Глава 5. Кичман
Наступил июль.
Девушки работали на книжного графа уже три недели, и теперь, с наступлением жары, эта работа все больше клонилась в сторону отдыха. Урожай трав и грибов, еще довольно приличный в начале лета, к середине пошел на спад, поэтому девушки все чаще выбирались на берег местного озера и лениво лежали там на берегу. Компанию им составляли Рэнни и Андрей, работавшие сортировщиками на базе, где в эти дни сортировать было особо нечего.
Верная выбранному курсу, Дана осторожно выспрашивала, как они сюда попали.
Андрей, как и прочие, нашел объявление на сайте, а вот жизненный путь Рэнни получился куда интереснее.
— Однажды у меня не осталось денег, — рассказывал он мягким, немного глуховатым голосом, — вот, совсем… Я музыкант, а это не всегда прибыльно. Какое-то время шабашил в ларьке, но там… в общем, нехорошая история вышла. Хозяин ларька решил, что мне есть дело до его дочки. А мне не было, просто она со мной кокетничала иногда… от скуки. Ну он увидел, выгнал меня. Потом выяснилось, что дочка мутила с менеджером, а меня использовала для прикрытия. Ну, я тогда уже собрался… а в то утро я шел вдоль железной дороги и думал… ну, не то что бы самовыпилиться, но мысли похожие были, мрачные. Даже записку оставил, мол не ищите. И все, что написал тогда, тоже решил уничтожить. И вот поезд идет, я остановился и смотрю, завороженно так, словно момента жду. Я сам перед собой это изображал. Может быть, чтобы испугаться и не сделать. Людей не замечаю. И вдруг меня кто-то хватает за руку и оттаскивает от полотна. Я покорно отошел, спрашиваю, мол, кто ты, зачем хватаешь.
Оказался молодой крендель такой… Как сейчас помню, в бежевом плаще. Мне он вообще белым показался. Как ангел. И еще волосы отросшие, светлые, морда, конечно, другая, но тоже, как у меня, потусторонняя на вид. Впервые, говорит, вижу самоубийцу. Подожди, говорит, я не могу на такое смотреть без подготовки.
Я перед этим напряжен был… а тут смеяться стал.
Он тоже.
А потом вдруг мне и говорит: раз твоя жизнь для тебя больше ничего не значит, подари ее мне. Я тебе денег дам. Я и согласился. Но это давно было. Мы потом познакомились, и он оказался…
Рэнни как будто еще что-то хотел сказать, но не стал.
— Кем? — спросила Кристина.
Дана промолчала, только нахмурилась.
— Ну, это Эйзен, — немного вымученно рассмеялся Рэнни. — Собственник всего предприятия. Просто потом я… его лучше узнал.
— Это главный здесь, — пояснила Дана. — Говорят, хороший человек, но… странный. Наследник и владелец земли. Герцог, короче. На него дядя Боря работает и Регина. А мы уже на них. Я не думала, что он лично людей набирает.
— Он грибы эти ест? — спросила Кристина.
— Нет… Но продает, — улыбнулся Рэнни. — У него есть забавная теория: мол, если человечество погубили яблоки, обеспечив изгнание из рая, то спасти его от тяжести первородного греха может только полная противоположность яблок. Грибы, значит. Я их пробовал. Обычные грибы на вкус, нечто среднее между трюфелем и дождевиком. Возвращения обратно в рай не заметил.
— А ты здесь давно? — осторожно спросила Данка.
— Да. Я ведь сначала…
— Что?
— Да нет. Ничего. Несколько лет я здесь. Не считал.
Данка раздраженно вздохнула. Рэнни в ее теорию во-первых не укладывался, а во-вторых явно о чем-то умалчивал.
*
В среду, возвращаясь домой, Кристина услышала за спиной шаги а потом — шепот:
— Крис…
Обернулась.
Дима, с букетом полевых цветов, радостно улыбался.
— Ну, привет, — мрачно сказала Кристина, — верный друг.
Чекава состроил жалобное лицо.
— Прости меня, — сказал он. — Я испугался.
— Меня?
Дима вздохнул.
— Понимаешь, — начал он, — я хреновый в отношениях… но надо как-то бороться с собой, вот я и начал. Просто, для галочки как бы… ну, а ты оказалась… не для галочки. Я понял, что проваливаюсь в отношения с тобой и сейчас умру. И никогда не выберусь. Стало страшно, конечно. Я же все хотел… ну, как и многие, наверно… свободы, свободы, кричало во мне все.
