Демоны Египта

Василий Фомин

В Мемфисе, столице Египта, происходит череда жестоких убийств высших чиновников государства. Расследование поручается чиновнику канцелярии градоначальника господину Хеви. Вскоре Хеви понимает, что убийца тоже из высшего сословия, но действия убийцы более напоминают действия демонов Ада – он проникает всюду и от него не защищает самая надежная охрана. Ужас поселяется в сердце Хеви, но он уже не в силах прекратить расследование, потому им овладело жуткое желание увидеть это исчадие Ада.

Глава шестая. Чудеса в ночи

— Господин старший писец! Господин Хеви, есть! Есть, есть, есть!

Нофри от избытка старания чуть было не влез в окно, забыв о субординации, но повинуясь раздраженному взмаху ладонью, ударился в другую крайность, присел под окном так быстро, что Хеви чуть было, не решил, будто видение коллеги среди ночи ему почудилось.

Выйдя на крыльцо, он заглянул за угол, ожидая увидеть там пустоту, но, тут же, наткнулся на азартный блеск глаз младшего коллеги. Хеви приложил палец к губам, кивнув на дверь, где сном блаженных спало его счастливое семейство. Нофри скорчил понимающую рожу, зажал рот ладонями, усиленно закивал головой и на цыпочках последовал за старшим писцом в беседку.

— Чего ты орешь. — зашипел старший писец. — Ну, че ты орешь? Ни днем, ни ночью от тебя покоя. — затем с усмешкой посмотрел на Нофри, чуть не подпрыгивающего от возбуждения, и усмехнулся. — Эк, тебя коровка-то разобрала.

— Козочки, господин старший писец, козочки — штук пять-шесть, если на то бу…

— Говори, по сути.

–… дет ваша воля. Так вот, обнаружился, наконец, продавец планов подземелий.

— Та-а-ак! Так-так! Говори дальше.

— Он предложил свои услуги банде «пыльных крыс». Но на сей раз, ох, господин старший писарь, если б вы знали, что он предложил! — Нофри от восторга закатил глаза.

— Я, конечно же, не знаю, но очень рассчитываю, что ты поделишься со мною этой тайной. Или она не для ушей старшего писца? Может, мои уши ее недостойны?

— О, прошу прощения, у господина старшего писца. Так вот, кое-кто предложил… — Нофри воровато оглянулся, что было совершенно бесполезно глубокой ночью, потянулся к старшему коллеге и прошептал на ухо два слова.

Старший писец, натянувший заранее на свою физиономию покрывало иронии, слегка вздрогнул, ирония порскнула, как летучая мышь во мрак, а Хеви откинувшись назад, произнес очень серьезно:

— Твой разум помутился.

— Отнюдь.

— Ты идиот!

— Отнюдь!

— Ты представляешь, что это такое? — Хеви очень строго посмотрел на младшего коллегу. — Я тебя, тварь ничтожную, в Нубию закатаю! На золотые рудники пожизненно законопачу! Ты будешь там гнить заживо! Ты будешь там кровью харкать! Одно лишь тебе светит избавленье — никто более года там не выживает! Ты сдохнешь через год, если здоровья хватит. Ты это представляешь?! Или ты ни фига не представляешь?

— Нет! Не представляю, господин мой. — неожиданно твердо ответил младший коллега, глядя прямо в глаза. — Я и представить не могу, какие богатства там хранятся. Откуда же? Откуда же мне представить, ТО, что ТАМ храниться может. Что это за сокровище, мой убогий разум, увы, не представляет. Вряд ли я даже смогу назвать все украшения по именам. Что там за каменья, что за металлы, какой они цены, какой работы тонкой украшенья. Нет, господин мой, я не представляю. Тут вы совершенно правы. Убогий разум мой все это не может представить.

— Представь уж еще до кучи сразу — раскаленные щипцы, дыбу, кол, вогнанный под ребра и содранную кожу.

— Господин Хеви, а мы-то здесь при чем? Все делают грабители гробниц.

Хеви задумался на мгновенье.

— Мда. Мы и в самом деле ни при чем. Ни с какого бока. Действительно, грабители. Так кто же это достал, секретные сии, чертежи?

— Вы не поверите, но это маленькая девчонка.

Старший писец с шумом выпустил воздух. И в этом звуке ясно читалось раздражение, а так же некоторое облегчение, от того что не нужно более решать сложную задачу, но и некое, скрытое сожаление.

