Моя мама – ведьма

Вера Волховец, 2022

Какой мужчина сможет в корне переменить вашу жизнь? Моим стал глазастый пацаненок с длинным носом.– Здравствуй, мама, – слова, сильнее которых нет заклинаний.Я не хотела от него отказываться, меня заставили, но кому это сейчас интересно? Важно то, что сейчас моему сыну угрожает опасность. Очень неосмотрительно с её стороны – угрожать именно ему.Разъяренная мать – это в принципе страшная сила. А я еще и ведьма!

Глава 2. Ох, уж эти дети…

— Её Величество просит вас хотя бы о короткой аудиенции до того, как мы покинем Варосс, повелитель.

— Я дам ответ позже, Базу, — Аджит Махавирский болезненно морщится. Происходи все случившееся на его землях, и любой, даже самый прикормленный союзник счел бы такое пренебрежение безопасностью гостей — жутким оскорблением. Уехал бы и долго отплевывался от союза с нагами, выбивая себе те или иные торговые преференции.

И сейчас у Аджита в определенном смысле было желание поступить аналогичным образом. Но Варосс все-таки был самым надежным союзником из всех имеющихся человеческих. И Эмира была лояльна к нагам искренне, а не вынужденно.

— С места проведения стрельбища прибыл Первый Чародей. Желает сделать доклад.

— Пусть войдет, — Аджит коротко кивает, и Первый Глашатай с почтительным поклоном скрывается за дверью.

Интересно, сколько чародеев Эмиры трудились над тем, чтобы обратить этот старый королевский, но все-таки человеческий дворец в пригодную для жизни нагов резиденцию?

Аджит видел этот дворец, бывший летний замок отца Эмиры, до переделки. Работы было проделано действительно много.

— Мой повелитель, — Шрест склоняется в низком поклоне чуть ли не от самых дверей. Старик помешан на условностях дворцового этикета и не приближается, пока радж не выдержит церемониальной паузы и не назовет его по имени.

— Подойди, Шрест. Есть ли тебе что сказать о покушении на жизнь моего сына?

Увы, старый маг не ведет за собой никого, кого можно было наречь виновником и прямо сейчас снести ему голову и руки. Только медленно и степенно проходится по полу своим тускловатым бронзовым хвостом

— Мои глаза узрели черную магию, повелитель, — едва-едва скрипит Шрест, не поднимая лица, — мы не ведаем таких чар. Сие происки старых ведьминских ковенов, это их промысел.

Старые ковены ведьм — это старая мигрень. Старая и неприятная. Потому во многом, что из семнадцати крупнейших ковенов Варосса, нелюдей не чурались только три, и то делали они это в основном молча, отваживаясь на какие-то сделки. А остальные… Любой из них мог организовать покушение на нага-полукровку. Увы, Викрам слишком неосторожен. Еще год назад при дворе Кальдонии показывал юным принцессам волшебные свои фокусы. Король Демитрес обещал молчать о чародейских способностях сына раджа — но кто знает, удержал ли он язык за зубами до сих пор. Сплетни о происхождении Викрама все равно ходили самые разные. И не желали униматься.

А когда-то Аджит был глупцом.

Когда-то верил, что любые предубеждения можно победить силой неодолимой страсти.

Какая же это была бескрайняя наивность.

С другой стороны… Даже у величайшей глупости Аджита Махавирского оказались прекрасные плоды. И исходя из этого он уже давно решил, что сожалеть ни о чем не будет.

— Что говорит королевская служба магической защиты? Разве они не должны определить по типу магии, кому из их горожан надоело дышать? По крайней мере, Эмира мне это обещала.

— Королевская служба утверждает, что на стрельбище колдовал не член живущих в столице ковенов.

То ли люди покрывают своих, не желая отдавать его на расправу нелюдям-нагам, то ли и правда не могут найти.

— А что скажешь ты, Шрест? — Аджит прищуривается и двигается ближе к волшебнику, тяжело перекатывая витки хвоста по теплой плитке пола. — Ты, искуснейший из магов при моем дворе. Неужели тебе не под силу покарать того, кто покушался на жизнь моего сына?

— Простите, повелитель, — протяжно стонет старый чародей, склоняясь так низко, что его лоб вот-вот должен коснуться пола, — мои умения ограничены, мои силы — на исходе.