— Вот и гуляй, — сказала Кристина и, развернувшись, пошла дальше. — Надо осознавать свои желания, а не напрягать людей импульсами. Мне говно в проруби не нужно.
— Крис, подожди, — Чекава довольно быстро обогнал ее и оказался спереди. — Возьми букет. И я уйду.
— В жопу себе засунь.
— Не влезет, — Дима критическим взглядом осмотрел букет. — Он достоин только вазы. Пожалуйста.
— Да ну тебя…
Кристина снова двинулась вперед, однако Чекава сдаваться не собирался.
— Крис подожди…
Он снова стоял перед ней.
— Ну хочешь, ударь меня, — голос его вдруг сорвался. — Я знаю, что заслужил. Я больше не приду. Просто ударь один раз. А цветы я у себя дома поставлю, буду любоваться на них и вспоминать, что ты меня отвергла.
— Дим, ты вообще нормальный? — грубо спросила Кристина. Она почувствовала, что сама сейчас то ли расплачется, то ли рассмеется.
— Нет, — с готовностью ответил Дима, всем своим видом выражая решимость следовать за девушкой, куда бы она не пошла.
Кристина вздохнула.
За поворотом улицы стоял их дом, а приводить на их улицу Диму с букетом и тем самым давать Марине повод для сплетен очень не хотелось.
Пришлось выбрать длинный путь — свернуть на улицу, что начиналась раньше, дойти до ее конца, а потом и вовсе начать обходить поселок.
Дима покорно топал следом.
Когда они вступили на аллею, ведущую к вертолетной площадке, Кристине уже без всяких шуток хотелось плакать. Потому что Дима, игнорировавший ее так тщательно, всю неделю стоял у нее перед глазами и вызывал нечеловеческую тоску.
*
Кто-то, стоящий под большим деревом, помахал ей рукой.
— А? — вскинулась Кристина. — Ну да, привет.
Рэнни. Стоял под деревом и что-то строгал из ветки.
— Дай цветы, — обернулась Кристина к Диме.
Настороженно глянув на нее, Дима протянул букет.
Вручив букет Рэнни, Кристина решительно пошла дальше. Рэнни приподнял бровь, недоумевающе поморгал, а потом улыбнулся и начал рассматривать зеленую бронзовку, сидящую на стебле луговой герани.
Дима догнал Кристину у гаража.
Осмотревшись и убедившись, что они одни, Кристина решила все-таки поговорить.
— Ну что? — обернулась она. — Честно говоря, мне эти «дружеские» отношения, в которые ты якобы провалился, ни с какой стороны не уперлись. Я в такие игры давно не играю. Хочешь общаться — веди себя нормально, предупреждай о своих исчезновениях и объясняй их, не хочешь — катись.
Дима сложил руки в молитвенном жесте.
— Прости еще раз… не важно, нужен я тебе или нет, но хотя бы прости. И — я уйду.
— Прощаю, — выдохнула Кристина. — Иди.
Дима исполнил глубокий поклон, попятился и исчез за поворотом аллеи.
Кристина замерла, задумавшись, потом улыбнулась. Какой-то детский маразм, говорила она себе. Дима этот.
На севере ночи в этот период года были почти белыми, а южнее, где они сейчас работали, уже в десять часов опускались сумерки. И темнело довольно быстро. Правда, в отличие от севера, вечерами никто не мерз, и можно было до двух ночи бегать в джинсах и футболке. Значит, подумала Кристина, если завтра Дима появится вновь… надо будет как-то обновить прическу. Челку, что ли постричь?
Схватив упомянутую, она проверила, дотягивается ли та до кончика носа. Дотягивалась. Стричь еще рано, но можно…
— Кристина?
Голос, сильно ниже Диминого, прозвучал сзади.
— Да?
Вздрогнув и выпустив челку, Кристина обернулась.
— Я смотрю, вы — роковая женщина, — произнес Джафар, с подчеркнутой вежливостью наклонив голову. Он явно застал не только манипуляции с челкой, но часть предыдущего разговора. — Однако хочется верить, что мне больше не придется никого вытаскивать из петли.
Вопреки испытанной ею напряженной и даже злобной досаде, Кристина со всей возможной беспечностью дернула плечом.
— Если он только прямо сейчас не повесится, — с нарочитой, сварливой беззаботностью сказала она. — А вы подслушивали, да?
Джафар обошел ее и положил руку на свою калитку.
— Видите ли, я тут живу, — сказал он с ироничным смущением. — К тому же участники навязанной мне сцены повышали голос, как герои дешевых сериалов. А что до петли, то я не о Чекаве; этого фигляра я бы вытаскивать не стал.
