Грибники

Вера Михайловна Флёрова

В подъезде московского дома умирает ведьма. Ее юной соседке с двумя подругами достается книга, через которую можно выторговать исполнение неисполнимого. Однако платить за это придется работой на давно умершего колдуна, который и является автором фолианта. Любопытному покойнику хочется знать все про гриб-эндемик, который растет в Забайкалье и излечивает человека от любой хвори. Но если мертвый колдун, собирая информацию, уже ничем не рискует, то про живых людей такое сказать нельзя.

Глава 5. Кичман

Наступил июль.

Девушки работали на книжного графа уже три недели, и теперь, с наступлением жары, эта работа все больше клонилась в сторону отдыха. Урожай трав и грибов, еще довольно приличный в начале лета, к середине пошел на спад, поэтому девушки все чаще выбирались на берег местного озера и лениво лежали там на берегу. Компанию им составляли Рэнни и Андрей, работавшие сортировщиками на базе, где в эти дни сортировать было особо нечего.

Верная выбранному курсу, Дана осторожно выспрашивала, как они сюда попали.

Андрей, как и прочие, нашел объявление на сайте, а вот жизненный путь Рэнни получился куда интереснее.

— Однажды у меня не осталось денег, — рассказывал он мягким, немного глуховатым голосом, — вот, совсем… Я музыкант, а это не всегда прибыльно. Какое-то время шабашил в ларьке, но там… в общем, нехорошая история вышла. Хозяин ларька решил, что мне есть дело до его дочки. А мне не было, просто она со мной кокетничала иногда… от скуки. Ну он увидел, выгнал меня. Потом выяснилось, что дочка мутила с менеджером, а меня использовала для прикрытия. Ну, я тогда уже собрался… а в то утро я шел вдоль железной дороги и думал… ну, не то что бы самовыпилиться, но мысли похожие были, мрачные. Даже записку оставил, мол не ищите. И все, что написал тогда, тоже решил уничтожить. И вот поезд идет, я остановился и смотрю, завороженно так, словно момента жду. Я сам перед собой это изображал. Может быть, чтобы испугаться и не сделать. Людей не замечаю. И вдруг меня кто-то хватает за руку и оттаскивает от полотна. Я покорно отошел, спрашиваю, мол, кто ты, зачем хватаешь.

Оказался молодой крендель такой… Как сейчас помню, в бежевом плаще. Мне он вообще белым показался. Как ангел. И еще волосы отросшие, светлые, морда, конечно, другая, но тоже, как у меня, потусторонняя на вид. Впервые, говорит, вижу самоубийцу. Подожди, говорит, я не могу на такое смотреть без подготовки.

Я перед этим напряжен был… а тут смеяться стал.

Он тоже.

А потом вдруг мне и говорит: раз твоя жизнь для тебя больше ничего не значит, подари ее мне. Я тебе денег дам. Я и согласился. Но это давно было. Мы потом познакомились, и он оказался…

Рэнни как будто еще что-то хотел сказать, но не стал.

— Кем? — спросила Кристина.

Дана промолчала, только нахмурилась.

— Ну, это Эйзен, — немного вымученно рассмеялся Рэнни. — Собственник всего предприятия. Просто потом я… его лучше узнал.

— Это главный здесь, — пояснила Дана. — Говорят, хороший человек, но… странный. Наследник и владелец земли. Герцог, короче. На него дядя Боря работает и Регина. А мы уже на них. Я не думала, что он лично людей набирает.

— Он грибы эти ест? — спросила Кристина.

— Нет… Но продает, — улыбнулся Рэнни. — У него есть забавная теория: мол, если человечество погубили яблоки, обеспечив изгнание из рая, то спасти его от тяжести первородного греха может только полная противоположность яблок. Грибы, значит. Я их пробовал. Обычные грибы на вкус, нечто среднее между трюфелем и дождевиком. Возвращения обратно в рай не заметил.

— А ты здесь давно? — осторожно спросила Данка.

— Да. Я ведь сначала…

— Что?

— Да нет. Ничего. Несколько лет я здесь. Не считал.

Данка раздраженно вздохнула. Рэнни в ее теорию во-первых не укладывался, а во-вторых явно о чем-то умалчивал.

*

В среду, возвращаясь домой, Кристина услышала за спиной шаги а потом — шепот:

— Крис…

Обернулась.

Дима, с букетом полевых цветов, радостно улыбался.

— Ну, привет, — мрачно сказала Кристина, — верный друг.

Чекава состроил жалобное лицо.

— Прости меня, — сказал он. — Я испугался.

— Меня?

Дима вздохнул.

