Регина

Вандор Хельга, 2020

Что за удивительные создания природы – камни? Какие тайны скрываются в них? Отчего мимо одних валунов люди равнодушно проходят мимо, а у других просят помощи? И так ли уж наивны представления древних о живой силе природы? В жизни саамской девушки Регинлейв будет происходить множество необъяснимых явлений, прежде чем она узнает, что в неё вселилась душа нойды Регины – Жрицы Высоких людей Севера. И только, представ перед Священной Матерью Земли, она вспомнит о безрассудной любви к Текебею, о трагической судьбе названной сестры, алтайской принцессы Ак-Кыдын, и о своей незавидной роли…

Глава 4

Почти сразу же после этой поездки я заболела. Точнее, это была даже не болезнь, а какое-то странное состояние, полное безразличие ко всему происходящему. Я равнодушно взирала на родных, на Вейо, который приходил проведать меня. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое, чтобы не приставали с расспросами и соболезнованиями. Это раздражало меня, потому что я не чувствовала себя больной. Просто — мне вдруг все стало безразлично.

Поначалу мать упрекала меня в лености, потом стала лечить отварами из мхов и игл ели. Напитки я пила, еда же потеряла для меня всякую привлекательность, я не чувствовала ее вкуса, ела совсем мало и только потому что так требовала мама.

Временами я оказывалась в каком-то странном месте. Здесь все было белесым и туманным. И ещё здесь находились люди-тени. Они сидели вкруговую и вроде бы переговаривались, но звуков не было слышно. Хотя я находилась в центре круга, никто не обращал на меня внимания, словно бы я была невидимой. Потом меня словно кто-то выдергивал обратно, и я опять оказывалась в своей постели.

А ещё иногда передо мной возникала тень страшной уродливой старухи, с пустыми глазницами и провалом-ртом. На меня тогда накатывал необъяснимый страх, я дико орала и порывалась куда-то бежать. Чьи-то сильные руки удерживали меня, я чувствовала их, но не видела никого.

Сколько так продолжалось, не знаю.

Но однажды я услышала громкий голос, а затем надо мной склонилось лицо старой Эрны, той самой, которая подходила ко мне на ярмарке. Она пристально вглядывалась в меня. Мама стояла рядом и усталым голосом говорила:

— Не знаю, что с дочкой, госпожа нойда… Угасает…

— Выйди! — каркнула ей старуха.

Почему-то именно Эрна вдруг заинтересовала меня. Вернее, то, что она стала делать. В её руках появилась странная штука — небольшое деревянное колесико на тетиве. Старуха, держа эту тетиву за концы, принялась то натягивать ее, то ослабевать. При этом она приближала колесико, вращающееся на тетиве, то к моей голове, то к животу, то к груди, и все время прислушивалась к его тихому жужжанию. А я при этом ощущала легкий освежающий ветерок.

— Здесь пусто, — сказала нойда, несколько раз задержав колесико над серединой моей груди. — Слышишь, как тихо поет шувва?.. А теперь послушай здесь и здесь, — она повторила свое действо над моей головой и животом.

Я прислушалась. Звук был разным: веселее над головой и животом, и глухим — над грудью.

— Ты здорова, но куда-то исчезла часть твоей души, — объяснила мне старуха, пряча шувву в маленький мешочек, привязанный к поясу. — Со мной поедешь. Шаманить буду, спрашивать духов о тебе. Вставай.

Она помогла мне встать, ловко надела на меня одежды и, поддерживая, повела из дома.

Качаясь от слабости, я вышла во двор, покрытый неглубоким снегом. Стоял небольшой морозец, но не было холодно. Мать находилась возле собачьей упряжки. Лицо её было заплаканным, усталым и измученным. Собаки же нетерпеливо повизгивали, лаяли и подпрыгивали, и только одна из них — пушистая белая — спокойно стояла в отдалении и улыбалась во всю свою собачью пасть. Впрочем, поймав мой взгляд, она тоже принялась прыгать вверх, на всех четырех лапах одновременно.

— Девчонку забираю к себе, — резко каркнула старуха. — Да не плачь, не то больное дитя у тебя родится!

— Какое дитя? — робко удивилась мать.

— Будет скоро у тебя ещё одно дитя. А теперь не мешай!

Эрна усадила меня в нарты и привязала, чтобы я не свалилась в пути.

— Не доедет она, — послышался тихий голос матери где-то сзади, — замерзнет в пути.

— Забудь про девчонку, я сказала! Другое дитя жди!

— Что ж… Она и так уходит…

Нойда повернула голову.

— Иди в дом!

После чего крикнула:

— Хэй!

Это послужило сигналом собакам. Они разом смолкли и мгновенно рванули с места. Будь я не привязанной, непременно вылетела бы из саней. Белая пушистая собака мчалась впереди, показывая дорогу. Эрна некоторое время резво бежала рядом со мной, потом запрыгнула сзади на полозья.

— Держись крепко! — резко каркнула она, — собачки у меня скорые!

