Волшебник по залету. Книга первая. Малахитовый портал

Василий Лягоскин

Закрытая от Содружества планета… Средневековье, которое судорожно пытается построить новый мир на обломках трех цивилизаций. Может, здесь пригодится что-то еще от одной, земной, русской ее части?

© Василий Лягоскин, 2021

ISBN 978-5-0053-2008-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0053-2009-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Олег Громов, прогнозист концерна «Агроком». Бывший

Вас когда-нибудь прикладывали носом о столешницу? Каменную; массивную настолько, что непонятно было — как не подламываются под ее тяжестью резные деревянные ножки. Олег никому не советовал бы пробовать; себе так в первую очередь. А ведь пришлось!

Резкая, оглушающая боль прервала ролик, что неспешно крутился в голове параллельно сознанию, кричащему от предчувствия предстоящих неприятностей. Тот самый ролик, что включился пятнадцать лет назад в момент автокатастрофы, оставившей его без родителей и вообще без близких людей в этом мире.

Потом был детский дом — не самый худший, судя по слухам, что бродили среди его воспитанников. Вот там и проявилось новое в характере десятилетнего пацана. То, что он никак не хотел называть даром, и какой-то исключительной особенностью организма.

— Просто разумная осторожность, — назвал он свое состояние много позже, — нежелание еще раз вляпаться в…

Поначалу он не скрывал этого. Пытался не только сам отстраниться от очередной детской проказы, что должна была привести к несоразмерным поступку последствиям — как правило очень негативным — но и приятелей отговаривал. Но после нескольких таких удачных, или неудачных — как посмотреть — прогнозов его привели к Быку. Так звали самого главного в негласной иерархии воспитанников. Почему так прозвали некрупного рыжеволосого парня, которому до выпуска из детдома оставалось меньше полугода, Олег не знал. И гадать не пытался. Прежде всего потому, что не дали ему на такие размышления времени. Бык, прежде ни разу не общавшийся с мелким пацаненком из средней группы, просто протянул ему карандаш с чистым листом бумаги и показал на стол — обычный, стандартный для всех жилых комнат.

Олежка все-таки успел оглядеться; оценить, что такой авторитетный парень живет немногим лучше всех остальных. Разве что кровать в этой комнате была одна, а не четыре, как в той, где уже больше трех лет обитал Громов.

— Пиши!

— Что писать? — Олег, уже почти опустившийся на стул, завис, уставившись преданным (как он сам считал) взглядом в лицо Быка.

— Числа пиши, — пояснил тот, — целых шесть. К следующему тиражу «Спортлото». Выиграешь, и будет тебе счастье. Конфеты с пирожными, хоть обожрись. А хочешь — девочку подгоню, постоянную. Приглядел себе уже, наверное?

Бык усмехнулся, а Олежка постарался не покрыться румянцем. Парню было почти четырнадцать, и он действительно «присмотрел». Да не абы кого, а новую учительницу русского языка и литературы. Мария Павловна работала в детском доме приходящей учительницей; подменяла постоянную, старую и совсем неинтересную для парня Ольгу Николаевну. А эта, новенькая…

— Интересно, сумеет Бык ее «подогнать»?

Нравы в детдоме были соответствующие, потому собственных мыслей Громов не устыдился — напротив, едва не заржал. Но удержался, склонив голову и покачав ею.

— Нет, не выйдет, — сообщил он.

Быку — насчет лотереи, а себе самому и насчет выигрыша, и насчет Марии Павловны.

— Почему?

Голос главаря вроде не изменился, но Олег почувствовал — еще немного, и его начнут бить. Ну, или как-то по-другому принуждать к сотрудничеству. И он постарался вложить в свой голос максимум убежденности и правдивости. Тем более, что действительно не врал.

— Не получится, Бык. Это все враки — про пророка, Вещего, и все остальное. Не могу я угадывать. Написать — могу. Да прямо сейчас напишу. Но результата не будет. И счастья тоже, с конфетами и Марией Павловной.

Последнее он сказал уже про себя, естественно. А Бык, что удивительно, поверил ему. Видно, не случайно выбился на самый верх местной иерархии. Но написать несколько вариантов заставил. И предсказуемо ничего не получил. Как и Олег, впрочем. Нет, последний как раз получил — от него окончательно отстали. Много позже Громов вспомнил эту историю; постарался разобраться в ней, и понял, в чем ошибался Бык. Просто чутье Олега работало в другом алгоритме. Стоило Быку написать эти числа самому, или заставить это сделать кого другого, да даже самого Олега, а потом спросить: «Что получится, если проставить эти числа в карточку очередного тиража?», — и он получил бы нужный ответ. Например: «Ни фига не получится, только выбросишь полста рублей на ветер». Или другой: «Выиграешь полтыщи — за четыре угаданных номера». А при упорном перечислении, и большой доле везения можно было и пять номеров, и даже шесть угадать. Сколько для этого пришлось бы Олегу сидеть за столом; сколько бумаги и времени извести?

— Вот и сидел бы, — сделал он вывод, — может быть до сих пор.

Потому он стал еще осторожней. И в детдоме, и после его окончания, когда поступил в институт, на агрономический факультет. Почему именно туда? Да потому что в их городке вуз был только один — сельскохозяйственный, а скромную однокомнатную квартирку от государства он получил практически рядом с ним.

Впрочем, несколько раз он «прокололся». Как можно было догадаться, по пьяни. А что — был он во всем остальном, кроме своей тщательно скрываемой способности, обычным парнем. И выпить не отказывался в компании однокурсников, и с девчатами гулял. Последнее, кстати, исключительно после проверки — своим даром. После того, как понимал, что на него не строят далеко идущих планов, и ни к чему серьезному это не приведет. Да и лицо с фигуркой Марии Павловны нет-нет, да всплывали в памяти.

Взять хотя бы первый такой случай в общаге. Сам он жил отдельно, но собрались тогда именно в мужском общежитии. Как принято, в самый разгар веселья все кончилось. В смысле, спиртное. И двух самых резвых послали за добавкой. А Олег, изрядно набравшийся, не выдержал. Высказался — уже в спины гонцам:

— Зря они. Сейчас в магазине встрянут в спор с какой-то бабкой, а тут рядом менты, дежурный наряд. Ночь в обезьяннике проведут. Хорошо хоть из института не попрут.

Все так и случилось. А на его прогноз немного поржали, да забыли. Это так Олег думал. А на самом деле внимание обратили, и не спускали с него глаз до самого диплома. Но об этом Громов узнал много позже. Вот как раз, когда диплом и защитил. Мыслей о будущем, о работе и взрослой жизни было много, предложений пока ни одного. Но резюме свое разослал сразу в десяток фирм. Хотя чувствовал — нигде он не пригодится. А пригласили его в одиннадцатую — концерн «Агроком», пятиэтажка которого располагалась в новом микрорайоне. Пригласили не в отдел кадров, а сразу к генеральному директору; он же и владелец концерна. К Николаю Григорьевичу Портному. Уже одна фамилия могла многое сказать Олегу. А уж когда в кабинете размером с учебную аудиторию рядом с местным олигархом обнаружился однокурсник, Витя Портнов, как оказалось, его сын, все стало понятно. Это в ощущениях. В слова же облек Николай Григорьевич:

— Так вот ты какой, Олег Сергеевич Громов — он же Гром, он же Вещий…

— Это все в прошлом, — осторожно возразил Громов, — греметь я никогда не гремел, и насчет «Вещего» слишком громко сказано. Ну, угадал пару раз что-то…

— А давай ты и у нас пару раз что-нибудь угадаешь, — хитро прищурился Портной.

