Суженый мой, ряженый

Вера Евгеньевна Мосова

Роман «Суженый мой, ряженый» – третья, заключительная часть уральской саги. Книга завершает повествование о семье Беловых, знакомой читателю по романам «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан» и «Ходила младёшенька по борочку». Действие нового романа переносится в 90-е годы ХIХ века. Внуки Анфисы и Прохора ищут свою судьбу так же, как когда-то их родители. Они любят и ненавидят, ошибаются и страдают, постигая простые житейские истины.

Глава 4

Ася смотрит на Данилу и глазам своим не верит. Перед нею как будто другой человек. Ладонь левой руки перебинтована, только кончики пальцев торчат из-под повязки, на правой щеке не зажившие ещё следы ожогов, волосы из-под картуза совсем не видны. Тоже обгорели? Или коротко пострижены? Зелёные глаза стали другими, в глубине их засела боль. И сам он какой-то другой, пережитое как будто сделало его старше на годы. В первый момент, когда Данило окликнул Асю, девица даже не узнала его. А потом словно обожгло изнутри — Господи, что же с ним сделалось?!

Они сидят на берегу реки, на выброшенной половодьем большой чёрной коряге.

— Неужели ты ничего не слыхала о пожаре? Уже почти месяц прошёл. И в газете, говорят, про него прописано было, в «Екатеринбургской неделе».

Ася пожимает плечами. Газет она не читает, никто их тут и не видит. Тётушка Маруся сказывала что-то бабушке Анфисе про сожжённые подворья, которые они видели, когда ехали сюда, но Ася и не прислушивалась к разговорам взрослых. До того ли ей было, коли Нюта приехала?! Видать, как раз про Невьянский завод и шла речь-то у них.

— Расскажи мне, что там было, — просит она, робко погладив его по перевязанной руке.

— Страшно было. Не приведи Господь пережить тебе такое. Никогда я ничего страшнее не видывал. Жар стоял жуткий, вздохнуть трудно было. Горело всё: дома, сараи, заборы. Мелкая животина, которая убежать не успела или заперта была, орала дико, охваченная огнём, крупный-то скот, слава Богу, на выпасе был. Многие люди, спасая своё добро, теряли жизни. А кто-то сразу понял, что бороться с огнём бесполезно, и убрался восвояси.

— А ты как же?

— А я всё потерял. И всех…

Он помолчал немного. Ася тоже молчала, понимая, как непросто Данилу говорить об этом.

— Я никогда не смогу забыть тот страшный день, — продолжил вдруг он. — В мае это было. Двадцать третьего. Мы с тятенькой работали в нашей мастерской и как раз вышли во двор перекурить. Было тепло и солнечно, к полудню подходило. Сидим на лавке, отец самокрутку свернул, затянулся и говорит вдруг, что жениться мне пора. Присмотрел, мол, он мне невесту хорошую, по осени сватов засылать собирается. А я ему и отвечаю, что есть у меня невеста, только в другом заводе живёт, вот туда и поедем свататься. Это я про тебя ему сказываю. Вижу, что не по нраву ему мои слова. Но ответить он не успел, тут в аккурат часы на башне завели свою мелодию. Полдень, стало быть. И только музыка отыграла, как забили в набатный колокол. Мы подхватились да за ворота выскочили. Видим — пожар недалеко от торговой площади, в посудной лавке и вокруг неё. Мы туда. Народ сбегается, все пытаются тушить. А ветер в это время усиливается, и пламя с бешеной скоростью скачет от одной постройки к другой. Перекинулось на избы. Да что там избы, каменные дома, и те горели. Началась паника, все кинулись спасать своё добро. На улицах суматоха, столпотворение. Из-за этого повозки с водой не могут приблизиться к горящим постройкам. А огонь, как демон какой, бежит стремительно и пожирает всё на своём пути. Воздух раскалился до невозможности. Представляешь, вспыхивает всё на глазах: дома, деревья, одежда на людях! Бросились мы с батей обратно к своей избе, а она уже полыхает вовсю, и матушки нигде не видать. В конце огорода вещи какие-то кучей свалены. Видимо, матушка их из избы натаскала туда. А самой-то её нет. Отец кличет её диким голосом и в огонь рвётся. Я едва его удерживаю. Он мне на амбар показывает, глянь, мол, нельзя ли ещё чего спасти. Я только повернулся к амбару-то, а батя уже в горящую избу кинулся, я мигом за ним. А тут кровля и рухнула. Я отскочить успел, а тятеньку на моих глазах накрыло. До сих пор в ушах стоит его страшный рёв. Вытащил я его из-под горящих-то брёвен, сам весь обгорел, а он уже мёртв. Матушку и вовсе не нашёл. То ли сгорела в избе, то ли ещё где. Дальше плохо помню. Всё в каком-то тумане. Ужас охватил меня. Представь себе огненное море около версты длиной и не одну сотню сажень шириной. Кругом вопли, в воздухе летает пепел, по Нейве плывут обгоревшие вещи. Даже через пруд пламя перекинулось. Стремительно так. Сначала охватило разный скарб, вытащенный людьми на берег, потом с порывами ветра перекинулось на плоты и лодки, уплывающие прочь от огня, и мигом до другого берега долетело. И там тоже начали гореть дома. Всё это было так страшно, словно демон огненный прогневался за что-то на людей и готов уничтожить всё в один миг. Лишь к вечеру пожар начал стихать, подъедая остатки людского скарба. Осталось страшное пепелище. Больше тыщи дворов сгорело напрочь. Долго ещё головешки тлели. И те вещи, которые люди пытались спасти, вытаскивая их из изб, тоже все погорели. А людей-то сколько погибло — кто сгорел, кто в пруду потонул, не сумев доплыть до другого берега. А иные прятались в погребах, думали, что спасутся, там ведь холодно и сыро, особенно те, у кого ледники оборудованы, но и они погибали, задыхались от жара и дыма.