— Не думал, я, что разум твой убог настолько.

— Он убог, но не настолько. Мой разум, лишь тень слабая от вашего, но все, же послушайте.

Старший писец прекрасно знал, что некоторые вещи ни в коем случае нельзя слушать. Почему? Да, потому, что пока их не слушаешь, они и выглядят тем, чем и являются на самом деле — то есть полной дурью. Но стоит лишь выслушать чьи-то аргументы, как начинаешь и сам прикидывать все за и против, вместо того, чтобы послушать здравого ума и смысла, и выбросить заманчивые мечты в сточную канаву, где им и место…

— Откуда у девчонки могут быть чертежи Кебе… любые чертежи.

— Тут вот какое дело. Вы послушайте! Вы только послушайте, господин старший писец! Девчонку эту прибрал к рукам, ну и ко всему остальному тоже, жрец из поминального храма Ке… э-э, ну, из того самого, поминального храма. Жреца того, недавно из этого храма, под зад коленом выгнали, возможно как раз из-за этой малолетней стервы, но может и за что-нибудь другое. Девка, видимо, хоть и малолетка, но уже привыкла к подаркам и подачкам, а доходы святого отца сильно поубавились и маленькая стервочка сперла у того планы подземелий, чтобы выгодно продать. Кто сказал, что это так не может быть?

— Может! Это так, все может быть. Но, более всего может быть, что они вместе сочинили эту басню Осириса и Асет. Я, думаю, жрец сам решил продать папирус с планом, но послал девчонку, чтобы самому не нарваться, и, на всякий случай, вроде как остаться в стороне.

— Всегда говорил вам, господин старший писец, что ваша мудрость для меня, как звезда Сепдет, на темном небосклоне, в период новолунья.

— А сколько, ты говоришь, лет, сей столь предприимчивой и весьма развратной деве?

— Лет одиннадцать-двенадцать.

— Сколько?! — удивленно приподнял брови Хеви, и, покачав головой, добавил. — Силен, святой отец, однако. Кстати, что она, эта развратная чувырла, просит за этот план?

— Ничего.

— Что? — в сердце старшего писца тренькнул тревожный колокольчик. — Как это ничего? То есть она — дура? В наше время еще существуют дуры?

— Сейчас ничего. Она просит долю.

— А-а. Ну-ну. И она уверенна, что с ней поделятся после того, как она так запросто отдаст план? Ну и опять-таки — дура из дурищ!

— Я и говорю — дурища. Малолетка, что взять с нее?.

— Хотя, если не отдать долю, появится возможность доноса.

— Так может её…

— А святой отец?

— Так и…его…

— Послушай, ты что-то разошелся, господин младший писец! Ее! Его! А он святой отец! Ты как — то не по своему чину решенья принимаешь!

— Простите, но я только предлагаю. Только исключительно из заботы об общем благе. Из государственных соображений.

— Вот-вот! Из государственных! Ты, знаешь ли, оставь мне эти соображения. Кроме того, этого святого отца еще надо установить, пока о нем мы знаем исключительно со слов какой-то девки, охотно раздвигающей колени, перед старым пердуном и еще не стесняющейся рассказывать об этом.

— Она просто дура, вот и все вывалила наружу.

— Да, знаешь, — доверительно сказал старший писец коллеге, — эти маленькие девочки, уже познавшие мужчину, эти детки, бывают, изворотливы, как ихневмоны, и коварны как гиены. Мы видим миленькую детскую мордашку, а у нее пасть полная зубов акульих, что водятся в Лазурных водах, в десять рядов. Возможно, что и ядовитых.

— Об этом пусть печалится святой отец, любитель недозрелого плода и недожаренного мяса.

— Тут ты прав. Значит к делу. Крысеныша этого маленького ни в коем случае не трогать, ибо только через нее мы сможем выйти на этого, не к ночи будь сказано, святого, так сказать, отца. А сегодня бери своих людей, и проследите за «крысами», чтоб и эти не исчезли.

— А стража? Предупредить, чтобы не усердствовали с охраной?

— Нет, на этот раз не стоит. Просто пошли одного человека — пусть наблюдает и, в случае чего, даст условный знак, но думаю, они и сегодня пропьянствуют все двенадцать ночных часов.

— А не послать ли им в дар несколько кувшинов пива?

— Вот это самая мысль дельная за все время разговора.

