Глава 6
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Седьмой день четвертой десятины третьего лиственя
— А вот и ваши покои… — с явным трудом отворив массивную дверь, которую было бы затруднительно вынести даже тараном, чопорно произнес мажордом. — Прошу, ваша милость…
«Небось, еще одна темница. Просто расположенная не в подвале, а на четвертом этаже…» — угрюмо подумала я, вплыла в комнату и… на несколько мгновений отвлеклась от мыслей о Кроме.
Гостиная — а, судя по отсутствию кровати, это была именно она — выглядела роскошнее, чем иные залы королевского дворца! Потрясающей красоты ковер, устилающий пол от стены и до стены. Полированные стены из серого мрамора и красной яшмы, увешанные огромными картинами в позолоченных рамках. Высоченный потолок, покрытый лепниной и украшенный потрясающе красивыми фресками. Камин, в котором, при желании, можно зажарить кабана. Изысканная мебель, подсвечники, шторы…
— Это — зал для приемов, — гордо сообщил мажордом. — За дверью слева — кабинет. Справа — гардеробная, а слева — комната для омовений и опочивальня…
«А у Меченого всего этого нет. Только голые стены, покрытые плесенью и бурыми потеками, холодный каменный пол и дверь, запирающаяся снаружи…» — горько подумала я и несколько раз моргнула, чтобы удержать наворачивающиеся слезы.
В этот момент портьера, занавешивающая дверь по правую руку от меня, шевельнулась, и передо мной предстала на редкость неприятная тетка лиственей эдак сорока — сорока пяти.
Присев в изысканном реверансе, она почтительно склонила голову… и зыркнула на меня исподлобья взглядом, за который у нас в замке получила бы плетей.
— Магда… — представил ее мажордом. — Ваша служанка…
Настроение у меня было не очень. Поэтому, окинув взглядом ее замысловатую прическу, костистое лицо, крючковатый нос, белые, презрительно поджатые губы и раздвоенный подбородок, «увенчанный» парой здоровенных черных родинок с торчащими из них седыми волосками, я пришла к выводу, что она похожа не на служанку, а на тюремщика. На такого же, как те, которые охраняют Крома…
— Бочку наполнили, ваша милость… — процедила «тюремщица». — Позвольте вас проводить…
Я сделала шаг к двери и остановилась, засомневавшись, должна ли я, как гард’эйт Крома, нежиться в горячей воде, если он, находящийся в тюрьме, не имеет такой возможности…
Увидев выражение моего лица, Магда презрительно фыркнула — видимо, решив, что я — деревенщина, моющаяся раз в год или того реже!!!
Я застонала. Мысленно. Представив себе, какие слухи поползут по столице в ближайшие дни:
«Порченная Бездушным, сумасшедшая, да еще и не моется!!!»
Тем временем служанка изобразила сочувствие и «понимающе» вздохнула:
— Я понимаю, вам пока не до мытья… Что ж, тогда я прикажу вылить воду и…
Не удостоив ее ответом, я медленно повернулась к мажордому и высокомерно поинтересовалась:
— А что, в вашем доме у каждой дворовой девки — свое собственное мнение?
Тот на миг утратил невозмутимость, волком посмотрел на Магду и начал что-то объяснять. А я смотрела поверх его головы и старательно сдерживала улыбку: до меня, наконец, дошло, как получить возможность хоть изредка выбираться в город!!!
Когда мажордом закончил извиняться за поведение Магды и сложился в куртуазном поклоне, я скучающе посмотрела в окно и лениво произнесла:
— Завтрак подайте в кабинет… эдак к часу горлицы… К полудню пригласите ко мне куафера… А к часу оленя[38] заложите карету — мне надо съездить в лавку к мэтру Лауну, чтобы примерить и забрать заказанное платье.
Первые два требования мажордом воспринял, как полагается. А третье заставило его напрячься:
— Я могу послать за ним кого-нибудь из слуг…
Я изумленно изогнула бровь и поинтересовалась:
— По-вашему, они смогут его примерить?
— Н-нет, но…
— Тогда заложите карету и обеспечьте мне достойную охрану.
