще заварить? — предложил Вячеслав.

— Нет, спасибо… Мы на сегодня с диссертацией, по всей видимости, закончили? — спросила я в надежде, что смогу свалить от него пораньше.

— Да.

— Тогда можно я поеду домой?

— Еще рано.

— Я вечером собиралась с подругами в кино, если помните, — напомнила я.

— А моя компания тебя не устраивает? — он внимательно смотрел на меня.

— Я не совсем поняла?

— Провести вечер со мною ты не хочешь?

Судьба послала мне чересчур много Вячеслава. Как будто я открыла солонку не с той стороны, и вместо щепотки соли высыпалась целая куча. Все было пересолено им. И я ответила:

— Мне кажется Вас за эту неделю было у меня очень много. Не находите? Как и меня у Вас. И я Вам еще не надоела?

— Отнюдь. Мне даже очень комфортно в такой компании. Так что?

Я пожала плечами. Говорить «нет» не хотелось, но и сказать «да» язык не повернулся.

— Притом, — размышлял вслух Вячеслав, — завтра нам придется предстать перед глазами моей мамули. Она женщина очень внимательная. Нужно хоть немного узнать друг друга. Да и секса у меня уже неделю, твоими молитвами, не было, — подытожил он.

— Затея с мамулей — Ваша затея. Я согласия не давала.

— А я и не спрашивал. И… спрашивать не собираюсь, — сказал он это тоном, не терпящим возражения.

— Вот именно. А надо было бы. Отсутствие у Вас секса и я — никак не связано. Я — являюсь Вашей Тенью только днем, всего неделю и всего на месяц. Ночь от Тени свободна.

— Я предпочитаю иметь дело с одной дамой и днем, и ночью…, — он пристально смотрел на меня.

— Тогда можно я не буду этой дамой? — я впервые открыто и с вызовом посмотрела на Вячеслава Романовича и получила его твердый ответ.

— Нет, — он явно был доволен собой.

Было понятно, он уже принял решение, с женщинами он не советовался и советоваться не собирался. Он влез в мое личное пространство, в мое личное время, теперь еще дал понять, что претендует на мою постель и меня это пугало. Это никак не входило в мои планы. Я опустила ноги с кресла и хотела встать, но совсем забыла о наличии пса в комнате. У своих ног услышала легкое рычание.

— Чип не начинай, я не могу весь вечер сидеть как на жердочке, я не курица, — выпалила я.

Теперь уже было не понятно, кто для меня более опасен: пес или его хозяин. Вячеслава это развеселило.

— Расслабься, сейчас отвезу домой, — он встал и сделал шаг к столу.

— А я и не напрягалась, — я тоже решила подойти и объяснить места правок, но такой мой ответ заставил Вячеслава Романовича резко обернуться, и мы очутились неприлично близко друг к другу.

Я машинально сделала шаг назад, там рыкнул сторож. Я замерла.

— А говоришь не напрягалась, — засмеялся Вячеслав, сделал шаг ко мне, взял за плечи. — Ты со всеми такая… дерзкая?

— Не знаю. Никто не жаловался.

— Виолетта, а ты мне определенно нравишься. С тобой прикольно… Ты естественная.

Какой он все-таки огромный, мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. Вячеслав несколько наклонился и нежно поцеловал меня. Я не спешила отвечать на его поцелуй, еще не поняла понравилось ли мне. Он поцеловал более настойчиво, и я ответила. Я была живым человеком, с моим мужчиной (мужем) последний раз я целовалась полгода назад. Тело истосковалось по мужскому вниманию и ласкам. Что поделаешь, физиологию никто не отменял. Но я нашла в себе силы и легонько оттолкнула Вячеслава.

— Нет…

— Что “нет”?

— Нет, это значит нет, и никаких вариантов. Давайте не будем это продолжать. Мне нравится работать с Вами и очень не хочется менять куратора.

Он посмотрел пристально в мои глаза, вздохнул:

— Поехали, отвезу в общежитие.