— Понимаешь, — начал он, — я хреновый в отношениях… но надо как-то бороться с собой, вот я и начал. Просто, для галочки как бы… ну, а ты оказалась… не для галочки. Я понял, что проваливаюсь в отношения с тобой и сейчас умру. И никогда не выберусь. Стало страшно, конечно. Я же все хотел… ну, как и многие, наверно… свободы, свободы, кричало во мне все.

— Вот и гуляй, — сказала Кристина и, развернувшись, пошла дальше. — Надо осознавать свои желания, а не напрягать людей импульсами. Мне говно в проруби не нужно.

— Крис, подожди, — Чекава довольно быстро обогнал ее и оказался спереди. — Возьми букет. И я уйду.

— В жопу себе засунь.

— Не влезет, — Дима критическим взглядом осмотрел букет. — Он достоин только вазы. Пожалуйста.

— Да ну тебя…

Кристина снова двинулась вперед, однако Чекава сдаваться не собирался.

— Крис подожди…

Он снова стоял перед ней.

— Ну хочешь, ударь меня, — голос его вдруг сорвался. — Я знаю, что заслужил. Я больше не приду. Просто ударь один раз. А цветы я у себя дома поставлю, буду любоваться на них и вспоминать, что ты меня отвергла.

— Дим, ты вообще нормальный? — грубо спросила Кристина. Она почувствовала, что сама сейчас то ли расплачется, то ли рассмеется.

— Нет, — с готовностью ответил Дима, всем своим видом выражая решимость следовать за девушкой, куда бы она не пошла.

Кристина вздохнула.

За поворотом улицы стоял их дом, а приводить на их улицу Диму с букетом и тем самым давать Марине повод для сплетен очень не хотелось.

Пришлось выбрать длинный путь — свернуть на улицу, что начиналась раньше, дойти до ее конца, а потом и вовсе начать обходить поселок.

Дима покорно топал следом.

Когда они вступили на аллею, ведущую к вертолетной площадке, Кристине уже без всяких шуток хотелось плакать. Потому что Дима, игнорировавший ее так тщательно, всю неделю стоял у нее перед глазами и вызывал нечеловеческую тоску.

*

Кто-то, стоящий под большим деревом, помахал ей рукой.

— А? — вскинулась Кристина. — Ну да, привет.

Рэнни. Стоял под деревом и что-то строгал из ветки.

— Дай цветы, — обернулась Кристина к Диме.

Настороженно глянув на нее, Дима протянул букет.

Вручив букет Рэнни, Кристина решительно пошла дальше. Рэнни приподнял бровь, недоумевающе поморгал, а потом улыбнулся и начал рассматривать зеленую бронзовку, сидящую на стебле луговой герани.

Дима догнал Кристину у гаража.

Осмотревшись и убедившись, что они одни, Кристина решила все-таки поговорить.

— Ну что? — обернулась она. — Честно говоря, мне эти «дружеские» отношения, в которые ты якобы провалился, ни с какой стороны не уперлись. Я в такие игры давно не играю. Хочешь общаться — веди себя нормально, предупреждай о своих исчезновениях и объясняй их, не хочешь — катись.

Дима сложил руки в молитвенном жесте.

— Прости еще раз… не важно, нужен я тебе или нет, но хотя бы прости. И — я уйду.

— Прощаю, — выдохнула Кристина. — Иди.

Дима исполнил глубокий поклон, попятился и исчез за поворотом аллеи.

Кристина замерла, задумавшись, потом улыбнулась. Какой-то детский маразм, говорила она себе. Дима этот.

На севере ночи в этот период года были почти белыми, а южнее, где они сейчас работали, уже в десять часов опускались сумерки. И темнело довольно быстро. Правда, в отличие от севера, вечерами никто не мерз, и можно было до двух ночи бегать в джинсах и футболке. Значит, подумала Кристина, если завтра Дима появится вновь… надо будет как-то обновить прическу. Челку, что ли постричь?

Схватив упомянутую, она проверила, дотягивается ли та до кончика носа. Дотягивалась. Стричь еще рано, но можно…

— Кристина?

Голос, сильно ниже Диминого, прозвучал сзади.

— Да?

Вздрогнув и выпустив челку, Кристина обернулась.

— Я смотрю, вы — роковая женщина, — произнес Джафар, с подчеркнутой вежливостью наклонив голову. Он явно застал не только манипуляции с челкой, но часть предыдущего разговора. — Однако хочется верить, что мне больше не придется никого вытаскивать из петли.

Вопреки испытанной ею напряженной и даже злобной досаде, Кристина со всей возможной беспечностью дернула плечом.