Ася видела, с каким трудом даётся Данилу этот рассказ, и продолжала гладить его по руке, словно утешая.

— А сёстры твои как же? — спросила она.

— Живы сёстры. Старшая-то живёт в Быньговском заводе, а младшая с семьёй к ней в гости как раз уехала. Их изба-то тоже сгорела, да и добро всё огонь пожрал, так они решили там, у сестрицы, и поселиться, новую жизнь начинать. А я потом долго ещё наше пепелище разгребал. Ничего у меня не осталось. Гол как сокол. И матушку не нашёл… Ни в живых, ни в мёртвых. Приехал вот к родственникам. Хочу тут осесть. Дядька обещал помочь.

Ася невольно обрадовалась, что он теперь рядом жить станет, никуда не уедет больше. Но тут же мысленно попросила у Бога прощения за думы свои, за радость эту, ведь парня сюда привело великое горе.

— Видишь, как оно вышло, хотел жениться на тебе, а теперь ты за нищего-то и не пойдёшь, — печально проговорил он.

— А ты попробуй, позови, может, и пойду, — улыбнулась Ася, удивляясь сама себе.

— Ты-то, может, и пойдёшь, а вот тятенька твой едва ли захочет тебя за голодранца выдать.

— А вот сейчас мы у него и спросим! — сказала Ася и потянула парня за руку.

— Ты чего? — удивился он.

— А ничего! Ты хочешь на мне жениться?

— Хочу, конечно!

— Тогда пойдём!

В неё словно бес какой вселился. Девица уверенно вела Данилу за собой.

Когда они вошли во двор, на крыльце стояла матушка и руководила сыновьями, которые развешивали на длинную жердь заготовленные веники.

— Нет, Степан, так не годится, раздвинь их немного, чтоб лучше сохли, — говорила она. — А ты, Сашок, с другой стороны их поправь. Жердь-то длинная, места хватит! Ещё двигай!

Она перевела удивлённый взгляд на вошедших, сразу смекнув, что это и есть тот самый кавалер, который задержал Асю. Только видок у него уж больно странный.

Парень поклонился Тюше.

— Это Данило, матушка! — бойко начала Ася. — И я нынче пойду за него замуж.

Тюша тут и села на ступеньку. Во даёт, девка! То в монастырь, то замуж. И главное, не спросясь родительского благословения.

— Давай, мы не будем спешить, — остановила её напор Тюша. — Отец сейчас спит, его лучше не тревожить. А вот вечером пусть Данило к нам придёт, как положено, и мы спокойно всё обсудим.

Парень смущённо топтался под пристальным взглядом Асиной матери. Не ожидал он от девицы такой прыти, а теперь и не знает, что делать.