Всю дорогу мы молчали. Он проводил меня до комнаты.

— Можно зайти? — спросил он. Это меня несколько озадачило. Не столько его желание войти, сколько разрешение на вход.

— Можно, если не будите приставать.

Вячеслав принял этот ответ за приглашение, не дав обещания.

— Завтра в час я заеду. Не забудь взять купальник. Можешь прихватить книгу, вдруг скучно станет. Пробудем на даче целый день. Вернемся часов в десять.

Вячеслав Романович не уходил. Он стоял у окна, подпирая собой подоконник. Я не знала, как его выпроводить. Вечер был испорчен. Меня это злило. В кино я не попала, женщину во мне разбудили. Ну, что это за мужчина свалился на мою голову.

— Извиниться не хотите? — резко выпалила я.

— За что? — он смотрел на меня удивленными глазами.

«Он действительно не понимает, за что он должен извиниться или прикидывается?» — подумала я и ответила:

— За испорченный вечер.

Я ждала извинения, но не такого: он резко подошел, взял меня в охапку и поцеловал. Его губы были мягкие и нежные, они обволакивали мои. Вначале осторожно, потом все смелее и настойчивее. Поцелуй был глубокий и страстный. Я не ожидала такого от Вячеслава. Мои слабые попытки освободиться он оставил без внимания. Было ощущение, что женщины у него не было давно. Слишком страстными были ласки. Я всем телом ощущала близость Вячеслава. Ласки прекратились так же неожиданно, как и начались.

— Неожиданно… — выдохнула я.

Вячеслав рассмеялся и ответил:

— А теперь пошли на прогулку. Нужно охладить пыл. Иначе я не смогу заставить себя уйти.

Гуляли мы долго, почти до полуночи. Он рассказывал о семье, о маме, которую он обожал, об отце, которым он восхищался. Он, оказывается, с совершеннолетия жил один. Родители разбежались на следующий день после его восемнадцатилетия. Развелись они, как оказалось, намного раньше, лет за шесть, наверное, но жили вместе. У папы уже была другая семья, на тот момент второму сыну было пять лет. У мамы так же был мужчина. Но они не хотели травмировать своего мальчика и оставались для всех «дружной» семьей. После развода родителей, Вячеслав решил никогда не жениться. «Никогда не знаешь, что будет между мужчиной и женщиной через несколько лет. А при разрыве их отношений всегда страдает ребенок, даже если ему восемнадцать», — сказал он. Родители и дальше продолжали быть рядом, заботились о нем, помогали советом, словом, полностью обеспечивали финансами, пока не встал на ноги. Но ничто не могло заменить обычное человеческое общение в кругу семьи.

Потом Вячеслав неожиданно спросил:

— Виолетта, а ты счастлива в браке?

— Не знаю, — честно сказала я и, неожиданно для себя, призналась. — Дружили еще со школы. Выходила замуж по любви. Во всяком случае так считала. Пока жили вместе, вроде все было хорошо. Через девять месяцев родился сын. Оформила академический отпуск. Уехала с мужем по распределению в Челябинск. Там прожила год. А дальше: я в Ленинграде, муж в Челябинске, сын у моих родителей в Коломне. Сына вижу раз в пару месяцев на выходных. Мужа два раза в год на каникулах.

— Ты считаешь это любовью, Виолетта?

— Теперь не знаю, вернее не уверена. По паспорту я замужем, есть сын. А об остальном сейчас я не думаю. Получу диплом, тогда и решать буду, что дальше.

Мы гуляли по набережной, он аккуратно обнимал меня, положив руку мне на плечо.

— То есть случайную связь ты не исключаешь?

— Случайную — исключаю.

— Тогда объясни, а связь с деканом, она, что? не случайная?

— А что Вы к нам с деканом прицепились? Вам про эту связь кто сказал?

— Не важно. Я не выдаю своих осведомителей. Ну, так я жду ответа.