— Это еще почему? — Аджит позволяет себе приподнять бровь. — Куда ты успел потратиться, Шрест?

— На защиту сына повелителя, — еле слышно шелестит старик.

— Так то заклинание, которое воздвигло каменный щит вокруг моего сына и принявшее незримый удар, было твоим, Шрест?

Старый маг кивает, все так же не поднимая головы.

— Простите, господин мой, я слишком слаб, чтобы выполнять твою волю во всем.

— И все же защитить моего сына ты смог, — Аджит перебивает самобичевания придворного мага, — и за это я благодарю Аспес, что ты служишь нам, старый друг. Мы поговорим о твоей награде, когда прибудем в Махавир.

— Я недостоин, повелитель, — пальцы разволновавшегося Шреста сжимаются на магическом посохе с силой.

— Воистину сейчас ты достоин отдыха, и я настаиваю. Немедленно займись этим вопросом.

Все еще рассыпаясь в сожалениях и благодарностях, Шрест отступает к дверям приемной залы.

По его уходу в зале снова появляется Базу.

— Его высочество Ситар Викрам Тиапшет Махавирский прибыл по вашему приказу, мой повелитель.

Что ж, прекрасно. Ведь именно в эту секунду благостное настроение у Аджита исчезает, будто и не было его. То, что нужно, для общения с упрямым наследничком.

Наследничек, нужно сказать, прекрасно понимает, что ничего хорошего его сейчас не ждет.

Физиономия у Викрама — до нельзя мрачная. Золотой змеиный обруч он с головы снял, но при этом человеческий облик и не подумал менять. Так и шел, пиная по пути абсолютно все, что ему попадется под ботинки. Обруч крутит на запястье, как кольцо для трюков.

— Кажется, мы с тобой договаривались. Пока не в Махавире — ты не демонстрируешь всем и каждому, что можешь обходиться и без обруча, — Аджит подается вперед, приближаясь к сыну. Как бы он ни был виноват, но перекрикиваться с ним через весь зал — настроения нет. Это можно оставить и для более серьезных проступков. Хотя… Так сходу, что-то серьезнее очередной безалаберной выходки придумать сложно.

— Не хочу носить эту гадость, — Викрам неприязненно морщится и с размаху швыряет кольцо в первую попавшуюся на его пути вазу, — ты сам его не носишь. Сам знаешь, что от него голова раскалывается.

Ну, на самом деле не поэтому.

А потому что только раз в своей жизни решил изменить истинной своей ипостаси и примерил на некоторое время человечью. С тех пор не видел в этом ни малейшего смысла. Уж кто если не верховный повелитель нагов будет преподносить свою настоящую природу как незыблемое и прекрасное.

И вот это кстати можно озвучить!

— Папа, ну не начинай, я это уже двести раз слышал, — сыночек встряхивает лохматой головой, — ты ведь не за этим меня позвал. Для выволочки. Давай. Я уже настроился.

— Настроился? — Аджит насмешливо приподнимает брови. — Тогда где твой скорбный вид, сын мой? Где глубокое раскаянье своим неприемлемым поведением? Знаешь ли ты, сколько турнирных судей сорвали голоса, пытаясь докричаться до тебя, когда на поле начала твориться вся эта волшебная круговерть? Знаешь, вижу. Ну и где положенное твоей ситуации осознание?

Отпрыск натурально морщит нос, пытаясь то ли разреветься, то ли рожу скорчить. Под конец только смешок издает и разводит руками.

— Прости, отец, но это выше моих сил, — драматично вздыхает он, — давай ты меня просто отругаешь, а я молча послушаю. И сойдемся на том, что мне стыдно. Внутри. Очень глубоко.

В любой другой день Аджит только порадовался бы и остроумию, и смелости выращенного им сына. Но сейчас — хотелось вспомнить, сколько раз его няньки просили всыпать будущему наследнику Махавирского трона две дюжины горячих. Ну, не розгами, так крапивой. Аджит жалел крапивы. Да и отпрыска тоже. И дожалелся!

— Мы не один раз говорили, Викрам, доблести — свое время. Ты несешь ответственность за свою жизнь не только перед собой, и даже не только передо мной. А перед всем нашим народом. Когда меня не станет — ты займешь мой трон.