В бочку с водой я все-таки полезла. И не потому, что перестала считать себя гард’эйтом Крома. Просто в какой-то момент я вдруг поняла, что думаю совсем не о том: человек, отдавший сердце, — не овца, бездумно следующая навстречу смерти, а воин, обязанный защищать своего майягарда от невзгод! Значит, вместо того, чтобы отказывать себе в бытовых мелочах, я должна сосредоточиться на решении единственно важного вопроса: на вызволении Крома из тюрьмы. А для этого надо выглядеть безупречно.
Опустившись в воду, я закрыла глаза, дождалась, пока Магда начнет мыть мне волосы, и погрузилась в раздумья:
«Итак, чтобы вытащить Крома, мне нужно добиться аудиенции у короля Неддара. Причем не абы когда, а сразу после того, как подчиненные графа Грасса подтвердят факт захвата Атерна вассалами Иора Варлана: тогда Латирдан будет чувствовать передо мной вину и не сможет проигнорировать мою просьбу. Кроме того, для того, чтобы он меня услышал, мне каким-то образом надо будет доказать свою нормальность. А значит, раздобыть доказательства того, что Кром меня действительно спасал. Следовательно, прежде чем ехать во дворец, надо узнать, нет ли известий из Атерна, каким-то образом заставить графа Грасса отправить голубей в Меллор, чтобы сотрудники Тайной службы подтвердили факт убийства Серых…»
Додумать мысль до конца мне не дали — справа тихонько скрипнула дверь, и до меня донесся звонкий девичий голосок:
— Ваша милость! Десятник Арвазд из рода Усмаров просит вас уделить ему несколько минут.
— Он — хейсар? — торопливо смыв с лица мыльный корень, уточнила я.
— Да, ваша милость!
— Проводи его в гостиную. И передай, что я скоро буду.
Все время, пока меня одевали, я кусала губы от нетерпения и молила бога о том, чтобы он дал мне возможность переговорить с этим самым Арваздом до возвращения графа Рендалла. Естественно, молила не Вседержителя, а Бастарза, ибо Бог-Отец ни за что не стал бы помогать кому бы то ни было вытаскивать из тюрьмы слугу Двуликого.
Что интересно, к Богу-Отцу я обращалась без всякого внутреннего сопротивления. Ибо уважала его еще с того времени, как услышала легенду о его сватовстве к Эйдилии[39] и великодушии, проявленном им к своему более удачливому, но менее сильному сопернику.
Бог-Воин явно смотрел на меня, ибо ниспослал ожидающему меня хейсару достаточно терпения, чтобы меня дождаться.
Когда я переступила порог гостиной, горец стоял у окна и смотрел вдаль. А услышав шуршание моего платья, неторопливо повернулся, пристально посмотрел мне в глаза и склонил голову в приветствии:
— Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! Я — десятник Арвазд из рода Усмаров.
— Силы твоей деснице и остроты твоему взгляду, — ответила я. — Я — баронесса Мэйнария из Атерна.
— У нас говорят «остроты взору», — поправил меня он. — Но сути пожелания это не меняет. Особенно если говорящий вкладывает в эти слова душу.
Мне было не до тонкостей обмена приветствиями, но, вспомнив рассказы отца о весьма своеобразном отношении хейсаров к беседе, я заставила себя не торопиться и утвердительно кивнула:
— Когда я ем — я ем. Когда я… э-э-э… вышиваю — я вышиваю…
Вообще-то хейсарская притча о разговоре мастера Меча со своим учеником должна была звучать иначе — вместо вышивания мастер говорил о бое. Но воином я не была, значит, говорить, что вкладываю душу в каждый удар клинка, не могла.
Пока десятник, сообразивший, что я имела в виду, размышлял над тем, как строить беседу дальше, я прошла к одному из кресел, стоящих напротив камина, опустилась на бархатное сиденье и предложила Арвазду располагаться напротив.
Горец отказываться и не подумал — уселся на указанное место с таким видом, как будто всю жизнь сидел в присутствии дворян!
Я удивления не показала. Зато Магда, так и оставшаяся стоять у двери, возмущенно поджала губы и нахмурилась.