— Идиотская была мысль. В заднице у мартышки, пожалуй, мысли будут поумнее. Кстати, и вид у тебя словно ты побывал в курятнике, где проживает очень крупный и весьма злобный петух, величиной со страуса.

Обычно сдержанный и невозмутимый старший писец, и на этот раз не потерял сдержанности. Даже напротив, голос его был почти безразличен и довольно нуден.

Он методично перечислил всех родственников младшего коллеги, дав им, увы, не очень лестную характеристику.

Затем он плавно перешел к предкам несчастного писца и, пытаясь выяснить его происхождение, перечислил множество животных, как правило, больных дурными болезнями и страдающих еще более дурными и весьма порочными наклонностями. Так и не найдя корней древа Нофри, среди представителей животного мира, он принялся за него самого, примерив ему множество имен существительных, богато отдекорированных цветастыми прилагательными. Существительные господин старший писец в основном заимствовал опять из окружающей фауны и продуктов ее, в основном, кишечной жизнедеятельности.

Потом, уделив буквально пару слов детям, передал слово коллеге. Так, собственно, и сказал:

— Ну, теперь и ты что-нибудь поговори.

— Господин старший писец, сначала все шло как надо. Мы решили не следить за «крысами», поскольку это довольно трудно сделать ночью, и можно спугнуть или упустить. Чтобы не нервировать грабителей, мы решили залечь у стен великого сооружения. Ведь все равно было известно, куда они идут.

— Умно. — согласился Хеви и, добавив иронии, добавил. — И даже очень. Умнее не бывает.

— «Крысы» появились бесшумно, словно тени, и исчезли в воротах, они свое дело знали. Мы проследовали за ними, остановились в галерее, и, оставаясь под прикрытием огромных колонн, видели, как они свернули вправо к храму Львиного Хвоста, чтобы оставаться в тени. Все было совершенно тихо, и мы вернулись обратно за ворота, продолжать наблюдение. Некоторое время все было спокойно, только шакалы что-то развылись, прямо сердце останавливалось от их стенаний. Потом появился какой-то странный тип.

— Та-ак! Что за тип?

— Он некоторое время терся около ворот, затем разговаривал с огромным филином, сидящим на стене.

— С каким еще филином?

— Ну, там летал все время филин и жутко кричал. Здоровенный такой — локтя четыре в размахе крыльев — прямо не филин, а филинище. Честно говоря, мы не на шутку перетрухнули и лежали, боясь пошевелиться. Нам показалось, что это душа Осириса-Нетджеритхета прилетела из нижнего мира охранять свои сокровища. Тип этот, ну вот тот самый, так его и называл, так, прямо так и сказал, — ты, говорит, — Бу Нетджеритхета. Так прямо и сказал! Потом филин взял, да скинул его в глубокий ров. Мы думали все — конец, ему мерзавцу, но тот, там внизу, через некоторое время начал смеяться. Потом он смеяться перестал и полез по углу стены с такой скоростью, словно его кололи в задницу копьем. Забравшись на стену, он начал бегать там, размахивая руками, потому, что на него опять насел тот самый здоровый филинюка. Спасаясь от Бу Нетджеритхета, тип спрыгнул в галерею, и филин улетел прочь, оглашая окрестности жутким смехом, от которого нас всех пробрала дрожь, и мы чуть было не бежали в страхе. А когда три четверти ночи миновали, в самом страшном седьмом часу, когда демоны полностью владеют миром, появились «крысы». Они… их… позвольте глоток пива, господин, а то мне до сих пор жутко, как вспомню…

Старший писец раздраженно толкнул жбан. Нофри приник к прохладной, ершистой влаге и долго не мог оторваться.

— Они шли друг за другом, словно гуси от реки, и плакали. — сообщил он, наконец, едва не захлебнувшись и отдышавшись.

— Что-что?!

— Плакали и подвывали, словно оплакивая потерю самых близких.

— Грабители, законченные мерзавцы, и подонки, изверившиеся во всем, плакали? Ты это хочешь мне сказать?

— Это и было самое страшное, мой господин! Они оплакивали сами себя и выли от ужаса.

— А вы куда смотрели? Почему не привели их в город?

— Нам было очень страшно, ноги подгибались от их стонов, но мы все же попытались им помочь, но нас не подпустили.

— Кто вас не подпустил, лохмотья своей храбрости?

— Демоны, которые их сопровождали.

— Демоны?

— Их сопровождали демоны.

