Когда Богам не всё равно

Варвара Гребенюкова, 2023

"Даже если люди отказываются от богов, боги не отказываются от людей". Бог войны не вмешивался в дела людей. Пока не увидел что, потомки тех, кто его почитал, идут к собственному истреблению. Тогда он выбрал среди них себе избранника и одарил его отвагой, умом и женщиной с другого мира. Мнением людей, на этот счёт, он конечно не интересовался.Оказавшись на больничной койке, без возможности подать ни одного признака жизни, я пересмотрела все свои взгляды на жизнь и дико захотела всё изменить. Кто-то свыше пошел на встречу, моему желанию, и дал мне шанс, вот только – новую жизнь мне предстоит начинать, в новом мире, в средневековье, похожем на древнюю Русь, где жизнь человека стоит дешевле лошади, а о правах женщины, ещё долго не услышат. Выжить в патриархальном обществе? Выйти замуж, за незнакомца – которому совсем не нужна? Найти место для счастья? – Это сложно для того кто не умирал, не для меня. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

глава 1.

Тяжелый мужской вздох разбудил меня. Я попыталась открыть глаза, но, ни одна мимическая мышца меня не слушалась, вообще ни одна мышца в моем теле. Я, постаралась погасить панику и вслушаться, стали доноситься голоса, два голоса, я узнала — это сосед Степаныч и брат Витька — а вот третий голос незнаком. Вырванные слова из контекста ни чего не прояснили, голоса удалялись. Моё сознание унеслось в темноту. Когда сознание снова вынырнуло из темноты, я ощутила чьё-то присутствие, человек находящийся со мной в одной комнате сел и я поняла, по хрусту суставов что — это Степаныч

— кто ж знал, что твоя доброта тебе таким боком выйдет — сказал он на выдохе. Сашка участковый сразу у Алексея взял видео с проходной и копий наделал, чтобы не отвертелись, ироды. Да и так не отвертятся Дениса того, с дружком его, уже задержали. Эх, кабы знать! Дашка, тыж мне как дочка стала, за все годы. Что же ты ко мне не пришла? Пошла угол искать. А Ленка! Какая курва оказалась!

Он не громко высморкался и замолчал. У меня словно заслонка приоткрылась, в память хлынули события, которые и привели меня, судя по всему, в больницу.

Я Дарья Владимировна Гурова, в девичестве Сметанина, я вдова. Уроженка простого провинциального городка, в котором мы с семьей пережили уход отца, ещё в детстве, тяжелые времена безработицы 90-х, студенческие годы — сначала брата, потом мои. — Училась я в аграрном университете на ветеринара. Получение моего диплома мама не дождалась, быстро развивающаяся опухоль и за пол года красивая ещё не старая женщина изсохла и умерла. За год до практики я познакомилась с Сергеем, сначала я не относилась серьёзно к ухаживаниям парня, такого же студента, только приехавшего от куда то из области, но Сергей был хорошо воспитан, очень настойчив и имел огромное чувство юмора, в любой компании он становился своим за короткое время общения. Я и сама не поняла как он с шутками и весёлыми историями про свой посёлок увёз меня туда на практику. В поселке было частное фермерское хозяйство, в котором я прошла успешно практику и после того как мы с Сергеем расписались, осталась работать. Идеальная пара я ветеринар он пасечник, с высшим радиотехническим образованием. Жили мы с его мамой в большом доме, жили дружно, наперекор всем шаблонам, о вздорной свекрови, или городской невестке. Только через два года счастливой жизни Сергей погиб, стал одним из тех, кого забирают проклятые участки дорог. Детей заводить мы не спешили и то, что мне от моего Серёжи ребёночка не осталось било вдвойне, но раскиснуть мне не дали маме Сергея Елене Васильевне смерть сына сильно ударила по здоровью и я отвлеклась, от своей боли заботясь о его маме. У Сергея была сестра Ксения, которая уехала, учится в столицу и осталась там, вышла замуж и не могла заботиться о матери из-за маленького ребёнка. Поставив Елену Васильевну на ноги я, было задумалась о переезде, но, свекровь уговорила меня остаться, собственно и ехать мне было не куда брат обзавелся семьёй и жили они в квартире матери. Позже к поселок переехал пожилой военный хирург Николай Степанович, который выйдя на пенсию решил вернутся в дом родителей, который был рядом. Дружной компанией с двумя пенсионерами мы жили дружно, помогали друг другу по долгу беседовали, Елена Васильевна плотно увлеклась рукоделиями мы находили ей в ютубе всё новые и новые идеи и она с энтузиазмом хваталась за вышивки, вязки, ткачество как то даже валенки валяла, мы с Степанычем посмеивались, но без злобы. Я работала, мои пенсионеры меня ждали дома. Степаныч стал для нас членом семьи, без него не проходили праздники, да и без праздников длинные чаяпития были в норме. Зарабатывала я не плохо, работа было не только в фермерском хозяйстве, но и по мелочи обращались, сначала купила машину, потом мне предложили вложится в сыроварное производство, я вложилась и не пожалела. Так не заметно прошло 8 лет, тихой размеренной жизни, пока Ксении, дочери Елены Васильевны не понадобились деньги. Сначала я не видела в этом вред для себя — ну помогает мать дочери? Это же нормально. Свекровь уже долгое время не тратила свою пенсию, раньше она хоть пряжу там сырье какое покупала для рукоделий, а последние годы стала рукодельничать на заказ и этот расход закрылся, она складывала деньги на счёт, благо у меня был хороший доход и мы не нуждались в них. Ксения получив перевод от матери, позвонила попросила ещё и расспросила маму — откуда деньжатки? — Елена Васильевна не таясь рассказала