— Жду, не дождусь, папа, — мрачно вздыхает мальчишка, — только ты это. Не особо с этим торопись.

— Шутишь? — Аджит снова приподнимает бровь, но на этот раз — это уже знак закипающего раздражения. — Ты будто не понимаешь, о чем я тебе говорю.

— Не понимаю, — Викрам мрачнеет, становится похож на молоденького упрямого бычка, — там морок был. Обычный пыльный морок. А все так всполошились, будто громы, молнии и три тысячи чертей по мою невинную душу. Если бы я ушел с поля — тур бы не зачли. И я не смог бы сойтись вничью с этим ушастым. Разве не ты говорил, что победа стоит риска?

— Не эта победа. Не такого риска! — приходится следить, чтобы голос не повысился до откровенного рыка — сейчас живость наследника не только не умиляет, а бесконечно раздражает Аджита.

Аспес всемилостивый, как же мальчишка похож на мать. На эту человеческую ведьму с её чересчур длинным языком. И как раздражает это нежелание слышать вообще хоть что-то. Только себя и слышит.

Вот, снова что-то бубнит с крайне недовольным видом.

— Ну облепило меня глиной. Она ж сразу осколками пошла. Чего вы все так возмущаетесь, будто… А, я уже говорил про чертей, да? Ну, блин, надо другое сравнение придумать, — Викрам сводит брови над переносицей и задумывается.

Да, сегодня разговор точно впрок не пройдет.

— По возвращении ты отправишься в Гарген, к генералу Дихраму.

— К дяде?! — Викрам подскакивает, тут же резко меняясь в лице. — В его гарнизон?

Отец же, подавляя в себе накатившее было сожаление о наложенной страшной каре, кивает.

— Он давно предлагал повторить твой курс военной подготовки. Думаю, шесть месяцев в его школе пойдут на пользу твоей самоуверенности. Возможно, ты даже усвоишь, что некоторые вещи выше твоего разумения, и научишься понимать, где следует проявлять характер, а где — разум.

Викрам — не из тех мальчишек, кто будет выть и умолять о помиловании. Нет. В этом он как раз удался в Аджита — гордый и самолюбивый, до умопомрачения. Поэтому он сжимает кулаки, стискивает зубы, но натягивает на лицо самую презрительную из всех имеющихся в его арсенале рож.

— Это все, повелитель?

Когда не надо — он вспоминает об официальных, давно устаревших правилах этикета. И именно в такие минуты Аджит и может понять, что сын на него действительно зол.

На самом деле — гарнизон Дихрама действительно суровое испытание. Как и сам младший, троюродный брат раджа. Аджит и сам не особенно любит его компанию, но Дихрам верен, а значит — ему хотя бы можно доверить жизнь сына. Лишь бы ведьмы унялись, как только он покинет их клятую землю.

— Иди, — радж кивает сыну, отпуская его, — и благодари Аспес, что Шресту хватило сил отразить направленное на тебя заклинание.

Викрам останавливается на третьем шаге, оборачивается.

— Что-то хочешь мне сказать, сын? — теоретически, Аджит даже мог бы рассмотреть идею помилования, но для этого Викраму надо было бы действительно покаяться и осознать проступок.

А он — конечно же, даже не думает.

— Нет, повелитель, — дерзко чеканит мальчишка, — я иду собирать вещи. Надеюсь, этим я своей жизнью не рискую?

— Еще пара минут такой беседы — и рисковать ты будешь только целостностью того места, на котором ты сидишь обычно, — произносит отец, позволяя себе недовольство.

Нужно отдать Викраму должное — после озвученной угрозы он и не подумал ускорить шаг. Вышел все той же неторопливой, почти степенной походкой.

В какой-то момент Аджиту мерещится, что сын будто бы даже что-то в кармане синей куртки стискивает, но обыскивать его повода не находится.

***

Ночь после стрельбищ оказывается темной, душной, полной мучительных кошмаров. Я не ожидала ничего иного — начать колдовать после двенадцати лет строжайшего воздержания да еще и используя столько силы за раз — все равно что после долгой голодовки внезапно взять и сожрать жареного порося. Всего. За раз. Вместе с забитыми в его нутро яблоками.