— Какие еще демоны? Что за вид они имели?

— Обезьяны.

— Так демоны или обезьяны?

— Демоны, господин, но в образе обезьян. Гамадрилы и другие павианы! С огромными клыками, больше чем у львов. Они кинулись на нас и отогнали. У них такие зубы и такие когти, а так же ярость, как у львов. Они увели с собой всех несчастных «крыс».

— А проследить, куда их увели, умишка не хватило. — господин Хеви выпятил губу и приподнял руку, намереваясь дать подзатыльника коллеге.

— Хватило, господин наш, на свою голову, нам ума хватило, потому что когда демоны увидели, что мы издали, следим, то некоторых из них так это разозлило, что они весь остаток ночи, гонялись за нами по всему городу мертвых, и так нас всех отделали, зубами, когтями и кулаками, что я и не чаял уж, увидеть золотой диск Хепри утром. Вот посмотрите, какие раны и царапины от их зубов и когтей их же, вот взгляните на лохмотья моего схенти.

— Да, похоже, будто тебя пожевал крокодил, а потом тобою плюнул. Кстати, где остальные?

— Кто где, мой господин, а где кто, я точно и не знаю. Нас гоняли, как таксы кроликов, по всему священному полю Сокара, словно кур по курятнику, как очень справедливо заметили вы в начале беседы.

— Но отдыхать еще не время. Сейчас скажу служанке, чтобы тебя обмыла и смазала раны целебной мазью. Надобно вызвать маджаев, и мы нанесем визит святым отцам в Кебеху Нетеру. Очень мне интересно, чем это они занимаются ночами.

— Дозвольте мне остаться, господин старший писец. Вы знаете, что я совсем не робкого десятка, но сердце мое до краев наполнил ужас, чувство крайне неприятное для моего сердца, а так, же очень горькое на вкус.

— Не дозволяю.

— Господин, мне не пройти и сотни шагов.

— Верхом поедешь — я дам тебе осла. Дело складывается так, что тебе надо думать не о коровке с козочками и чужом винограднике, а о том, как бы не лишиться своего. А вместе с тобой и мне о том же надо думать. Две банды пропали за неделю! Что доложить мне господину Уаджару? Не посоветуешь чего-нибудь умного такого? Мне надобен твой нос, твои уши и твои глаза. Может сам в гробницы будешь лазить?

В сопровождение маджаев, вооруженных палками, Хеви и Нофри прибыли к огромной стене Кебеху Нетеру.

По дороге удалось подобрать кое-кого из участников ночных событий. Один сидел на пальме, крепко обняв ее руками и ногами и на уговоры слезть, никак не поддавался. Слез только после того, как маджаи залезли к нему и несколько раз огрели палками. Тогда бедняга пришел в себя, слегка порозовел и наконец-то слез на землю.

Другой умудрился забраться почти на самую верхушку можжевельника. Слезать тоже не спешил, так же как и первый, а после того как его попытались стряхнуть, полез еще выше и верхушка дерева согнулась под тяжестью тела и плавно опустила его вниз, где его ласково приняли нежные и заботливые руки маджаев.

Третий в мечтах и раздумьях встречал первые лучи дневного светила на крыше гробницы.

Четвертого таинственная сила совершенно непонятным образом поместила на высокую стену, окружающую Кебеху Нетеру. Как смог человек взобраться на стену в двадцать локтей высотой, осталось покрыто мраком неизвестности. Так же неизвестной оставалась судьба остальных.

Не особо церемонясь, Хеви въехал внутрь Священного комплекса горизонта Неджеритхета, он же Кебеху Нетеру.

Осел процокал копытами по галереи громадных колонн, подавляющих своими размерами и ощущаемой даже глазом тяжестью, затем вышел на широкую площадь, рядом с южной ступенчатой пирамидой, точной копией горизонта Неджеритхета, возвышающегося тяжкой громадой у северной оконечности площади. По правой стороне площади тянулся ряд строений среди них массивные мастаба с округлыми вершинами — захоронения членов семьи, ушедшего в свой горизонт владыки и храм Львиного Хвоста.

Святые отцы были на месте. Но, правда, тоже в своем роде.

Небольшая группа их стояла посреди огромной площади. Жрецы с блаженными улыбками смотрели на солнечный диск, словно увидели впервые, и что-то напевали о полях Иалу, о прекрасных богинях, о… ну и тому подобное.