— Если он только прямо сейчас не повесится, — с нарочитой, сварливой беззаботностью сказала она. — А вы подслушивали, да?

Джафар обошел ее и положил руку на свою калитку.

— Видите ли, я тут живу, — сказал он с ироничным смущением. — К тому же участники навязанной мне сцены повышали голос, как герои дешевых сериалов. А что до петли, то я не о Чекаве; этого фигляра я бы вытаскивать не стал.

— Он не фигляр, — обиделась Кристина. — Просто эмоциональный.

Джафар недоверчиво приподнял бровь, затем молча кивнул — мол, убедили — отворил калитку и прошел внутрь.

Кристина разозлилась.

— А что, это ваша обязанность, — крикнула она вслед Джафару, — всех из петли вытаскивать?! Больше некому?

Механик остановился.

— Да, я это часто практикую, — безо всякого раздражения поделился он. — Как наименее цивилизованный из здешних обитателей.

*

Вот уже второй час, Данка, изнывая от жары, билась с огромной таблицей по закупкам медпринадлежностей. Аптека в поселке была одна, но хорошая, в ней было даже то, чему в стране никак быть не полагалось. Например, противомалярийные препараты. И это не могло не настораживать уже и без того настороженную Данку.

Где, спрашивала она себя, хоть какие-то файлы за прошлые годы? Расходы, доходы, закупки, утилизация — ничего нет! Все подтерто. А зачем подтирать? Все бумажные документы тоже с первого января этого года.

Когда она спросила Альберта, почему они не оставляют хотя бы формы таблиц от предыдущих лет — ведь это так удобно! — он ответил в том смысле, что, мол, формы каждый год меняются. А готовые документы в бумажном виде сдаются в архив, и если в архиве вдруг что-то становится надо, то можно оформить разрешение, принести его библиотекарше Зое Ивановне и затребовать нужные документы.

Дана ощутила глубокую досаду. То, что могла бы принести Зоя Ивановна, вряд ли раскрыло бы ей тайны Эйзенвилля. А тайны, как она подозревала, у поселка есть. И лучше бы быть готовыми к ним заранее.

Однажды в разговоре с Сашей Эстерхази она выразила недовольство отсутствием старых документов. Тот, по своему обыкновению, рассмеялся.

— Наш дорогой Альберт, — объяснил он шепотом, оглядываясь на дверь, — очень не любит завалы на столах и в шкафах. Так и живем, как гладиаторы — без прошлого.

— Главное, — пробормотала недовольная Дана, — чтобы не без будущего.

— Будущее неведомо никому, — просто сказал Эстерхази. — Но у меня тоже много поводов быть недовольным. Например, тот же Альберт вот уже два года игнорирует мою просьбу сделать у нас хлебопекарном цеху вакансию кондитера.

— Так это ж придется столько всего закупать, — мстительно заметила Дана. — Скоропортящегося. А есть это будут не все…

— Регина и дети Регины, — Эстерхази воздел палец. — И даже, между прочим, мой кролик. Он постоянно сжирает то, что ему не положено.

— Зоозащитников на вас нет, — пробурчала Дана.

— Вот на них вакансий точно не выделят, — рассмеялся Эстерхази.

*

Дана вытерла вспотевший лоб. Чертова жара, чертов поселок, чертов Альберт. И Наташка. Из-за нее она здесь сидит, из-за наркоманки паршивой. Вот если бы ей еще тогда, в детстве, сказали: ты можешь упарываться по препаратам, но помни, что из-за этого твоя сестра должна будет работать с бумагами в странном поселке, обслуживающем лечебные грибы (чтоб им пусто было)? Что сделала бы Наташка?

Внезапно ее посетила странная мысль: а если в эти пять лет Наташка умрет, нужно будет отрабатывать прочие годы, или нет? Зря все-таки Кристинка не взяла с собой книжку. Спросили бы у графа. Вдруг можно.

Задумавшись, она потеряла счет времени и очнулась только тогда, когда от пребывания в одной и той же позе заболела спина.

Закрыв таблицу, Дана вышла в коридор и прислушалась. Из комнат долетали короткие диалоги. Был слышен голос Альберта.

Подойдя к его комнате, Дана прислушалась. Альберт разговаривал с Региной.

— Четыре смены не решат вопрос, — говорила она. — Ворота все равно придется чинить, так что жду сметы от инженеров.

— Инженер у нас один, — ответил Альберт. — Даже половина инженера, потому что полставки. На остальные полставки он рейдер.

— А разве не две ставки было?

— Если и да, то не при мне.

— Альберт! Что за самовольное сокращение персонала! — повысила голос Регина. — Инженеров всегда было два! И, кстати, вы еще неделю назад обещали мне дубликат ключа от архива.