— Та связь с деканом не была случайной. Я работала у него на кафедре полгода, ну и…

— Понятно. То есть чувства вспыхнули не сразу…

— Да.

— А кто был инициатором к их завершению?

— Обоюдно. Они родились и умерли, у них не было будущего…

К концу вечера мы были действительно на «ты». Переход на «ты» и дружеско-доверительные отношения получились сами собой. Славка провел меня до общаги, поцеловал на прощание.

На следующий день поехали к его маме на дачу. По дороге я получила подробную инструкцию по поведению. Создалось впечатление, что он очень хотел, чтобы я ей понравилась.

Мария Ивановна была очень приятной женщиной, в сыне души не чаяла. В гостях у нее была подруга с дочкой и племянницей. С одной из них, или сразу с двумя, она и хотела познакомить Вячеслава. Но они были не в его вкусе. Как сказал Славка: «одна толстовата, другая старовата».

Сын с порога заявил маме, что обедать мы не будем, только ужинать, мы приехали отдохнуть, позагорать и покупаться, но тем ни менее позднее сходил на кухню, принес бутерброды, фрукты и морс. Он увлек меня вглубь дачного участка, мы обогнули дом и, о чудо, бассейн. Это было сказочно!!!

Мы расположились в шезлонге и бурно обсуждали автореферат к диссертации. Наши мнения расходились. Я была в корне не согласна с его точкой зрения. После долгих споров решили подготовить два варианта. А потом рассмотреть какой из них больше подойдет.

Нормально поработать нам не давал пес, он приехал с нами, вернее Чипа привезли сюда на лето. Чип носился вокруг нас, радуясь свободе, вечно ныряя в бассейн, вылезая из него и отряхивая воду со своей шерсти на нас. В итоге пришлось убрать все бумаги, оставили только мой блокнотик и играли в крестики-нолики, греясь на солнышке, купались, пытались поиграть в бадминтон, но Чип упрямо отбирал валанчик.

За ужином Мария Ивановна очень внимательно, даже как-то пристально, меня рассматривала, но практически ничего не расспрашивала. Мне это облегчило жизнь.

На прощание Вячеслав нежно обнял маму:

— Теперь твоя душенька спокойна?

— Не знаю. Поживем — увидим. Ты знаешь, сынок, я успокоюсь только тогда, когда ты женишься.

— Мамуля, я не женюсь ни-ког-да!!! И причину этому я уже озвучил ранее, — он поцеловал маму, — не обижайся.

В Ленинград приехали около десяти. Слава проводил меня до комнаты и напросился на чашечку кофе. После чашечки кофе он, сидя рядом со мной на диване, настойчиво притянул меня к себе, заключив в объятие, и страстно поцеловал.

— Виолетта, поехали ко мне.

Он не предлагал, не просил, его голос приказывал. Но я нашла в себе силы сказать: «Нет». Это было одно из малочисленных «нет», сказанное мной Вячеславу за все время нашего общения.

— Как хочешь. У меня было бы удобнее, — и он, продолжив поцелуи и ласки, пояснил, — после твоего тела в обворожительном купальнике, я не могу уехать, не сняв его…

Его голос звучал вкрадчиво, в нем появились теплые, чувственные нотки. И он остался у меня до утра. Эта ночь была бурной… Он был прекрасным и опытным любовником. Столько ласки и поцелуев мое тело не получало еще никогда, от слова совсем.

— Привет, Виолетта.

Я проснулась в его объятиях. В окно светило солнышко. Было хорошо и спокойно. Но теперь возник вопрос: как работать дальше? Я потерлась щекой о его плечо и вдохнула запах его кожи. По телу прокатилась волна наслаждения.

— Вета? Что молчишь?

— Не знаю, что сказать. Думаю, что делать дальше.

Он с легкостью повернул меня на спину, слегка впечатав в постель. И хотя его вес был в основном перенесен на локти и предплечья, расположенные по обе стороны от моей головы, я была придавлена и беспомощна, и немного задыхалась под его весом. Но это было так приятно…

— Жить, Ветка, жить. Высоко подняв голову и никому ничего не объясняя, каждый все равно поймет так, как ему выгодно.