На вошедших, они не обратили никакого внимания, видимо просто не заметили. Остальной клир во главе с настоятелем после недолгих поисков обнаружился в поминальном храме с северной стороны ступенчатой пирамиды. Здесь тоже имел место нездоровый религиозный экстаз. Все пели со счастливыми лицами. Многие плакали от обуревавших их чувств.

— Да они, утеха крокодилов, пьяны все в стельку. — удивился Хеви, проезжая на осле меж рядов святых отцов.

Нофри слез со своего животного и обойдя всех жрецов, сказал:

— Тут что-то другое. От них не пахнет ни вином, ни пивом.

— Но они явно не в себе!

— Однако они не пили.

— Так приведите одного хоть в чувство!

— Как?

— Да как хотите! Трепите за уши, зажимайте рот, водой облейте, оплеух по святой физиономии надавайте, хоть палками лупите. Святош, приводите в чувство!

Маджаи, выбрав одного, принялись за дело, выполнив все пожелания старшего писца и добавив многое от себя. Где-то через час, ну никак не ранее, кое-какие результаты были достигнуты. Один из святых отцов вдруг вытаращил глаза, огляделся вокруг полубезумным взглядом и как-то вдруг потускнел и обмяк.

— О, боги. — простонал он с тоской. — Какой постылый серый мир. Опять никчемная и подлая жизнишка. Нет, больше так нельзя. Нельзя так жить! Я иду к вам бессмертные созданья…

Святой отец встал, осмотрелся и пошел к выходу из храма. Все последовали за ним.

Жрец обошел горизонт Неджеритхета и направился к храму Львиного Хвоста, подошел к одной из сикомор, росших у фасада, залез на нижнюю ветку, развязал пояс на своих белых одеждах, привязал к ветке (все с неподдельным интересом наблюдали за священным действом жреца), сделал петлю и начал просовывать в нее голову.

— Э-э-э! — закричал опомнившийся старший писец. — Ку-у-у-да! Ты, чё, на самом деле! А ну-ка стой! Стоять, сказал! Офигел что ли совсем от святости великой!? Взять мерзавца!

Маджаи с обезьяньей ловкостью взобрались к святому отцу и после короткой, но яростной борьбы, скинули его на землю, где на него навалились остальные.

— Пустите! — возмущенно орал жрец. — Вы не понимаете, мерзкие уроды, насколько наш мир жалок и порочен. Давайте покинем его весь и сразу. Там, среди просторов звездной реки, другой есть мир. О, он так прекрасен, что жить здесь больше неохота! Тьфу на всех вас!

— Связать его и как можно крепче. И пусть, охота ему жить или неохота, пока не очухается, полежит в тени. Если неохота, дайте ему в морду.

Затем он оглядел подчиненных и ткнул в одного.

— Ипувер, ты с двумя маджаями, останешься и подождешь, пока отцы святые не придут в себя, и если у них появится желание всем клиром лезть в петлю — особенно не церемонясь, свяжи покрепче, но, все же, как-нибудь помягче, и туда — в тенечек уложи. — Хеви указал пальцем. — Конечно же, желание святых отцов свято, но у меня к ним есть особые и интересные вопросы. Да и вообще, как же нам без них-то. Так что придется еще помучиться им немного в этом отвратительном, поганом и дрянном мире. А вы, — он оглядел остальных, — а вы, поскольку все концы обрублены, теперь ни спать, ни жрать, и ни по малому и не по большому не ходить, пока не изловите мне эту маленькую черненькую сучку.

— Господин? — подал голос Нофри.

— Да?

— Надо бы собак на след набросить.

— Чего? А! А что, это весьма дельно! Вот видишь, не зря я тебя взял.

— Только…

— Что еще?

— Если только собаки возьмут след.

— Почему же нет?

— Мне все же кажется, что это демоны Дуата. Не пойдут животные по их следу.

Все остальные участники ночной слежки закивали головами. Ипувер даже высказал мысль не лишенную здравого смысла:

— Возможно, демоны вообще в этом мире следов не оставляют. Они же из потустороннего мира.

— Вот мы это сейчас и узнаем. Нофри, твой брат, кажется охотник.

— Да, господин.

— Надеюсь, его собаки натасканы не только на зверей?

— Иногда он ловит беглых рабов. Его собаки натасканы на все что движется, в чем я мог убедиться, но демоны… это, господин, все потустороннее и не живые существа из нашего мира…

— Бегом! Бегом, бегом, бегом. Во весь опор за братом и собаками. Кстати, сколько времени прошло?