Он откланялся и пошёл со двора. А Тюша обняла дочку за плечи и вывела её в огород. Уселись они на скамейку под черёмухой и начали свой задушевный разговор. Тюша постаралась всё вызнать про парня, и Ася откровенно рассказала ей историю их давнего знакомства.

— А чего же он весь перевязанный, будто с войны вернулся?

— А вот это самое главное, из-за чего я готова хоть сейчас за него пойти. Помощь ему нужна и поддержка.

И Ася рассказала матушке про пожар в Невьянском заводе и гибель его родителей. Тюша что-то слышала в лавке про страшный тот пожар, ходили слухи-то в заводе, не без этого.

— Девонька ты моя, сердобольная ты моя, — обняла она дочку, — коли хочешь пойти за него только из жалости, из желания помочь, то это худая затея. Не забывай, что потом всю жизнь с ним прожить придётся. А жизнь-то, она долгая.

— Матушка, я не из жалости, я бы только за него и пошла, другой-то мне никто не нужен.

Тюша внимательно поглядела на дочь. А ведь и правда, влюбилась девка-то. Сама его привела сюда. Чего же делать-то теперь? И что Ваня скажет? Как-то бы подготовить его к встрече с женихом, а то, не ровён час, начнёт рубить с плеча. Надо же, как на грех, опять жених бездомный попался, всё повторяется, как когда-то со старшей дочерью. Отказывать парню не стоит, видно, что люб он девке. Но ему надо дать время, чтоб на ноги встал. Опять же, Любаше с Николкой тоже однажды дали время, так она чего натворила-то! Нет, надолго отодвигать свадьбу не следует. Пусть осенью женятся. Только как-то бы помочь им, чтоб и парня не обидеть, и дочь обеспечить. Надо Ивана будить да обсудить всё с ним.

Тут в огород прибежала Нюта, и Тюша отправилась домой.

— Давай рассказывай, чего там у вас? — тут же подступила она с расспросами к Асе. — Я видела, как ты его сюда приводила. Только не шибко он и красивый, я думала, побаще будет.

— Для тебя, может, и не хорош, а для меня красавец! — отрезала Ася.

— Ну, Ась, не сердись, расскажи, пошто он весь такой перебинтованный?

— Скажи, когда вы мимо Невьянского завода проезжали, ты что видела? — повернулась Ася лицом к сестре и взяла её за плечи.

— Ой, там жуть такая! Черным-черно, и башня возвышается. Наклонная. Ещё церковь недалеко от неё.

— И совсем нет домов?

— Есть, конечно, но в стороне. Там какой-то мужичок к нам подсел на станции, так он сказал, что уцелела только треть домов. А в самом-то центре погорело всё: винные склады, торговые ряды, волостное правление вместе со всеми документами.

— А почему ты мне не рассказала об этом?

— Дак, забыла я! Я и не думала, что для тебя это важно.

— Да как же неважно-то, коли Данило там живёт?! Я ведь потеряла его, ждала всё, думала, бросил он меня, не хочет больше видеть. А с ним, оказывается, беда такая приключилась!

И Ася рассказала подруге всё, что услышала от Данилы.

— Не расстраивайся, Асенька! Всё уже позади. Он приехал. Только зачем он тебе теперь? Ни кола, ни двора. Неужто ты тут другого жениха не найдёшь?

— А мне другой не нужен! — отрезала Ася. — Я за Данилу пойду. Как же я могу бросить его в такой беде? Он сегодня свататься придёт вечером.

— Правда? — удивилась Нюта.

— Правда! Только не говори пока никому. Я не знаю, как тятенька его примет.

— А вдруг дядя Ваня откажет ему?

— Тогда я из дома убегу! Куда угодно, лишь бы с ним. Хоть на пепелище станем жить, но вместе.

— Ну, ты даёшь, сестрица. Неужто так люб он тебе?

— Значит, люб. Только я до этого и сама не знала, просто скучала по нему. А сегодня, как увидала, сразу поняла — только он! На край света за ним пойду. Лишь бы вместе.

— Ой, Асечка! Я тебе даже завидую. У меня нет такого парня, за которым хоть на край света, — задумчиво проговорила Нюта.

— Как это нет? А о ком ты мне сказывала вчера?

— О гимназисте-то? — улыбнулась Нюта. — Так это несерьёзно. Жить с ним на пепелище я бы не стала!