— Он не фигляр, — обиделась Кристина. — Просто эмоциональный.
Джафар недоверчиво приподнял бровь, затем молча кивнул — мол, убедили — отворил калитку и прошел внутрь.
Кристина разозлилась.
— А что, это ваша обязанность, — крикнула она вслед Джафару, — всех из петли вытаскивать?! Больше некому?
Механик остановился.
— Да, я это часто практикую, — безо всякого раздражения поделился он. — Как наименее цивилизованный из здешних обитателей.
*
Вот уже второй час, Данка, изнывая от жары, билась с огромной таблицей по закупкам медпринадлежностей. Аптека в поселке была одна, но хорошая, в ней было даже то, чему в стране никак быть не полагалось. Например, противомалярийные препараты. И это не могло не настораживать уже и без того настороженную Данку.
Где, спрашивала она себя, хоть какие-то файлы за прошлые годы? Расходы, доходы, закупки, утилизация — ничего нет! Все подтерто. А зачем подтирать? Все бумажные документы тоже с первого января этого года.
Когда она спросила Альберта, почему они не оставляют хотя бы формы таблиц от предыдущих лет — ведь это так удобно! — он ответил в том смысле, что, мол, формы каждый год меняются. А готовые документы в бумажном виде сдаются в архив, и если в архиве вдруг что-то становится надо, то можно оформить разрешение, принести его библиотекарше Зое Ивановне и затребовать нужные документы.
Дана ощутила глубокую досаду. То, что могла бы принести Зоя Ивановна, вряд ли раскрыло бы ей тайны Эйзенвилля. А тайны, как она подозревала, у поселка есть. И лучше бы быть готовыми к ним заранее.
Однажды в разговоре с Сашей Эстерхази она выразила недовольство отсутствием старых документов. Тот, по своему обыкновению, рассмеялся.
— Наш дорогой Альберт, — объяснил он шепотом, оглядываясь на дверь, — очень не любит завалы на столах и в шкафах. Так и живем, как гладиаторы — без прошлого.
— Главное, — пробормотала недовольная Дана, — чтобы не без будущего.
— Будущее неведомо никому, — просто сказал Эстерхази. — Но у меня тоже много поводов быть недовольным. Например, тот же Альберт вот уже два года игнорирует мою просьбу сделать у нас хлебопекарном цеху вакансию кондитера.
— Так это ж придется столько всего закупать, — мстительно заметила Дана. — Скоропортящегося. А есть это будут не все…
— Регина и дети Регины, — Эстерхази воздел палец. — И даже, между прочим, мой кролик. Он постоянно сжирает то, что ему не положено.
— Зоозащитников на вас нет, — пробурчала Дана.
— Вот на них вакансий точно не выделят, — рассмеялся Эстерхази.
*
Дана вытерла вспотевший лоб. Чертова жара, чертов поселок, чертов Альберт. И Наташка. Из-за нее она здесь сидит, из-за наркоманки паршивой. Вот если бы ей еще тогда, в детстве, сказали: ты можешь упарываться по препаратам, но помни, что из-за этого твоя сестра должна будет работать с бумагами в странном поселке, обслуживающем лечебные грибы (чтоб им пусто было)? Что сделала бы Наташка?
Внезапно ее посетила странная мысль: а если в эти пять лет Наташка умрет, нужно будет отрабатывать прочие годы, или нет? Зря все-таки Кристинка не взяла с собой книжку. Спросили бы у графа. Вдруг можно.
Задумавшись, она потеряла счет времени и очнулась только тогда, когда от пребывания в одной и той же позе заболела спина.
Закрыв таблицу, Дана вышла в коридор и прислушалась. Из комнат долетали короткие диалоги. Был слышен голос Альберта.
Подойдя к его комнате, Дана прислушалась. Альберт разговаривал с Региной.
— Четыре смены не решат вопрос, — говорила она. — Ворота все равно придется чинить, так что жду сметы от инженеров.
— Инженер у нас один, — ответил Альберт. — Даже половина инженера, потому что полставки. На остальные полставки он рейдер.
— А разве не две ставки было?
— Если и да, то не при мне.
— Альберт! Что за самовольное сокращение персонала! — повысила голос Регина. — Инженеров всегда было два! И, кстати, вы еще неделю назад обещали мне дубликат ключа от архива.
— Он у Ингры, — буркнул Альберт. — Зайдите к нему и возьмите любой из четырех, они у него в коробке на стеллаже. На бирке написано «лодки».
