Русь Чёрная – 1. Темноводье

Василий Николаевич Кленин, 2023

Середина XVII века, Дальний Восток, амурские земли. Большие неприятности нависли над атаманом Хабаровым и его казачьим отрядом. А южнее уже собирает силы империя Цин. Скоро всё очень плохо закончится для русских первопроходцев. Или нет? По крайней мере, этим вопросом задался один человек. Которого в этом времени быть не должно.

Глава 3

Год 162. Приказной человек

— Вот же дурни, — устало закатил глаза Онуфрий, вдруг утратив вкус к драке. — Какие же вы дурни. Да неужто не ведаете, что Хабаров всё для походу у Францбекова в долг брал? И самопалы с пушками, и косы ваши дурацкие с порохом. Всё в долг! На себя! И ему отдавать то надобно. Он же нам всем купил — вот ЭТО!

Он обвел руками всё вокруг: гнилой подлесок, тальник прибрежный, да смурные амурские воды… Вышло как-то малопривлекательно.

— Жизнь новую в земле новой и богатой! Как ты, Рыта, говоришь? Черной да жирной! Всё нам! Надо только всех местных к шерти подвести, ясак исправно собирать, да богдойцев усмирить. А потом — гуляй, рванина! Но только он… Слышите, остолопы? Только Хабаров знал и понимал, как это всё провернуть! Понимаете? — в сердцах Кузнец махнул рукой и пошел дальше. Никто из поляковцев ничего ему в спину не крикнул.

У приказной землянки стоял обжитой бивак, где валялся пяток мужиков. Все они, так или иначе, состояли при бывшем атамане. Высмотрев самого знакомого, Кузнец крикнул негромко:

— Сашко, сбитень есть?

Слегка придремавший Дурной резко вскочил на ноги.

— Да, Куз… Атаман?

— Зови, как звал, — отмахнулся приказной. — Согрей, да неси в избу. Горло дерет от всего этого…

В землянке было темно и душно. Онуфрий не стал притворять криво-косую дверцу. Огляделся. Внутри стоял полный разор: стрельцы перевернули всё, на что раньше налагал лапы свои Хабаров. Загребущие лапы, тут поляковцы не лукавили. Но где иначе? В Якутске всё под себя греб Францебеков, что просыпалось меж его жирных пальцев, дьяки подбирали. А на Амуре Хабаров греб в шесть рук.

Как везде…

Пожав плечами, Кузнец перевернул в богом данное положение опрокинутый стол, сколоченный из неотесанных полубревнышек. Только уселся на чурбак, а толмач Дурной уже согнулся и лез в проход с дымящимся котелком.

— Вот, ягод свежих подбросил, — смущенно пояснил он и добавил. — Полезно…

Кузнец давно хотел забрать болтуна к себе. Сашко Дурной весьма наловчился стрелять, что из самопала, что из пищали, что из пушечки. Хороший вышел бы пушкарь. Только Хабаров всё время держал его неподалеку. Как раз за язык его болтливый. Вернее, уменья его толмаческие. Все дела с ачанами да натками через Дурнова вели.

Кузнец налил горячего сбитня в деревянную чарку.

— Саблей-то рубишь? — укоризненно спросил он. Насколько Дурной хорошо стрелял, настолько плохо же владел копьем и саблей. Видно, батька его, купчишка рисковый, сынка сызмальства к делу не приучил. А теперь ратное дело у парня никак не шло.

— Рублю, — буркнул толмач, враз утративший всю свою словоохотливость.

— Оно и видно: повдоль костра развалился и сопел в три дырки! — хмыкнул Кузнец. — Бери саблю и ступай к реке: ставь руку на тальнике да на воде.

— Вода ж холодная! — возмутился Дурной.

— Поговори мне тут! — рыкнул Онуфрий; былой огонь в груди снова закипел. — Позор рода казачьего!.. А ну, метнулся зайцем!

Дурнова, как ветром сдуло. Подражая ветру, Кузнец подул в чарку. Пригубил сбитня. Вкус был с непривычной кислинкой, но пилось приятно. Теперь-то можно в тишине и покое думку подумать…

— Приказной здеся? — светлое пятно дверного проема загородили почти черные фигуры стрельцов. Онуфрий невольно положил руку на саблю. Стрельцы стояли в своих серых кафтанах, застегнутых на все пуговицы, с пищалями и саблями. Разве что берендейками не обвешались.

— Дмитрий Иванович звал тебя к закату, — пояснил воин постарше. — Пора ужо.

Когда Кузнец выбрался наружу, тот добавил:

— Государев посланник велел тебя привесть и еще какого-то Треньку Чечигина.

— Третьяка? Так он на дощаниках.

Пока нашли Чечигина, пока обернулись до зиновьевской землянки, закат уже давно отгорел. Но дворянин на опоздание не озлился.

— Садитесь, — указал он служилым на свободные места рядом с еще одним неоструганным столом. — Вот что Онуфрий сын Степанов: видел я, что не очень ты обрадовался назначению…

— Господин… — вскинулся в притворном протесте Кузнец, но его остановили нетерпеливым жестом.