— Это как? — принял удивленный вид Олег.

— Возьму тебя на работу. Зарплату хорошую дам, премии по результату. Пока «угадываешь» — работаешь…

— А если проколюсь по-крупному?

— Решения все равно принимаю я, — еще раз пожал плечами Николай Григорьевич, — и ответственность тоже моя. Ну, выгоню, если не справишься…

Олег согласился. И не жалел — до сегодняшнего дня, до третьего ноября две тысячи двадцатого года. «Протирал штаны» в отдельном кабинете, с восьми до пяти и перерывом на обед; в основном за компьютером. Кабинетик был маленьким, но оборудованным на все случаи жизни — даже диванчик был, на котором Олег с его ростом в метр восемьдесят едва помещался. Но ведь помещался же! Иногда. Предпочитал спать дома, и не всегда один. А так все шло очень даже неплохо. Зарплата раз в пять больше, чем та, на которую он рассчитывал; обязанностей практически никаких, кроме того, что раз в несколько дней его вызывали к Шефу, и тот пытал его на предмет последствий от тех или иных телодвижений концерна. Судя по тому, что Громов вот уже почти три года работал здесь, и частенько получал приличные премии, способности его пришлись тут ко двору.

— Главное — ответственности никакой, — успокаивал себя Олег, — как обещал Шеф.

Успокаивал, потому что с некоторых пор стал ощущать — что-то вокруг переменилось; что-то в недалеком будущем ждало непонятное. Впервые он не мог понять, чем обернутся эти перемены в жизни. И это напрягало. Нет, не пугало — просто было необычным.

Очередной вызов к Портному был на первый взгляд обычным; не предвещал ничего нового. Разве что лицо Шефа, ждущего его ответ, было чуть более напряженным. Почему? Громов понял, и сам напрягся — когда озвучил свой прогноз:

— На этой операции «Агроком» заработает не меньше двухсот миллионов. Долларов, естественно.

Это число для провинциальной фирмы, громко именующей себя концерном, и не брезговавшей никакими операциями в рамках российского законодательства, было нереально большим. Самые успешные сделки приносили на порядок меньше. В их городе заработать такие большие деньги было просто невозможно. Значит, «Агроком» собрался перейти в следующую «лигу», где, очевидно, все места уже давно были распределены, и никто никого не ждал.

— И что дальше? — задал вслух вопрос Шеф.

И тот же вопрос мгновеньем раньше задал себе Олег. И не смог ответить на него. Наверное, впервые с того самого дня, когда…

В голове — в той ее части, где всегда рождался ответ; пусть не совсем понятный — была лишь серая муть. Причем это относилось и к ближайшему будущему концерна, и к его собственному. Потому он и ответил, недоуменно и чуть испуганно:

— Не знаю, Николай Григорьевич… не вижу.

Шеф поглядел на него недовольно. Но проговорил — медленно, словно вгоняя гвоздь во что-то…

— Свободен.

И прихлопнул ладонью по столешнице. Олег, выходя из кабинета, оглянулся. Почему-то охватил взглядом не фигуру Портного, а эту самую столешницу. Массивную, изумрудно-зеленого цвета. Круглую по форме, диаметром метров в пять, и толщиной не меньше полуметра. Ножки — деревянные, с тонкой резьбой — казалось, готовы были подломиться, в любой момент. От того, наверное, страшно было сидеть за этим столом — упади этот каменный массив на ногу, и ничем иным, кроме ампутации, помочь было бы невозможно. Очевидно, внутри дерева были какие-то металлические стержни, но проверять Олег не решился бы. Да его ни разу и не пригласили присесть за этот стол — необычный, никак не подходящий для служебного кабинета. Может, где-то в другом месте у Николая Григорьевича и был еще один рабочий; из массива ценного дерева, с приставным собратом, креслом и стульями, письменными приборами и…

Нет — в этом кабинете, или, скорее, зале приемов, стояла лишь эта махина (как бы не из цельного куска малахита), удобное кресло, в котором Шеф принимал посетителей, и дюжина стульев у стены — под стать креслу, но не таких статусных и удобных. Ну и компьютер перед Портным — куда же без него?

— А еще секретарша, Ниночка, — усмехнулся сквозь волнение Олег уже в приемной, — без нее никак нельзя. Кофе там, чай, ну и все остальное. Только вот стол там… я бы на таком не решился…

На этой пикантной мысли (почему-то опять вспомнилась Мария Павловна) дверь из приемной захлопнулась за его спиной, и голова Олега Сергеевича Громова, говоря компьютерным языком, перешла в режим ожидания. Он действительно ждал, не сомневаясь, что Шеф все-таки рискнет, и жизнь концерна, и его собственная, круто повернет. Куда?…

Целых две недели он провел в кабинете, в обычном режиме, ничуть не томясь этим ожиданием. Гораздо больше внимания он уделял теперь тому, что творилось вокруг, и тоже могло вторгнуться в его жизнь самым непредсказуемым образом. Почему непредсказуемым? Потому что серая муть в голове никуда не исчезла. Как понял Громов, именно этот участок внутри его черепной коробки отвечал прежде за его способность предвидеть, избегать неприятностей. Теперь же… теперь и коронавирус, от которого он прежде отмахивался, пугал до рези в животе, и начавшиеся вдруг по всему миру беспорядки грозили каким-то образом обрушиться на его несчастную голову. Да даже возвращаться домой по темным осенним улицам было по-настоящему страшно. В каждой тени ему чудились бандиты с обрезками труб и ножами в руках; редких прохожих он старался обходить по широкой дуге. Фигурой и силой его природа и родители наградили неплохими, но чем-то зубодробительным и ногомахательным он никогда не занимался. А в последнее время с такой сытой и беззаботной жизнью даже животик появился.

Так что звонок по внутреннему телефону, заставивший его подпрыгнуть в кресле от неожиданности, он воспринял с каким-то обреченным облегчением.

— Наконец-то, — прошептал он себе под нос, вскакивая с места, и одергивая пиджак — дресс-код в конторе поддерживался неукоснительно.

— Олег Сергеевич, — прошелестел в трубке голосок Ниночки; как показалось Олегу, напряженный и чуть испуганный, — зайдите к Николаю Григорьевичу. Прямо сейчас.

— Иду, — ответил Олег, уже опустив трубку.