— Он у Ингры, — буркнул Альберт. — Зайдите к нему и возьмите любой из четырех, они у него в коробке на стеллаже. На бирке написано «лодки».

— Остроумно, — отрезала Регина, и Дана поняла, что администраторша собирается покинуть кабинет.

Шмыгнув за угол, Дана затаилась, пережидая стук каблуков.

Значит, «лодки». Очень смешно.

*

— Ты простила меня? — Чекава снова догонял Кристину. — Я тут решил подарить тебе то, что ты не сможешь передарить Рэнни.

— Если это какие-нибудь розовые трусы, — съязвила Кристина, притормаживая, — то ты ошибаешься. Они не относятся к вещам, которые нельзя передарить Рэнни. Он прибьет их на стену и станет всем рассказывать, что отнял их у богини Кали… или кто там еще может ходить в розовых трусах.

— Я долго думал, — сказал Чекава, — и в итоге придумал.

Кристина остановилась. Ей льстило, что о ней долго думали.

Дима, ухмыльнувшись, вытащил из барсетки маленькую открытку. На внешней стороне было изображено что-то из путешествий: голубое небо, фреска типа египетской, пальма.

Внутри Кристина увидела написанное от руки стихотворение:

Как в кубок воли не налить вины,

Не развернуть к весне средину лета,

Нельзя убавить громкость тишины,

Потерянной, как мелкая монета.

Из всех теней, отмеченных скорбя,

В аскезе неумелой, емкой фальши,

Нет ближе никого, кроме тебя,

И сообразно, никого нет дальше.

Ты — альфа и омега долгих зим

Унылая струна полночных бдений.

Безэмоциональный псевдоним

Оброненный книгой сновидений.

Те люди, которые как с тобой,

Они на самом-то деле с ними.

Как только здесь протрубят отбой

Там — только туже затянут лини.

Из рук их брать нельзя ничего.

Их краски в рисунках шевелятся ночью

С ними захочется одного —

Быть тем, кто уже ничего не хочет.

Таись и жди, пока морок тает

Остави, в памяти не храня!

Ты увидишь, что это тебя спасает

И тогда

Ничего.

Не бери.

У меня.

Прочитав, Кристина некоторое время всматривалась в лицо Димы. Тот смотрел, не моргая.

— Ты определенно психопат, — выдавила она наконец. — И да, ты прав. Такое я не решусь подарить Рэнни.

— Я ничего плохого не имел в виду, — прошептал Дима. — Просто я хотел сказать, что душа человека… она как бы двулика. И когда я говорю с тобой, это… это меня исцеляет, понимаешь? Я только что осознал. Ты словно свет, на который я не имею никакого права, но который вижу…

— Подожди, — Кристина подняла ладонь и осмотрелась. Они были одни, и опять в тени аллеи, ведущей к гаражу. Только вот Рэнни у дерева теперь не было.

Чекава покорно замолчал. Зрачки его серых глаз были огромны, и он не моргал. И даже, кажется, не дышал.

— Хочешь, — тихо спросила Кристина, — я тебя поцелую?

Он сглотнул и сделал движение навстречу.

…Ничего подобного у меня еще не было, думала Кристина, обнимая свитер, так и не пропахший навозом достаточно сильно для того, чтобы в него не хотелось вонзить ногти.

В этот вечер она ощущала себя больно, неоправданно счастливой. Смущало лишь одно: когда все последующие дни она думала о Диме, он казался тусклым и непонятным. Не выглядел, как предмет, который можно безнаказанно идеализировать.

Но Кристина старалась.

*

— Ключ от архива прошлых лет находится Джафара, — убежденно сказала Дана.

— Попросить?

Дана нахмурилась.

— Попросить-то можно. Только вот после этой просьбы лететь мы будем далеко и долго.

— Тогда я не знаю. И, если хочешь знать мое мнение — у тебя паранойя.

Дана не обратила на слова подруги никакого внимания.

— Может, — вдохновенно подняла она вверх указательный палец, — его соблазнить?

Кристина закатила глаза.

— Его? Да ты что? Проще Альберта.

— Он женат. Хотя любого мужика можно совратить. Ща… где-то было…

Дана нырнула в свой еще не полностью распакованный чемодан.

Покопавшись в нем минуты две извлекла блестящий черный комбинезон и комплект черного кружевного белья.

— Ну как? — спросила она, приложив все это к себе наобум.

— Демоничненько, — вздохнула Кристина. Она всегда завидовала умению Данки превращаться в роковую женщину. Хотя в настоящий момент она подозревала, что планы подруги отчасти продиктованы завистью к тому, что Кристина находится в отношениях, пусть и утомительных.