Да и не впрок мне идет чародейская магия. Будто слабящего зелья выдула. Да не ложку, как положено по рецепту, а весь большой бутылек. Все-таки не зря нас издавна разделяют — слишком разные мы…

И все же от осознания содеянного меня лихорадит. Я смогла. Смогла преодолеть силу Ведьмина Замка!

Да — заплатила свою цену.

Уже вытолкав себя из постели и расчесываясь, нахожу на расческе один серебряный волос. Почти час торчу у темного зеркала в умывальне, выискивая его братишек, но нет. Волос пока единственный.

Для ведьмы — и одного его многовато, но я отношусь к этому спокойно. Если один седой волос — цена жизни моего сына, пусть. Не жалко. Я уже говорила Праше — мне замуж не ходить.

И дело не в том, что дурна собой, характер скверный да по хозяйству не умею ничего.

Умею. Лавку свою держу, в травах разбираюсь, знахарство травяное ведаю лучше всех в городе. Конечно, характер мог быть и получше, но все-таки — не злая карга, кости на головы прохожих не выкидываю. Про внешность и говорить особо нечего — сама себя не склонна называть красавицей, а мужики периодически порывались. Они, конечно, народ такой… Если выпьют сверх меры — и кикимору до потери сознания зацеловать могут.

Нет, дело не лично во мне, конечно.

А в том, кто я есть.

Ведьма, отвергнутая собственным ковеном. Лишенная магии.

Такую не возьмут в жены без оглядки, только после уговоров, делая одолжение, да и то — не любой. Один из десяти мужчин. Такой, у кого плоховато с выбором.

А я — девочка гордая. Я сама на такие варианты не согласна. Я сама выбирать хочу. И чтобы не быть мужику обузой, бесполезной колодкой на шее, той, из-за которой и ему придется привыкнуть к косым взглядам моих ковенных родственничков, да и плевкам в спину — чего уж там.

Ковен у меня злопамятный. И двадцать лет спустя ничего мне не забудет. И пусть даже двадцать старших ведьм сменятся.

Знаю, что глупо так себя вести. Матушка еще пока жива была — не один раз мне кости перемыла, что носом верчу.

— Нашла бы себе простого мужика, Рада, — ворчала она бывало, когда спина от моих растираний переставала ныть, — нарожала бы мне хоть каких внучат. Все не прозябали бы одни, в темном доме, не глотали б пыль этих твоих бесконечных чародейских книжек.

— Будут дети, когда будет время, — я обещала, обещала, но сама понимала тогда, что не соберусь. Уж слишком больно было даже думать о ком-то, когда мой первенец, мой светлоглазый малыш растет где-то там без меня. И больше всего на свете я хотела только одного — выплатить виру ковену, чтобы сняли с моей руки клятый Ведьмин Замок, и хоть пешком уйти в Махавир. Туда, где меня не ждут, где меня даже на порог не пустят, но там хотя бы можно будет что-то услышать. Увидеть хоть по праздникам, хоть краем глаза…

Мама продолжала ворчать. Пока и её не прибрала к себе Холодная Странница. Тот год тяжелым оказался. И трат оказалось много, собранная сумма на выкуп растеклась на похоронные нужды почти целиком. Да и я сама осталась без маминой помощи — пришлось на страх и риск осваивать вот эту вот чародейскую энергию, чтобы четыре раза в год по всем ведьминым дням проводить один и тот же ритуал.

Ритуал, из-за которого на родословном древе моего ковена не проявлялась бы тоненькая веточка от моей ветви.

Они не должны были знать. Вскройся моя ложь — ох, сколько бы меня ждало неприятностей. Это не говоря о том, что ковен ни за что не позволит жить и дышать ведуну-полукровке, рожденному от страстной связи с “нелюдем проклятущим”. Меня убьют, Викрама — убьют, любой ценой, лишь бы не допустить, чтобы магия нашей семьи текла в жилах магической твари.

Увы, но именно так и будут называть моего сына как только об этом узнают.

Свое утро я пытаюсь провести абсолютно как обычно. Покупаю молоко в четырех дворах от дома, слушаю сплетни про случившееся на стрельбище, убеждаюсь, что мне вслед никто не тыкает пальцем. Ну, не больше чем обычно, если честно. Точно нет причин считать, что городская магическая стража занимается моим розыском.

