Из жизни Петрова. Рассказы

Вера Резник, 2021

Некоторые из этих рассказов публиковались в журналах, но в первый раз цикл рассказов об одном человеке с несколько расхожим по нынешним временам именем (затевалось это сочинение давно) дописан и представлен в полном виде. Автор ставил перед собой задачу изобразить современного и вполне узнаваемого человека, для которого привычная жизнь в большей степени состоит из того, что мы называем внутренней жизнью, а не из быта, справедливо или нет подобное деление. Аннотация не дает возможности описать разнообразие бытовых происшествий Петрова, перерастающих в духовные. Автор старался при написании этих двенадцати рассказов выдержать их в определённом языковом ключе.

3. Женщины

«Петров — сказал Чебыкин — я познакомлю тебя с женщиной», и познакомил Петрова с женщиной. А поскольку все женщины без исключения Петрова умиляли, то Петров женился. Хотя от себя не скрывал, что женщина могла быть и получше. Особенно не нравилось Петрову имя, и он хотел её переименовать, но стеснялся. Длилась совместная жизнь недолго. Сначала даже было веселее, чем прежде, потом стало почему-то хуже, а потом жена сказала, что съездит на неделю к матери в Старицу, и не возвратилась. За вещами заехал её неразговорчивый брат, который смотрел на Петрова с большим любопытством, но ничего не сказал.

Когда брат сложил чемоданы и уехал, Петров задумчиво сел в кухне на табуретку, у него был неприятный осадок на дуще, как будто он у себя в лаборатории задачку решить не смог — женитьба и развод вещи серьёзные, про такие дела штамп в паспорт ставят. Размышляя о причинах случившегося, Петров решил, что отсутствие любви причиной расставания быть не может, потому что любовь понятие невнятное, зыбкое, толкуют его самым причудливым образом и описывают по-разному, хотя причина расставания всегда бывает очевидной. Но жена ни на что не жаловалась. Петров один раз спросил жену, всем ли она довольна, и получил безоговорочно положительный ответ. Поэтому Петров терялся в догадках, на душе у него было нехорошо. Он выглянул в окно, во дворе чёрная кошка играла мёртвой мышкой. Петров тяжело вздохнул, отошёл от окна, выпил воды и, решив, что ему нужно отвлечься, подумав о приятном, снова сел на кухонную табуретку. Но ничего приятного в голову не приходило, потому что мысли строптивы, менять направление не любят, и справиться с ними можно только непредусмотренным действием. Петров надел куртку и направился в располагавшееся поблизости кафе. Своей улицы Петров, направляясь в кафе, не заметил — он жил на ней всегда, поэтому никакой перемены в настроении у него по дороге не случилось. В пустом кафе громыхала музыка. Петров попросил кофе и рюмку коньяку. Ни кофе, ни коньяка ему не хотелось, но нужно было, соблюдая приличия, что-то заказать. Что делать дальше, Петров не знал и пребывал в нерешительности. Тем не менее, после коньяка ему полегчало: сосредоточенность на удручающем эпизоде личной жизни медленно слабела, преображаясь в дремотную прострацию: — «Больше не женюсь, ни за что не женюсь, так Чебыкину и скажу, пусть знает…» — вяло пережёвывал в уме жвачку Петров. В этот миг музыка смолкла, наступила оглушительная тишина. Во внезапной тишине дремота вдруг исчезла, сознание Петрова исполнилось необыкновенной строгой ясности, он понял всё то, чего прежде не понимал или понимал не вполне. Конечно, с той оговоркой, что, если бы кто-нибудь его спросил о содержании случившейся с ним эпифании, Петров ничего бы не смог ответить, поскольку из-за своей компактности она была невыразима в словах и при этом совершенно ощутима и внятна. Выпрямившийся Петров, — он даже спину выпрямил и подбородок вздёрнул — у которого был большой опыт решения трудных задачек в лаборатории, закрыл глаза, положил руки на столик, уповая на то, что прозрение не замедлит себя расшифровать подробнее, явившись не как общее душевное и умственное состояние, а в словесном или визуальном облике. В том, что это случится, он не сомневался. Ждать пришлось недолго: ему крупным планом предстала недавняя резвящаяся кошка, подкидывающая в воздух и перебрасывающая с места на место мёртвую мышку. И тогда Петров перевёл визуальную метафору в доступную форму слов: «Она другая… я другой… Другой — это очень серьёзно. Поэтому задаваться вопросом, кто потерпевший, смысла нет. Это как видовые различия.…Жизнь всё равно такая, какая есть, и такой будет» — Кошка высоко подпрыгнула, мышиное тельце улетело в кусты, видение исчезло. На этом Петров бесхитростную интерпретацию визуального образа завершил, попросив ещё одну чашечку кофе и пирожное «эклер»: к нему вернулось душевное равновесие — так всегда бывает, когда приходишь к окончательному выводу, каков бы он ни был. Кофе с пирожным сразу принесли. Петров подумал, что, посетив кафе, он поступил правильно. Неожиданно Петров заметил сидящую за соседним столиком женщину и, естественно, сразу отвернулся, чтобы не утратить обретённого спокойствия. Ещё недавно Петров был нормальным мужчиной, женщины представлялись ему сплоченным сообществом, не поддающимся истолкованию в терминах здравомыслия. Составляющие этого общества — в определённом возрастном пределе — ему нравились без исключений, и это при том, что Петров их, как китайцев, не очень хорошо различал. Конечно, вызываемые отдельными фигурами ощущения слегка рознились интенсивностью, но характер испытываемой им приязни всегда был совершенно одинаковым. Обнаружив за соседним столиком женщину, Петров осознал, что такое простодушие пагубно, мир исполнен неведомым, оно может оказаться рядом, и тогда есть, чего опасаться. Он наскоро допил кофе… было жаль оставлять недоеденным эклер, поэтому Петров судорожно набил рот пирожным и стал искать на столике салфетки, чтобы утереть губы. Но салфеток не обнаружил. Новоявленная соседка взяла у себя на столике стаканчик с салфетками и протянула его Петрову. Петров закрыл глаза, на ощупь взял салфетку, вытер рот, бросил салфетку на поднос и в каком-то гипнотическом трансе неожиданно для самого себя сделал шаг к столику, за которым сидела женщина, отодвинул стул и, не спрашивая разрешения, сел напротив.