— Ты считаешь, что нам в работе это не помешает?

— Ни коем образом. Мне это помогает. Тебя этому научу.

Он поцеловал меня. Я обвила руками его шею. А ведь мне хорошо с ним. В его руках мое тело таяло, я даже предположить не могла что так может быть, так меня не чувствовал еще никто. Он был нежен и требователен одновременно. С легкостью будил каждую клеточку моего истосковавшегося тела, будил и заставлял летать.

— Напоминаю. Сегодня утро воскресенья. Что будем делать?

— Вначале попробуем встать и привести себя в порядок. А потом…

— Нет, Веточка, нет. Вначале секс, потом кофе, а потом ко мне, у меня — душ, можно совместный, я не против, а дальше — диссертация.

— Не люблю утренний секс. Потом разбитая целый день хожу, и голова не соображает.

— Значит, утренний секс был не правильный…

— Что значит не правильный?

Он не стал объяснять, он просто продемонстрировал правильный утренний секс…

С понедельника мы вели двойную жизнь. На работе мы были одни: деловые, внимательные, ответственные. Но выходя за порог больницы все это исчезало бесследно, и мы становились до безобразия бесшабашными и безответственными. Так и прошла моя практика.

Мы до конца моей практики были вместе и днем, и ночью. Мы наслаждались обществом друг друга, наслаждались общением, наслаждались сексом. Нам было хо-ро-шо!

К мужу я поехала другой. Теперь я знала каким может и должен быть мужчина, который мне нравится, с которым я хочу находиться рядом. Догадывалась и о другом: такого другого мужчины больше нет. Славик один единственный, но он никогда не будет моим мужчиной, вернее только моим, придется делить его с работой. Но, никогда с другими женщинами. Я почему-то была в этом уверена.

Каникулы у мужа стали для меня адом. Я старалась не сравнивать мужа с другими мужчинами в постели. А здесь… я прекрасно понимала, что муж проигрывает. В муже меня теперь бесило все, что он делал, как он делал, что говорил… Терпела изо всех сил. Старалась никак это не показывать. Раздражение нарастало. Незадолго до окончания каникул мой благоверный пришел со следами помады на пиджаке и ароматом чужих духов. Это было последней каплей. Разразился скандал.

Я собрала вещи, забрала ребенка и уехала к родителям. Дома объяснила, что я знала, что у мужа есть другие женщины, закрывала на это глаза, но прощать измену, когда я нахожусь рядом, не намерена. Родители были готовы к такому повороту и особенно не уговаривали вернуться.

В сентябре вернулась в Ленинград. Начались занятия, был последний шестой курс. Я много занималась, но внутри все ждало встречи с Вячеславом. Несколько раз порывалась позвонить, но каждый раз останавливала себя. Мы ничего не обещали друг другу, расставаясь месяц назад. Весь сентябрь у нас не было занятий в клинической больнице, в октябре начался курс кардиологии.

Занятия в нашей группе должен был вести, согласно расписанию, старший преподаватель Лавин В.Р.. Перед первым занятием мое сердце то выпрыгивало, то замирало.

Он зашел в учебную комнату, поздоровался, спокойно начал занятие. За июль мы научились владеть собой, но разлука в два месяца сделала свое дело. Мы ловили взгляды друг друга. Через полтора часа от начала занятий он разбил студентов на группы и выдал по истории болезни, отправил знакомиться с пациентами, к шестому курсу мы уже были почти доктора и знали, что нужно с этим делать. Девчонки быстро вычислили, что мою фамилию преподаватель не назвал, решили уточнить с кем иду я.

— У нее особое задание. Да, Виолетта Николаевна? — он протянул мне автореферат диссертации и пояснил для группы. — Виолетта Николаевна весь июль проходила практику в этом отделении в моем подчинении.

Конец ознакомительного фрагмента.