— Мне-то не бреши, — скривился Зиновьев. — Вижу я вашего брата насквозь. Но пойми: не мог я никого из ближников Хабарова на его место поставить. Шило на мыло. А про тебя толкуют, что ты — себе на уме. И Степан Поляков за тебя поручился.

«Тьфу! Ммать его… — еле удержался Онуфрий. — Дожил. Паскудина за меня поручается…».

А еще подумал, что не так уж и наобум дворянин действует. Много разузнал, долго готовился ко дню сегодняшнему. Значит, хана Ярофейке…

— Себе-то себе, — выдал он вслух. — Да у меня по пушкарской части дел невпроворот…

— Чай, вспомощнички найдутся, Онушка, — улыбнулся дворянин. — Да ты не кручинься! Долг твой приказной ненадолго. Я, как с вашей дыры в места людные выберусь, сразу на Москву гонца пошлю. С грамотой, где всё обскажу про ваши дела. Как Ярко тут всё попортил, но и как вы без яго всё выправляете… Смекаешь? А на Руси, чай, уже и войско готово — тут его на Амур и пошлют. Так что до следующих льдов будут на Амуре такие воеводы, что тебе о грузе власти беспокоиться ужо непотребно будет.

Царев посланник довольно рассмеялся. А потом враз посерьезнел.

— Но до той поры попотеть придется, пушкарь. Войско то встретить надобно. Да не так, как вы меня приветили. Вот тебе две памяти, — Зиновьев протянул Кузнецу две тонкие стопки пожухлой бумаги. — Тута я подробно обсказал про всё, что тебе потребно. Главное же: на верховьях амурских, в устье Урки велю тебе завести пашню. Чтобы через год уже свой урожай был. Если ниже заведешь — говорят, тут землица получше — то тоже годно. Кроме того, ставьте остроги постоянные, обжитые. Тако же в верховьях — в Лавкаевом или Албазином городке. И тута! — Дмитрий Иванович для убедительности ткнул длинным пальцем в стол.

— Худое тут место, — скривился Онуфрий. — Песок до болотина.

— Глянь на том берегу. Но чтобы острог подле устья Зеи стоял! Место больно важное. Вот… Поставишь остроги и собирай ясак исправно. Объясачивай новые племена, приводи их к шерти…

— Маловато людей на про всё это, господин мой, — развел руками свежеиспеченый приказной.

— А помогу тебе в той беде, — хитро прищурился Зиновьев. — Со мною, окромя стрельцов, 180 служилых. Оставлю их у тебя годовщиками — до 163 года они при тебе служить станут. Ну как? Выручил? Столько рук умелых, столько сабель вострых да пищалей снаряженных!

— Выручил, Дмитрий Иванович, — поклонился Кузнец, привстав.

— Плохо ты кланяешься, Онушка, — нахмурился московский гость. — Вроде и низко, а будто кость обсосанную с миски кидаешь… Ладнова, мне твоих костей недолго едать. Второе! И дело это тоже Ярофейке поручено было, а он, подлец, не сполнил! Тренька, ты ведь должен был идти в земли богдойцев послом и убедить их хана замириться и давать ясак государю.

Чечигин, который было расслабился от долгого чужого разговора, резко вскочил и принялся мять шапку руками.

— Так, господине…

— А почто не ходил? — Третьяк опустил глаза и молчал.

— Да как же идти, Дмитрий Иванович! — влез Кузнец. — С прошлой зимы они на нас войною ходят. И воев у богдойского хана, говорят, тыщи. Ентими тыщами Шамшакан ихней уже Никанскую землю почти под руку взял. А та Никанская земля — это сорок городов, а людей тамо тьма. Ну, как таких объясачить?

— Ну, хорошо. Почему посол тут на дощаниках валяется, а не к хану на поклон идет?

— Война ж, — поник Онуфрий. — До богдойцев по Шунгал-реке дойти можно, но тамо дючеры живут. Они богдойцев родичи. В лицо нам низко кланяются, а спину покажешь — стрелу враз засадят. Не пройдет тамо посольство. Только с войском…

— Вот войну с богдойцами прекратить и надо! — стукнул дворянин кулаком по столу. — Передать их хану, что русский царь-батюшка могуч, что держава его велика. Что желает он мира и торговли. Ясно?!

— Ясно, — спокойно ответил Чечигин. Он, кажись, уже принял судьбу.

— Тогда соберешь воев надежных пяток — и двинешь на Шунгал-реку. Грамоты нужные и дары хану я тебе дам.

Зиновьев повернулся к своим писчикам, отдавая распоряжения.

— Тренька, возьмешь с собой Протаса, — жарко зашептал Чечигину Кузнец. — Он лучшей всех тропы тайные находит… Только с чертьми теми не рискуй — жарко станет, сразу на Амур возвращайтесь…

Третьяк ответить не успел — Зиновьев уже уставился на шептунов из-под нахмуренных бровей.

— Что еще?

— Не гневись, Дмитрий Иванович… Но дозволь узнать: а что с Хабаровым?