— Помаду у тебя возьму, — продолжала Данка. — Красную. Она тебе все равно не идет.

— Она и не моя, — напомнила Кристина. — Я ей на заборах рисовала.

— Вот и классно!

Вдохновленная, Дана выставила ее за дверь.

Следующие дни были жаркими, ленивыми, и ничем не напоминали об этом эпизоде, достойном шпионского романа, и Кристина понадеялась, что Данка оставила эту затею, осознав всю ее нереальность.

Дима теперь часто посещал их дом, вел себя примерно, и Кристина заподозрила, что как-нибудь он захочет остаться на ночь. Или пригласит ее куда-нибудь? Как вообще в поселке это делается?

— А ты у него спроси, — лениво подначивала ее Дана. — Мне кажется, он сам не знает, чего хочет.

Данка-то точно знала, чего хотела. Она хотела ключ. Но если ключ у Джафара, и если тот знает, что происходит с людьми в поселке, то не исключено, что его как раз и следует бояться больше всех. Он военный. И он наверняка умеет убивать.

*

В следующий вечер, гуляя с Димой по вечерним окрестностям, Кристина стала замечать в нем раздражение. Закономерно решив, что происходит оно из-за отсутствия мест для уединения, Кристина бросила пробный шар:

— А знаешь, ведь у нас на ферме сеновал есть.

— Сеновал? — не понял Дима.

— Я к тому, что мы туда можем зайти, посидеть. Чтоб не попадаться так уж всем на глаза.

— Слушай, — тревожно сказал Дима, — я как раз подумал… мы как-то слишком загулялись. Давай прервемся на пару вечеров?

— Прервемся?

— Ну да.

Кристина остановилась. Итак, она прямым текстом предложила парню интим. И только что была отвергнута.

Такого с ней еще не было. И это уже второе «не было».

— Что ж, — сказала она, из последних сил стараясь не сорваться. — Прерывайся. Пока.

— Пока, — сказал Дима, отступая.

«Он правда думает, что я начну его ловить?»

Помахав рукой, он быстро ушел, почти бегом.

*

Теперь Кристина ощущала себя дерьмовее некуда. Вот надо же было на все это повестись. Уж лучше Данка с ее шпионскими романами и бредом о добыче ключа.

Жалея себя, Кристина спустилась по тропинке к ручью, потом пошла вдоль него, к развилке. Идти домой она была не в силах и свернула в лес. Ой, думала она, лышенько. Кто ж тебе звал.

Устраивались спать птички. Попадались чьи-то участки, но без грибов. Да и какие грибы вдоль тропинки, разве что сыроежки. Вот сейчас наберу что найду, думала она. После одиннадцати. Однако постепенно темнело, а в темноте не только грибы, но и тропинка различалась с трудом.

Где-то шумела река, и Кристина двинулась туда, решив, что двум смертям все равно не бывать.

Вот впереди заблестел металлическими трубами железный мост.

Осторожно ступив на нижние, скользкие планки, она пошла над водой, вглядываясь в переплетение черных ветвей на том берегу.

Уже почти в самом конце моста ее остановил непонятно откуда взявшийся ужас. Там было… холодно. Холоднее, чем над рекой. И еще там что-то мерцало — так мерцает, если нажать на глаз.

Проморгавшись, Кристина вгляделась в чащу, изо всех сил вцепившись пальцами в ледяные, сырые от вечерней росы перила.

Там, в лесу, двигалось что-то белое. Было оно размером с человека, только чуть шире и как-то размытее. И вот именно от него тянуло сыростью и холодом.

— Отче наш, — заплетающимся языком прошептала Кристина, — иже если на небеси… да святится имя Твое… да приидет царствие…

Белое остановилось и теперь смотрело прямо на нее. Чем смотрело, Кристина не поняла, потому чтобелое было недифференцированным. Только внутри оно казалось темным.

*

…Убегала она от реки минут двадцать, не думая, куда бежит. Помнила, что для того, чтобы вернуться в поселок, надо идти вверх, но в итоге сильно забрала вправо и вышла на кичман.

За сетчатой оградой, на поляне между домиков горел костер. Две тени сидели возле него и почти не шевелились.

— Кто там ныкается, — сказал один; лениво, так и не оглянувшись. — Иди к нам.

— У нас хавка есть, — сиплым голосом добавил второй.

Рассудив, что сегодня хуже уже не будет, Кристина зашла в ворота. Все равно найти обратную дорогу она была не в силах, а белое… оно могло подстерегать где угодно. А здесь какие-никакие, но все же люди.