Посредник Драконов

Василий Павлович Щепетнев, 2022

Полеты в космос, к звездам, что может быть прекраснее? Возвращение! Вот только трудно вернувшимся узнать своё Отечество…Продолжение истории экипажа межзвёздного крейсера "Королёв", вернувшегося на Землю тысячелетия спустя после Катастрофы.

4

Били рынду, и звук этот казался нежнее зова сирен. И то, кто их знает, как манили Одиссея сирены, может, вопили так, что небо в овчинку съеживалось.

Фомин взглянул в перископ. Земля огромна, но всё-таки отплыли они порядочно. Луна же если и стала крупнее, то малость. Репки быстро не растут!

Растут, ещё как растут, дай срок.

Он попытался вспомнить сон. Обычно сновидения жили склянку-другую, но сейчас стерлись почти мгновенно. Что-то… что-то странное. Будто стена распахнулась, и через неё в каюту вломилось чудовище.

Обыкновенная тревога. Незнакомая технология, которую он не знал, а доверять слепо не мог. Потому и тревожится, не сгинет ли каравелла, не распадется ли на куски.

А чудовище — символ враждебности Пространства.

Истолковав сон по академику Павлову, он совершил обычные рыцарские процедуры. В рыцаре все должно быть прекрасно — и лицо, и одежды, и привычки, и мысли. Особенно у рыцаря Крепости Кор. Поэтому, причесав волосы, непременно нужно тут же, не отходя от зеркала, причесать и мысли.

Соответствующим гребешком.

Облачась в посольские одежды, он прошёл в кают-компанию. Завтракать в одиночестве не многим лучше, чем в одиночестве пить аквавит.

Пришёл он, как и положено степенному человеку, предпоследним. Паладин Ортенборг поприветствовал его с учтивостью, Фомин ответил не менее учтиво, в общем, какое-то время отсутствие доктора Гэрарда выглядело почти приличным. Мало ли что может задержать ученого человека. Вдруг он новый закон природы открыл, принимая ионный душ. Не ванна, но тоже хорошо. Действительно, куда девается пустота, вытесненная из пространства плывущей каравеллой?

Но вскоре пустое место за столом стало зиять. Дело даже не в аппетите, хотя Фомину есть хотелось изрядно, просто послы не терпят отклонений от этикета. Если миссия на второй день пошла частью в лес, а частью по дрова, в лесу волки всех и задерут.

Сойер, слуга-про-все, показался в проеме. Вид у Сойера, прямо скажем, не посольский, да ведь он и не посол.

Сойер, превозмогая путы этикета, подошёл к хранителю Туглону и прошептал ему что-то на ухо.

Туглон отослал его, а затем наклонился к паладину. Опять шёпот. Что-то случилось. Нашли Гэрарда опившимся аквавитом до первобытного состояния? Такие штуки случаются даже с самыми достойными личностями. От аквавита многие теряют голову. Герцог Ан-Жи даже недоволен, если наутро после пира трех-четырёх советников не приходится протрезвлять. Весело так, окатыванием из ведра ледяною водой. А барон Уль-Рих, в пьяном виде обладавший способностью к пророчествам и стихосложению, в трезвом был скучнейшим человеком. Таков парадокс. Или…

— Господа, я должен сообщить вам… — паладин Ортенборг сделал паузу, то ли чтобы придать сообщению большую весомость, то ли просто подыскивал подходящие слова. — Сообщить о чрезвычайном происшествии. Доктор Гэрард найден в своей каюте.

Ну, это не новость. Где ж ему и быть, как не в своей каюте.

— Найден мёртвым, — добавил после длинной паузы паладин.

Вот так так… Неужели, действительно, перебрал аквавита?

— Убитым, — выдержав очередную паузу, закончил паладин.

— Как убитым? — воскликнул магистр Хаммель.

— Кем убитым? — подал свою реплику и Фомин. Показалось, будто метеорит пробил каравеллу насквозь, и космический сквозняк пробирает до костей.

Паладин Ортенборг с ответом замешкался, взглянул на хранителя Туглона. Кому, как не хранителю везти на себе этот воз.

— Полагаю, вы должны увидеть всё собственными глазами, — пришёл на помощь паладину хранитель Туглон.

Понятно. Как писали в древних романах, читанных Фоминым на «Королёве», «Понятых просят пройти в комнату».

— Увидеть? — магистр Хаммель сглотнул слюну.

Есть, значит, ещё на земле — и над землёй, и под землёй — люди, бледнеющие при одной мысли увидеть убитого человека. Вероятно, их не так уж мало. Быть может, даже большинство.

Фомин только склонил голову. Если в этом заключается долг генерального посредника и гаранта, что ж, он готов.

Идти пришлось путём кружным — по коридору, по экваториальной дорожке (она с золотыми стенами), по меридиональной (стены серебряные) ещё ход, ещё. Просто лабиринт. Не посол, вот и живёт на отшибе, каждый учёный в душе отшельник.

