Душа и парус выплывут из дали…

Василий Скрипов

В книгу московского писателя Василия Скрипова вошли воспоминания о людях, которые много значили в его жизни, но уже ушли от нас. Эта книга – дань памяти его родителям, преподавателям, коллегам, друзьям. Перед читателями предстанут такие известные в Обществе глухих люди, как основатель Павловского ЛВЦ-МЦР Иосиф Гейльман, преподаватели Мухар Саткоев и Александр Колокольцев, поэт Иван Исаев, художники Александр Назаров и Алексей Гладков, журналисты Василий Ширков и Алла Славина, многие другие…

ВСТРЕЧА В ПУТИ. Валентина Иванова

За поворотом, в глубине

Лесного лога,

Готово будущее мне

Верней залога.

Его уже не втянешь в спор

И не заластишь.

Оно распахнуто, как бор,

Все вглубь, все настежь.

Борис Пастернак

У каждого, наверное, бывают такие судьбоносные встречи. Ключевой момент, когда от случайного слова или, наоборот, хорошо продуманного решения, вся жизнь может пойти по другому руслу. Вот так и на моем пути встретился такой человек, который не однажды давал совет, направивший мою жизнь по верной тропинке. А может быть, неверной? И может быть, встреча была не случайной?

Хотя я оглох в восемь лет, учился в массовой школе. И весьма успешно, был в числе первых учеников, даже несмотря на некоторую лень и склонность во время устных уроков читать книги тайком от учителей. Плюс постигал высокое искусство в художественной школе. И тоже не совсем бездарно. И не заглядывал слишком далеко в будущее, не строил невыполнимых планов. Казалось, меня ждет спокойная жизнь на родине, в тихом уральском городке.

Но чем старше я становился, тем яснее мама понимала, что после школы мне предстоит жить не в мире слышащих, а в сообществе глухих. А в небольшом нашем городе таких, как я, глухих были единицы. Председатель районного правления ВОГ говорила маме, что молодые неслышащие ребята находят работу и семьи в областном центре — Свердловске. И там даже есть школа для глухих детей.

И родители предложили мне заканчивать восьмилетку в этой школе. Мне не особенно хотелось, но я согласился. Было любопытно. Дактильную азбуку я знал, но не более.

***

Приехали весной в школу, которая была где-то на окраине заводского района Свердловска. Мы оказались в здании в тот момент, когда была перемена. По длинной галерее бегали оравы мальчишек и девчонок разных возрастов и махали руками, энергично жестикулировали и зверски гримасничали. Некоторые показывали пальцем на новичка и что-то говорили жестами. Первое мое столкновение с жестовым языком («мимикой») оказалось настоящим культурологическим шоком. «Неужели и я стану таким?» — в ужасе подумал я.

Директор школы вместе с несколькими педагогами принял нас в своем кабинете, долго говорил с мамой, расспрашивал меня письменно, я отвечал голосом. Рядом с директором сидела светловолосая немолодая женщина с румянцем во все лицо, она внимательно наблюдала за мной. Потом поговорила с мамой и со мной отдельно.

Это и была Валентина Ивановна Иванова, преподаватель политехникума ЛВЦ в Павловске, она приехала сюда в командировку. Как я понял потом, одной из ее целей было присматривать кандидатов для учебы в техникуме.

Так вот, Валентина Ивановна посоветовала нам не тратить время на школу глухих, ведь там была упрощенная программа обучения. Узнав, что я хорошо учусь в массовой и художественной школах, она предложила закончить 8-летку, а через год ехать поступать в Павловск, где как раз есть отделение художников-оформителей.

Надо ли пояснять, что обратно домой в Ревду я ехал окрыленный. Всего год — и я стану взрослым, буду настоящим студентом, и не где-нибудь, а в Ленинграде, городе белых ночей, дворцов и музеев, чьи сокровища я изучал по открыткам, которые привезла мне старшая сестра из своей поездки. И главное — я представлял, как начну учиться, чтобы стать знаменитым художником, чьи картины висят в музеях! У меня появилась высокая цель, вдохновлявшая наивного мальчика…

***

Год пролетел — не как миг, а как целая вечность, потому что в нем было много событий, и хороших, и плохих. Самое печальное — той весной я сломал большой палец на правой, рабочей руке, и ежедневные рисовальные штудии пришлось оставить. Гипс сняли только накануне отъезда в Ленинград, на вступительные экзамены.