Ответил скорее себе, а не Ниночке. И пошел, еще раз одернув полы пиджака, в смятении. Поскольку не мог определить, чего в нем сейчас больше — того самого облегчения, или предчувствия больших неприятностей. Эти, образно говоря, чаши весов резко опустились в сторону, отвечавшую за неприятности, когда он открыл дверь в приемную. Страх в голосе секретарши объяснился. Громов и сам бы испугался; будь его воля — повернулся бы и бежал прочь от двух громил, что расположились сейчас по обе стороны широкой двухстворчатой двери, ведущей в кабинет Шефа. Сами такие же широкие и накачанные. А еще — глядевшие на него, словно в прицел крупнокалиберного пулемета. Через пару мгновений, очевидно разглядев его стати, и определив их как совсем никчемные, эти бойцы градус напряженности во взглядах понизили до неприличной для Громова величины. Теперь они и фигурами, и чуть заметно проявившимися ухмылками на лицах словно утверждали:

— Ты там смотри — веди себя прилично. А не то…

Там — понятно, в кабинете Шефа. Где у дверей с внутренней стороны встречали еще двое. Не такие внушительные фигурами, но определенно еще опасней. Почему Олег так решил? Да потому что осознал вдруг, что серая пелена внутри головы вдруг исчезла, и он опять способен определять опасность, исходящую от…

— Да от всех тут, — решил он, почему-то теперь совершенно спокойно, — и от этой пары, каждый из которых способен убить такого как я одним пальцем, не моргнув глазом; и от Шефа, почему-то пылающего гневом именно по отношению ко мне; и вот от этого, самого страшного здесь…

Последний, от кого Громов сбежал бы, не задумываясь, даже в ад — если бы тот действительно существовал — внешне выглядел вполне мирно. Не крупный даже рядом с Портным, стоящим рядом с креслом; средних лет, круглолицый, с редкими прядями волос, зачесанными на правую сторону, он сидел в кресле хозяина, и с любопытством разглядывал Олега, застывшего в двух шагах от дверей. Он вдруг доброжелательно улыбнулся и махнул рукой, сказав негромко и совсем не внушительно:

— Проходи, садись, молодой человек.

Громов замялся — стулья все стояли у стены, справа, а показывал незнакомец, что вел себя здесь полноправным хозяином, прямо перед собой. Показывал, как оказалось, не ему, а одному из парочки позади себя. Как понял непонятным образом Олег, тому, что стоял сейчас по левую сторону от парня. Тот, очевидно, расшифровал жест хозяина как надо. Несильно, но как-то убедительно подтолкнул Громова в спину, а сам успел — пока Олег переступал ставшими непослушными ногами — переместиться к стене, подхватить крайний стул и скользнуть дальше. Как раз к тому времени, когда Олег почти уперся животом в несокрушимый камень столешницы. В ноги парня несильно ткнулся стул, и он ощутил себя уже сидящем на нем, и опустившим локти на холодный камень изумрудного цвета.

— Нет, не холодный, — поправил он себя, на несколько мгновений отрешившись от напряженной атмосферы, заполнявшей кабинет, — скорее даже теплый. И не такой уж твердый. Кажется — упрусь сейчас посильнее локтями, и продавлю в нем две ямки.

— Кхм…, — вернул его в реальность голос незнакомца, явно уловившего перемены во внутреннем состоянии парня, — давай сначала решим наши общие проблемы, молодой человек.

— Наши? — попытался несмело выразить несогласие Олег.

— Наши-наши, Олег Сергеевич, — улыбнулся собеседник, оглянувшись на Николая Григорьевича, — вот он не даст соврать.

Портной на этот утверждение зримо побледнел, и торопливо закивал.

— Сдал, — почему-то решил Олег, — сдал с потрохами. И что теперь будет? Скорее всего, придется ишачить на этого вот дяденьку. И именно пахать, а не балду гонять, как здесь, в «Агрокоме». Или такого концерна уже нет?

Незнакомец, не пожелавший пока представиться, словно прочел его мысли.

— Да, Олег Сергеевич, — теперь кивнул он, — две сотни лямов американских рубликов надо вернуть. С процентами…

От этого «с процентами» стало нехорошо. Это означало — до конца жизни. Олег предполагал, что и Шеф вряд ли отпустил бы его на вольные хлеба по хорошему, но этот вот… «Этот» кивнул и новой мысли Громова:

— Вот именно. Возвращать придется. По любому. Слышал про кнут и пряник?

— Слышал.

Олег не смог выдержать взгляда незнакомца, которым тот, казалось, вывернул душу парня наизнанку, несмотря на пять метров, разделявших их. Поэтому и не увидел, каким именно жестом скомандовал теперь он боевику, стоявшему за спиной Громова; вместе со словами:

— Надеюсь, пряников будет больше. Но и про кнут не забывай. Хотя бы вот такой. Игорь!

Какая-то сила, а именно рука этого самого Игоря, дернула Громова за волосы, не в пример шевелюре незнакомца, густые, светло русые, чуть вьющиеся — так, что он вскочил со стула. А через мгновение, которое отметилось слезами, выступившими у парня от боли в кончиках волос, на лицо — прежде всего на нос, выступавший вперед дальше всего остального — стремительно надвинулся огромный зеленый мир; твердая каменная столешница. Но и в эту краткую часть секунды Олег, никогда не задававший себе вопрос: «Верит ли он в Бога?», — успел втиснуть мысль, переходящую в безмолвный вопль:

— Господи! Сделай так, чтобы я прямо сейчас оказался далеко отсюда. Так далеко, чтобы эти… эти…

Нос встречи с камнем не пережил. Расплющился и расплескался по столешнице кровавыми сгустками и болью так, что…

Определить своего состояния Олег не успел. Просто отключился в спасительном обмороке, или каком другом состоянии. Главное, что отключился. А когда «включился», не сразу поверил в это. Потому что столешницы под ним; под его разбитым в кровь лицом не было. А была какая-то пыль, проникающая внутрь носа, о котором сейчас и страшно-то было подумать. Лезла так назойливо и неудержимо, что парень не удержался и чихнул — громко, с наслаждением, переходящим в панику. Потому что стола не было. И стула, на который он должен был упасть после того, как его отпустила бы ладонь Игоря, сейчас отсутствовавшего, тоже. Но положение почти сидящего человека присутствовало. Очень неустойчивое. И потому после такого невинного, на первый взгляд, действа, как громкий чих, Громов завалился набок, полностью оказавшись в этой невесомой, всепроникающей пыли.

Он тут же попытался вскочить. На ноги. Но получилось сначала лишь на колени — так, что руки по локоть оказались…

— Действительно пыль, — негромко, с понятным изумлением проговорил он, — какая-то текучая. Непонятно…

Текучая — такой вывод он сделал, потому что практически сразу же, как только он занял такую неоднозначную позу, дышать стало легко и свободно. Словно не было никакой пыли, и разбитого носа. Нет, пыль была — мелкая, уже успокоившаяся своей поверхностью, и ни единой пылинкой не прицепившаяся к его лицу, особенно к носу…

— О, ё! Твою ж мать!

Нос тоже был. Его Олег сейчас и ощупывал с осторожностью, выдернув правую руку из мягкого пылевого плена. Никаких следов удара о стол — ни боли, ни крови — не было. Как не было и всего остального. Страшного незнакомца с его угрозами. Николая Григорьевича с его испуганной, и одновременно злобной — в его, Олежкину, сторону — физиономией. Игоря с напарником у двери. И всего кабинета в целом. Со столом. Главное — со столом.

— Почему главное? — задал себе вопрос Олег.