— Пожалуйста, ваше превосходительство, — хранитель Туглон чуть посторонился, давая Фомину обзор.

Дверь в каюту была закрыта.

— Я её такой и нашёл, — сказал Сойер. — Постучал. Никто не ответил. Я ручку повернул, вошёл. И увидел… Попятился, закрыл дверь обратно и поспешил доложить.

— Правильно, — одобрил действия Сойера хранитель. Затем отпер дверь, касаясь ручки рукою в перчатке, и вошёл вовнутрь, оставляя Фомина на пороге. Что они, про отпечатки пальцев не слышали?

Откуда. Они ж Овалова не читали.

Кабинка доктора Гэрарда была едва в четвертушку посольской. Шаг вправо, шаг влево — переборка, прыжок на месте — потолок. На узкой, видимо, откидной койке лежал доктор Гэрард.

Доктор действительно потерял голову. Совсем потерял. Во всяком случае, ни на полу, ни на столике, ни под койкой хранитель Туглон её не нашёл. Перемазанный кровью, он вышел из каюты, держась немного в стороне, чтобы не перепачкать кровью остальных и. извинившись, оставил их. Принять душ, переодеться, а заодно захватить и походный бювар.

Управился хранитель быстро, за четверть склянки. Пришёл если не посвежевший, то чистый, разложил на столике пергамент и записал события, диктуя сам себе вслух, чтобы слышали и остальные. Фразы чёткие, ёмкие. Видно, привычен.

Фомин засвидетельствовал написанное. Внезапно заикающийся магистр Хаммель тоже. Паладин Ортенборг подписал свиток последним. Слуге и стюарду подписывать не предлагали. Зачем, когда есть люди благородные? Подпись посла стоит ста.

Туглон аккуратно сложил свиток в цисту.

— Теперь позвольте вас спросить, не слышал ли кто чего-нибудь необычного.

Теперь начинать пришлось Гар-Ра и Сойеру, но они не слышали ничего. Равно как и магистр Хаммель, паладин Ортенборг и добровольно согласившийся помочь хранителю его превосходительство доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин.

— Я, скажу откровенно, тоже ничего не слышал. Да и не мог слышать, — каравелла сделана добротно, — сказал хранитель. — Спрашивал больше для порядка.

Против порядка никто не возражал. Каждый должен делась своё дело. Стюард — кормить и поить, слуга — убирать, командир — летать.

— Кстати, а… А командир и штурман? — решил осведомиться Фомин. Раз уж он не прибег к дипломатическому иммунитету и согласился на сотрудничество со следствием (а что хранитель Туглон проводил следствие, не было никакого сомнения), есть смысл сотрудничать активно. — Не следует ли спросить их?

— Разумеется, ваше превосходительство, разумеется. Правда, КУПе не сообщается с остальной частью каравеллы, но отчего ж и не расспросить, вдруг…

— Не сообщается?

— Да. Теоретически, конечно, можно проникнуть в КУПе и выйти из него, но это сопровождается явлениями, которые оставляют следы, а я их не заметил. Но вы правы, вы правы, спросим…

— Но сначала потрапезничаем, — предложение паладина Ортенборга граничило с приказанием.

Фомин ел из чувства долга. Мало ли что случится в дальнейшем, а рыцарь должен быть сильным. Паладин Ортенборг придерживался того же мнения. Магистр Хаммель едва притронулся к еде, но выпил три рюмки аквавита. Посольские рюмки, крохотные, так что вышло — пустяк. Хранитель Туглон ограничился бокалом минеральной воды.

После трапезы Туглон никуда не ушёл. Откинул панельку в переборке, достал трубку и на глазах у всех (Гар-Ра и Сойер в число «всех» не входили, обслуге работать положено, а не бездельничать) связался с КУПе.

Слышно было хорошо, видно, командир с той стороны переговорной трубки кричал столь же громко, как и хранитель Туглон с этой.

Слышали все. Экипаж из пределов КУПе не выходил, никаких летающих объектов поблизости от каравеллы не наблюдал, плавание продолжается штатно.

— Вот, — сказал хранитель Туглон, возвратив переговорник в нишу и закрыв панельку. — Экипаж тоже ничего не знает.

— Но такого не может быть, — ободрённый аквавитом, магистр Хаммель увидел несуразицу. — Кто-то ведь должен был убить доктора Гэрарда!

— Вы правы, почтенный магистр, — невесело улыбнулся хранитель Туглон.

— Значит, кто-то из находящихся на каравелле говорит неправду.

— Точнее не скажешь, почтенный магистр.

— И… И значит, среди нас — убийца!

— Я тоже начал склоняться к этой мысли, магистр, — хранитель Туглон, пожалуй, был рад, что магистр Хаммель первым высказал вслух то, что думал каждый.

— Но — кто? — магистр оглядел присутствующих.

