Браконьеры

Василий Головачёв, 2012

На Земле десятками пропадают животные. Их не убивают охотники, не отлавливают звероловы, не уничтожают собратья по пищевой цепочке. Тигры, львы, носороги, волки, лоси исчезают мгновенно и совершенно бесследно. Единственное, что связывает между собой все эти случаи, – фигура таинственного «фотографа», вооруженного странной, не похожей на обычную камерой. Максим Одинцов, майор ГРУ, оказывается вовлеченным в расследование «биологической диверсии» случайно. В Синдорское охотхозяйство разобраться с пропажей медведей и загадочным «фотографом» Максима позвал дядя, лесник Пахомыч. Однако дело принимает совсем неожиданный и серьезный оборот – в Синдоре исчезает команда «любителей пострелять» во главе с генералом МВД. Максим вместе с агентом ФСБ майором Ольгой Валишевой начинают поиск и обнаруживают, что след «похитителей» ведет в… космос.

Окрестности Синдора

29 июня, утро

Ольга не позвонила, и Максим слегка расстроился, так как уже выстроил в мечтах воздушный замок будущих отношений и поверил, что все сложится.

— Сам позвони, — посоветовал проницательный Пахомыч, когда они вышли ранним утром из дома, и Максим вгляделся в окна соседней хаты.

— Пусть спит, — с сожалением проговорил Одинцов. — Не все девушки любят настырных парней.

— Тогда неча пялиться на ихние стены.

Прошли мимо, одетые по-походному: на Максиме была модная сизая ветровка с искрой и джинсы, на ноги он натянул взятые специально походные непромокаемые кроссовки; лесник же всегда по лесам ходил в старом брезентовом плаще и сапогах. Оба надели головные уборы: Пахомыч кепку, Максим серую бейсболку с длинным козырьком.

Оружия Пахомыч не взял, хотя ружьё у него было.

Максим тоже вооружился только ножом, взяв его с собой из Сыктывкара. Нож был специальный, из особого сорта стали с нарощенным с помощью нанотехнологий прочнейшим «алмазным» слоем, закалённый, острый, и мог протыкать даже кевларовые бронежилеты. Кроме того, он был идеально уравновешен, и его можно было применять для метания на значительное расстояние.

Прошагали мимо крайней усадьбы, по территории которой бродили поселенцы, собираясь на охоту.

— Поинтересовался бы, кто это к нам припёрся, — кивнул на них Пахомыч. — Охота по закону запрещена, а они будто не слышали об этом.

— Плевали они на законы, — поморщился Максим. — Вернусь в Сыктывкар, выясню, кто балуется, прикрываясь званием генерала.

Перебрались через насыпь узкоколейки, углубились по тропинке в лес, уже пронизанный трелями проснувшихся птиц.

Было прохладно, не более плюс пяти градусов, между деревьями ещё висели полосы тумана.

Максим заметил несколько грибов-зонтиков, шагнул к ним, но Пахомыч остановил:

— Не суетись, белых наберём, рыжики есть, подосиновики.

— Зонтики тоже классные грибы, особенно молоденькие. Я из них отбивные сделаю.

— Согласен, но так мы полдня прошастаем по лесу, если начнём отвлекаться на всякие мухоморы.

— Зонтик — не мухомор.

— Ну, родственник съедобный.

Через полчаса вышли к речке, прошлись вдоль берега, свернули к югу.

Пахомыч остановился у бугра, почти спрятанного завалом соснового бурелома.

— Берлога. Медведица исчезла, а ейную мелюзгу надо бы в зоопарк сдать.

Максим обошёл берлогу, посветил фонарём в отверстие на вершине бугра, принюхался к запахам.

— Не потревожено.

— Вот и я о том же, — кивнул лесник. — Шёл туда — медведица была, иду обратно — нету. Куда девалась, непонятно, однако пугать её здесь некому.

— А фотографа где встретил?

— Тут неподалёку, дважды. Получается, что медведица пропала после того, как я её встрел.

— А лось?

Пахомыч сдвинул пальцем кепку.

— Не помню. Хотя должон был позже пропасть, после встречи.

— Странно.

— Ага.

— Покажи, где он стоял.

Они двинулись от берлоги к низинке, переходящей в болото.

Где-то в паре километров от них послышался нарастающий гул вертолётных винтов.

Оба остановились, прислушиваясь.

— Летят охотнички, — проворчал Пахомыч. — Интересно, найдут кого или нет? Я предупреждал егеря, что лоси ушли, волки тоже.

Вертолётный гул отдалился.

— К зимнику полетели.

— Хрен с ними, они нам не приятели и не родственники.

Двинулись вдоль низинки, остановились у муравьиной кучи.

— Вон там он стоял, между соснами.

Максим сосредоточился на восприятии «невидимого», порыскал между деревьями, нашёл несколько свежих отпечатков подошв на траве, на слое опавших сосновых иголок и на мху. Отпечатки были странные, с рифлёным рисунком каких-то иероглифов, и пахли чужеродно.

— Что откопал? — подошёл к нему Пахомыч.

— А ты разве не видишь? Ты же лесник.

— Не подначивай, лесник я, да не охотник и не следопыт. Вижу, отпечатки ненашенские, на берегу такие же.

— Да уж, следы странные.

Послышался нарастающий гул вертолёта, слева над деревьями мелькнули сине-белый корпус, гул стал отдаляться и ухнул куда-то вниз, будто винтокрылая машина провалилась в яму. Стало тихо.

— Упал он, что ли? — пробормотал Пахомыч.

Максим прислушался к своим ощущениям.