— так и так, живём с денег с сыроварни пенсию складываем, ремонт сделали, машину обновили, в санаторий ездили.

Не прошло и недели как Ксюша с мужем и двумя детьми приехали жить к маме. Когда я, придя с работы, дома застала идиллическую картину воссоединения семьи, сразу напряглась и не зря. Елена Васильевна завела жалобный рассказ: как мне нужно пожалеть семью с 2 детьми, передать им свою долю в сыроварне и освободить дом. Простота меня было обескуражила, но мне был выставлен счёт что я жила на всём готовом тут и не стоит быть неблагодарной свиньёй, ведь я ей ни кто, а мне угол дали. Сказав коротко

— понятно всё с вами.

Я закинула в пакет первую попавшую под руку свою одежду, сняла с вешалки куртку и пошла на выход. Путь мне преградил муж Ксении Денис и попытался забрать у меня из рук ключ от машины

— вот это ты тоже оставь.

Здесь мой ступор спал я сжав кулак двинула ему в грудь

— не лезь не в своё дело.

обошла свернувшееся, задыхающееся тело, села и уехала. Выставлять им счёт, за то, что здесь как они сказали «всё готовое» — готовила, содержала и ремонтировала я, пока не стала, это пока, без ответа я это точно не оставлю, не тот я человек который забьётся в угол и будет плакать. Переночевав у знакомых, я поехала на ферму, чтобы взять отпуск, для решения жилищного вопроса. Естественно ни копейки из своего имущества я отдавать не собиралась, тем более когда я выплачивала кредиты, принципиально не брала деньги не у Елены Васильевны не у Степаныча, хотя они предлагали, мне грело сердце что — это всё я сама. Поговорив с управляющим хозяйства, я быстро получила свой отпуск и сочувствующие взгляды, россказывать ни чего не пришлось в посёлке уже все, всё знали. Стараясь не раздражатся, на желания каждого поговорить, расспросить и высказать своё мнение я постаралась быстро ретироватся, но на выходе на кого то налетела. Это был Денис.

— О, привет. Я за тобой. Поедем ка пообщаемся. — он взял меня за предплечье и попытался повести к какой то машине, я на инерции сделала два шага и остановилась, отдернула руку.

— мне не о чем с тобой разговаривать

–мы вопрос сыроварни ещё не решили. Кинуть старушку решила?

— я хотела его обойти и пойти к своей машине, уже отвернулась, но Денис схватил меня за волосы резко развернул к серой мазде из которой вылез крепкий парень и открыл заднюю дверь, я уперлась ногами Денис прижался ко мне сзади не отпуская моих волос и сально прошипел мне на ухо

— веди себя смирно, и тебе понравится.

— я сдвинулась в сторону и со всей дури ударила локтем назад, не разбирая куда потом сразу выгибая локоть в промежность кулаком.

Этот идиот, с первого раза не понял что перед ним не беззащитный цветочек, меня брат на улицу не выпускал, пока я не научилась отбиваться и высвобождаться из любого захвата. Как только я почувствовала свободу, хотела посмотреть, что делает тот товарищ, который с ухмылкой открывал дверь машины но увидеть успела лишь кулак который летел мне в лицо. Удар. Полет. Удар и темнота.