Все невольно сделали то же. Да, выбор небогатый. Каждый, кроме убийцы, исключает себя, и кто остаётся? Фомин прикинул.

— Никак нельзя исключать и Гар-Ра, и Сойера, и даже командира и штурмана, — слова хранителя Туглона разрядили обстановку.

— Конечно, конечно, — после короткого раздумья согласился с хранителем паладин Ортенборг.

— Иначе и быть не может, — от радости магистр Хаммель потянулся к графину аквавита, предусмотрительного оставленного Гар-Ра перед уходом. Паладин нахмурил брови, но чуть-чуть. Легкое недовольство, но Хаммель руку тут же отдернул. — Пожалуй, мне пока достаточно, — чувство собственного достоинства магистра уместилось в коротенькое «пока».

— Ваше превосходительство, а каково ваше мнение — хранитель Туглон не спрашивал Фомина, а — советовался.

— Мнение? Возможно, прежде чем отвечать на вопрос «кто», следует задать другой — «почему»? Почему доктор Гэрард был убит? Но я слишком поверхностно знаком с доктором Гэрардом, чтобы задавать подобный вопрос.

— Почему… — медленно проговорил хранитель, словно пробуя слово на вкус. — Почему…

— Я всегда относился к доктору Гэрарду с уважением, — магистр Хаммель отёр платком пот со лба. А тут вовсе и не жарко. — Достойный человек, большой учёный, знаток во многих областях… — он смешался, заметив насмешливый взгляд Фомина.

— А я её выбросил в окошко, — тихонько сказал Фомин.

— Простите, что? Что выбросили? — магистр Хаммель растерялся. Неужели его подозревают?

— Косточку сливы. Ничего, друг Хаммель, это я вспомнил древнюю историю, — Фомин взял графин с аквавитом, налил и себе, и другу Крепости Кор. — Вам действительно не следует волноваться. Глоток-другой аквавита вас успокоят, да и меня тоже. Не каждый день убивают члена Миссии. Я думаю, что и Миссию на Луну снаряжают не каждый день.

— То есть вы хотите сказать, что убийство направлено не сколько против доктора Гэрарда, сколько против нашей Миссии? — хранитель Туглон схватывал не лету.

Ещё бы. Они тут все делают на лету — пьют, едят, спят. Ведь каравелла хоть и в плавании, а в полёте. Нет, скверный каламбур, четвёртого разряда.

— Примерно так, — согласился Фомин. — Вряд ли кто-то ненавидел или боялся доктора Гэрарда настолько, что решил убить его прямо во время плавания. И хлопотно, и неудобно, и круг подозреваемых слишком узок. Мог бы потерпеть до возвращения на Землю.

— Психика убийц отлична от психики обыкновенного человека, — Хаммель не мог поступиться истиной. — Возможно, убийца не боится разоблачения, возможно, он даже хочет, чтобы его разоблачили.

— Вот как? — хранителю Туглону слова магистра пришлись по душе. — Тогда пусть он нам поможет.

— Он и помогает — на свой манер. Иначе зачем убийце похищать голову доктора Гэрарда?

— Да, действительно… — протянул хранитель.

Кто голову спёр, тот доктора и укокошил. Фомин едва не сказал это вслух, лишь приобретенный с годами такт удержал от желания блеснуть начитанностью. Вместо цитирования авторов Межпотопья он, кашлянув, сказал:

— Хотелось бы знать, в какой мере смерть доктора Гэрарда влияет на Лунную Миссию Навь-Города.

Паладин думал недолго:

— Выполнение нашей миссии, безусловно осложнилось, — он сделал упор на слово «нашей», понимай, как знаешь: то ли обиделся на то, что Фомин отделил себя от миссии, то ли напротив, признателен за щепетильность. — Доктор Гэрард выдаю… был выдающимся специалистом. Тем не менее, потребуется нечто большее, нежели смерть одного из участников миссии, чтобы сорвать её.

— Например? — спросил Фомин.

— Я неудачно выразился, — поправился паладин. — Миссия будет безусловно выполнена, вот что я хотел сказать.

— А убийца, кем бы он ни оказался, будет изобличен, — добавил хранитель Туглон.

— Нисколько не сомневаюсь, — Фомин представил себе семидневное, нет, уже шестидневное плавание: всеобщая подозрительность, само — и взаимослежка плюс невозможность куда-нибудь уйти. Воистину герметическое убийство.

Но худшие опасения Фомина не сбылись — приказ безотлучно находиться в кают-компании не последовал. Вряд ли причина тому нежелание паладина Ортенборга обеспокоить себя и остальных участников плавания круглосуточным лицезрением друг друга. Скорее, он считает, что изловить убийцу будет проще, не меняя условий плавания. Или даже знает, кто убийца и хочет расправиться с ним частным образом, не вынося сора из каравллы.

Конец ознакомительного фрагмента.