«От меня жена ушла» — сказал Петров.

«Поважнее дела бывают» — равнодушно сказала женщина.

Петров задумался. Женщина ела салат.

«Так вы считаете, обойдётся?» — спросил Петров.

«Ещё как обойдётся, прекрасно обойдётся», — сказала женщина, доела салат и сделала знак официанту, чтобы принес счёт.

«Интересная женщина», — подумал Петров и вышел из кафе. На улице потеплело. Петров решил не торопиться: по дороге обратно он с удовольствием разглядывал знакомые мелочи вроде осыпавшейся со стены дома штукатурки и вывалившегося из арки кирпича. «Вот как просто мы жили, так и буду жить дальше… — думал Петров — А что, разве нельзя жить просто? Это даже хорошо жить просто… Это просто отлично. Как я хорошо сделал, что в кафе сходил…». По дороге к дому располагался небольшой магазинчик, в котором Петров намеревался запастись продуктами. Магазин был закрыт на перерыв, но стоящая около него женщина сказала: «Через несколько минут откроют». Петров хотел что-то спросить, но не успел, потому что сначала взглянул на женщину. А после того, как он это сделал, с ним случилось непредвиденное апофатическое переживание, отменяющее любые речи и определения. Поэтому Петров ничего спросить не смог и даже никакого образа стоявшей рядом женщины у него в уме не сложилось: ни того, что она миловидна, моложава, светловолоса, стройна — характеристики, на которые обычно обращают внимание, когда описывают женский облик — поскольку эти слова, будучи правдивыми или ложными, никакого отношения к этой женщине не имели. Для того, чтобы скрыть замешательство, Петров посмотрел на наручные часы, а потом снова посмотрел на женщину, и опять ничего особенного в ней не увидел, никаких привлекающих внимание отличительных черт у неё не было. При этом незаметность внешних характеристик возмещалась ощущением необыкновенной жизненной силы, которая сопутствовала незнакомке, она была исполнена насыщенной и ровной энергии, внушающей окружающим почтительную заинтересованность и одновременно удерживающей любого человека на расстоянии. Петров неуверенно взглянул женщине в глаза и встретился с обнявшим его спокойным бездонным пониманием, а не привычной трезвой оценкой разнообразных возможностей мужской особи. Петров растерялся, отвёл глаза — он почувствовал, что утрачивает ориентацию в пространстве. Встречаться с женщиной глазами второй раз он не решился. После одного такого взгляда вообще больше смотреть не следовало: случившийся взгляд нужно было поскорее унести с собой, вспоминая и прибегая к его помощи всякий небезопасный миг в течение всей оставшейся жизни. Дверь магазина отворилась, но Петров забыл, что он собирался купить и как это делается. Женщины рядом уже не было. Петров постоял несколько минут и, ничего не видя, почти на ощупь, пошёл в сторону дома. Сколько времени заняла дорога Петров не знал, потому что старался понять, как она узнала про задачку и про то, что он хочет стать начальником отдела. Но, главное, кто рассказал ей ту историю, когда он убежал от мамы и его два дня искали, а потом у отчима был инфаркт. И ещё, что он любит северные моря с их низким небом, по которому плывут, отражаясь в воде, пухлые белые облака, и, что ему нравится даже запах гниющих водорослей.

Когда Петров подошёл к дому, на крыльце сидела чёрная кошка. Петров осторожно обошёл её и поднялся к себе на второй этаж.

Спустя полчаса в дверь позвонили. Петров подошёл к двери и услышал знакомый женский голос: «Петров, нам нужно поговорить». «Нет — сказал Петров — Я простудился. И вообще — внезапно выкрикнул он — я больше не живу простой жизнью». — Петров плотно закрыл внутреннюю дверь, лёг на диван и с головой накрылся пледом — его лихорадило.