— Часа четыре.

— Многовато. Так что поторопись. Бегом, бегом, бегом…

Вскоре Нофри вернулся в сопровождении брата, так же прибывшего верхом на высоком здоровенном и мордатом нубийском осле и с пятью высокими, поджарыми собаками, с загнутыми серпом хвостами и длиннющими зубастыми мордами. Хеви цепко оглядел вновь прибывшего и остался настолько доволен результатом осмотра, насколько же и недоволен. Египтянин был старше своего брата, да и внешне отличался. Лицо его было обветрено и красно, да и все тело его отличалось краснотой, словно вобрало в себя цвет песков западной пустыни. Щеку пересекал шрам, видимо от удара ножом, а может и секирой. Во взгляде охотника не было привычной Хеви угодливости, напротив, он смотрел жестко и колко, словно целился из лука. Вот это собственно и не очень понравилось старшему писцу. Такого быть не должно — независимый человек весьма опасен для государства, а государство здесь и сейчас — это он, господин старший писец.

— Натасканы ли твои собаки на людей? — спросил он, сразу переходя к делу.

— С людьми проблем не будет. — спокойно ответил охотник, — Но, брат сказал, что кроме людей есть еще и обезьяны.

— И в чем же разница? Какая тебе разница, охотник?

— Большая разница, чиновник, очень существенная разница, скажу тебе я, разница у зверя и у человека! Есть разница, — люди, обычно, собак увидев, падают, сжимаются и кричат, а обезьяны дерутся до последнего, до смерти, как настоящие мужчины. Они очень опасны.

— Но ты же охотник.

— Вот именно, — я охотник, — и поэтому берегу своих собак, от них зависит моя охота, и еще хочу знать, как мне заплатят. За охоту!?

— Заплатят? Ты обязан служить господину Уаджару. — наставительно и строго сказал Хеви. — Просто, обязан.

— Я¸ господину твоему, господину, — в голосе охотника явно прозвучало скрытое презрение. — Уаджару, ну совершенно, ничем не обязан. Я не служил ему не единого мгновенья. Ему служит мой брат и, про обязанности, говори ему. Не мне.

Нофри смущенно опустил глаза и явно чувствовал себя неловко. Чувства долга и родственные чувства вступили в небольшой конфликт.

— Ты живешь на земле сепа господина Уаджара, и значит, тоже от него зависишь. — терпеливо, как добрый родитель капризному ребенку, разъяснял старший писарь.

— Но моей личной земли в его сепе нет, кстати, отдельное спасибо за это лично господину Уаджару — потому, что раньше у моей семьи была земля. А теперь у меня есть мой осел. — охотник шлепнул животное по крупу. — К происхождению которого, господин Уаджар, ну никакого отношенья не имеет. У меня есть мои охотничьи собаки и господин Уаджар и здесь тоже ни с какого боку не подходит. Птицы и звери в долине и саванне появились по велению богов, а отнюдь не по желанью господина Уаджара, так же как и рыба в реке. А дом я могу поставить в любом месте долины или дельты. Тростника с глиной и с грязью везде довольно.

— Ты, я вижу, очень прямой человек, и, слова твои прямы, как стрела в полете, но, впредь, будь осторожней, ибо стрелу, выпущенную, уже вернуть не сможешь. — улыбнулся Хеви. — Я-то, могу и промолчать, по той причине, что, как и ты сам, из самых, что ни на есть, простых роме. Но за словами своими ты, охотник, последи, как ты умеешь хорошо следить за дичью. А что касается оплаты, то говорить об этом пока что рано. Ты, пока что, ничего еще не сделал.

— Твой ум остер, словно клинок из меди, брат постоянно расхваливал тебя. — Нофри засмущался еще больше. — Хорошо, я помогу вам, но если мои собаки пострадают, вы мне заплатите. Хорошая собака стоит дорого. Очень дорого! Тебе ли этого не знать? Воспитывающего людей. А сейчас стойте и не мельтешите как бабочки-поденки перед разливом Хапи. Ну вас всех в рыло крокодилу!

Охотник обошел площадь около ворот.

— Ну, тут, конечно, все позатоптали. — покивал охотник головой. — Ноги бы вам всем поотрывать и вместо рук приставить.