Еще один немаловажный фактор, сыгравший свою роль — несмотря на учебу в художественной школе, опыта для поступления у меня не хватало. Например, опытные глухие абитуриенты (а многие ребята поступали тогда в ЛВЦ со второго-третьего раза) понимали, какую тему лучше брать для экзамена по композиции. Смшено вспоминать, как во время экзамена я наворотил в своем шедевре что-то очень оригинальное из патриотической советской фантастики. Да и по рисунку с заданием справился неважно. Провал…

Грустно стоим с мамой у дверей приемной комиссии, только что узнав результаты. И тут вновь появляется, как фея из сказки, Валентина Ивановна. Вздыхает вместе с нами, разводит руками. Потом, переговорив с кем-то, она предлагает такой вариант. В политехникуме есть недобор на других специальностях, и у меня есть возможность поступить на отделение полиграфическо-переплетной работы. Там как раз есть вакансия, и сдавать экзамены не надо. «Один годик поучишься с переплетчиками, подготовишься по рисованию, а следующим летом переведёшься на художественное отделение».

Естественно, я согласился. Очень уж не хотелось расставаться с Павловском и Ленинградом, которые успел полюбить за две недели, с друзьями, которых успел завести, с миром глухих, где начал осваиваться. Да и возвращаться обратно в старую, школьную жизнь не тянуло.

Так во второй раз Валентина Ивановна оказалась в нужное время в нужном месте. Правда, через год мне не удалось сбежать из переплетного отделения, преподаватели уговорили закончить весь трехгодичный курс обучения. Да и я уже втянулся в стихию студенческой жизни, где все советовали не спешить. Только через три года получил диплом переплетчика высокого разряда (даже не помню какого). И легко поступил на художественное отделение, поскольку все три года потихоньку рисовал и перенимал секреты мастерства у студентов, с которыми дружил — Вячеслава Малейкина, Сергея Кружалова, Геннадия Лунцевича, Юрия Чернухи…

***

А Валентина Ивановна все эти годы преподавала у нас — и на переплетном, и на художественном отделениях — историю и обществоведение. Как ни уважал я ее, но надо признать, что эти предметы были самыми скучными во всем политехникуме. Не из-за преподавателя, а просто потому, что времена были советские, и больно вспоминать, как мы, скрипя зубами, вынуждены были учить ленинские декреты, историю партии большевиков, судьбоносные решения очередных съездов единственной тогда, великой и могучей, коммунистической партии Советского Союза! Я добросовестно отбарабанивал на экзаменах, что успел запомнить, и Валентина Ивановна, тяжело вздыхая, ставила пятерку, потому что у других ребят дело обстояло еще хуже.

Студенты всем преподавателям давали прозвища. Валентину Ивановну нарекли для краткости «Вий». Не потому, что она вызывала страх, а по первым буквам имени-отчества. И этот образ ну никак не вязался с ней — такой приятной и доброй женщиной, легко и сильно краснеющей, слегка прихрамывающей.

На художественном отделении Иванова у нас преподавала мало, так что я с ней пересекался все реже. Молодость неблагодарна, меня увлекали новые открытия и свершения, я быстро забыл о своей благодетельнице, и после окончания ЛВЦ не встречал ее.

И все же сейчас помню о человеке, который заинтересовался судьбой 14-летнего мальчишки и помог ему найти свою линию жизни. Но иногда думаю — а если бы не ее совет — куда бы меня завела дороженька? Интересно ведь иногда заняться альтернативной историей. Однако, как ни банально звучит, все к лучшему. Как тут не вспомнить мудрые строки Ивана Исаева: «Я ошибки и промахи взвешу — и судьбину свою повторю!»