«Выставить бы ее в коридор! — угрюмо подумала я. — Да не пойдет — побоится гнева графа Грасса…»
— Ашиара, я — старший сын увея[40] Бастарза. Хочу поговорить о данной тобой клятве…
«…и о моем сумасшествии…» — мысленно добавила я, нервно постучала ногтями по подлокотникам и заставила себя успокоиться:
— Спрашивай.
— Ты бы не могла повторить мне слова, сказанные Богу-Воину?
— Кром по прозвищу Меченый — мой майягард. Да забудет про меня Снежный Барс[41], если я лгу.
— А когда ты отворила свою кровь? До того, как это сказала, или после?
— До… — ответила я, без колебаний задрала левый рукав и показала ему подживающую царапину.
Воин внимательно посмотрел на нее, мрачно хмыкнул и встал:
— Спасибо. Это все, что я хотел узнать.
— Подожди, — криво усмехнулась я. — Удели мне еще немного времени.
— Зачем? — удивился горец. — Я не могу заставить Бастарза забыть про такую клятву. И заставить тебя выполнить свой долг — тоже.
— Я не собираюсь от него отказываться! — вспыхнула я. — Мой майягард столько раз спасал мне жизнь и честь, что это — самое малое из того, что я должна была для него сделать!!!
— Тогда почему ты тут, а не с ним?
— Сядь… Расскажу…
Подумал. Сел. Поудобнее передвинул меч. И вопросительно уставился на меня.
Я набрала в грудь воздуха и начала:
— На пятый день четвертой десятины второго лиственя мой отец получил письмо от короля Шаграта Латирдана. И, наскоро собрав и вооружив воинов, умчался ему на помощь. А в ночь на шестой день замок захватили оранжевые[42]…
— Ты ничего не путаешь, ашиара? — перебил меня хейсар. — Твой отец… э-э-э… не добрался до Аверона…
— Ты хотел сказать, что он был одним из заговорщиков? Не был! Он действительно ехал на помощь его величеству, но по дороге попал в засаду, устроенную вассалами графа Иора, и погиб. Если ты сомневаешься в моих словах, то можешь спросить у графа Грасса — доказательства того, что моего отца зарубили именно оранжевые, он уже получил. А в ближайшее время он удостоверится и в том, что они захватили Атерн!
— Спрошу, — кивнул Арвазд. — Потом. Рассказывай дальше…
— За несколько часов до нападения в замок въехали жонглеры. Когда отец уехал, мой младший брат, Волод, предложил мне пойти и посмотреть на тех зверей, которых они привезли с собой. Я согласилась и сдуру решила погладить акрида, сидящего в одной из клеток…
— Зачем? — ошалело воскликнул десятник.
— Он был таким красивым, — опустила взгляд я. — А что это рыжее чудо — хищник, я не знала.
— Хм… Пожалуй, чудом я бы его не назвал. Впрочем, если смотреть через решетку клетки, то смотрится он ничего.
— Я так и смотрела, — вздохнула я. — В общем, мне повезло — в каретный сарай, где стояли клетки, как раз вошел Бездушный, прибывший вместе с жонглерами. Он увидел, что я тянусь к акриду, и убил его метательным ножом…
— Ты должна ему жизнь, — без тени улыбки сказал десятник. — Если бы тебя укусил акрид, тебя бы не спас даже ваш «всесильный» Вседержитель…
— Тогда я этого не знала. И в ужасе унеслась в свои покои. А ночью, как я тебе уже говорила, оранжевые захватили Атерн. Брата — убили. Маму сначала ссильничали, а потом, скорее всего… тоже… В общем, то же самое случилось бы и со мной, если бы не Кром — когда начался бой, он пробился к моей спальне и вытащил меня из замка.
— А почему именно тебя?
Я опустила взгляд и пожала плечами:
— Не знаю. До сих пор… Так вот, когда я проснулась и увидела его перед собой, то дико перепугалась и потеряла сознание — он был с головы до ног в крови и держал в руках Посох Тьмы…
В глазах хейсара промелькнуло что-то вроде насмешки. И я взбеленилась:
— Тебя удивляет, что я испугалась? Почему?! Я — девушка, а не воин! А во всех историях, которые я когда-либо слышала о Бездушных, они описывались самыми настоящими зверями: упивались чужой болью, вытягивали в Посох Тьмы души тех, кто попадался им в руки, и сутками мучили свои жертвы! Я искренне верила в эту ерунду и…
— Разве это ерунда? — удивился хейсар.