— Остроумно, — отрезала Регина, и Дана поняла, что администраторша собирается покинуть кабинет.
Шмыгнув за угол, Дана затаилась, пережидая стук каблуков.
Значит, «лодки». Очень смешно.
*
— Ты простила меня? — Чекава снова догонял Кристину. — Я тут решил подарить тебе то, что ты не сможешь передарить Рэнни.
— Если это какие-нибудь розовые трусы, — съязвила Кристина, притормаживая, — то ты ошибаешься. Они не относятся к вещам, которые нельзя передарить Рэнни. Он прибьет их на стену и станет всем рассказывать, что отнял их у богини Кали… или кто там еще может ходить в розовых трусах.
— Я долго думал, — сказал Чекава, — и в итоге придумал.
Кристина остановилась. Ей льстило, что о ней долго думали.
Дима, ухмыльнувшись, вытащил из барсетки маленькую открытку. На внешней стороне было изображено что-то из путешествий: голубое небо, фреска типа египетской, пальма.
Внутри Кристина увидела написанное от руки стихотворение:
Как в кубок воли не налить вины,
Не развернуть к весне средину лета,
Нельзя убавить громкость тишины,
Потерянной, как мелкая монета.
Из всех теней, отмеченных скорбя,
В аскезе неумелой, емкой фальши,
Нет ближе никого, кроме тебя,
И сообразно, никого нет дальше.
Ты — альфа и омега долгих зим
Унылая струна полночных бдений.
Безэмоциональный псевдоним
Оброненный книгой сновидений.
Те люди, которые как с тобой,
Они на самом-то деле с ними.
Как только здесь протрубят отбой
Там — только туже затянут лини.
Из рук их брать нельзя ничего.
Их краски в рисунках шевелятся ночью
С ними захочется одного —
Быть тем, кто уже ничего не хочет.
Таись и жди, пока морок тает
Остави, в памяти не храня!
Ты увидишь, что это тебя спасает
И тогда
Ничего.
Не бери.
У меня.
Прочитав, Кристина некоторое время всматривалась в лицо Димы. Тот смотрел, не моргая.
— Ты определенно психопат, — выдавила она наконец. — И да, ты прав. Такое я не решусь подарить Рэнни.
— Я ничего плохого не имел в виду, — прошептал Дима. — Просто я хотел сказать, что душа человека… она как бы двулика. И когда я говорю с тобой, это… это меня исцеляет, понимаешь? Я только что осознал. Ты словно свет, на который я не имею никакого права, но который вижу…
— Подожди, — Кристина подняла ладонь и осмотрелась. Они были одни, и опять в тени аллеи, ведущей к гаражу. Только вот Рэнни у дерева теперь не было.
Чекава покорно замолчал. Зрачки его серых глаз были огромны, и он не моргал. И даже, кажется, не дышал.
— Хочешь, — тихо спросила Кристина, — я тебя поцелую?
Он сглотнул и сделал движение навстречу.
…Ничего подобного у меня еще не было, думала Кристина, обнимая свитер, так и не пропахший навозом достаточно сильно для того, чтобы в него не хотелось вонзить ногти.
В этот вечер она ощущала себя больно, неоправданно счастливой. Смущало лишь одно: когда все последующие дни она думала о Диме, он казался тусклым и непонятным. Не выглядел, как предмет, который можно безнаказанно идеализировать.
Но Кристина старалась.
*
— Ключ от архива прошлых лет находится Джафара, — убежденно сказала Дана.
— Попросить?
Дана нахмурилась.
— Попросить-то можно. Только вот после этой просьбы лететь мы будем далеко и долго.
— Тогда я не знаю. И, если хочешь знать мое мнение — у тебя паранойя.
Дана не обратила на слова подруги никакого внимания.
— Может, — вдохновенно подняла она вверх указательный палец, — его соблазнить?
Кристина закатила глаза.
— Его? Да ты что? Проще Альберта.
— Он женат. Хотя любого мужика можно совратить. Ща… где-то было…
Дана нырнула в свой еще не полностью распакованный чемодан.
Покопавшись в нем минуты две извлекла блестящий черный комбинезон и комплект черного кружевного белья.
— Ну как? — спросила она, приложив все это к себе наобум.
— Демоничненько, — вздохнула Кристина. Она всегда завидовала умению Данки превращаться в роковую женщину. Хотя в настоящий момент она подозревала, что планы подруги отчасти продиктованы завистью к тому, что Кристина находится в отношениях, пусть и утомительных.