Себе, потому что больше было некому. Поднимаясь с колен, он одновременно огляделся. Сначала перед собой, а потом и вокруг, сделав полный оборот на месте. Кабинет Николая Григорьевича, достаточно большой, сейчас «вырос» раз в десять, если не больше. И превратился при этом в сводчатый зал высотой в центре не меньше пятнадцати метров. Абсолютно пустой, если не считать того самого пыльного пятна, которое сейчас, благодаря барахтанью в нем парня, стало достаточно бесформенным. Но изначальная форма еще угадывалась. И представляла она собой круг в те самые пять метров, которые и заставили Олега задать себе такой вопрос. Почему-то не вызывало сомнения, что это была именно столешница, перемолотая неведомыми силами до порошкообразного состояния. Да — не было еще одного комплекта предметов, которые пару минут назад присутствовали в кабинете Николая Григорьевича. А именно — одежды. Олег Сергеевич Громов стоял в огромном пустом зале непонятного назначения абсолютно голым. И почему-то особых неудобств от этого не испытывал. Может, это был шок? Или сказалось то обстоятельство, что некому тут было рассматривать его, а воздух вокруг был не холодным и не жарким — таким, что чувствовал себя Громов вполне комфортно?

— Даже очень комфортно, — подтвердил он вслух, — давно такого не было.

Глянул вниз, на самое дорогое. И только теперь отметил, что куда-то исчез животик. Определилось это просто потому, что он теперь не мешал обозревать это самое «дорогое». Поднял руку, потрогал бицепс — может, наросло? Но нет — внешне изменение коснулись лишь жировой прослойки, которой как не бывало, да излеченного в одно мгновение (или сколько там прошло?) носа.

Олег еще раз огляделся, не стронувшись пока с места. Пространство в каменном куполе было заполнено светом. При том, что никаких видимых источников его не было. Ну, или Громов их не видел. Свет был не очень яркий, и потому, наверное, он поначалу не отметил несколько грязных куч, что располагались на каменном полу вдоль стен. Как прикинул Громов, на равном расстоянии друг от друга. Прежде, чем подойти, и рассмотреть одну из них, или все поочередно, парень зачем-то решил пересчитать их, начиная с той, на которой сейчас остановился его взгляд.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть… Оп-па! А это что такое?!

Повернувшись практически на сто восемьдесят градусов, он, прежде чем произнести очередное: «Семь!», — дернулся всем телом, и вернулся взглядом к шестой куче. Потому что она отличалась от предыдущих размерами, и тем, что внутри бесформенного образования непонятной пока массы было явственно видно что-то структурированное. А именно — достаточно аккуратно сложенный кусок ткани, под которым что-то выпирало. Что-то явно жесткое и сравнительно длинное. И Громов, вздохнув, бросил быстрый взгляд на остальные кучки, ничем не привлекшие его внимания, и направился к этой, шестой. Потому что все равно пришлось бы это делать. Информация — вот чем сейчас требовалось заполнить голову, чтобы не забиться на полу в истерике.

До кучи он начитал ровно тридцать шагов. Каждый шаг сопровождал счетом — громко, сочно, заполняя зал. И звуки разносились тут как-то особенно; так же, как и непонятный свет вокруг. Наконец он остановился, вздохнул пару раз поглубже, и наклонился, задержав дыхание. Ткань не дернулась, не вцепилась в руку; так же, как и короткий жезл по ней. Рукоять непонятного пока материала торчала из кучи, которую Олег почему-то обозвал дерьмом, навершием кверху. Торчала, пока ее поддерживал в этом положении кусок ткани. Торчала и несколько секунд после того, как кусок этот оказался на руке парня, сложенной в локте. А когда начала падать, грозя скрыться в этом самом дерьме, он не выдержал, и еще раз нагнулся; уже резче. И успел подхватить палку с прозрачным камнем, непонятно как крепившимся к одному из торцов.

— Тяжелая, зараза, — чуть удивился он, — килограмм пять будет.

Та субстанция, из которой Олег выдернул добычу, ничем не пахла, и не вызывала отторжения. Кроме, разве что, того факта, что слишком медленно, тягуче и неохотно стекала с этого предмета непонятного назначения.

— Ну, хотя бы дубинкой может послужить, — опять-таки негромко проговорил парень, — только камень жалко, если что. Не дешевый, наверное. Хотя вряд ли настоящий алмаз — таких огромных просто не бывает.

И действительно, размером прозрачный, чуть заляпанный субстанцией камень был, наверное, не меньше его кулака. Олег даже непроизвольно сжал ту ладонь, что удерживала за край отрез ткани — чтобы сравнить. А потом — убедившись, что в своем предположении не ошибся — перехватил жезл этой же ладонью за самый краешек, а второй, свободной, попытался смахнуть с камня остатки грязи. И выругался, теперь уже в полный голос, зарекшись проводить такие резкие действия с непонятными предметами. Потому что грани кристалла, на вид совсем не опасные, сглаженные, оказались необычайно острыми. Настолько, что ладонь «украсилась» сразу несколькими порезами, окрасившими в красный цвет и человеческую кожу и камень.

— Чтоб тебя! — жезл едва не оказался опять в куче дерьма, — не хватало еще какой-нибудь заразы подхватить. И что теперь делать? Укол от столбняка никто не сделает, промыть нечем. Разве что…

Он опять обвел взглядом похудевший живот и ниже, вспомнив какую-то книжку, где как раз утверждалось, что в крайнем случае на рану нужно просто пописать…

— Ага — перекисью, — усмехнулся он криво, — чтобы вот сейчас ладошка стала стерильной и на ранах зашипела эта самая перекись. И чтобы…

Дальше в желаниях он остановился. Потому что в глубоких царапинах действительно что-то запенилось, защипало. А через пару минут он зачем-то вытер ладонь о голую ляжку, не решившись испачкать материю на руке. И уставился на кожу — чистую, без всяких признаков недавних царапин.

— И что это было?

— Регенерация третьей степени, активированная конструктом Малого Помощника.

Голос, заполнивший все вокруг, был копией его собственного; разве что более громкий, и лишенный жизни. Но удивиться и испугаться Олег не успел. Чисто автоматически повторил вопрос, имея в виду теперь этот ответ; как он понял, все таки рожденный не его сознанием:

— И что это было?

— Регенерация…

— Да подожди ты со своей регенерацией, — Громов нетерпеливо махнул рукой, — голос вот этот откуда? И кто ты… или что?

— Я — Малый Помощник Эм Пэ Восемнадцать. Мыслеобраз фиксируется в мозгу Носителя с имитацией реального голоса.

— Теперь пугаться поздно, — пробормотал чуть слышно Громов, — теперь или ждать, когда действие лекарств кончится, и я очнусь в смирительной рубашке, или продолжать этот цирк. Клоуном я себя чувствую лучше, чем сумасшедшим. Так что продолжим…

Что-то в ответе Помощника, не проявившего пока себя никак, кроме голосового сообщения, царапнуло парня.