Если бы они нашли мои магические следы — наверное, уже бы нашли.

Вроде как надо успокоиться, а я умудряюсь не только сумку себе собрать на неделю в тюремной башне, но и в лавке все вылизать, травы перебрать и пирог испечь. С мясом и сонными травами. Ну… А вдруг согласятся чаю попить стражнички?

Дурацкая мысль, конечно. Вряд ли. У них таких умниц — каждая третья, поди, сбежать норовит.

И все же пирог допекаю. Не придут за мной — распродам вместо сонного зелья. На него стабильный спрос, при том, что на вкус оно — жутко горькое. Мой пирог же — напротив, пряный, душистый, с идеально подобранными травками, которые убирают горечь. С руками оторвут, куда они от меня денутся, мои дорогие беспокойные клиенты.

Когда звякает колокольчик у двери, уже ближе к вечеру — я заставляю себя не вздрогнуть. Спокойно разгибаюсь от рабочего стола, отставляю ступку, в которой растирала череду.

Разворачиваюсь к двери. Холодею.

Кажется, я узнала бы его, даже если бы не видела раньше.

И неважно на самом деле, что через всю лавку вьется в воздухе прямо ко мне алая тонкая нить. Вьется не откуда-нибудь, из его руки, точнее — от черного каменного осколка в тонкой мальчишеской ладони. От одного из тех осколков, на которые раскололась та скорлупа, которой я его прикрывала, создавая для черномагической дряни фальшивую цель.

И он тут… С ней в пальцах.

— Здравствуйте, — Ситар Викрам Тиапшет Махавирский склоняет голову набок, разглядывая меня своими нахальными, и боже — такими ясными глазами, — вы — моя мама?

Честно говоря, такого быстрого разоблачения я не ожидала!

Как он здесь очутился? Где его отец?

Может, я умом рехнулась от тоски?

Да вроде не должна так резко…

И что мне ему сказать? Что он дверью ошибся?

Держу пари, он так закатит глаза, как я сама когда-то. Причем сестрицы мои в тринадцать-четырнадцать этим страдали, а я — с десяти лет была уверена, что лучше всех все знаю.

Ну как тут можно ошибиться, когда кровная нить моих чар через всю лавку ко мне вьется.

— Это ведь вы чаровали, — мальчик подходит вперед, протягивая вперед осколок расколотой его защиты, — я на неё своей кровью капнул и шестнадцать слов поиска нашептал.

Строго говоря — тут не было нужды в объяснениях. Все было прекрасно понятно и так. Только родич и смог бы протянуть линию крови между останком чар.

Самое смешное, никто его не учил. По крайней мере — никаких знающих ведунов рядом не было. Все сам, все сам. Ох, молодо, зелено. Помню я свои молодые денечки. Сколько чар было тогда сплетено на коленке, сколько шишек набито, сколько ожогов маслом мазано…

— Там, на стрельбище, у меня вот тут кололо, — Викрам тем временем не перестает объяснять, касается груди в районе сердца, — так бывает, когда папа беспокоится. Но потом вы начали колдовать, и я понял, что это не он за меня волнуется. Папа так не умеет. Он крутой, высший жрец Аспес, но он не ведает чар. Мама — должна уметь. Все говорят, что я ведьмин сын. Да я и сам знаю. Все знают, что наги не умеют ворожить. Только если мама или папа — умеют. И если они были из людей. Хоть один. А я — могу.

— Сделай одолжение, не тараторь так быстро, — тихо прошу, откладывая в сторону ступку. Пока я все это слушала — волхарец до мучной пыли перетерла, хоть булки теперь из него пеки — для настоев-то уже не годится.

— Так вы моя мама, да?

Боже, как лихорадочно у него блестят глаза. С какой надеждой он на меня смотрит. А я — вкус своей крови чувствую. До крови язык прокусила.

— Не повторяй это в третий раз, малыш, — тихо прошу я, — потому что вопрос, заданный колдуном колдуну трижды…

— Привлекает внимание духов, да, знаю, — он так нетерпеливо встряхивает головой… Глаз не отвести. Моя внутренняя ненасмотревшаяся наседка любуется каждым вихром, торчащим из-под капюшона.