— Дослушай до конца — и ответишь на этот вопрос сам.
— Хорошо. Рассказывай.
— Выбираясь из замка со мною на руках, Кром был вынужден спрыгнуть со стены в ров с водой. Я была без сознания, поэтому захлебнулась. Он вытащил меня на берег, откачал и унес в лес. А когда я отогрелась у разведенного им костра и начала соображать, поинтересовался, куда меня можно отвести. Я решила, что он выкрал меня из дому для того, чтобы сделать из меня ключ, и решила идти туда, где с ним точно справятся — в замок графа Грасса.
— Он же был захвачен людьми графа Иора?
— Да. Был. Но мы узнали об этом, когда въехали на постоялый двор в Сосновке. А по дороге до Сосновки Кром еще трижды спас мне жизнь — когда мы столкнулись с нашим духовником и слуга Ордена Вседержителя, презрев свои обеты, попытался меня убить; на въезде в Меллор, когда я приглянулась местным грабителям. И на выезде из него — приблизительно в такой же ситуации…
Странно, но упоминание о том, что слуга Бога-Отца пытался меня убить, горца нисколько не удивило — вместо того, чтобы выразить сомнение в моих словах, он усмехнулся и шевельнул пальцами — мол, продолжай!
А вот на лице Магды появилось плохо скрываемое сомнение.
На ее реакцию мне было наплевать, поэтому я убрала со щеки непослушную прядь и вздохнула:
— В Сосновке от нас отвернулись боги. На миг. Но этого хватило — не успели мы вселиться в комнату, как на постоялый двор нагрянули оранжевые. И решили развлечься, ссильничая женщин и грабя мужчин…
— И?
— Кром их убил. А потом забрал их лошадей и увез меня в какой-то полуразрушенный охотничий домик в лесу…
— И конечно же, при этом не получил ни царапины… — фыркнул десятник.
— Почему это? — возмутилась я. — Его ранили. Довольно серьезно. Поэтому несколько дней он лежал пластом и не мог сходить даже за водой…
— А ты?
Я покраснела до корней волос:
— Я тоже. Боялась стаи волков, которая пришла на запах крови и задрала наших лошадей…
— М-да-а-а…
— Потом раны Крома слегка затянулись и он начал выходить. За водой и на охоту. Во время одной из таких отлучек я услышала стук в дверь и сдуру ее открыла. Оказалось, что это — не Меченый, а шайка лесовиков, пытавшаяся спрятаться от ваших воинов. Видимо, в этот момент кто-то из богов смотрел на меня, так как Кром вернулся до того, как они. В общем, я не пострадала…
— А Бездушный, еще не оклемавшийся от ран, конечно же, опять всех убил, — усмехнулся Арвазд. — Да он у тебя воистину вместилище Двуликого!
— Могу дать Слово!
— Одно Слово ты уже не сдержала…
Несколько долгих-предолгих мгновений я сдерживала рвущиеся наружу слезы, а потом неожиданно для себя оказалась на ногах, решительно шагнула к десятнику и требовательно вытянула перед собой руку:
— Кинжал!
Он усмехнулся, встал и вытянул из ножен клинок:
— Держи.
Я снова задрала рукав, от души полоснула клинком по предплечью и, чеканя каждое слово, произнесла:
— Я, баронесса Мэйнария из Атерна, клянусь кровью своего рода, что не сказала Арвазду из рода Усмаров ни слова лжи.
— Добавь «кровь от крови твоей, Барс!» — потребовал горец.
Я повторила. И, вовремя вспомнив о том, как хейсары заканчивают клятвы на крови, прикоснулась к ране губами…
Горец вздрогнул, диким взглядом уставился на мои окровавленные губы и глухо спросил:
— Ты понимаешь, что ты сейчас сделала?
— Понимаю.
— Зачем?!
— Я — гард’эйт Крома Меченого! Я не разделила его судьбу только потому, что женщина: меня назвали эйдине и силой привезли в этот дом. Ты — сын увея Бастарза, мужчина и воин! Проверь то, что я сказала. И помоги мне сдержать Слово…