— «Эм Пэ», — сообразил он практически сразу, — Мария Павловна. Именно эти две буквы я вырезал на столе, в девятом классе. Все ждал, когда пацаны прикалываться начнут. А они сами, наверное, в нее втрескались. А как было не втрескаться?! Но давай оставим воспоминания на потом. Сейчас вопросы и еще раз вопросы. Хотя бы такой: «Ты сказал „мыслеобраз“. Значит, можешь не только голосом, но и, так сказать, зримо, как на картинке?».

— Могу, — ответил неизвестный опять его голосом; теперь уже практически неотличимым.

Видимо, что-то он сумел считать в мыслях Громова. А может, разглядел в недоверчивой физиономии парня.

— Ну, давай, удивляй, — разрешил Олег.

И Эм Пэ удивил. Да еще как! Так, что Олег едва не сел прямо там, где стоял. А в горле, что недавно едва не забилось пылью, застрял комок, который никак не удавалось сглотнуть. Потому что перед ним во всей своей красе предстала Мария Павловна — в том виде, и, очевидно, возрасте, какой ее помнил восьмиклассник Олег Громов. Только абсолютно голая. Еще и улыбалась призывно.

— Это как? — сумел все-таки вытолкнуть из себя парень, — это что, ты у меня в мозгу ковыряешься, зараза?

Эм Пэ ответил; точнее, ответила. А еще точнее — ответила Мария Павловна. Смотрела она при этом на такого же голого парня очень провокационно; выпятив грудь, размером, наверное, вдвое крупнее, чем в те далекие годы, и глубоко и чувственно вздыхая:

— Не ковыряюсь. Мыслеобраз создает сам Носитель. Малый Помощник принял его от Носителя и вернул в участок мозга, принимающий зрительные образы.

— То есть никакой Марии Павловны здесь нет, и никто, кроме меня ее увидеть не может, — ухватил сразу главное Олег, — если бы такой, конечно, здесь сейчас был.

— Абсолютно верно, — провозгласила учительница русского языка и литературы; теперь тем самым тоном, каким вдалбливала когда-то в неокрепшие умы детдомовцев правила русского языка.

Сказала, и растаяла. Олег, только что безуспешно боровшийся с реакцией своего организма на это возбуждающую картинку посредством того самого куска материи, теперь переместившегося на живот, и прикрывшего парня почти до колен, вскрикнул:

— Эй-эй! Ты куда? Вернись… пожалуйста.

«Мария Павловна» вернулась в одно мгновение. А Олег, переждав еще один гормональный шторм, с великим сожалением приказал, или попросил:

— Ну, ты хоть оденься, что ли?

В отличие от самого парня, единственной одежкой которого был тот самый хлипкий рулон, «Мария Павловна» предстала теперь в полном учительском облачении. Кому интересно — строгая юбка с пиджачком до колен, белая блузка с каким-то подобием галстучка, туфли на низких каблуках, колготки…

— А может, чулки… с подвязками, — немного отвлекся Громов, и тут же вернулся к суровой правде бытия; вслух, — как-то слишком строго получилось. И неудобно, наверное. Здесь паркета нет. Так что переоденься, пожалуйста. Во что-нибудь полегче.

Сознание никак не желало мириться с тем фактом, что картинку перед ним рисует его собственный мозг. И что именно он «нарядил» сейчас молодую женщину в легкую кофту с пуговицами, расстегнутыми весьма смело, и джинсы с кроссовками. Этот наряд сделал «Марию Павловну» моложе лет на пять. Так что подросший и возмужавший со времени их последней встречи Громов выглядел сейчас старше своей учительницы. Потому он и решил; для себя и таинственного Эм Пэ:

— На Марию Павловну не тянешь. Будешь Машей… Машенькой. Согласна?

— Желание Носителя для Малого Помощника закон, — почти пропела Машенька.

И парень не выдержал; шагнул вперед и попытался погладить мечту своей юности по щеке. Ну, как погладить — хотя бы потрогать. Увы — палец, а за ним и вся ладонь прошла сквозь силуэт, не заставив фантом даже шелохнуться. Это было непривычно, пугающе и почти отвратительно — видеть, как в нежной девичьей щечке исчезает чужая плоть. Олег опять отступил на ту же пару шагов, и спросил — чуть обиженно и с легкой надеждой в голосе:

— А реальное тело сделать можно?

— Можно, — кивнула Маша, — но не с возможностями Малого Носителя и низким уровнем развития потенциала Носителя.

— Да что ты так официально, — не выдержал Олег, — проще надо быть… проще. Сама же сказала, что мои мысли транслируешь. Вот и выражайся соответственно.

— Заметано, Олежек.

Громов на несколько мгновений завис; прежде всего, от той скорости, с какой этот Эм Пэ подстраивался под его желания. А потом уцепился — в который уже раз — за оговорку Машеньки:

— Насчет возможностей поподробнее, пожалуйста. А потом и про низкий уровень потенциала расшифруй. О, кей?

— Без проблем. Основных возможностей, или свойств — согласно маркировке Эм ПЭ тире восемнадцать — ровно…

— Восемнадцать, — подсказал, не выдержав, Олег.

— Совершенно верно, — кивнула Маша.

— И какие же?

Эм Пэ в образе молодой красивой женщины вздохнула, и, после небольшой паузы предложила:

— Наверное, наглядней будет воспроизвести в письменном виде. Или графически.

— Давай в письменном, — разрешил Олег, в очередной раз вспомнивший уроки русского языка.

Помощник, а точнее, Помощница, и на этот раз точно восприняла шевеление его мысли. Махнула рукой, и за ее спиной материализовался образ школьной доски. А в руках «учительницы», не поменявшей все же наряд, оказалась указка. Она отступила чуть в сторону и на доске, вслед за движением острия указки, проявлялись идеально ровные строки. Таким почерком можно было любоваться. Но Громов на это великолепие отвлекся лишь на пару мгновений — до того, как была закончена первая строка. А потом он едва успевал сознанием за стремительно порхавшей по полотну доски указкой:

— физическая защита Носителя (приоритет) — 0—8

— Пси-защита Носителя (приоритет) — 0—6

— Медицинская помощь Носителю — 0—8

— Привязка к Носителю (высший приоритет) — 0—10

— Самообучаемость — 0—6

— Обучение Носителя — 0—6

— Трансформация — 0—8

— Физическое оружие (поддержка Носителя) — 0—8

— Пси-оружие (поддержка Носителя) — 0—6

— Память — 0—4

— Автозарядка (от Носителя) — 0—8

— Автозарядка (от внешних источников) — 0—12

— Маскировка — 0—8

— Коммуникация — 0—6

— Информаторий — 0—8

— Самозащита — 0—10

— Самоотключение — 0—10

— Анализатор — 0—10

Она застыла перед доской с лицом, на котором явственно читалось: «Дети, есть вопросы?».

— Есть, и не один. Минимум восемнадцать, — машинально произнес Олег, — я так понимаю, что все это — на русском языке — в моем понимании процессов.

— Максимально приближенное понимание, — кивнула «учительница».

— Как-то зябко проверять, — передернул плечами Громов, — вдруг я что не так понял. Или все это пока слова, и реально ты показать мне ничего не сможешь. Точнее покажешь — такой же фантом?