Затем, прошел по мощеной камнем дороге, ведущей от Кебеху Нетеру в город. Несколько раз он опускался на колено, разглядывая следы на песке, нанесенном на камни, затем сошел с дороги, походил меж древних полуразрушенных кирпичных гробниц и вернулся. Спустил собак со сворки, что-то резко сказал им.

Собаки поводили носами по воздуху, затем, уткнули длинные морды в землю, побегали туда-сюда, потом зачем-то пробежали кругом, вновь воткнулись в землю, дернули губами, обнажив клыки, приподняли шерсть на загривке и помчались меж гробниц. Охотник вскочил на осла и поскакал следом.

— Взяли. — Хеви повернулся к Нофри и подмигнул, залезая на осла. — Взяли! Все-таки и демоны оставляют следы.

Они направили ослов следом за охотником, а маджаи, взяв палки под мышки, бежали рядом.

След шел почти прямо, лишь огибая встречавшиеся ямы и гробницы. Плато Сокара закончилось и след, после каменистого спуска, увел в рощу невысоких финиковых пальм и всадники уклонялись от резных листьев и отводили их руками. Затем миновали луг, двигаясь вдоль стены святилища священного быка. Хеви переглянулся с Нофри — след явно направлялся в город. Уже явственно чувствовался запах воды озера Лотосов. Миновали можжевеловую рощу и вскоре очутились перед стеной нового храма Нейт. След обогнул стену и собаки закрутились, подвизгивая от азарта, у ворот.

— Они там? — спросил Хеви.

— Где они не знаю, — пожал плечами охотник, — но ушли они туда.

Старший писец оглядел пустынные стены храма, потолкал запертые наглухо ворота, приложил к ним ухо. Несмотря, на обычную сдержанность, в нем замечалась, некоторая встревоженность. По-крайней мере такого результата он явно не ожидал.

— Иди домой, охотник. — сказал он тихо и так же тихо добавил. — иди и считай, что этого утра в твоей жизни не было вообще. Совсем! И меня в твоей жизни не было совсем. И если тебя спросят об этом утре, или обо мне, то ты, и ни того, и ни сего не знаешь, и вообще ничего не видел. Ты в это время дома был. Или в любом другом, каком тебе угодно месте. Ты ведь охотник и можешь где угодно быть.

— Так платы за работу мне не будет?

— Ну почему же нет? Не все так мрачно! Будет тебе плата — я так же позабуду о том, что мы с тобой встречались этим утром. И ты забудь об этом. Или у тебя есть плата дороже твоей жизни? Есть, что-нибудь дороже? Коровы, стада коз, серебро, золото, камни — самоцветы? Ну, ты не стесняйся, — говори? Во что оценишь свою жизнь? Тебе заплатят. Но уж тогда не обижайся!

Охотник пристально посмотрел на старшего писца, словно прикидывая, куда бы всадить стрелу, потом посмотрел на младшего брата, оценил бледность его лица, молча сел на осла, свистнул собакам и удалился, не сказав ни слова.

— Никому ни слова. — сказал Хеви своему помощнику, влезая на осла. — Похоже, нашли мы то, что тщательно искали — на свою задницу, огромных приключений.

Писцы отправились восвояси, встретив по дороге отставших участников увлекательных ночных приключений. На вопросы, куда привел след, старший писарь ответил, что туда куда надо, туда и привел, а им надобно искать черномазую шлюху.

— Одно могу сказать сейчас совершенно точно. — доверительно сообщил старший писец. — Не мумия напала на банду нетопырей. Вот это, — Хеви показал длинный серебристый волос. — я нашел в той самой гробнице, а вот это, — писец показал второй точно такой же, — подобрал у входа в Кебеху Нетеру, и это волосы не с головы мумии, а из гривы гамадрила.

— Но, господин старший писец, от этого все, еще более, становиться запутанным, непонятным и жутковатым. Получается, что обезьяны хватают людей, лишают разума и воли и уводят в храм Нейт и, соответственно, они же руководят продажей чертежей? Обезьяны весьма умны, конечно, но не настолько же.

— Ну, это нам выяснить, и предстоит, хотя и мне не очень нравится все это. Ведь мы не знаем, на что способны обезьяны, существа бога Тота.

Одним маджаям и неграм было все трын-трава, они скалили зубы и развлекались тем, что исподтишка тыкали друг друга палками в бока и смеялись, а когда один так ловко всунул палку между ног другому и тот грохнулся в пылищу, отчего из черного стал белым, то вообще зашлись от хохота.