— Вроде бы нет. Пошли посмотрим, они где-то недалеко, в полукилометре сели.

— Сдались они тебе!

— Не нравится мне…

— Что? Команда?

— Мистика.

— Какая мистика? — не понял старик.

— Просто так звери не пропадают. Их либо браконьеры убивают либо ловят для продажи. В нашем случае происходит нечто необычное, согласен? Следов-то и в самом деле никаких нет, кроме отпечатков фотографа.

— Никаких.

— А отпечатки его подошв вообще невозможно идентифицировать. Такую обувь не носят ни китайцы, ни японцы, ни американцы, зуб даю. Ладно, разберёмся.

Максим определил предполагаемое место посадки вертолёта, быстро направился в ту сторону, лавируя между деревьями и валежником.

Пахомыч поспешил за ним, позавидовав лёгкости, с какой племянник передвигался по лесу.

Минут через двадцать вышли к ровной прогалине между деревьями и кустарником, тянувшейся к реке длинным языком.

Вертолёт стоял на краю прогалины, двигатель не работал, винты не вращались.

Максим остановился, принюхиваясь и приглядываясь к мирному пейзажу, достал бинокль.

— Странно… никого… и пилота не видно.

— Может, на берегу сидит, рыбу ловит?

— Пилоты, как правило, свои машины без присмотра не бросают. Пошарь по берегу, я вокруг полазаю.

Пахомыч устремился было к берегу речушки, однако заметил мельканье пёстрых пятен в кустах за прогалиной и присел в траву, почуяв непонятное опасение.

Ветки ольховника перестали качаться, пёстрые пятна исчезли.

Пахомыч посидел на корточках, млея, вглядываясь в пляску листьев до рези в глазах, потом рысью, пригибаясь, догнал Максима.

— Там кто-то ворочается в кустах!

Максим прижал палец ко рту.

— Постой здесь, никуда не ходи.

Пахомыч оглянулся, спиной ощущая чьё-то незримое присутствие, а когда повернулся к спутнику, никого не увидел. Одинцов словно в воздухе растворился. Лишь на траве осталось стоять его грибное лукошко.

Сухих сучьев здесь, в редколесье, было мало, поэтому бесшумный бег удался.

Максим сделал небольшой крюк и вышел к излучине прозрачной, как слеза, реки, берег которой в этом месте был каменист и свободен от кустарника. Фотографа он увидел сразу.

Высокий, как баскетболист, незнакомец в пятнистом балахоне стоял у комля упавшей лиственницы и смотрел на хорошо видимый с этой позиции вертолёт. Точнее — смотрел на человека, кружащего вокруг вертолёта.

Максим выругался про себя: старый пень! сказал же — жди!

Но это был не лесник.

Вертолёт осматривала недавняя знакомая Ольга, отказавшаяся давеча идти утром по грибы. Одета она была в защитного цвета куртку со множеством кармашков и такие же штаны, на ногах красовались высокие, чуть ли не до колен, отсвечивающие перламутром сапожки, волосы накрывал такого же оттенка берет. И весь этот модный комплект назывался на армейском языке КОНЗ-12ТС — костюм особого назначения защитный для операций в тайге и на Крайнем Севере. Или на жаргоне спецназа — «лягва». Разработанный с помощью нанотехнологий он мог делать хозяина практически невидимкой.

Ни фотографа, ни Максима Ольга не видела, а почему оказалась в месте посадки вертолёта охотников, да ещё одетая в «лягву», недоступную для простых смертных, догадаться было сложно.

Фотограф направил на девушку тубус своего навороченного аппарата.

Максим испытал всплеск тревоги.

Слишком нестандартными были обстоятельства, связавшие множество не касающихся друг друга событий, в результате которых соединилось в один узел знакомство самого Одинцова с охотниками, исчезновение животных и появление фотографа и Ольги в «лягве». Случайными такие события быть не могли, майор знал это совершенно точно.

Рефлекс сработал раньше сознания.

Трёхсантиметровый камешек удобно лёг в ладонь, вырвался на волю серебристой рыбёшкой и попал фотографу в затылок.

Раздался тихий изумлённый всхлип, фотограф клюнул носом, часть берега с кустами и проплешинами песка исчезла.

Ольга оглянулась… и растворилась в воздухе!

Фотограф тоже оглянулся — на камнеметателя, пригнулся и тоже исчез.

На противоположной стороне поляны шевельнулись ветки тальника, появился Пахомыч с двумя лукошками в руках. Ольгу он, судя по всему, не встретил.

— Максим!

Одинцов метнулся к тому месту, где стоял фотограф, ошеломлённо уставился на шрам, проделанный в береговом откосе неизвестным способом. Фотографа нигде не было видно. Он тоже умел быстро бегать и скрытно передвигаться, что говорило о неплохой подготовке этого типа.

— Никого? — задал вопрос лесник, напрочь не понимая ситуации.

Максим прислушался к тишине вокруг и вдруг понял, что и в самом деле никого они не найдут. Охотники исчезли не сами по себе, им помогли исчезнуть, как помогли исчезнуть крупным зверям в лесу. И свидетелем этого процесса являлся таинственный фотограф.

Или виновником, пришла пугающая мысль.

Максим двинулся к старику.

— Никого не видел?

— Никого, прошумело где-то, и всё. — Старик заволновался: — Что будем делать? С меня же спросят.

— Ты-то тут при чём? Но звонить в райцентр придётся.

Одинцов посмотрел на пустой вертолёт и решил не говорить леснику о появлении Ольги. Пахомычу этот факт был ни к чему, а у самого Максима появлялся козырь в рукаве, который можно было предъявить в случае необходимости.