— Пункты одиннадцать и двенадцать — автозарядка от Носителя и внешних источников уже исполняются. Уровень зарядки Малого Носителя… то есть мой, достиг сейчас четырех процентов от максимума. Этого хватит на поддержание эффекта в сто тридцать две минуты на уровне «Один», и почти двенадцать минут на уровне «Двенадцать». Твой текущий уровень пси-потенциала позволяет беспрерывно поддерживать эффект вплоть до четвертого уровня.

— Погоди! Ты что — меня вместо батарейки используешь? — негодующе воскликнул Олег.

— Воспринимаю только избыток пси-энергии, расходуемый организмом впустую, — тут же отговорилась Маша.

— Ну, тогда ладно. Пожалуй, я все же рискну. Давай по первому пункту. Первый уровень.

— Даю…

Отреагировать на внешние изменения Олег сумел только после того, как они завершились. Дернулся, в общем — когда тяжелый жезл в руке исчез, а грудь с пахом и голову покрыли какие-то щитки, не мешающие, впрочем, ни дышать, ни видеть все вокруг, ни двигаться. Камень теперь «украшал» середину нагрудника. А вот тяжесть в щитках была достаточно весомая. Те самые пять килограммов, сейчас распределенные достаточно толстым слоем по…

— По самым уязвимым местам, — успела пояснить Маша.

— Теперь назад, — велел Олег.

Обратная трансформация прошла не менее молниеносно. Он снова стоял с жезлом в руке, которую медленно поднимал на уровень глаз.

— Так вот ты какой, северный олень, — произнес он, разглядывая прежде всего камень-навершие.

Показалось ему, или нет, но кристалл выглядел несколько иначе. Светился еле заметно, что ли?

— Малый Носитель, а не олень, — тактично поправила его Маша, прежде чем приступить к разъяснениям, — накопитель действительно поменял насыщенность. И будет менять дальше, по мере повышения уровня зарядки.

— Так он же, наверное, при ста процентах сверкать будет, как двухсотваттная лампа! — невольно воскликнул Олег.

— Будет, — кивнула Маша, — если не включить одну из подфункций функции маскировки. Вот так.

Камень заметно потускнел, а Помощница продолжила:

— При этом расходуется пси-энергия. Прямо сейчас в количестве, потребном для поддержания эффекта второго уровня.

— Засада, — покачал головой парень, — а если спрятать его? В сумке, или, к примеру, под одеждой.

— Это можно, — согласилась «учительница».

— Пойдем дальше, — разохотился Олег, — давай первый пункт по максимуму. Ненадолго, не дольше минуты.

Маша теперь внешне никак не отреагировала. Но приказ исполнила. Громов теперь оказался закован, или замурован полностью в подобие скафандра. Что интересно, темный, плотный материал жезла теперь стал мягким и гибким; еще и разнородным в разных частях. Резко отличалась от всего остального та часть, что располагалась против лица. Она была абсолютно прозрачной; настолько, что Громов невольно коснулся ее защищенным пальцем правой руки. И наткнулся на препятствие. А кусок ткани, который он не выпускал из левой руки, так и располагался на ее сгибе поверх скафандра, совершенно не помешав «переодеванию».

— Вижу хорошо, — похвалил Олег, — а как со звукопроницаемостью?

— Регулируется, — подсказала от доски Маша, — сейчас оптимальная для человека.

Ее голос ничуть не изменился, но это для парня не было показателем. Ведь звука, по определению, фантом не издавал. И проверить правдивость ее слов было нечем. Разве что топнуть ногой по каменному полу. Топнул. Услышал. Негромко, но услышал.

— Хорошо, — кивнул он, не испытывая даже малейших приступов удушья, — а что с оружием?

Это было чисто по-пацански — иметь возможность пострелять и помахать железкой, и не воспользоваться ею…

— Какое? Физическое или пси-оружие?

— А давай оба. Не очень сильное, — все же остерегся он, — что-то уровня третьего-четвертого.

Движения скафандра на теле он не ощутил. Зато ощутил, даже сквозь его материал, что в правой ладони, рефлекторно сжавшейся, расположилась рукоять клинка длиной сантиметров в шестьдесят. А в левой, прижимавшей к скафандру ткань, какая-то трубочка вдвое короче. И один конец этой трубки венчал кристалл; размером с голубиное яйцо.

Олег машинально погладил то место на груди, где чуть выдавался вперед большой камень. Едва не чиркнул себя острием клинка, но убедился, что тот никуда не делся. Прежде оружие он в руках держал только в армии. Автомат Калашникова. Один раз, на присяге. Теперь же, мысленно хохотнув, и обозвав себя чокнутым Гарри Поттером, направил немного в сторону от доски трубку с кристаллом, и воскликнул, чуть рисуясь:

— Огонь, мое верное оружие!

Трубка отреагировала как надо. Точнее, почти так, как и ожидал Громов. Едва заметный в неярком свете луч уперся в стену и расплескался брызгами расплавленного камня так мощно, что Олег поспешно скомандовал:

— Хватит, остановись! И вообще — давай все назад.

Последнее, это для Маши, и та поняла, провела обратную трансформацию, едва заметно вздохнув. Как понял Громов, так она отреагировала на неразумный расход энергии.

Пальцы у парня немного дрожали.

— Это не от испуга, — пояснил он и себе, и помощнице, — от неожиданности. А давай зайдем с другой стороны.

— С какой?

Маша повернула голову так, что смогла заглянуть себе за спину, на оттопыренный, словно специально, зад, обтянутый светлыми джинсами. Олег нервно сглотнул. Понимал, что это всего лишь отражение каких-то собственных, может, неосознанных чувств. Но все равно вспотел, и потому излишне резко пояснил:

— С другой стороны — это с последней строки списка. Вот этого, — показал он на доску, — Анализатор вплоть до десятого уровня — это что?

Маша пожала плечами:

— Анализатор — это… анализатор. Какие тут могут быть разночтения? Способность и возможность при наличии пси-энергии анализировать внешний вид и внутреннюю сущность предмета.

— Ну, тогда, дорогая, — тут он запнулся, поймав себя на том, как резко перешел на такое вот почти интимное общение, по сути, с самим собой, — сделай-ка анализ вот этого…

Олег показал на ту самую кучу, из которой вытащил жезл, оказавшийся таким ценным приобретением.

— Еще и эта хламида, — посмотрел он на ткань, которую по-прежнему прижимал к боку, — но с ней позже.

Виртуальная девушка к куче, выглядевшей очень отвратно, даже не подошла. Может, побрезговала, вслед за самим Олегом, а скорее, не сочла нужным — приступила к работе с места. Ее указка выросла настолько, что острый кончик ткнулся в кучку, и совсем скоро Малый Помощник вынес вердикт:

— Неоднородный набор элементарных частиц. Большей частью атомов и молекул. По составу: вода — шестьдесят один и две десятых процента; кальций…

Олег слушал неторопливое, но четкое перечисление, и на душе становилось все тоскливей и тоскливей. Потому что этот примерный молекулярный набор он уже слышал где-то, когда-то. А если точнее — на занятиях в институте, на курсах по биологии. И прежде, чем Маша озвучила свой вердикт, он уже понял, в чем ему недавно пришлось ковыряться, и от чего оттирать жезл с кристаллом.