Я разглядывала заснеженные ветви деревьев, сквозь которые тянулись заходящие солнечные лучи. Почему-то вспоминалось, как же это здорово: стукнуть легонько по стволу, и на тебя сразу посыплется снежный дождь…

Упряжка неслась по равнине, прикрытой неглубоким снегом, из-за чего меня постоянно подбрасывало на кочках. Величественное, дикое безмолвие снежной пустыни удерживало меня здесь, не давая нырнуть в прежнее безликое ничто. Снежная пыль, колючая от мороза, летела из-под собачьих лап прямо мне в лицо и невидимыми льдинками впивалась в кожу. В тишине я слышала только своё дыхание, свист ветра, хруст снега под полозьями саней да редкие переругивания собак.

Временами мы то пересекали плоские белоснежные озера, то мчались по руслам рек, скованных льдом. Изредка, когда упряжка неслась возле леса, я видела оленей. Тогда собаки заливисто и дружно лаяли.

Мороз стал усиливаться, ветер забирался под одежду. Мне казалось, что в тело впивается множество крохотных игл, но я не мерзла, наоборот — это бодрило меня.

Наше путешествие закончилось уже в темноте. Упряжка остановилась под самым лесом, у небольшого временного жилища — куваксы. Старуха ловко распрягла собак, зашла в куваксу и сразу же вернулась обратно, кинув им вяленую рыбу — всем, кроме белой собаки. Быстро расправившись с едой, те улеглись прямо в снег. Белая же, видимо, есть не хотела и опять улыбалась во всю пасть.

Нойда подошла к нартам и отвязала меня.

— Иди за мной! — велела она, помогать же мне не стала.

Я с трудом поднялась и направилась вслед за ней. Мы зашли в куваксу. Хозяйка скинула верхние одежды, затем присела посередине, у очага, и принялась разводить огонь.

— Туда ступай! — указала она мне на широкую низкую скамью, покрытую оленьими шкурами. — Там ложись.

Я послушно выполнила приказ нойды, скинула верхнюю одежду и улеглась. Мне не приходилось прежде бывать в куваксе, поэтому я окинула взглядом нехитрую обстановку. Разгоревшийся огонь выхватывал из темноты подвешенный над ним казан и домашнюю утварь по углам. В дыре над очагом виднелся черный бархат неба с вкраплениями далеких звезд.

Хозяйка подошла ко мне и присела рядом.

— Прежде верну утерянное. Одна из твоих душ потерялась. От испуга, наверное. Или от сильного ушиба. Было такое, верно?

Я кивнула головой.

— Вот я и говорю — испугалась душа, вылетела, а вернуться не может. Знаешь сколько у человека душ?

Я покачала головой.

— Так вот знай. У мужчин их пять — семь, у женщин четыре — шесть. Как и у медведя. Как рождается человек, так и из его тени рождается вторая часть души. Она путешествует во время сна.

Её рассказ заинтересовал меня.

— А остальные души?

— Остальными ведает сама Равдна, Священная Мать Земли. Она ткет Узор Жизни для каждого из нас. Теперь помолчи, буду разыскивать твоего помощника в мире духов…

Она улеглась рядом и обняла меня. Я удивилась такому, хотя всегда очень любила лежать у мамы под бочком. От нойды, как и от мамы, веяло теплом и уютом…

Пушистая белая собака Эрны жизнерадостно прыгала одновременно на всех своих четырех лапах. Заметив мой взгляд, она улыбнулась во всю свою собачью пасть, сделала несколько прыжков по снегу и остановилась, оглядываясь, словно приглашая следовать за собой. Я пошла за ней по снежной пороше и очутилась в знакомом белесом и туманом месте. Оглядевшись, я увидела вокруг себя сидящих людей-теней. Но теперь до меня доносились обрывки фраз:… Высокая… Там высокая… Я огляделась, но никакой высокой женщины не обнаружила. Откуда-то слышался монотонный голос Эрны, но вскоре он затих.

Начался снегопад. Странный… Большие снежинки не падали на землю, а каким-то образом зависали в воздухе, соединялись друг с другом — надо мной и вокруг. Люди-тени исчезли за этой белой пеленой.

Я с большим интересом рассматривала снежинки: никогда прежде мне не приходилось видеть такие. Тончайший ажур, филигранное мастерство природы… И ни одна из них не повторяла предыдущую. Сотканные воедино, они колыхались, словно это была невесомая накидка из тончайших нитей. Что-то напоминал мне этот узор…

Снежная накидка мягко опустилась на меня. Я ощутила ее легкое прикосновение. Но ни одна снежинка не растаяла, так и оставаясь какое-то время на моей коже и на одежде. Затем они стали словно впитываться, не оставляя никаких следов. Странно… Я даже потрогала пальцем — сухо.

Подняв глаза, я увидела за пеленой женщину. Она восседала на каменном престоле и смотрела на меня. Я узнала её глаза… Это их я видела в том камне, в подвеске Торберга, сквозь узор!..

Женщина поднялась. Она была высокой, очень высокой. И величественной…

— Равдна, — прошептала я, — Священная Мать Земли!..

А затем все опять затянула белая пелена.