— Знаешь, потому что ты большой молодец, — киваю, — и нам не нужно привлекать внимание духов-хранителей моего ковена. Просто поверь. Так же тебе придется понять, что я на твой вопрос отвечать не буду. Это не должно звучать вслух.

А вот это его обижает. До темнеющих глаз, до дерзко вскинутого подбородка.

— Где твой отец? — спрашиваю до того, как мне успели объявить войну. — Почему ты не с ним? Почему ты вообще один пришел? Сыну раджа положена охрана.

— А я их задурил, — насмешливо фыркает это несносное создание, — я им морок на крови колданул, три капли крови, пятнадцать минут возни. Все они уверены, что я вошел вслед за отцом в портал. Рассеется морок только к ужину.

— В портал? — я чуть за голову не хватаюсь от удивления и ужаса. — Твой отец покинул Завихград?

— Ага, — Викрам кивает, запихивая руки в карманы, — не, он спохватится, конечно. К вечеру. Велит Шресту послать зов вашей городской портальщице. Только вряд ли старикан раньше утра оклемается. Уж больно истощенный он со вчера.

— Ты не можешь оставаться в Завихграде без отца, — тихо выдыхаю, вцепляясь пальцами в край стола, — не можешь.

И дело даже не в том, что сын раджа — это в принципе яркая персона для нашего скромного города. Его присутствие в моей скромной лавке обязательно привлечет внимание. Но дело, конечно же, не в этом.

Наги не владеют человеческой магией, разумеется. Зато обладают мощнейшим сопротивлением к ней. Заклинание, созданное моей матерью и поддерживаемое мной, скрывающее существование Викрама, строилось во многом на крови его отца. Который должен был быть рядом с сыном. Ближе, чем я.

А вот сейчас… Это условие не соблюдается…

— Ну, ты же меня не выгонишь на улицу, — заявляет несносный нахаленок, — я ребенок. Один в большом городе обязательно пропаду. Разбойники меня поймают, чтобы с папы выкуп стрясти. Уши мне отрежут, чтобы его запугать. Ты меня не бросишь. А папа не придет за мной раньше, чем завтра. Так что…

— Цыц… — встряхиваю головой, — а не то я сама сейчас твои уши оторву. Мне надо подумать.

Кажется, убедительно получается. По крайней мере язык Викрам прикусывает. Таращится на меня выжидающе. С затаенным превосходством. Уверен, что все предусмотрел, кажется.

Ладно.

С места я шагаю быстро, сумку, припасенную для возможного ареста, вешаю на плечо, а потом прихватываю мальчишку за плечо.

— Идем, — подталкиваю к двери.

— Куда? — он вздрагивает, явно удивленный. — Папы нет в городе. Если ты хочешь проверить

— Я верю, что его нет, — киваю, останавливаясь у зеркала, рядом с дверью. Ныряю за него ладонью, вытягиваю из тайной ниши мешочек. В том мешочке — заначка для выкупа, по медянке собирала. На простеньких травяных сборах не так уж много заработаешь. А еще — там жемчужина. Круглая и яркая, размером с крупный орех. Подарок от одной моей хорошей родственницы. Подарок, который точно не соответствует оказанной мной услуге, но дары не отвергают. Другое дело, что отвергнутой ковеном ведьме даже такой жемчужины для выкупа маловато будет. Заплатить ведь надо не только за право начать свой путь с ковенными знаниями, но и за снятие Ведьмина Замка.

Немного подумав, ботинки оставляю на пороге. Гулять по ночам — это даже в столице дело рисковое. Гулять по ночам в компании сына я осмелюсь, только если у меня будет за пазухой запасной план. Возможность колдовать на такую вполне тянет. Даже если ноги замерзнут, не беда. По росе босиком полезно гулять.

— Так куда мы идем? — тараторит Викрам, когда я его вытаскиваю из лавки и запираю за собой дверь.

— В гости, милый, в гости, — отвечаю уклончиво.

Надеюсь, что Марьяна еще не легла спать. Без неё я Викрама к отцу до утра не отправлю. А это — мягко говоря, мой единственный шанс оставить наше с мамой заклинание целым и невредимым.