Похоже я знатно приложилась когда упала. Не хочется верить что одним ударом меня сделали овощем. Мне не больно, у меня совсем ни чего не болит — это плохо. Словно через пленку я слышала бормотания Степаныча а моё сознание затягивала тьма.

Глава 2. Потери и обретения.

В этот раз тьма затянула меня, но не отключила сознание. Я соображала но ни чего не чувствовала, эмоции были, но ощущались как стихия которая бурей несется а я, пылинка внутри её. Сначала досада, потом злость, потом страх, паника, полное отсутствие понимания, сколько времени меня здесь мотает. Я всеми силами гнала от себя мысль, — что всё приехали, но волны страха сносили контроль. Неужели можно умереть от одного удара!? Можно. История знает кучу случаев нелепых смертей, не хочется, чтобы моя смерть пополнила этот список, но остаться овощем тоже пугает. Эмоции постепенно спали, и я осталась висеть в темноте. Во всем этом мотание пришло осознание — я не должна тратить силы на злость или досаду, я слишком хочу жить, я очень мало успела, не стала матерью, не обрела настоящей семьи, так мало места занимала, по мне даже грустить не кому. — Нужно бороться мне нужно прийти в себя, нужно подать признак. Медицина не стоит на месте, пока жива, шанс есть. Я хочу жить! Моё желание жить, планы борьбы за жизнь стали будто осязаемые, меня будто понесло течением, я сначала обрадовалась — кажется, я прихожу в себя! Мелькнула картинка, не успела понять что там, но, радость не прибавилась я не пришла в себя, чувствую что оторвана от тела, даже в неподвластном теле я чувствовала себя, свою тяжесть, а сейчас я как облачко. Мысли замерли стали мелькать картинки, теперь это были как видеоролики только 3-D. Степаныч грубо отсылает Елену Васильевну, она что то пытается ему объяснить, но, Степаныч ёмко, по-солдатски обложил её, и «вежливо» попросил к нему не приходить. Картинка оборвалась, сразу началось новое «видео» суд над Денисом и тем парнем, который меня ударил. — Ого! Сколько времени я здесь?! Уже суд!? — поток моих мыслей прервало новое видео, мой брат сидел у Степаныча за столом, на столе водка и не хитрый закусь, он плакал как ребенок. Степаныч с теплой улыбкой рассказывал нелепый случай со мной, Витька с тоской говорит, что жалеет о том что редко виделись, бьет по столу и перечисляет дела, которыми занимался и спрашивает:

— разве это важнее сестрёнки? У меня сыновья её почти не знают, а кто нам мешал? Дела, дела, все заняты, работаем…

если бы я ощущала своё тело, я бы прослезилась, Витька прав. Бурей поднимались эмоции

— Я буду жить! Я всё исправлю, буду больше времени проводить с племянниками, главное встать на ноги.

Не успела, закрутится новая буря из эмоций, меня снова куда — то потянуло, понесло течением. Меня будто начало сжимать давление, исходящее со всех сторон, спрессовало до размера с горошину, «думалка» которая постоянно генерировала мысли, отключилась. Звук, шум, — толи море толи ветер, сознание фиксирует, но не реагирует. Голос, слышу не ушами, а всей горошиной, которой сейчас являюсь.

— Пустое то дитя. Не будешь ты жить, и тело твоё врачевать нужды не будет.

Голос похожий на гром. Внушал трепет, а смысл слов — ужас, но, горошина ни чего не ощущала, кроме величия, которое давило на меня.

— ты уже не живёшь.

Быстро замелькали картинки — Елена Васильевна с перекошенным лицом от паралича. Ксения с грязными волосами, синяком под глазом, опухшим лицом алкоголички, у которой забирают детей. Тот самый друг Дениса кулак которого был последним что я видела, сидел в углу бетонного помещения, прикрывая голову руками а под ним, растекалась лужа. Денис худой, беззубый с желтым цветом кожи лежит на больничной койке. Брат с Степаеычем и племянниками рыбачат, меняется локация те же лица только уже с Наташей, женой брата праздничное застолье, Степаныч что то рассказывает, а мальчишки слушают его, открыв рты.