— Помаду у тебя возьму, — продолжала Данка. — Красную. Она тебе все равно не идет.
— Она и не моя, — напомнила Кристина. — Я ей на заборах рисовала.
— Вот и классно!
Вдохновленная, Дана выставила ее за дверь.
Следующие дни были жаркими, ленивыми, и ничем не напоминали об этом эпизоде, достойном шпионского романа, и Кристина понадеялась, что Данка оставила эту затею, осознав всю ее нереальность.
Дима теперь часто посещал их дом, вел себя примерно, и Кристина заподозрила, что как-нибудь он захочет остаться на ночь. Или пригласит ее куда-нибудь? Как вообще в поселке это делается?
— А ты у него спроси, — лениво подначивала ее Дана. — Мне кажется, он сам не знает, чего хочет.
Данка-то точно знала, чего хотела. Она хотела ключ. Но если ключ у Джафара, и если тот знает, что происходит с людьми в поселке, то не исключено, что его как раз и следует бояться больше всех. Он военный. И он наверняка умеет убивать.
*
В следующий вечер, гуляя с Димой по вечерним окрестностям, Кристина стала замечать в нем раздражение. Закономерно решив, что происходит оно из-за отсутствия мест для уединения, Кристина бросила пробный шар:
— А знаешь, ведь у нас на ферме сеновал есть.
— Сеновал? — не понял Дима.
— Я к тому, что мы туда можем зайти, посидеть. Чтоб не попадаться так уж всем на глаза.
— Слушай, — тревожно сказал Дима, — я как раз подумал… мы как-то слишком загулялись. Давай прервемся на пару вечеров?
— Прервемся?
— Ну да.
Кристина остановилась. Итак, она прямым текстом предложила парню интим. И только что была отвергнута.
Такого с ней еще не было. И это уже второе «не было».
— Что ж, — сказала она, из последних сил стараясь не сорваться. — Прерывайся. Пока.
— Пока, — сказал Дима, отступая.
«Он правда думает, что я начну его ловить?»
Помахав рукой, он быстро ушел, почти бегом.
*
Теперь Кристина ощущала себя дерьмовее некуда. Вот надо же было на все это повестись. Уж лучше Данка с ее шпионскими романами и бредом о добыче ключа.
Жалея себя, Кристина спустилась по тропинке к ручью, потом пошла вдоль него, к развилке. Идти домой она была не в силах и свернула в лес. Ой, думала она, лышенько. Кто ж тебе звал.
Устраивались спать птички. Попадались чьи-то участки, но без грибов. Да и какие грибы вдоль тропинки, разве что сыроежки. Вот сейчас наберу что найду, думала она. После одиннадцати. Однако постепенно темнело, а в темноте не только грибы, но и тропинка различалась с трудом.
Где-то шумела река, и Кристина двинулась туда, решив, что двум смертям все равно не бывать.
Вот впереди заблестел металлическими трубами железный мост.
Осторожно ступив на нижние, скользкие планки, она пошла над водой, вглядываясь в переплетение черных ветвей на том берегу.
Уже почти в самом конце моста ее остановил непонятно откуда взявшийся ужас. Там было… холодно. Холоднее, чем над рекой. И еще там что-то мерцало — так мерцает, если нажать на глаз.
Проморгавшись, Кристина вгляделась в чащу, изо всех сил вцепившись пальцами в ледяные, сырые от вечерней росы перила.
Там, в лесу, двигалось что-то белое. Было оно размером с человека, только чуть шире и как-то размытее. И вот именно от него тянуло сыростью и холодом.
— Отче наш, — заплетающимся языком прошептала Кристина, — иже если на небеси… да святится имя Твое… да приидет царствие…
Белое остановилось и теперь смотрело прямо на нее. Чем смотрело, Кристина не поняла, потому чтобелое было недифференцированным. Только внутри оно казалось темным.
*
…Убегала она от реки минут двадцать, не думая, куда бежит. Помнила, что для того, чтобы вернуться в поселок, надо идти вверх, но в итоге сильно забрала вправо и вышла на кичман.
За сетчатой оградой, на поляне между домиков горел костер. Две тени сидели возле него и почти не шевелились.
— Кто там ныкается, — сказал один; лениво, так и не оглянувшись. — Иди к нам.
— У нас хавка есть, — сиплым голосом добавил второй.
Рассудив, что сегодня хуже уже не будет, Кристина зашла в ворота. Все равно найти обратную дорогу она была не в силах, а белое… оно могло подстерегать где угодно. А здесь какие-никакие, но все же люди.