— Почти со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что это останки человека, размельченные до молекулярного уровня с применением пси-энергии.

— А это откуда? — чуть взбодрился Олег, — и почему «почти»?

— Теоретически кто-то мог принести, и расположить тут кучками двенадцать наборов молекул, подходящих по составу к человеческим телам. Хотя зачем это делать? Проще, быстрее и дешевле доставить сами тела и распылить их тут, использовав неизвестный мне источник пси-энергии.

Бесстрастно сообщая эти сведения, она коснулась кончиком своей указки, меняющей длину по мере необходимости, до каждой из куч, и Олег вслед за ней досчитал: «Действительно двенадцать».

— А это? — показал он на центр зала, на тот круг из пыли, в котором едва не задохнулся.

Указка послушно двинулась в направлении его руки, и дернулась обратно, лишь только коснулась его. Дернулось, пошло рябью на мгновение и изображение школьной учительницы, и доски за ее спиной. Но лишь на краткое мгновение. И почти сразу же Маша доложила:

— Слишком большая концентрация пси-энергии. Почему-то не изливается за пределы круга. Недоступный для моего уровня вид пси-энергии.

— Не опасный? — почти механически встревожился Громов.

— За пределами четко очерченного круга (указка провела на полу окружность за пределами пыльной кучи) воздействия пси-энергии не отмечено. Объект анализу моего уровня не поддается.

— А я тебе скажу, что это за объект, — усмехнулся Олег, — тут все просто. Портал — так, кажется, это называется. Вот он меня сюда и перенес. Это первая, маловероятная версия.

— Есть еще, Олег?

— Как не быть? — парень теперь улыбнулся широко, как только мог, — скорее всего, это болезненная фантазия от удара по голове. Меня там, в моем настоящем, приучали к кнуту и прянику. Вот ты, Маша, и есть пряник. Здорово, да?!

Помощница не ответила. Скорее всего, ее электронные, или магические мозги — если они у нее вообще были — не были заточены под выверты человеческой логики. Если же она, и все остальное вокруг действительно была реальностью, данной в ощущениях…

— Ну, тогда я буду очень рад. Вот честно — лучше здесь, голышом в каменной гробнице, чем в том кабинете. Кстати — а почему голышом. Вот это что такое? Можно изобразить из нее что-то вроде тоги древнеримской?

Олег начал разворачивать отрез материи, только теперь определив ее как очень мягкую, и достаточно толстую. Что-то вроде шерстяной, плотно набитой ткани. Маша присоединилась к нему в этом занятии; ткнула в отрез своей указкой. И не смогла удержать на лице удивления, смешанного с изрядной долей восторга. Что естественно, не могло не вызвать удивления у Громова — сам он таких чувств пока не испытывал.

— Подумаешь, тряпка какая-то. Все равно ни раскроить, ни сшить из нее ничего не сумею.

— И не получится, — ухмыльнулась вполне по-человечески Маша, — это ткань из нитей арамских пауков. Разрезать ее даже мечом моего восьмого уровня нереально. Так же, как сжечь, или уничтожить другим физическим воздействием.

— Крупные, видно, в этой Арамии пауки водятся. У нас паутина это эталон тонкости, а тут…

Олег еще раз пощупал толстую ткань, ожидая, что Помощница удивит его еще раз. Удивила. И не один раз.

— Во-первых, Арама — так называлось королевство в мире Арахнов — не стало почти две тысячи лет до моего, так сказать, рождения. Вместе со всем этим миром. Тогда же, естественно, исчезли и эти знаменитые пауки. Так что ты сейчас держишь в руке очень древний, редкий и очень дорогой артефакт. Но я бы на твоем месте его продавать не стала. И никто другой бы не стал.

— Что-то я тут базара не вижу, — проворчал под нос Громов, теперь пробующий ткань на ощупь уже двумя ладонями, — и комиссионного магазина тоже. Продолжай.

— Арамские пауки тоже были мелкими, и нити они «ткали» соответствующие. Только вот слоев этих нитей тут…

— Сколько? — не выдержал Олег долгой паузы и картинного закатывания девушкой глаз.

— Судя по тому, что точного анализа я с моими возможностями произвести не смогла, в руках у тебя артефакт не ниже десятого уровня. Значит, слоев паутины тут не меньше ста тысяч.

— Сколько-о-о?! — протянул, не поверив, Олег.

— Именно столько. А уровень, кстати, рассчитывается по самому низкому показателю.

— И много у него таких показателей? Больше, чем у тебя?

— Нет, конечно, — картинно оскорбилась девушка, — я же универсальный Помощник. А этот артефакт, каким бы навороченным он не был, создавался как одежда. Таким он и остался. Хотя, если интересно, могу и перечислить. Из того, что есть в моем информатории, и что в этом костюме точно должно быть.

— Давай, — махнул разрешающе Олег.

«Учительница» на этот раз ничего на доске писать не стала. Может, не захотела стирать строки своих возможностей, покрывавшие черную гладь доски почти до низу?

— Физическая и пси-защита Носителя; привязка к нему; трансформация; память, с возможностью видеоряда; автозарядка от носителя и внешних источников; маскировка; самоочищение и гигиена Носителя; мониторинг состояния и лечение Носителя; пространственные емкости. Кажется, все.

— И этого немало, — с уважением констатировал Громов, — насчет последнего я не понял, можно подробней? Тут (он похлопал по ткани) никаких карманов не наблюдается. И весу в ней… моя курточка больше весила.

— Сказала же — арамские пауки, — не совсем понятно начала пояснять Маша, — полуразумные и пси-активные. Самые сильные — двенадцатого уровня. На момент моего создания самый высший уровень. Какой сейчас, точно не знаю. Скорее всего, намного ниже. Иначе не гонялись бы сейчас разумные за древними артефактами.

— Маша, это, конечно, неприлично — задавать девушке такие вопросы. Но ты сама начала… сказала «на момент моего создания». Так сколько тебе лет?

— Не могу сказать…

— Не можешь, или не хочешь?

— Создали, или точнее, изготовили меня в четыре тысячи пятьсот пятнадцатом году по летоисчислению Миров Содружества. «Прожила» я двести четыре года… до смерти Носителя. Он, кстати, был первым, и единственным… до тебя.

— Надо же, — прервал ее на этом слове Олег, поднеся к глазам жезл, — а выглядишь как новенькая.

Потом он перевел взгляд на проекцию «учительницы» и хмыкнул, словно подтверждая только что сделанный вывод.

— О сроках эксплуатации и гарантиях изготовителя не спрашиваю, — продолжил он, — надеюсь, на мой век хватит.

Теперь зримо хмыкнула и пожала плечами Маша. Видимо, сознание Носителя донесло до нее, что вопрос риторический, и отвечать на него не надо.

— Давай вернемся к костюму, — решил Олег за себя, а заодно и за Машу, — я так понимаю, что инструкция к девайсу не прилагается. И как он работает?

— Пункт третий — привязка. Это стандартная процедура. По крайней мере, в цивилизации Самах. Раз уж он здесь находится…

— Оп-па, — зацепился за новое слово Громов, — что за цивилизация? А впрочем, об этом потом и подробней. Хочется все же одеться по нормальному. Не привык я, понимаешь, стоять голым перед женщиной — когда она одетая. Так что там с привязкой — еще раз.