— сей муж искренне молил о тебе, а потом молил о возмездии. Я показал тебе, что стало с обидчиками твоими, чтобы душа твоя не терзалась.

Наверное, я однозначно отреагировала бы, на новость что мне больше не жить, но давление, которое сжало меня, продолжало блокировать моё сознание, информация доходит, и только.

–Ведомо мне всё дитя. Жить ты хочешь. Душа у тебя светлая, мне по силам дать тебе желаемое. Иная жизнь у тебя будет, в ином времени. За доброту мою тебе одно исполнить надобно _волею князя тебя замуж отдадут, не противься. Мужем тебе станет избранный, Перуном отмеченный. Желания твои и воля моя одно, живи, как хотела очаг блюди, мужа люби. Более от тебя ни чего не треба. От Макоши, сестрицы моей, подарок тебе будет, в памяти своей узришь. Пусть сладится у тебя дитя.

Пресс, который меня сжимал, отпустил, я ощутила, облегчение, не физическое, а какое то ментальное. Ручейком побежали мысли, я не успела, зацепится, ни за одну, как меня с скоростью куда то тащит, как на аркане. Хлопок и я вздрогнула. Что!? Я вздрогнула!? Запах — второе что я ощутила, сырой подвальный запах. Вдох — выдох, я чувствую! Глубоко вздохнув, я открыла глаза, темнота. Ни малейшего сомнения, что голос, который я слышала, был реальным. Такая мощь не может, приснится, или показаться в бреду. Я жива, это подтверждает естественная потребность организма, которая прям прижала, но было так темно, что если бы я могла отвлечься от потребностей на страх, я бы испугалась что я — слепая. Я решила встать, обратила внимание, что лежу на досках, тело затекшее. Пока я думала об общем ощущении затекшего тела т слабости я будто на автопилоте, залезла ногами в обувь, в очень жесткую обувь, встала и подошла к столу, взяла в руки какие — то камешки, пощёлкала ими, искры! Я вижу! Искры упали в чашку, с мхом, мох загорелся, я взяла стоящую рядом глиняную чашечку в которой был жир и вывалянная в нем тряпочка, обугленный кончик свисал с края чашки я быстро подожгла «светильник» и загасила мох, накрыв крышкой. Дальше автопилот понёс меня в угол, в котором стоял горшок, я не стала концентрироваться, на движениях что бы автопилот продолжал работать. По сорочке, в которой я была, по обстановке и по болтающейся длинной косе я понимаю что я — это совсем не я, ну то — есть в голове я такая же как была, но, тело другое. Удовлетворив первичные потребности тела, я села на своё лежбище — иначе я ни знаю, как назвать, лавка? — нет, шире чем лавка, доски при чём, толстые основательные такие. Оглядевшись я пришла к выводу, что живём, мягко говоря «не богато». Комната больше похож на средневековую тюремную камеру, окон нет, судя по стенам, я в погребе. Оглядев обувь, которая была деревянная, на два размера больше нужного я стала оглядывать себя — волос очень длинный коса до попы, судя по всему ростом, я ниже прежнего, анорексичная худоба, руки тоненькие молодые, пальцы длинные, тело тоже молодое, грудь в наличии, не ребёнок, но и не взрослая женщина. Похоже на содержании этого тела сильно экономили, даже на воде, не мытое тело, дискомфорт особо ощущался в некоторых местах, но, не такой как голод, очень сильный голод и холод. Разобрав тряпки, которые были вместо подушки — платье, головной убор… блин, я что монашка? Надела что было, в голове начало укладываться — скудность обстановки, худоба и голод, видимо посты, молитвы. « Голос» говорил, что меня замуж отдадут, — интересно, монашкам же нельзя, вроде, я в вопросах религии разбираюсь, как корова в балете. Пока мой мозг генерировал, дурацкие шутки, подходящие по обстоятельству, у меня всегда такая реакция на стресс, тело снова перешло на автопилот. Взяв полотно ткани, я замотала ноги, чтобы не разматывалось полотно, обернула по верху кожаным шнурком и обувь оказалась в пору. — как же жрать хочется — подумала я, тут открылась дверь, в комнату вошла монашка, одежда такая же как у меня, но, головной убор другой, она зашла по свойски без стука, в руках тоже светильник самодельный. Разглядела я гостью не сразу, а когда разглядела, увидела, что она смотрит на меня с тревогой.

— Дарьюшка. Ты встала! Как ты меня перепугала. Вчера как упала, думала от ночи бессонной что молилась, поспишь да проснешься, к обеденной будили, к вечерней будили, а ты не просыпаешься. Там люди отца твоего тебя ждут, а мы добудится, не можем. Мать настоятельница велела тебя на ночь в отдельную келью уложить.

Говорила она мягко, но быстро, затушила мой светильник накинула мне на плечи какую то тряпку взяла под локоть и повела. Из потока, что она на меня вывалила, я ни чего не поняла, но слушала внимательно. Думать о том, что стало, с сознанием хозяйки, этого тела не хотелось, но догадка имелась. Монашка шла не быстро и дышала тяжело, подозрительно свистело её дыхание я хотела, отдалится от нее, вдруг заразно, опять помирать не хочется, моему новому хилому телу много не нужно, соплей перешибить можно, но тетка взяла в свою руку мою.

— Не серчай на меня Дарьюшка, ты одна мне от сестрицы осталась. Знаю я, что слова мои тебе вчерашние, не по нраву пришлись, я тебе только добра желаю.

Мда, знать бы, что она мне вчера говорила. А ещё она говорила не на русском языке, что — то схожее конечно, но я её понимаю. Видимо мы пришли, узкий коридор похожий на окоп привел нас в помещение, в котором как пингвины перемещались монахини, не успела я оглядеться, как меня потоком монахинь принесло в строй, впереди, стояла, старая монашка а позади её, выстроились как бравые солдаты остальные монахини, передовая старушка перекрестилась все синхронно повторили, я не отставала, когда в один голос все начали проговаривать молитву, я тоже не отставала, видимо память тела настолько мощная вещь, что даже заученные молитвы, отлетают от зубов. Все начали синхронно, крестится и кланяться, я поклонилась, что бы, не отставать и меня шатнуло, закружилась голова, но, не от голода, в память хлынула информация, как фильм, будто только что был получен доступ к памяти. Вокруг всё замедлилось, в память ворвалась чужая жизнь, в мельчайших деталях, я замерла, просматривая жизнь девочки, в теле которой я оказалась.

Девочка Дарья, дочь боярина Брудского 17-ти лет. Судя по воспоминаниям девочки, здесь общая культура схожа с древней Русью, именно древней так-как по развитию, здесь где то 14-15 век, при чём они сами года считают по разному от «сотворения мира» цифра плавает на 60 лет, от «рождения Христа» на 20 лет, но девушка считала что сейчас 7076 год от сотворения мира. Общая обстановка средневековья сначала испугала, потом вспомнила мотание в темноте и пришла к мысли что жизнь я люблю больше чем боюсь трудностей. Пусть и в средневековье, но и я не рабыня, а дочка боярина. Девочка Дарья, за неё, прям, обидно стало. Монахиня, которая, привела меня сюда, моя тётка, зовут её Просковья. Мама Даши умерла когда, когда Даше было 9, звали маму Евдокия. Даша тяжело перенесла смерть матери, через год отец женился, девочка сначала замкнулась, потом стала пакостить мачехе, пыталась ей испортить жизнь, но мачеха была терпелива и не поддавалась провокациям. Вообще мачеха у Даши не та хрестоматийная злобная как у золушки, наоборот она мягко сглаживала углы, искала подход к колючей девочке. Здесь и открылась причина пребывания Даши в монастыре, устав пакостить Преславе, так зовут мачеху, точнее, не видя результата ребенок, берёт разрешение отца, навестить сестру матери в монастыре, и остается здесь послушницей. Дарье, говоря нашим языком, промыли мозг. Мать настоятельница взяла всё в свои руки, сначала она заняла тетку тяжелыми работами, изолировав от девочки, привлекла пару способных сестёр и вот девочка в 12 лет мечтает о праведной смерти, чтобы оказаться в раю подле Иисуса. Отец неоднократно приезжает, просит вернутся, девочка отказывает, при попытке давить закатывает истерики, отец идёт на поводу, даёт деньги на содержание дочери, матери настоятельнице. Дашу обучают молитвам, письму и она демонстрирует способность к росписям, по этому, её не ставят на тяжелые работы, девочка переписывает тексты из старых берестенных свитков. Даша хотела принять постриг, но тётка Евдокия уговаривает побыть в послушании до 20-ти лет, если решение не поменяет, тогда она сама её благословит. Вообще Просковья любит девочку, периодически говорит о семье, детях, о том, что есть другая жизнь, но всё было без толку, всё разбивалось о — «земные радости не могут, сравнится с блаженством в раю». Просковья сама оказалась в монастыре, из — за собственной бездетности поэтому не одобряла фанатичного рвения племянницы. Так Даша провела в монастыре 4 года, первые годы отец приезжал часто, привозил подарки, Даша либо не брала, либо отдавала настоятельнице, отец пытался зазвать дочку хотя — бы в гости, но девочка была непреклонна. Последний год отец передал деньги и гостинцы через управляющего, но сам не приехал, Даша даже облегчённо вздохнула. Теперь я поняла о чём говорила Просковья, всё дело в том что днём ранее приехали люди отца Дарьи и передали веление батюшки явится в дом. Даша отказала, но ей объяснили что её сам Великий Князь просватал её за боярина Андрея Гриднева — из рода Гридневых, если дочь не послушает воли отца и не приедет в Столград для замужества, то навлечёт гнев князя на отца.