— Кровь, — внесла ясность практически одним словом Помощница, — если качество твоей крови будет достаточно высокого уровня для активации «девайса», костюм арамских пауков будет твой.

— Он и так мой, — проворчал Олег, — законный трофей.

Одновременно какая-то часть сознания очевидно транслировала жезлу практически неосознанный приказ, и в торце, противоположной навершию, проклюнулся, а затем в не фиксируемое глазом мгновение сформировался шип, назначение которого было ясным, как божий день. Еще и подсказка была — шип сформировался в форме медицинской иглы, какой берется анализ крови из пальца. Только размером она была раз в десять больше образца.

— Ну, надо, так надо, — обреченно вздохнул парень.

Он вообще не любил разных медицинских процедур; особенно связанных с вторжением в его организм. А кто их любит? Но что делать — назвался груздем…

Процедура прошла быстро, и практически безболезненно. Олег поспешил мазнуть пальцем, на котором набухла капля темно-красного цвета по ткани. Помнил, как совсем недавно быстро затянулись и исчезли раны на ладони. Вот и сейчас темная влажная полоса на продукте жизнедеятельности древних вымерших пауков медленно исчезла, а на пальце, который он, получается, вытер об отрез, не осталось даже точки.

— И что дальше?

— Пробуй, подай мысленную команду; хотя можно и голосом — вот как мне, — подсказала Маша.

— Ну, тогда…, — чуть запнулся Олег, — хочу что-то типа комбеза спецназовца; неброский и немаркий такой; с высшим уровнем защиты. Выполнять.

Медленно, тягуче потекли секунды. Но отрез как свисал с предплечья парня, так и продолжал висеть, не шелохнувшись.

— Ну вот, — Олег постарался сделать вид, что совсем не огорчился, — получается, рылом… то есть, кровью не вышел. Ну, ничего — пока так похожу, по древнеримски. А по случаю продадим. Вещь, наверное, недешевая. Статусная. Только бы до жилья добраться, да до рынка какого…

— Не спеши, — Маша явно прониклась его разочарованием, — слишком много потребовал от артефакта для первого раза. Я так понимаю, что здесь что-то произошло с участием вот этого (она ткнула пальцем в сторону пыльной кучи). Если я при этом разрядилась полностью, то и костюм арамских пауков определенно остался без зарядки. Есть, конечно, автозарядка. Ты пока не Носитель, а внешний пси-фон здесь очень низкий. Не считая вот этого (палец так и показывал в сторону кучи), но оттуда никакой энергии не исходит. Так что костюм, по-моему, просто не в состоянии сейчас создать защиту такого уровня. Надо что-нибудь попроще. Пока.

— Хорошо, — кивнул Олег, — тогда хватит второго уровня. Только помедленней, пожалуйста. Хочу видеть процесс. Выполнять.

Процесс действительно пошел. Медленно, как и просил, или велел новый Носитель. Отрез сам, словно его подхватили невидимые руки, скользнул с руки Олега и начал разворачиваться. В таком, развернутом состоянии — размером примерно два на два метра — он застыл на несколько мгновений, словно показывая товар лицом, а затем также медленно накрыл собой парня. Скользнул вниз, образовав отверстие, в котором появилась голова Громова; стек к ногам. Олег не почувствовал, как его поднимают от пола. Но когда его взгляд дошел до низу, обнаружилось, что ступни его уже не попирают камень. Точнее, попирают, но уже обутые в берцы. Носков, скорее всего под ними не было, но никакого дискомфорта от этого Громов не ощущал. Более того — появилось чувство защищенности — от самых кончиков пальцев ног до макушки. По которой он и хлопнул ладонью, тоже защищенной перчатками, форму которых он, скорее всего, видел в каком-то фильме или интернете.

— А ничего так, удобно, — кивнул он.

Пару раз подпрыгнул, наклонился, а потом еще раз хлопнул себя по макушке. На которой обнаружился какой-то головной убор, чего он до этого совсем не ощущал.

— Зеркала нет, — хмыкнул он, — поэтому делаем так.

Ухватившись за выпирающую вперед часть головной защиты, он стянул ее; повертел перед глазами. Обычное кепи защитного цвета никак не тянуло на нормальную защиту. А между тем, по уверениям Помощницы, она вполне заменяла стальную каску.

— А так?

Он нагнулся, и аккуратно положил кепи на пол. Собрался разогнуться и отступить на пару шагов назад, чтобы продолжить эксперимент. Но замер в таком вот неудобном положении. Не смотрел вперед, но чувствовал, что и фигура Помощницы сейчас замерла, отреагировав так на первый посторонний звук в их каменной гробнице.

Так обозвал огромный зал Олег. Хотя обследования его, в первую очередь на предмет выхода наружу, они с Машей так и не провели. Не успели. И вот теперь сверху, практически от центра купола раздались звуки — стук чего-то массивного. Поначалу единичные, редкие, а потом почаще; неведомый оператор кувалды, или другого долбящего инструмента поймал ритм и явно не собирался останавливаться.

— Мария! — голос Громова был на удивление спокоен, — кажется, у нас гости. Скоро они будут здесь (это он так отреагировал на мелкие камушки, вдруг посыпавшиеся со свода на пыль в центре зала). Есть какие предложения по встрече?

— Попроще надо выглядеть и победнее, — мгновенно отреагировала Помощница, — два таких артефакта это повод сразу же их отобрать. Будем, конечно, отбиваться… а оно нам надо?

— Нет, конечно, — согласился Олег, — действуй.

Единственное, что сумел ощутить парень, так это исчезновение из руки нагретого жезла. А оценить другие изменение он смог зрительно. Глянул прежде всего на кепку, которую так и держал в руке. Она не изменила фасон, и, наверное, свою защитную функцию. Но выглядела теперь так, словно Громов проносил ее не меньше года. И остальная часть костюма была ей под стать. А жезл, пять его килограммов, распределились так, что вместе с «подарком» от арамских пауков стала защищать своего нового Носителя в самых уязвимых местах, скрытая мягким материалом комбеза. Не вся — часть жезла трансформировалась в пояс, на котором висели ножны с коротким клинком — на левом боку, и что-то вроде кобуры с неизвестным пока оружием — на правом.

А через полминуты сверху посыпались целые каменные блоки — видимо, неведомый горнопроходчик повредил кладку, и теперь древние «кирпичи», размером в газосиликатный блок, один за другим падали на пылевую подушку. Не успела пыль в центре зала осесть, как сверху полетел уже совсем другой «блок» — живой, и что-то верещавший на весь зал. И голос, и фигурка, кувыркающаяся вниз, были определенно женскими. А Громов словно обрел новые способности — что-то вроде замедления времени; ну, или собственного ускорения. Он спокойно, внешне даже не торопясь, оказался как раз у той невеликой кучки блоков, разметавших ненадолго пыль, и на которые должна была упасть незнакомка. И руки подставил — как раз так, чтобы на них очень комфортно расположилась красивая, и очень недовольная чем-то девушка.