— Волею князя, тебя замуж отдадут — вспомнила я. Даша узнав расклад пошла к настоятельнице, в надежде, что она, найдёт решение, она нашла — посоветовала вернутся в монастырь после свадьбы. После беседы с матерью настоятельницей Даша была уверенна что мужчина это что-то вроде демона — мерзкое, грязное, который будет терзать её тело и после всего он с ней сделает она потеряет благочестие и ни когда не замолит эту грязь. Она решительно направилась к иконостасу и простояла в молитве весь вечер, всю ночь и молила о смерти! — Якобы, если она умрет все в плюсе, она в раю, блаженство обретёт, и князь на батюшку гневаться не будет. Я конечно человек верующий, сложно не верить после всего, что со мной произошло, но это! Дичь, какая то! Получается, Даша хотела умереть, а я хотела жить, иллюзий по поводу судьбы личности Даши я не имела, паршиво, как то стало. Рефлексировать возможности нет, молитва закончилась и все, не спеша, строем пошли в один из коридоров теперь, владея памятью, я знала, что идём мы завтракать — это хорошо, а то это тельце последний раз принимало пищу до приезда людей отца. На длинном столе стояли деревянные плошки и деревянные ложки. У каждой монахини было своё место. Процедура принятия пищи начиналось с молитвы и проходило тихо, я тихо давилась густой кашей на воде без соли, но носом ни кто не воротил, а мне просто необходима пища, хоть она и похоже больше на корм для животных. После еды снова читалась благодарственная молитва, после которой мать настоятельница сухо велела мне собираться, а то люди меня два дня ждут. Да с радостью! от такой еды я здесь озверею и обязательно спалюсь.

Глава 3. Куда меня занесло!?

Путь в тысячу ли начинается с первого шага. (Лао-цзы)

Помещение в котором мы ели, сильно пахло копотью, здесь было много лавок и как я теперь знала монахини здесь и ночевали, не было у них отдельных келий, здесь же была и печь которая топилась по чёрному, под потолком были форточки через которые выходил дым. Местонахождения помывочной я знала, так же что там холодно я тоже знала. Набрав с печи ведро теплой воды, я, пошатываясь пошла мыться, для этого пришлось подняться по лестнице и выйти во двор. Рассвет только тронул небо, стояла осень, деревья уже скидывали пожелтевшую листву. Я, стуча зубами, помылась, мыла здесь не было, мыться пришлось водой настоянной на золе, волосы мыть не стала, в таком холоде, да и воды мало. Когда я принесла ведро к печи, к слову пустое ведро тоже весило изрядно, и было оно деревянным, меня встретила Просковья, у неё была стопка свежей, теплой одежды. Я благодарно посмотрела на неё, она смотрела с тревогой. Взяв одежду, я переоделась, отойдя в дальний угол, не принято стеснятся здесь, да я и не собиралась. Одежда радовала, отсутствие белья печалило, белья не было, не просто в наличии, а не было в принципе! Ходили так! при месячных квест, ходить с зажатой тряпкой между ног. Решила не концентрироваться на этом, а порадоваться хорошим, кожаным сапожкам, высокие под коленки, спереди длинная шнуровка вместо подошвы толстая, жесткая кожа — это лучше деревянных, пыточных инструментов которые были на мне. Наконец переодевшись, я обратила внимание на тётку, она не ушла, стояла, смотрела на меня

Конец ознакомительного фрагмента.